По просьбе нашего читателя Романа Иванова Руслан Аркадьевич Бушков, кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и практики электронных средств массовой информации отделения массовых коммуникаций Института социально-философских наук и массовых коммуникаций Казанского (Приволжского) федерального университета, предложил «Казанским историям» очерк об исполнителе роли беспризорника Мустафы в известном фильме «Путевка в жизнь».

В 1931 году на экраны Советского Союза вышел и сразу завоевал широкую популярность первый отечественный звуковой фильм режиссера Н.В.Экка «Путевка в жизнь», рассказывающий о перевоспитании бывших беспризорников в трудовой коммуне. И уже на прошедшем в 1932 году в Венеции на Первом Международном кинофестивале картина удостоилась главной награды. Улыбка ее героя татарского юноши Мустафы, по имени которого был назван фильм на прокате на Западе, покорила вскоре весь мир, став визитной карточкой страны.

«Кинематографического произведения, равного по творческой силе, по убедительности и искренности, за последние годы не видели ни Европа, ни Америка», – отозвался тогда об этом увиденном фильме известный американский режиссер и драматург Сесиль де Миль (3, 28).

Открытую и жизнерадостную улыбку его героя журналисты быстро окрестили советской, признав в ней, однако, и восточный колорит. По душе она пришлась и татарской творческой интеллигенции, воспринявшей появление национального персонажа в мировом кинематографе как воплощение своей заветной мечты.

Впервые об этом открыто заговорили еще в акционерском обществе «Таткино», созданном в начале 1924 года для обслуживания культурных запросов рабочих, красноармейцев и крестьян молодой Татарской автономной республики и включившим восемь местных кинотеатров. Один из них с кинозалом на 400 мест получил статус национального и был отведен для демонстрации фильмов с титрами на татарском языке.

Здесь же прошел первый показ киноленты о проведении в 1926 году в Казани сабантуя, снятой Константином Мотковым. Через год в татарской столице киностудия «Совкино» совместно с «Таткино» предприняла съемку картины на татарский сюжет «Булат Батыр», задействовав в ней начинающих кинорежиссеров Ивана Пырьева и Каюма Позднякова.

Два года спустя взявшее «Таткино» под свое крыло акционерное общество «Востоккино» отсняло в Казани новый фильм на татарскую тему «Комета», на этот раз о любви татарского кучера и купеческой служанки.

Между тем в руководстве республики уже пошли разговоры о создании национального кинематографа, тем более в открывшемся в Москве кинотехникуме появилась специальная студия для подготовки кадров для производства кинофильмов в национальных республиках СССР. Закончивший его еще стипендиатом «Таткино» Каюм Поздняков стал первым дипломированным татарским кинорежиссером.

И тут на большой экран вышел первый звуковой фильм «Путевка в жизнь» с татарским киногероем, что ошеломило мир не меньше, чем сама картина. После оглушительных ее успехов в стране и за рубежом со всех концов СССР, в том числе из Казани, посыпались просьбы к его создателям на устройство выступлений перед кинозрителями. За их организацию взялось Московское концертно-гастрольное бюро, согласовав сценарий с кинорежиссером Н.Экком и включив в репертуар концертно-эстрадные программы с участием киноартистов. И вскоре у кинотеатров многих городов запестрели афиши:

«Мустафа (Йыван Кырля). Только одна гастроль известного киноартиста, исполнителя главной роли в нашумевшем звуковом фильме «Путевка в жизнь».

Киноактер изъявлял желание посетить и Казань, как оказалось, знакомый ему по учебе на госрабфаке при Казанском университете.

Выяснилась еще одна любопытная подробность: Йыван Кырля – не имя, а псевдоним Кирилла Иванова, студента Московского кинотехникума. Одним из первых из тогдашней татарской интеллигенции узнали об этом пришедшие в восторг от увиденного фильма и кинообраза Мустафы поэты Муса Джалиль и Ахмед Ерикей. Оба они жили тогда в Москве, занимались журналистикой и решили познакомиться с Йываном Кырлей лично. Свое содействие им в этом предложили сокурсники Мусы Джалиля по Московскому университету Петр Лашманов и Яныш Ялкаев(Ялкайн), поведавшие о своей с ним дружбе.

Встреча со ставшим в одночасье знаменитым на весь мир артистом для них началась с конфуза. Прежде всего тот обескуражил своим признанием, что он не татарин, а мариец из Марийской автономной области, начинающий марийский поэт, выпустивший в Москве почти одновременно с выходом фильма «Путевка в жизнь» первый сборник своих стихов. А вот как Йыван Кырля, в смысле своего псевдонима, он, действительно, родился в Казани, где начал писать стихи во время учебы на госрабфаке при Казанском университете и печататься в марийских изданиях. Экранной улыбкой он добавил к сказанному:

Был рабфаковцем

В Казани,

Бил стихами старый быт.

