С Кафилем Фахразеевичем Амировым можно беседовать как с профессионалом на разные темы: о законах, о памятниках старины, о журналистике, о фотографии. На этот раз Любовь Агеева разговаривала с ним как с автором книг об улицах Казани. 

Кафиль Фахразеевич Амиров, государственный советник юстиции второго класса, родился 24 мая 1949 года в деревне Нариман Верхнеуслонского района ТАССР. Закончил в 1972 году Харьковский юридический институт.

1966 – 1968 – корреспондент районной газеты в Удмуртии.

1972 – 1973 – следователь прокуратуры Сармановского района ТАССР.

1973 – 1980 – старший следователь прокуратуры ТАССР.

1980 – 1989 – прокурор Вахитовского района города Казани.

1989 – 1992 – заместитель, первый заместитель прокурора города Казани.

1992 – 1997 – заместитель прокурора РТ – начальник следственного управления.

1997 – 2000 – первый заместитель прокурора РТ.

2000 – 2013 – Прокурор Республики Татарстан.

 – Вы выпустили несколько книг о Казани. Их разделяют многие годы, так что наверняка книги разные. В чем разница?

– Я подготовил о Казани книг пять. Одна книга вышла в 1997 году, к Всемирному конгрессу (красочная книга получилась, с фотографиями), другая была сделана по заказу мэрии Казани. Отпечатали ее на хорошей бумаге, версткой занимался Григорий Эйдинов, у него хороший вкус.

Вас скорее всего интересуют книги о казанских улицах. Первая вышла в 1995 году. Вторая – в 2010 году. Конечно, книги разные, потому что они отражают развитие Казани. Город не стоит на месте, появляются новые улицы, исчезают старые.

К тому же со временем появляются новые фактические данные. Например, сегодня, вспоминая улицу Свердлова, мы по-другому написали о Якове Михайловиче Свердлове.

Раньше считалось, что он умер в 1919 году от гриппа. А после того, как рассекретили некоторые документы революционного времени, мы узнали, что он был убит рабочими во время митинга в железнодорожных мастерских города Орла. Не все же на «ура» воспринимали советскую власть.

В основе первой книги, изданной в 1995 году, – она называлась «Казань: где эта улица, где этот дом?», – лежит мое исследование конца 70-х годов. Я работал не только в архивах, но и республиканской БТИ. Как следователь работал. Тогда все так напряженно на меня смотрели – а что это он делает?

Кстати, пласт информации, который хранится в БТИ, практически не отработан, и там еще очень много ценных сведений.

Надо сказать, что до сих пор вопрос об улицах города является недостаточно исследованным. Есть только интересная работа Николая Яковлевича Агафонова, дореволюционного казанского краеведа. В 70-х годах вышла книга Валентина Белокопытова и Николая Шевченко «Их именами названы улицы Казани», где многие аспекты, интересные мне, практически не затронуты. Это просто биографии людей.

Были отдельные публикации в газетах и журналах. А комплексного исследования, комплексного справочника не было.

Первая книга носила чисто информационно-справочный характер. Она была иллюстрирована видами старой Казани из моей коллекции.

Данное издание – первый опыт универсального справочника, содержащего изложенные в популярной форме краткие сведения об улицах и площадях города Казани. Алфавитный порядок систематизации свода статей позволяет читателю быстро найти нужную: справку: где расположена та или иная улица, как туда проехать на общественном транспорте, в честь кого улица названа, причем указано и старое название, если улица переименовывалась. Приводятся сведения о почтовых отделениях.

Однажды захожу по делам в кабинет тогдашнего казанского мэра Камиля Исхакова и вижу на его столе свою книжку. Истрепанная такая…

«Вот, – говорит, – видишь, я ей постоянно пользуюсь, потому она такая истрепанная».

Мне было приятно, что мэр города использовал ее в качестве информационного справочного материала.

Следующая книга – она называется «Казанских улиц имена» – задумывалась как краеведческий источник по истории Казани. Здесь значительно обновленный текстовой материал, гораздо больше иллюстраций. Это и старинные виды Казани, и современная фотосъемка. Книга теперь более красочная, отпечатана на хорошей бумаге.

Есть еще одно существенное отличие. На обложке первой книге только моя фамилия, на последней – фамилий три. Кроме меня над ней работали Раиса Ахметзянова и Равиль Вениаминов.

