В списке многих тысяч выпускников Казанского университета есть и моя фамилия. А стало быть, могу по праву сказать, что 200-летие КГУ – это и мой личный праздник.

Думаю, что читатели не осудят главного редактора «Казанских историй» за подобное злоупотребление полномочиями, но не могу не сказать несколько слов об университете. Пожалуй, не сказать…

Что значат мои слова на фоне признаний людей с мировой известностью? Просто хочется вспомнить некоторые факты из моей университетской жизни.

У нас был огромный курс. Студенты со всех концов страны. Тогда журналистов не готовили в каждом крупном городе, рядом были только Москва, Ленинград и Свердловск. Работая в газете города Отрадного Куйбышевской области, я выбрала Казань, потому что наш ответсек очень хвалил здешний университет.

Сбор курса в 1980 году, 20 лет после получения диплома. С нами наши преподаватели

Профессор Иван Георгиевич Пехтелев, первый живой профессор, которого я в своей жизни увидела, слушая мой ответ на одном из вступительных экзаменов, спросил недоуменно, что меня принесло в Казанский университет с такой хорошей подготовкой, да еще на заочное отделение. Не могла же я ему рассказать про обещание жить рядом с любимым, который в это время был в армии, служил в Новороссийске…

Кстати, никогда не жалела, что училась заочно, поскольку за пять лет успела поработать и литсотрудником, и редактором. Естественно, в многотиражке. В те времена «желторотиков» в республиканские издания не брали.

Поступили мы в 1965 году, и, как шутит мой однокурсник Володя Зотов, в отличие от Владимира Ульянова, доучились до конца, получив дипломы к его столетию. На курсе я была одной из самых юных. Большинство сокурсников работало в газетах, на телевидении и радио, многие – на руководящих постах. В то время для того чтобы поступить в КГУ, надо было иметь 2 года стажа и кипу публикаций для творческого конкурса.

Представительниц прекрасного пола было всего ничего – журналистика была в те годы мужской профессией.

Более всего мне запомнились лекции по литературе (самые разные курсы) и русскому языку. Вот где я поняла, что такое классический университет. Помню, читать то, что советовали (так скажем) педагоги, было некогда, но все-таки находила время, в основном, ночами.

Хорошо запомнила совет профессора Савельевой Любови Ивановны (она читала у нас античную литературу), в правильности которого не раз приходилось убеждаться: «Вы никогда больше этого не прочитаете».

Конечно, когда на экзамене тебя спрашивали, в каких туфельках был Ромео на свидании (Наталия Сергеевна Трапезникова была мастерица на такие вопросы), чертыхаться хотелось, но Шекспира, которого она обожала, мы знали так, что от зубов отскакивало.

Тогда мы, конечно, не понимали, что журналистика – это не только область профессиональных знаний. Это, прежде всего, сам журналист, его знания, его мировоззрение и миропонимание. Без предметов гуманитарного цикла получается нечто неодушевленное. А если еще нет элементарного житейского опыта, а есть апломб и уверенность новичка, то журналист получается тот еще…

Впрочем, среди молодых моих коллег таких сегодня многовато. Наверное, разумно делают в других странах, где журналистов готовят из людей с высшим образованием. Наша кафедра тогда была еще совсем молодая, и преподаватели учились вместе с нами и на нас. Это лишний раз доказывает, что студента нельзя научить – он может только научиться. Если, конечно, захочет.

Больше всего времени проводили с Мирой Сергеевной Савельевой – она была куратором нашего курса.Мира Сергеевна не раз говорила, что больше любит заочников. Когда я сама стала преподавателем поняла, почему. Заочники смотрят на учебу более осмысленно. Они знают, что хотят. И еще - у них больше уважения к педагогу. 

Мира Сергеевна Савельевна (слева)

Диплом я писала под руководством Андрея Александровича Роота, что сильно подкрепило мою веру в миссионерский характер нашей профессии. Как еще иначе посмотришь на дело своей жизни после тщательного изучения публицистики Герцена?!

Андрей Александрович Роот на торжественном заседании по случаю 200-летия университета

В те годы вся кафедра журналистики умещалась в одной комнате химфака. Там даже дипломы защищали. Помню, на госэкзамен пришла с маленькой дочкой. В коридоре нас увидел заведующий кафедрой Лев Гдальевич Юдкевич. «Когда это вы успели?» – строго спросил он.

На всю жизнь запомнилось ощущение священного трепета от осознания того, что в этих стенах учились Лобачевский, Бутлеров, Толстой… Мемориальных аудиторий тогда не было, и порой мы занимались в том самом кабинете юрфака, где слушал лекции Володя Ульянов. В университете со всех стен на тебя смотрели портреты великих…

Привыкали к этому не сразу.

Однажды я пришла на кафедру как педагог. Заменила на время Тамару Сергеевну Карлову, которая уехала в Америку читать лекции по русской литературе. Но осталась надолго. Преподавала одну из самых главных учебных дисциплин – стилистику русского языка. Всегда по совместительству. Но относилась к работе со всей серьезностью. И студенты многих поколений отвечали мне за это большим уважением, если не сказать – любовью.

Моя первая ученица (я была у нее научным руководителем диплома), коллега по редакции "Вечерней Казани"   и подруга по жизни Елена Чернобровкина

Позднее, когда работала в отделе образования, науки и культуры газеты «Вечерняя Казань», и особенно сегодня, когда выпускаю «Казанские истории», рамки познания университета намного расширились. Теперь университет для меня – не только факультет журналистики. Среди имен, которые вызывают восхищение при осмыслении роли университета в жизни Казани, прежде всего Н.Загоскин. Он не был профессиональным журналистом, но оставил после себя зримый след в виде газетных подшивок и книг.

Благодаря исторической теме, соприкоснулась со многими учеными – историками, археологами, этнографами. С кем-то (Е.Бушканец, А.Литвин, И.Тагиров) лично, с кем-то (А.Штукенберг, Н.Воробьев, Н.Калинин и многие другие) – по научным исследованиям.

Был в Казанском университете один профессор, который стал для меня, можно сказать, родным человеком. С сотнями людей сводит журналистская судьба, и лишь единицы входят в жизнь надолго, навсегда.

Мы познакомились с Борисом Лукичем Лаптевым, когда он уже не был при высокой должности директора известного научного института, не удивлял мир научными открытиями. Я пришла к нему по редакционному заданию – и с тех пор бывала в этом гостеприимном доме не раз. В 1983 году я взяла у него интервью, которое было опубликовано в «Вечерней Казани» под рубрикой «Твое свободное время», и с того разговора мы стали большими друзьями. Смерть Бориса Лукича стала большой потерей и для меня.

«Казанские истории», №22-23, 2004 год