Мустафой

Стал на экране.

В этой роли знаменит.

(Перевод П.Железнова) (4,63).

Это были строки из его поэтического письма знакомой марийской девушке. Псевдоним свой Йыван Кырля объяснил просто: на марийский лад он означает «сын Ивана Кирилл».

И тут уж Муса Джалиль не удержался удивить артиста, спросив, знает ли тот, как переводится с арабского имя Мустафа? Он объяснил, что оно означает «избранный», значит Кырля был как бы избран судьбой сыграть роль татарина в кино и с этим отлично справился. И для пущей убедительности Джалиль сказал, что сам приходится сыном Мустафы Габдельджалиля из татарской деревни Мустафино Оренбуржья.

Так завязалась их настоящее знакомство, переросшее затем в большую дружбу. Потом в фотоальбоме Мусы Джалиля появится дарственный портрет артиста, а Ахмед Ерикей заимел даже запечатлевший его с ним фотоснимок. Оба искренне гордились этой дружбой.

Они встречались с Йываном Кырлей чаще всего в Центриздате народов СССР, где размещались редакции издававшихся здесь газет и журналов на национальных языках, а также на проводимых секцией писателей нацменьшинств при издательстве «Молодая гвардия» поэтических вечерах. Мусе Джалилю удалось уговорить его на встречу с проживающими в Москве татарскими литераторами и посетить возглавляемый им литературный кружок при татарском рабочем клубе в Замоскворечье. С улыбкой, запомнившейся по кино, ставший в одночасье кумиром миллионов кинозрителей, Йыван Кырля охотно рассказывал на них о себе: откуда родом, где учился и получил путевку в жизнь и киноискусство.

Он говорил, что родился 3 /17 марта 1909 года в насчитывающей около трех десятков домов переводящейся с марийского как «болотная» деревне Купсола, относящейся теперь к Сернурскому кантону Марийской автономной области, в бедной крестьянской семье.

Его отец Иван Семенович Иванов был из бедных крестьян, всем сердцем воспринял установившуюся в 1917 году новую советскую власть и погиб от рук недоброжелателей в голодном 1921 году. Мать Матрена Якимовна осталась вдовой с тремя детьми, о чем Йыван Кырля заметил в стихотворении «Шочмо кече» («День рождения») :

Нас родивший век

Тяжелый

Бедняка извел в конец,

И трудился на чужого

Смелый, добрый мой отец.

Он и жизнь свою

Не прожил…

Мать-вдову

Слеза сожгла.

Горе с черной тенью схоже,

Тень

На плечи мне легла.

(Перевод П.Железнова) (4,16-17).

Так что ему пришлось сполна испытать все тяготы жизни: батрачить и даже просить милостыню, как это отразило его стихотворение «Йорлын мурыжо» («Песнь бедняка»):

Жизнь былая -

Доля злая

Тяжела,

Горька была.

Голодая,

Холодая,

Рос без хлеба,

Без тепла.

(Перевод П.Железнова) (4,25).

Говорилось в нем и о познании им тогда нелегкого крестьянского труда:

За сохой ходил

Горбатой,

А соха -

Она не плуг.

Ох, тяжка была

Когда-то

Для моих

Ребячьих рук!

(Перевод П.Железнова) (4,26).

Но несмотря на все трудности, будущий поэт и киноартист стремился к учебе. Окончив школу первой ступени в соседнем селе Марисоле, Кирилл Иванов в 1923 году подался, как тогда говорили его однодеревенцы, в «большую школу» – в подготовительную группу Сернурского педтехникума, одного из первых учебных заведений края, образованного в 1918 году по решению состоявшегося в Казани Второго Всероссийского съезда мари. Это была учительская семинария для подготовки кадров для марийских школ. Ее преобразовали потом в педагогические курсы, а в 1921 году – техникум.

Силами учащихся и преподавателей, среди которых было несколько выпускников казанских вузов, включая заведующего М.Веткина, закончившего Казанский учительский институт, в нем ставились первые марийские спектакли, устраивались первые марийские концерты и литературные вечера. Здесь в 1920 году зародился праздник марийской учащейся молодежи «Пеледыш пайрем – Праздник цветов» в честь национального возрождения народа.