– Мы писали о выходе вашей книги отдельно. У меня вопросы другого характера, хотя они тоже связаны с вашей книгой. Краеведческой литературы в вашем распоряжении на этот раз было намного больше. С какими трудностями вы встретились теперь?

– Вы правы. Краеведческой литературы сейчас намного больше. К сожалению, могу сказать, что толковой краеведческой литературы прибавилось мало, в основном перепев старого и известного. Фактические ошибки тоже, к сожалению, по-прежнему тиражируются.

Есть и другие проблемы. Например, до сих пор некоторые краеведы спорят, где останавливался Пушкин – в гостинице Дворянского собрания или у Эраста Перцева, своего знакомого. Появляются новые свидетельства. Опубликованы воспоминания племянника Эраста Петровича, где он пишет о том, что когда пришел к дяде, поэт вышел в домашнем пиджаке. Не мог же он в домашнем пиджаке приехать в гости. А если у Перцева, то в каком его доме?

– А была ли связь этой исследовательской работы с вашими основными обязанностями? Кто кому помогал: прокурор – краеведу или наоборот?

– В одном из интервью я рассказывал о том, что толчком к исследовательской работе по топонимике для меня послужило уголовное дело. Было это в 1976 году. Мне дали в производство уголовное дело в отношении начальника бюро обмена жилой площади Казанского горисполкома. В деле фигурировали около полутора тысяч свидетелей.

Направляя повестки по тому или иному адресу, следственная группа столкнулась с рядом трудностей. Например, пишем: улица Бирюзовая, дом №, а с почтового отделения нам приходит извещение: такого дома на этой улице нет. Выясняется, что улица Бирюзовая есть в Кировском районе и в Дербышках.

И таких одноименных улиц оказалось множество. А в работе следователя важна точность. Так возник интерес сначала к названиям улиц и несколько позже – к истории их появления и наименования.

Бывало и такое. Приехал в Казань заместитель Генерального прокурора, и мы вместе с Премьер-министром повезли показывать ему город. Библиотеку имени Ленина посмотрели – он пришел в восторг. Потом повезли гостя в музей.

Ходим по бывшему Гостиному двору, смотрим, что от него осталось. Я говорю директору: «Тут же у вас балясины на лестницах были». Директор, она очень цепкая женщина, говорит: «Да вот прошу денег – не дают. Всё отремонтировали, а лестницу нет».

Заместитель Генерального прокурора посмотрел на Премьера – тому ничего не оставалось, как сказать: «Напишите мне письмо».

Поскольку я, как Прокурор, вместе с Президентом Рустамом Нургалиевичем Миннихановым ходил по казанским улицам, имел возможность при непосредственном общении с ним влиять на ситуацию с возрождением центра Казани.

– С наименованием улиц связано немало проблем сохранения нашего исторического прошлого. Вы наверняка можете привести не один пример.

– Я считаю, что история – это такая вещь, к которой не надо прикасаться без особой нужды. Когда-то давно, еще школьником, я услышал по радио (тогда радио было главным источником информации, телевизоров не было еще), услышал фразу: «Не прикасайтесь к старым идолам, их позолота остается на пальцах».

Не знаю, чьи это слова. У нас, к сожалению, любят старых идолов туда-сюда тыкать. Сколько переименований улиц в истории Казани! Во все времена. Сначала отказывались от имен царствующих особ, сегодня отказываемся от имен революционеров.

Понадобилось назвать улицу именем драматурга Туфана Миннуллина, взяли и отрезали часть улицы Луковского. Но ведь Луковский – это рабочий, который освобождал Казань от белочехов. Я считаю, что это плохо.

Или отрезали часть улицы Павлюхина, отрезок от Хади Такташ до Эсперанто, – и назвали улицей Салимжанова. Братья Павлюхины – тоже рабочие и тоже освобождали Казань от белочехов.

Хорошо зная обоих, думаю, что дай сейчас им возможность высказаться, и Миннуллин, и Салимжанов были бы против этих переименований. Они достойны того, чтобы их именами были названы улицы, но не за счет других лиц. Простите за сравнение, это все равно, что похоронить человека в чужую могилу. И в исламе и в христианстве это недопустимо.

История, ее не переделаешь – она уже ушла, ее только изучать надо.

– Бывает, по наименованиям улиц можно изучать нашу историю.

– Это точно. Была в Казани улица Поперечно-Большая, потом Соколиная, в 1927 году стала Эсперанто (так назвали международный искусственный язык, который тогда входил в моду). Попросила об этом эсперант-ячейка при садово-огородном техникуме, расположенном на этой улице.

А в 1949 году назвали улицу именем известного партийного функционера Жданова.

Наша справка. Википедия:

С 1944 года Андрей Александрович Жданов работал в Москве секретарём ЦК ВКП(б), занимался идеологическими вопросами. В годы Большого террора стал одним из членов Политбюро ЦК, визировавшим так называемые расстрельные списки.

В годы перестройки имя Жданова было официально осуждено руководством КПСС. 13 января 1989 года Совет Министров СССР принял постановление №46, которым, «учитывая многочисленные пожелания трудящихся», отменил правовые акты об увековечении памяти А. А. Жданова. После этого многие из наиболее крупных объектов были в рекордные сроки переименованы. 13 января 1989 года общим постановлением ЦК КПСС и СМ СССР городу Жданову было возвращено историческое имя Мариуполь.

И в 1988 году улица снова стала Эсперанто. И по-татарски бабуля назвать ее не может, она говорит: «Испиранта», а что это такое, она знать не знает.

Ну, назвали бы улицу снова Соколиной или как-то по-другому. В конце концов, если Жданов вам не нравится (здесь переименование уместно), назовите именем какого-то татарского классика.

Я категорически против переименований. Считаю, что игра с переименованиями некрасивая.

С одним товарищем, который имеет отношение к подготовке документов по переименованию, общаюсь. Он иногда звонит, советуется. Считает меня знатоком в этом вопросе. Я ему как-то сказал: зачем вы трогаете старые названия в центре города? Он ответил: «Потому что сослуживцы и родственники знаменитых людей хотят, чтобы в центре были улицы их имени». Многие ведь жили в центре.

У нас сколько новостроек. Ведь совсем не обязательно называть улицу именем человека, потому что он там жил.

Одну из центральных улиц назвали Кремлевской. Если посмотреть историю, эта улица вначале называлась Центральная Посадская, потом ее назвали Воскресенской, поскольку был на ней Воскресенский собор. К 1 мая 1918 года улице дали имя Чернышевского, а потом, в 60-м году, «по многочисленным просьбам трудящихся», которым не терпелось переименовать улицу, назвали улицей Ленина. Ну а потом она стала Кремлевской.

Кремлевская, по моим понятиям, означает – внутри Кремля эта улица должна быть. Назовите по-другому или пусть Ленина останется.

– Ну, это принципиальный вопрос. Когда-то мы гордились, что Владимир Ульянов начинал учиться в Казани, сейчас практически вымарали его имя отовсюду.

– Это неправильно. Университет отказался от имени Ленина, потому что, извините, иваны мы, не помнящие родства.

Есть такие перевертыши… Один конкретный профессор, не буду называть его фамилии, в свое время говорил: «Мы гордимся, что у нас учился Владимир Ильич Ульянов-Ленин». А сейчас уже престарелый профессор говорит: «Мы гордимся, что раскусили этого субъекта, исключили после первого семестра из университета».

А другой ученый в 60-е годы защитил диссертацию «Антиклерикальные взгляды в творчестве Габдуллы Тукая», приводил в доказательство конкретные стихотворения поэта. Сейчас смотрю – вышла его книжка «Тукай о религии», и теперь эти же самые стихотворения он хвалит.

– К нам в КАИ, на фестиваль «Дни PR в Казани», постоянно приезжает команда из Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета. Однажды мы не написали в пресс-релизе, что вуз носит имя Ульянова-Ленина, получили замечание.

– Так и в Казани не надо было от этого имени отказываться.

– В свое время его так долго добивались… У меня в архиве несколько снимков главного здания Казанского университета, по которым тоже можно изучать историю.

– Попутно один анекдот дарю. Он появился, когда сняли с высокой должности Хрущева.

Председатель колхоза повесил у себя над головой большой портрет Никиты Сергеевича, потом, когда октябрьский пленум случился и того сняли, он прибил гвоздь пониже и туда повесил портрет нового руководителя. Первый портрет снять не сумел – слишком высоко висел.

Приехал товарищ из райкома партии и говорит: «Что это такое? Снимите этого дурака отсюда!». Председатель спрашивает: «Которого?»