С первых дней учебы активным участником этих мероприятий стал Кирилл Иванов. Но педтехникумовцем ему довелось быть недолго: осенью 1924 года учебное заведение в связи с финансовыми трудностями было закрыто и его учащиеся переведены для продолжения учебы в Марийский педтехникум, город Краснококшайск, тогдашнюю столицу Марийской области.

Кирилл Иванов же решил остаться в Сернуре, в организованной взамен педтехникуму школе-семилетке, где проучился еще полтора года. Это время запомнилось ему участием в распространившемся с 1923 года на всю Марийскую область празднике «Пеледыш пайрем» и вступлением в Российский коммунистический союз молодежи, или, как он назывался сокращенно, комсомол. Новому празднику, заменившему претворяющий языческие моления в святых рощах кюсото Семык, он посвятит позже стихотворение «Шерге огыл Семыкет» (в русском переводе «Праздники»):

И сегодня, ненапрасно

Вспомнив

Горечь Семиков,

Славлю наш

Народный праздник,

Праздник песен

И цветов.

(Перевод П.Железнова) (4,45).

В комсомол он подался вместе со всеми. Одна из первых таких ячеек появилась в Сернуре в 1920 году еще на педагогических курсах. С образованием Марийской автономной области и созданием Сернурского кантона она вошла в состав кантонной комсомольской организации. Заприметив в Кирилле Иванове активного комсомольца и успевающего ученика, ее руководители вручили ему по окончании им преобразованной из семилетки в школу второй ступени путевку для продолжения учебы на марийском отделении госрабфака при Казанском университете.

С радостными и одновременно грустными чувствами покинул он родимый дом, отправляясь в неблизкую дорогу в Казань, выразившиеся позже в его стихотворении – посвящении матери «Муралтем мый йывыртен» («От радости пою»):

Словно холст

Была дорога

В тот осенний день

Бела.

Потоптался

У порога

И – ушел я

Из села.

Шел с утра

И дотемна я

Мимо кленов

И берез,

По дороге вспоминая,

Как я жил здесь,

Как я рос…

(Перевод П.Железнова) (4, 20).

Казани и госрабфаку при Казанском университете суждено было сыграть в его жизни, как он отметил в стихотворении «Корным почо госрабфак» (в русском переводе «Рабфак»), судьбоносную роль:

Пробивался я

На ощупь,

С детства раннего

Сквозь мрак.

Путь открыл

Из черной ночи

К свету знанья

Мне рабфак.

(Перевод П.Железнова) (4,22).

Кырле было известно еще из слов заведующего Сернурским педтехникумом М.Веткина, что в Казани прошли свои университеты, подобно пролетарскому писателю Максиму Горькому, немало марийских писателей и деятелей культуры, в первую очередь С.Г. Чавайн и Н.С. Мухин, чьи стихотворения он любил декламировать с друзьями на вечерах и концертах в Сернуре.

Здесь выходили первые марийские календари, газеты «Ужара» («Заря») и «Йошкар кече» («Красный день»), которые ему довелось читать в местной библиотеке.

У Кырли заколотило в сердце, когда он вошел в главный корпус открытого еще в 1804 году Казанского университета, поразившего его красотой своих белых колонн и тем, что здесь учились и работали великие люди: создатель неевклидовой геометрии Н.И. Лобачевский, химики Н.И. Зинин и А.М. Бутлеров, медик П.Ф. Лесгафт, писатель Л.Н. Толстой, композитор М.А. Балакирев, вождь трудового народа В.И. Ульянов-Ленин, на похоронах которого в январе 1924 года довелось участвовать его односельчанину А.С. Шабдарову.

Открывшийся при университете в 1919 году для подготовки не имеющей среднего образования рабочее-крестьянской молодежи к поступлению в вуз госрабфак находился на втором этаже правого крыла. Здесь в 1924 году появилось марийское отделение, набиравшее слушателей по направлениям местных партийных, комсомольских и профсоюзных организаций Поволжья и Урала. Одними из первых тридцати марийских рабфаковцев стали будущие первые марийские архитекторы К.С. Семенов и А.А. Суриков, инженеры А.А. Бурков, В.Н. Смирнов и К. Орлов, поэт-переводчик А.И. Крылов-Ток. Осенью 1926 года к ним и обучающимся здесь свыше ста учащимся присоединился Кирилл Иванов.

Для него, приехавшего из деревни нового рабфаковца, Казань предстала как огромный город. Марийцы называли ее «Озан», в переводе – «местопребывание правителя». По их легенде, она возникла на землях, где некогда жил марийский князь Эшполды. Кырля удивлялся названиям мест, звучавшим по-марийски: озер Кабан, означавшему «стог сена», протока Булак созвучно слову «волак», то есть «корыто».

Закабанье и Забулачье считались татарскими слободами города. Главной их достопримечательностью был поразивший его восточным колоритом Сенной базар с возникшей еще в 18 веке базарной площадью, где торговали всякой всячиной – национальной одеждой, обувью, ювелирными изделиями, всевозможными продуктами, включая восточные сладости и сухофрукты из Средней Азии, и даже сеном. Встречались среди торговцев и приезжие марийцы, останавливающиеся в постоялых дворах для приезжих напротив базара. Они привозили на продажу древнесный уголь, смолу и мочало.

Он быстро включился в студенческую жизнь: вошел, а затем возглавил культурно-воспитательный сектор студенческой учебно-бытовой коммуны «У илыш» («Новая жизнь»), участвовал в выпуске стенгазеты «Волгыдо корно» («Светлый путь»), записался в марийский хор, возникший вместе с землячеством при марийском отделении, открывшегося в 1922 году на базе учительского института Восточного педагогического института. Здесь выпускалась даже студенческая многотиражная газета на марийском языке «Шинчымаште-вий» («Знание-сила»).

Все три года учебы в Казани Кирилл Иванов жил в общежитии в одной комнате с И. Кузнецовым и Н. Ивановым, свидетелями многих его студенческих розыгрышей. В столовой учебно-бытовой коммуны он предстал однажды настоящим поваром в белом халате, с надвинутым, чтобы его не узнали, на пол-лица колпаком:

– Господа! Сегодня я для вас приготовил специальный обед. Будем знакомы: я – шеф-повар турецкой столовой Тефик Заде-оглы (6, 40).

Он любил изображать татарских купцов, торговцев с Сенного базара, особенно когда в гости к ним заглядывал Александр Крылов-Ток, начинающий марийский литератор.

«О, это знаменитый казанский Сенной базар! Его торгашей высмеял еще в дореволюционное время известный татарский поэт Габдулла Тукай в своей поэме «Новый Кисек-баш», – предавался тот воспоминаниям тех лет в выпущенной им книге «Незабываемые годы молодости», – Бойко торговали в своих магазинах нэпманы-татары, звонко кричали разносчики штучных товаров. Напротив базара, на правой стороне, в каменных домах содержались постоялые дворы для приезжих. Там постоянно останавливались марийские крестьяне. Они привозили в город для продажи древесный уголь, смолу и мочалу» (9, 10-11).

Марийские студенты прибегали сюда, по его словам, чтобы «в тесной толкучке, кишащей мелкими торговцами, спекулянтами, ворами и мошенниками», встретить земляков, разузнать, если повезет, про родных. Нередко они, в том числе и Йыван Кырля, становились свидетели описанных А. Током сцен: «Базарное хамье, увидев марийца или чувашина, хриплым голосом орало:

– Василь Иваныч, дешевка, покупай-налетай!

Они старались сунуть им какое-нибудь дерьмо, обмануть при продаже, незаметно заменяя хорошую вещь рваным тряпьем. Наглые базарные воры, окружив подводу при выезде с постоялого двора, обкрадывали нерасторопного мужика: незаметно обрезали ножом веревки и быстро сбрасывали с телеги мешки, набитые купленным товаром» (9, 11).

Эти наблюдения окажут потом добрую службу Йывану Кырле на съемках фильма «Путевка в жизнь».

Александр Ток стал для Йывана Кырли другом-наставником в его первых поэтических опытах. Именно он открыл для него популярного тогда среди студенческой молодежи большого поэта В.В. Маяковского, приезжавшего в 1927 и 1928 годах в Казань и выступившего в Казанском университете с чтением своих стихов. Александр Ток увлекался их переводами, ходил к нему в составе студенческой делегации в гостиницу для приглашения на встречу в университет и очень гордился, что этот эпизод попал потом в стихотворение В. Маяковского «Казань»:

Я

в языках

не очень натаскан,-

что норвежским,

что шведским мажь.

Входит татарин:

«Я

на татарском

вам прочитаю

«Левый марш».

Входит второй.

Косой в скуле,

и говорит,

в карманах порыскав:

«Я -

мариец.

Твой-

Левый,

дай

тебе

прочту по-марийски» (9,51-52).

«Левый марш» на татарском прочитал тогда московскому гостю Адель Кутуй.

Приезд В.В. Маяковского стал бурным и памятным событием для студентов и преподавателей Казанского университета. Актовый зал, где он выступал днем 24 января 1927 года, был набит слушателями, билеты достать было почти невозможно.