Я вам пример со своим институтом расскажу. Я же в Харькове учился. Вначале это был юридический факультет Харьковского университета. Его, кстати, многие известные революционеры закончили. В 20-м году факультет стал называться институтом.

Присвоили институту имя Кагановича – он был первым секретарем ЦК компартии Украины. После этого на фасаде здания (оно точно такое же, как Казанская сельхозакадемия, один проект) появилась надпись: «Юридический институт имени Л.М.Кагановича».

Случился пленум ЦК, июньский 57-го года, потом съезд, ХХII, 1961 года, где его осудили. И надо бы убрать эту надпись, а никто не может так высоко забраться – боятся все.

Обком партии несколько раз ректору делал замечание, требовал убрать надпись. Наконец институтский электрик согласился, ему хорошо заплатить пообещали. Взял люльку, помощника, и они стесали надпись «имени Л.М. Кагановича», заштукатурили это место. У меня даже фотография есть без этой надписи: «Юридический институт» – и пустое пространство рядом.

В 70-м году, когда институт праздновал 50-летие, решили дать вузу имя Феликса Дзержинского – и в пустое место (какие мы предусмотрительные, что оставили его пустым) впечатали: имени Ф.Э.Дзержинского.

91-й год случился – опять надпись убрали. Проректор, мудрый мужик, литовец, предложил вообще название на здании убрать, только стеклянные вывески у входа оставить, со щитом и мечом. Так и сделали. Он оказался прав. Институт назвали именем Ярослава Мудрого. Сбивать ничего не пришлось – поменяли лишь стеклянные вывески.

– Как вы относитесь к сносу памятника Ленину в Харькове?

– Это вандализм. Возьмите Америку, я общался с американцами – у них там никто ничего не сносит. Стоят все памятники, хотя оценка персон, политиков, президентов может быть уже совсем другая.

То же самое в Лондоне или в Париже. Где Ленин жил и работал, везде мемориальные доски осталась, никто их не сносил, как у нас.

Идеологической нагрузки в этом деле быть не должно.

– К столетию композитора Назиба Жиганова в Казани появилась улица его имени, где-то на вторых Горках. У меня статья так и называется – На задворках Казани появилась улица композитора Назиба Жиганова.

Насколько я знаю, представители музыкальной общественности предлагали назвать его именем улицу Малую Красную. Он на ней жил, по ней ходил на работу, в консерваторию, которую создал. Вполне ведь можно обойтись без Малой Красной, если есть Большая Красная?

– Здесь я с вами не согласен. Скажу почему. Что значит на задворках? Его именем названа новая, красивая улица. Город един, улица пусть даже в районе новостроек. Память о нашем земляке сохранена!

Во-вторых. Откуда возникло название Малая Красная? Когда Иван Грозный завоевал Казань, то в том месте, где сейчас Кабинет министров, была основана слобода. Там были озера, и вообще место очень живописное было. Стали строить дома для стрельцов. И эта слобода стрелецкая стала называться Красной, то есть Красивой.

Большая улица этой слободы – Большая Красная (в Казани это самое старое название на сегодняшний день), маленькая – Малая Красная.

Ярмарочной площади под Кремлем у нас больше нет, все дома, которые там были, как вы знаете, снесли, а она тоже со времен Ивана Грозного была. Два этих названия только и остались – Больная Красная и Малая Красная. Я считаю, что названия этих улиц трогать не надо.

Однажды Большую Красную переименовали в улицу Молотова, у нас был Молотовский район, кстати. Потом название вернули.

– Была у нас гостиница «Казань». Приметное архитектурное сооружение на улице Баумана. Много известных персон в ней останавливалось (Номера Щетинкина, «Казанское подворье», гостиница «Казань»). Здание довели до ручки, в конце концов снесли, оставив одну фасадную стену, построили совсем другое сооружение, в котором гостиницы уже не будет. И теперь у нас другая гостиница «Казань» – на улице Петербургской.

Как вы прокомментируете эти превращения?

– Я с этим не согласен. Не надо было этого делать, тем более преждевременно, когда старая «Казань» еще стояла.

А, может, к этому названию еще вернутся. Говорят, рядом, в бывшем Доме печати, хотят гостиницу сделать.

– Но чем она будет лучше, чем есть сейчас?! Это ведь тоже не та «Казань», по коридорам которой ходил Максим Горький, в номере которой жил Олег Лундстрем!