Поэт только что приехал из Америки, выходя на сцену, снимал пиджак, вешал его на спинку стула, оставаясь в американском полувере, и начинал говорить, отвечать на записки и выкрики из зала. Шум стоял страшный. Потом он читал стихи, подчинив себе орущий и бушующий зал.

В.В. Маяковский был настоящим трибуном и превосходным чтецом. Высокий, широкоплечий, с необыкновенным выразительным лицом, великолепным голосом. Особое впечатление произвело на собравшихся чтение стихов о Ленине, посвященное поэтом третьей годовщиной смерти вождя пролетариата и основателя СССР. Была зачитана поэма «Владимир Ильич Ленин», строго и вдохновенно. А на встрече 1928 года он прочитал отрывки из поэмы «Хорошо».

Для Кырли В.В.Маяковский стал настоящим кумиром в поэзии, а его стихи – примером для подражания. Одним из таких опытов стало написанное им в 1929 году стихотворение «Ленин»:

Холод!Холод!

Стиснешь зубы,

И примерзнет

К зубу зуб.

Тяжкий день -

И все не любо:

Солнца блеск,

И тот не люб.

В стынь такую

Умер Ленин,

Сердце стихло

Навсегда:

Над Россией

Плыли тени,

Меркла

Яркая звезда.

(Перевод С.Поделкова) (4, 35).

С именем Ленина Йыван Кырля связывал новая власть, давшую марийцам автономию и равноправие с другими народами, возможность учиться на родном языке, иметь свою историю и культуру.

Подружившийся с Йываном Кырлей Александр Ток неплохо знал татарский язык и старался приобщить к этому и того. Среди марийских студентов Кирилл Иванов слыл одним из не многих, кто мог без запинок произносить непривычные им поначалу татарские и восточные имена. Из-за внешности его часто принимали за своего учащиеся тюрко-татарского отделения рабфака при Восточном педагогическом институте, и он быстро нашел друзей в их кругу. Здесь учился и будущий друг Йывана Кырли Муса Джалиль (Залилов), но с ним они встретились уже в Москве.

Кирилл Иванов закончил госрабфак в мае 1929 года, отметив в марте свое двадцатилетие. Заметив в нем артистические таланты, доценты В.Т. Соколов и В.Н. Неболюбов советовали ему идти учиться дальше по этой стезе. И тут ему подвернулся случай: Московский кинотехникум объявил новый набор в организованную на артистическом отделении национальную студию. Так он с полученным на распределении направлением оказался в столице, заручившись поддержкой друзей, прежде всего Александра Тока, сотрудничавшего с редакцией издававшейся здесь марийской газеты «Марий ял» («Марийская деревня»).

В ней 24 марта был опубликован один из первых его стихов «Умыло, йолташем» («Пойми, друг»), а 12 мая – заметка об одержанной им победе на литературном конкурсе среди обучавшихся на госрабфаке при Казанском университете со стихотворением «Шочмо кече» («День рождения»). Его состояние соответствовало написанным там строкам:

Если жизнь

Вокруг сверкает,

Не могу не петь сейчас,

Если вся душа играет,

Мне ли не пуститься в пляс!

(Перевод С.Поделкова) (4,16).

Члены приемной комиссии кинотехникума, а в него входили известные в мире театра и кино С.М. Эйзенштейн, В. Пудовкин, М. Ромм, Л.В. Кулешов, сразу оценили актерские данные марийского паренька, и Кирилл Иванов был принят в него без оговорок. И тут ему вновь повезло: не успел он включиться в полной мере в учебу, как оказался не на учебном, а настоящем павильоне студии «Межрабпомфильм», взявшейся снимать первую звуковую кинокартину «Путевка в жизнь» о порожденных в стране Первой мировой и гражданской войнами беспризорниках и пригласившей сняться в массовках студентов родственного учебного заведения.

Сценарий к картине на основе подлинной истории педагогического эксперимента перевоспитания искалеченных улицей беспризорников в строителей новой жизни написали Александр Столпер и Регина Янушкевич, а также одновременно являющийся кинорежиссером Николай Экк, ученик театрального режиссера-новатора Всеволода Мейерхольда, закончивший у него Государственные высшие режиссерские мастерские.

В ходе работы над сценарием им пришлось не раз встречаться и общаться с настоящими беспризорниками, побывать в их трудовой коммуне под Москвой. А однажды Экк участвовал в ночной милицейской облаве на них и чуть было не поплатился за это жизнью. Кинувшийся на него с ножом, по его словам, «татарчёнок по имени Мустафа», обезоруженный подоспевшим милиционером, и послужил прототипом главного героя его будущего фильма (3, 131).

«Одним из эпизодов, с которого мы начали съемку первой художественно-звуковой картины «Путевка в жизнь», была облава на беспризорных в подвале разрушенного дома. В павильоне студии «Межрабпомфильм», находящейся тогда на Ленинградском шоссе, мы построили декорацию. На студии уже знали, что мы снимаем первую звуковую картину, и желающих посмотреть на съемки оказалось очень много. Чтобы не создать лишней суеты, решили снимать ночью, – рассказывал потом режиссер фильма Николай Экк. – Под самое утро, когда уже все намеченное по плану было отснято, в павильоне из декорационной бочки, что стояла напротив аппарата, вдруг выглянул какой-то парнишка в живописных лохмотьях, с лицом монгола, с узкими, хитро смотрящими глазами, в какой-то мудреной дамской шляпе и с деревянной ложкой, привязанной грязной тряпкой к уху. Он сладко зевнул и опять нырнул в бочку, приведя всю массовку в неописуемый восторг.

Его извлекли оттуда. Начались расспросы.

– Вы так долго готовились к съемке, что я захотел спать. Залез туда – никто не мешает…– И на лукавом лице его опять заиграла обворожительная улыбка.

Мы решили повторить этот непредвиденный эпизод, вставить в картину. А просмотрев его на экране, пришли в изумление от игры новорожденного актера – так было смешно, неподдельно, без наигрыша! И тут же решили:

– Вот он, Мустафа!». (3, 129-130).

Исполнителем этого восхитившего всех экспромта оказался первокурсник кинотехникума Кирилл Иванов. Неожиданно для всех и для себя он стал главным героем снимаемой картины.

Образ Мустафы давался ему нелегко. Большая часть фильма снималась на «натуре» неподалеку от станции Болшево под Москвой, в настоящей трудовой коммуне бывших беспризорников, организованной в 1924 году чекистом-дзержинцем М.С. Погребинским.

«В фильме он выведен под именем Николая Ивановича Сергеева, которого блестяще играет Баталов,– говорил присутствовавший не раз на этих съемках в качестве консультанта Павел Железнов, сам бывший беспризорник, поступивший с подачи Максима Горького в Московский университет».

Кырле было трудней, чем Баталову. Он не имел живого прообраза, ему приходилось создавать Мустафу по материалам сценария, по личным наблюдениям. В 1930 году я был свидетелем, как Йыван Кырля долго беседовал возле кузницы трудкоммуны с коммунаром Умновым, в то время старшим кузнецом, в прошлом главарем отчаянной шайки беспризорников.

Молодые люди, примерно одного роста и сложения, разговаривали, оживленно жестикулируя. Когда я спросил Кырлю, давно ли он знает Умнова, артист, улыбаясь, ответил: «Да это же один из моих главных консультантов!», – и попросил: – Расскажите что-нибудь о нем!».

Я рассказал, как во время посещения Горьким кузницы трудкоммуны Умнов, лихо подмигнув Александру Максимовичу, обратился к Погребенскому: «Признайтесь, дело прошлое, когда пришли к нам без охраны, без оружия -неужели не испугались наших ножей?». На что Погребенский сразу ответил: «Я даже вшей ваших не испугался!», вызвав хохот громче грохота молотов о наковальню. Рассказ очень понравился Кырле, он тут же стал играть кузнеца, точно воспроизводя его манеру говорить, жесты, мимику» (3, 138-139).

Воспитаннику МХАТа, ученику режиссера К.С. Станиславского Николаю Баталову было легче еще и потому, что он, в отличие от Йывана Кырли, снимался в кино не впервой: в знаменитом немом художественном фильме Всеволода Пудовкина «Мать» он сыграл роль рабочего-революционера Павла Власова.

Роль главаря банды и убийцы Мустафы Фомки Жигана досталась Михаилу Жарову, до этого снявшемуся в таких немых лентах, как «Аэлита», «Папиросница из Моссельпрома», «Его призыв», «Человек из ресторана», в сезон 1928-1929 годов работавшему в Казанском драматическом театре. Кстати, здесь же в начале своей артистической карьеры довелось выступать и читавшему в картине текст от авторов В.И.Качалову (Шверубовичу).

Работа над картиной растянулись на целых два года. Новоявленному актеру и студенту К.Иванову приходилось здорово напрячься, чтобы не запустить учебу и успевать на съемках. И это, судя по его стихотворению «Удырлан» (в русском переводе «Письмо»), ему удалось:

Я в кино

играл два года,

Трудно было мне

Порой.