– Кстати, Дом печати тоже разрушили.

– Как разрушили? Здание проходит реконструкцию, хотя однажды прошел слух, что его хотят снести.

– Я имею в виду – разрушили не физически… До того, как за Казанкой было построено здание издательства, в Доме печати на Баумана работали редакции всех газет и журналов, сюда захаживали поэты и писатели.

– У них тут писательский клуб был, в 1941 году здесь выступал Алексей Толстой, а в 1942 году Александр Фадеев). Правление Союза писателей Татарии работало в этом здании. В 1934-1937 годах его возглавлял Кави Наджми, в 1939-1941 годах – Муса Джалиль.

– Тут еще типография была.

– Да. Редакции ушли отсюда в 1974 году, а типография закрылась много позднее. Она работала в части здания, которая выходит во двор, а не на улицу Баумана. Дом печати был построен как единый комплекс редакций и мощного современного по тем меркам типографского производства. В типографии имени Камиля Якубова я газету «Бауманец» Казанского ветеринарного института верстала. Сейчас вместо типографии многоуровневая парковка.

– Предположим станки устарели, так их можно было заменить.

Я что хочу сказать… Это здание – памятник эпохи конструктивизма. К тому же оно несет интересную историческую нагрузку. Здание ведь было спроектировано и построено по-другому, сплошняком. Проезда во двор не было.

– ?

– Вы тоже не знаете? Мне историю здания один старый следователь рассказал (видимо имел отношение к расследованию, хотя я тактично не стал уточнять).

Здание было построено в 1933-1935 годах по проекту архитектора Пэна, выпускника Ленинградского института гражданских инженеров. По его проектам ранее были построены клуб типографии «Красный пролетарий» в Москве и Дворец печати в Баку. Комплекс казанского Дома печати, значительно превосходит бакинский по размерам.

Когда дом был построен, такой длинный, в стене появилась огромная трещина. Фундамент, видимо, не очень хорошо укрепили. Архитектора расстреляли – как врага народа.

А дом-то стоит с этой трещиной, и надо его достраивать, пускать в эксплуатацию. Одному архитектору говорят: «Давай сделай», другому… А все знают, что дом всё равно где-то просядет.

Вызвали очередного архитектора и говорят ему: «Сейчас тебя к стенке поставим, если ты откажешься от революционного задания. Давай, – говорят, – делай».

У него голова хорошо варила, и он нашел решение. Разобрали в месте разлома нижнюю часть дома, балки второго этажа положили на рельсы, которые не закрепили. Здесь оседает – рельса туда идет, там – рельса туда идет. И в результате никаких трещин. До сих пор здание стоит.

– Я была уверена, что так специально построили, чтобы с Баумана легче было пройти на улицу Профсоюзную.

– У истории с расстрелянным архитектором было продолжение.

Когда в начале 2000 года начали строить пристрой к зданию республиканской Прокуратуры, из проектного института пришли пожилая женщина, небольшого роста, сухонькая такая – инженер проекта, и молодой парень. Говорят: «Год будем проектировать, потом несколько лет строить».

Я говорю: ничего подобного, за год должны и спроектировать, и построить. Они говорят: «Нет, мы не можем».

Тогда я спрашиваю: когда в последний раз расстреляли в Казани архитектора?

Они: «Не знаем». Я: «В 34-м году. Вы хотите вторыми быть что ли?»

Черчу чертеж: вот это – проход, здесь – кабинеты, здесь – туалеты. Всё – первый этаж есть.

«Вы его за месяц спроектируете, второй, третий, четвертый и пятый такие же. На них время не нужно. На нулевой цикл еще один месяц даю».

И далее возражаю:

«Вы пристрой к Министерству юстиции впритык сделали. Не пойдет».

Они: «Почему?»

«Надо зрительно разбить острый угол, чтобы дом махиной не выглядел. Вы знаете, ваши предшественники дом построили – «Бегемотом» до сих пор его зовут. А у вас получится слон. Давайте мы дом разобьем. Давайте, как академик Щусев, поступим».

Щусев, когда проектировал нынешнее здание мавзолея Ленина на Красной площади, правый угол сооружения, с которым сталкиваются демонстранты, сделал с квадратной выемкой с тем, чтобы идущие не воспринимали постройку как нечто громадное и неуклюжее. Он разбил большой угол на несколько малых. И сооружение стало восприниматься по-другому.

Это их вообще убило. Но они так и сделали, как я сказал. Строить начали в сентябре 2000, а в ноябре 2001 года стройку завершили.

Парадный вход в Прокуратуру Республики Татарстан

Эта женщина мне тогда сказала: «В вас погиб архитектор».

– А мы-то думали, что в вас только журналист умер…

Среди ваших прокурорских забот важное место занимала защита памятников старины на казанских улицах. Как вы считаете, что подтолкнуло ускорение реставрации старинных домов в центре Казани: предстоящая Универсиада или элементарный передел собственности?

– Вы рассуждаете примерно так же, как я. Есть еще одна составляющая. Почему Президент Минниханов стал обходить центр города? Потому что у него была концепция, она и сейчас остается – Казань должна стать туристическим городом, а значит – привлекательным. А что привлекательного, если в центре города стоят девятиэтажки с лестничными маршами, уродливыми входами, как на Парижской Коммуны. Ни к селу ни к городу.

И поэтому он, конечно, хотел навести порядок. Ведь во времена не столь далекие направо и налево по дешевке распродавались земельные участки в центре. А раз я собственник – строю, что хочу.

На примере многих подобных собственников можно показать – нахватали огромное количество земельных участков, хороших, лакомых кусков, а освоить быстро не могут – и в результате у других разгорелись глаза хапнуть эти участки.

Я считаю, что местная власть должна быть более активна. Она должна следить, что на ее территории строят. Возьмите улицу Япеева – построили дом и вышли за красную линию. Около ресторана «Катык» новый дом тоже вышел за пределы красной линии.

– И что же теперь делать?

– Я считаю однозначно – только снос. Снести одному – и прекратят самовольничать. Мы же сносили дома, которые незаконно строили вместо индивидуальных коттеджей. По всей стране, кстати. И сейчас порядок в этом вопросе.

То же самое с домами-памятниками. Прокуратура этот вопрос давно поднимала.

– Могу подтвердить. В «Казанских историях» интервью с вами, где вы говорили о позиции прокуратуры по этому вопросу, было опубликовано в 2004 году (Кафиль Амиров: «Бороться нужно с ветхим жильем, а не с историей»).

– Но некоторым товарищам это не нравится. И они даже жаловались на меня руководству республики: мол, прокуратура вмешивается в градостроительную политику. Мы в политику, в том числе и в градостроительную, не вмешиваемся. Мы вмешиваемся тогда, когда не исполняется закон. Градостроительный.

– Думаю, что многие проблемы возникли из-за длительного отсутствия у Казани генерального плана. И не зря его так долго не утверждали.

– Все свободное пространство, до метра, застраивается.

На улице Эсперанто, бывшая – Жданова – хотели «посадить» два огромных высотных дома. На совете у президента республики я категорически выступил против – они будут портить историческую часть города.

Мне говорят: «Это будут ворота города, въезд». А я: «Ворота всегда бывают с краю, на Горьковское шоссе идите или на Оренбургский тракт».

Помню, Петр Анатольевич Кирпичников покойный, ректор КХТИ, возмущался переделкой верхнего этажа здания художественного училища на улице Карла Маркса. Там же был класс со стеклянной стеной, я еще помню эту крышу. А когда авиационному институту здание отдали в конце 70-х – начале 80-х, здание испортили пристройкой.

– Как вы оцениваете успехи в деле сохранения памятников? Согласитесь, многое удалось к Универсиаде сделать. Но летом на всех объектах стояла тишина. Как мне объяснили знающие люди, реставрация считается завершенной, когда поменяли коммуникации и крышу, обновили окна и двери. Например, владелец здания бывшей поликлиники на Театральной улице докладывал Президенту, что здание можно эксплуатировать хоть завтра, а я посмотрела через открытые окна – внутри даже полов нет, не то, что штукатурки.

Я уже не раз писала про аптеку на улице Карла Маркса. Внешний вид привели в порядок еще к 1000-летию Казани, а внутри до сих пор, как было – без полов, без отделки. А ведь какое красивое здание!

– Эта аптека принадлежала Клячкину. У него сын был полковником, начальником штаба МВД, он уже скончался. Жена тоже человек известный, доктор биологических наук. И стоит зданием пустым уже почти 10 лет.

– Ничего и нынешним летом не сделали.