Говорят -

Любим народом

Мною сыгранный

Герой…

(Перевод П.Железнова) (4,63).

После выхода фильма «Путевка в жизнь» к начинающему марийскому актеру пришла настоящая слава. «Йыван Кырля имел необыкновенный успех в этой роли, по улице он просто не мог ходить. Низкорослый, коренастый, всегда веселый и модно одетый, он был избалован вниманием публики немедленно,– признавался М.Жаров. – Иван Кырля работал виртуозно, отдаваясь весь роли, – он играл себя, не думая об образе. Все было предельно правдиво и убедительно. Марийский акцент придавал особую остроту его речи, а узкие глаза и обаятельная улыбка делали его таинственно-задорным» (4, 134-135).

Свидетелем славы Йывана Кырли среди москвичей не раз доводилось бывать и Мусе Джалилю. При встречавшихся им на улице особо назойливых зрителях Йыван Кырля шел на хитрость: «Да вы меня путаете с моим братом, это он играет в кино, а я очень похож на него».

Те, конечно же, не верили. Бывало, Йыван Кырля представлял им сопровождавшего его Джалиля: «Знакомтесь, это мой друг Муса Мустафович». Люди же конфузились как от розыгрыша, хотя это была настоящая правда.

А вот в отношении себя, ему приходилось поправлять поклонников: «Я не Мустафа, а артист Кирилл Иванович Иванов». Случалось, что он осаждал их словами любимого им поэта В.В.Маяковского из поэмы «Во весь голос»:

Мне наплевать

на бронзы многопудье,

мне наплевать

на мраморную слизь.

Сочтемся славою -

ведь мы свои же люди,-

пускай нам

общим памятником будет

построенный

в боях

социализм (1,339).

Он покорял людей не только улыбкой, но и внешним видом: изысканно одетым серым костюмом, оригинальной шляпой на голове и тросточкой в руке. Вряд ли кто из осаждавших его с Мусой Джалилем почитателей мог предположить, что коренастый, небольшого роста, с круглым лицом и узкими карими глазами кумир является вчерашним деревенским парнем из глухой марийской деревни, приехавшим в Москву с мечтой стать артистом и одновременно выбиться в поэты. Выходило, как в том же его стихотворении «Удырлан» (в русском переводе «Письмо»):

Взят Москвой был

В оборот я,

Обтесала

Жизнь углы.

Далеко

Ушел вперед я

От Кырли

Из Купсолы.

(Перевод П.Железнова) (4,63).

Муса Джалиль охотно знакомил его со своими друзьями не только из татарского студенчества и интеллигенции, но и московской творческой молодежи. Один из них, будущий композитор, народный артист России Сигизмунд Кац, вспоминал позже о Йыване Кырле:

«Мне о нем часто рассказывал Муса Джалиль, обещая привести талантливого стихотворца к нам на Сретенку, и однажды обещал сдержал. Я, как обычно, занимался на рояле, вдруг раздался звонок, и папа открыл входную дверь. Вначале я услышал голос Мусы, потом изумленный голос папы, а вскоре шум всей «вороньей слободки»– так именовалась наша коммунальная квартира, которая почти точно описана в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок», поскольку Ю. Олеша и И. Ильф жили рядом, а Петров сюда часто приходил. Я вышел в коридор. Муса и его спутник прорывались ко мне, но их не пускали соседи. «Это Мустафа!», – «Неужели это живой Мустафа?» – вопил коридор, набитый десятками обитателей квартиры» (3, 149).

«Очень популярный в Москве человек» предстал пред ним маленьким, невысоким, приземистым. Собирясь у него, Муса Джалиль и Йыван Кырля читали свои стихи, тут же переводимые ими на русский язык. «Стихи были очень хорошие, и мы слушали с большим удовольствием, – рассказывал С.Кац.– Но от совместных прогулок с Мусой Джалилем и Иваном Кырлей я впоследствии отказался наотрез. Стоило только выйти на улицу, как нас окружала толпа любопытных, и со всех сторон доносилось: «Гляньте, граждане, гляньте! Это же Мустафа, сам Мустафа!..» (3, 150).

Йыван Кырля в свою очередь представил Мусе Джалилю своих друзей: прежде всего Павла Железнова, взявшегося за перевод его стихов на русский язык, и Александра Крылова-Тока, журналиста газеты «Марий ял» («Марийская деревня»). Благодаря Йывану Кырле Муса Джалиль ближе узнал Петра Лашманова (Ланова) и Яныша Ялкаева (Ялкайна), своих сокурсников по Московскому университету. Именно Петр Лашманов оказался автором слов исполненной Йываном Кырлей в фильме «Путевка в жизнь» песни «Ой, луй модеш»(«Ой, куница играет»,) на обработанную композитором Я.А.Эшпаем народную музыку:

Ой, куницы как играют

На пригорочке, в лесах,

Ой, клубника созревает

Возле кочек на лугах.