– Сделают. К годовщине восстания декабристов…

Вы очень правильно поставили вопрос. Все считают, что реконструкция – это только внешнее преображение здания, а внутри должен всё делать или арендатор, или новый собственник. А сегодня по многим объектам не ясно, для каких потребностей они будут нужны. То ли там аптека будет, то ли библиотека, то ли что-то другое. Покрасят, побелят, а арендатор придет и скажет – нет, мне это не нравится. И начинаются новые переделки.

Я считаю, что здесь надо побольше поработать архитекторам, строителям с юристами, уточнить многие законодательные положения, изложить их четче, чтобы легче было контролировать. И чтобы дело не пострадало.

– Но, как написано в законе, правда, не совсем четко, памятник не может менять назначение. Входит ли в обязанность прокуратуры следить за этим?

– Конечно. Можем проверить. Мы не архитекторы и не строители, для этих целей привлекаем специалистов. Назначаем экспертизу. И в случае нарушения закона (повторяю, закона!), привлекаем к ответственности.

Хотел бы сказать о том, как строят.

Раньше как строили? Обратите внимание, когда будете в Старо-Татарской слободе: каждый деревянный дом – индивидуальность. Потому что земские архитекторы каждый проект утверждали. Я видел в БТИ старые проекты. Абы как строить нельзя было. А сейчас как строят? Порой амбар амбаром.

– У нас на Чистопольской улице один такой построили, для двух магазинов. Сейчас, правда, более привлекательным зданием закрыли. Кто-то ведь этот проект утверждал! Совсем что ли без глаз были. Такое здание – и на самом видном месте. Улица ведь почти в центре города, сразу за Казанкой.

Возвращаю вас во времена работы Прокурором республики. Понес ли кто-нибудь наказание за разрушение памятников?

– Было 52 или 62 уголовных дела. Они были возбуждены по фактам, когда нарушение закона уже обнаружилось и до нас дошло. Потому по некоторым делам истек срок давности.

Да, работа по сохранению старинных зданий идет, но до сих пор идет не системно. Потому что нет ответственного должностного лица или органа, который бы за всем этим надзирал.

Вы можете сказать, что в Министерстве культуры есть специальное управление, а в нем 17 или 19 человек работают. Но их в свое время всех разбросали по другим отделам, так что осталось всего 3 человека. Там даже юриста не было, а управление давало разрешения. Я Президенту доложил – о каком надзоре, историческом, архитектурном, может идти речь в такой ситуации? Президент потребовал всех вернуть. Не знаю, вернули или нет.

А ведь Министерство культуры должно отслеживать каждый объект, а не только учет бумажный вести. В министерстве должным образом не проверяют, что в договорах пишут, указывают ли обременения? И когда поднимаешь документы, в договоре ничего не написано. И к собственникам не привяжешься…

– Какова, на ваш взгляд, роль Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры?

– В 1967-м году было создано Всероссийское общество охраны памятников истории культуры. Когда это общество создавалось, я работал в редакции районной газеты в Удмуртии. И настолько было активное это общество… Возглавлял его директор детского дома Печенкин, он историю преподавал. Защищали всё, вплоть до гипсовой скульптуры Ленина – раз она стоит, пусть стоит, не трогайте!

Пекарня была в церкви, активисты общества подговорили санитарных врачей, чтобы попросили построить новую пекарню, а церковь отдали верующим, стали восстанавливать. Активно работали.

И в самом деле, организация создавалась, мне представляется, именно для того, чтобы привлечь внимание и силы общественности к охране памятников истории и архитектуры. Ведь нет лучшего контролера, чем общество.

Как в Казани? Я бы ожидал более активную позицию.

Важно, чтобы это общество не только реагировало по факту. Хотя и это важно. Помните, какие протесты начались, когда снесли дома Банарцева и Потехина?  Общество должно создать такую ситуацию, при которой без широкого обсуждения не принималось бы ни одно решение по памятникам. Вот это было бы здорово.

Сколько ценных памятников в Казани уничтожено! Например, снесли самое старое каменное здание – у Кремля. Но ведь можно было его оставить на новой площади. Оно в сторонке стояло. Можно было сделать в нем сувенирный магазин, кафе или еще что-то.

– Я помню это здание. Здесь был изолятор для несовершеннолетних. Встречалась здесь с одним «гопником», задержанным после массовой драки. Коллега Владимир Зотов снял этот дом. Наверняка единственное фото. Здание ведь было не очень приметное. О том, что оно самое древнее, я узнала уже после того, как здание снесли.

На Большой Красной было еще одно старинное каменное сооружение. Склад интендантского управления Казанского военного округа построили во второй половине XIX века. Здесь был целый комплекс таких складов.

– А вы внутри бывали? Склады очень хорошо построены были – квадратом, а внутри двор, там развели деревья, скамейки стояли…

И всё снесли.

– Я все ждала, что будет здесь построено. Так и стоит пустое место. Может, снесли, чтобы вид памятника Баки Урманче не портил. Кстати, я это здание помню. Оно не было похоже на склад. Как пишут специалисты – это был образец «казарменного» классицизма. Очень даже симпатичный образец.

На одном из совещаний, на котором обсуждались градостроительные проблемы в нашем городе, Президент республики Минтимер Шарипович Шаймиев сказал: «Нашему городу 1000 лет. Разве 1000 лет здания стоят? Они же ветшают, их надо ремонтировать, а то и сносить, на их месте новые строить».

И вряд ли с этим можно поспорить.

Как вы думаете, при каких условиях между новым и старым не будет антагонизма?

– Я с этой мыслью Минтимера Шариповича согласен. Не всякое старое надо хранить. Но новое надо строить обдуманно, чтобы новое и старое совмещалось органично. И в практике Минтимера Шариповича, кстати, есть очень хороший пример, когда эта мысль воплощена в жизнь.

Что я имею в виду? Возьмем Свияжск. Там стояли старые неказистые дома, и вместо их построили из красного кирпича дома с фасадами, сделанными под старину, переселили туда жителей старых построек. Так вот эти дома смотрятся очень органично на фоне старинных построек острова – как дома из далекого прошлого.

В заключение хочу привести мнение о Кафиле Фахразеевиче Амирове вице-президента академии наук РТ, директора Института истории имени Марджани АН РТ, академика АН РТ, экс-советника первого президента РТ Рафаэля Хакимова. Он высказал его корреспонденту сетевой газеты «БИЗНЕС Online», когда Прокурор республики подал прошение об отставке.

– Мне работа Кафиля Амирова запомнилась по вполне понятной причине: потому что он стоял на защите памятников. Он неравнодушный к истории, всей душой болеет за охрану памятников, и в принципе без него вообще не смогли бы остановить разрушение исторического центра Казани – я, конечно, извиняюсь за такое резкое выражение. И когда Президент Минниханов повернулся в эту сторону, то сразу подключил Амирова, и он в какой-то мере подталкивал к действиям в этом направлении. Тогда и началось массовое движение за охрану памятников.

И мы с ним общались, конечно, по истории. Он знает каждый дом старой Казани, его историю, его жителей, что было, как было… Сам писал об этом в своих книгах.

А историю своей деревни знает до такой степени, что мне, как историку, несколько даже стыдно, потому что мы так глубоко не копаем…

 ПОСЛЕСЛОВИЕ

Фактические ошибки в текстах об истории Казани не редкость. Порой трудно определить, как они возникают. Работа над интервью Кафиля Амирова дала хороший пример рождения одного такого «вируса». Так называет подобные ошибки Сергей Саначин.

Так получилось, что в эти дни мне пришлось общаться и с Кафилем Фахразеевичем, и с Сергеем Павловичем, который презентовал свою книгу «Экскурс в архитектурную жизнь советской Казани» (История казанской архитектуры от Сергея Саначина). И в ней я нашла имя и отчество автора проекта Дома печати. Не хотелось  называть архитектора только по фамилии.

Сергей Павлович подсказал не только эти сведения. Оказалось, в его книге есть подробности проекта и строительства Дома печати. Семен Самойлович Пэн был инженером-консультантом Татиздата, для которого здание было построено. К счастью, жернова политических репрессий его миновали.  

Рассмотрев эскиз здания Дома печати, который есть в книге Сергея Саначина, я обратила внимание на то, что проезд во двор через главное здание редакционно-полиграфического комплекса был задуман еще автором проекта. В этой связи рассказанная Кафилем Фахразеевичем история воспринималась уже не более чем легенда. Как оказалось, эту историю ему рассказал один из коллег, и поскольку время, в которое жил архитектор Пэн, было специфическое, она не вызвала у него никаких сомнений.

Вот так легенда стала обычной фактической ошибкой.