(Перевод С.Поделкова) (2,184).

П.Ланову принадлежало и авторство предисловия выпущенной в 1931 году в Москве Йываном Кырлей совместно с другим студентом Московского кинотехникума Олыком Ипаем книги стихов «Ме ударне улына» («Мы– ударники»), после которой за артистом закрепилась слава и начинающего марийского поэта. Яныш Ялкайн подружился с Мусой Джалилем настолько, что сделал его прототипом одного из героев своей повести «Ола» («Город»).

Близким другом Йывана Кырли был студент-музыкант А. Искандаров, в содружестве с кем они написали песню «У йула муро» («Песня нового быта»):

Бодро голову поднявши,

Развернув свободно грудь,

Я иду дорогой нашей,

Осыпая песней путь.

(Перевод неизвест. автора)(7,12).

Йыван Кырля познакомил Мусу Джалия также с некоторыми своими земляками, входившими в марийское землячество «Марий Москва» («Марийская Москва»), объединявшее студентов, работников московских изданий на марийском языке и строителей московского метро. Они не скрывали своей гордости за него, благодарили его за прозвучавшие из уст Мустафы в фильме марийские слова и исполнение им в нем марийской песни. Йыван Кырля уже считался у марийцев чуть ли не национальным героем, символом марийского возрождения, благодаря кому об этом небольшом финно-угорском народе узнал весь мир.

Действительно, как писали тогда газеты, талант Йывана Кырли высоко оценили Ромен Роллан, Всеволод Мейерхольд и Максим Горький, высказавшийся даже, что тот очень талантлив и почти гениален. В обзорной статье «Триумф «Путевки» в газете «Советское искусство» по материалам немецкой печати приводились выдержки из их публикаций, в частности «Acht Ihr abendblatt»:

«Среди артистов, участвующих в фильме, выделяется один молодой мариец Й. Кырля, играющий Мустафу. Сперва замызганный маленький забулдыга, он в дальнейшем превращается на глазах зрителя в бодрого юношу, охваченного сознанием коллективной работы» (3, 26).

Муса Джалиль был рад за друга выходу в Москве его нового поэтического сборника «Революцийын йюкшэ дене муралтем мый йывыртен» («Голосом революции я пою от радости»), открывавшегося стихотворением «Муралтем мый йывыртен» («От радости пою») :

Не хочу

Пустой подводой

Дребезжать

В родном краю.

Звонким голосом

Свободы

Я – от радости

Пою!

(Перевод П.Железнова) (4, 20-21).

Казалось, что вот так вслед за Йываном Кырлей могут сказать многие поэт разных национальностей СССР, кто получил возможность получить образование и выбиться в люди при новой власти. Одно из стихотворений из этого сборника он прочитал на состоявшемся в Москве накануне первого съезда писателей СССР вечере национальной поэзии, заснятом на кинопленку и демонстрировавшейся потом в киножурналах по всей стране.

В 1934 году Йывана Кырлю пригласили на главную роль в фильме Е.А. Иванова-Баркова «Наместник Будды». Начавшиеся съемки с выездом в Монголию прервали его тесное общение с Мусой Джалилем и Ахмедом Ерикеем. Было жаль, что не состоялась желанная гастроль в Казань их знаменитого товарища.

Через общих друзей, прежде всего Яныша Ялкайна, они узнавали о снятой на основе биографии Йывана Кырли кинокартине «Жизнь Кавырли», получившей на прокате название «Песнь о счастье», выходе в Москве нового сборника его стихов «Шочмо кече» («День рождения»), киноотчете Союзкинохроники «Пятнадцать лет Марийской автономной области» для киножурнала «Дружба народов», запечатлевшем Йывана Кырлю на сцене Маргостеатра в качестве гостя труппы.

Никто не мог предположить, что знаменитый киноактер вскоре и сам объявится в его составе. Он попросился сюда по окончании съемок фильма «Наместник Будды» и истечении срока своего трудового договора со студией «Востокфильм», на время, пока не подвернется ему новая работа в кино. Но, как оказалось, это было его роковое решение. Весной театр и труппу настигла волна поисков якобы внедрившихся в их среду врагов народа из подпольной буржуазной националистической организации.

Началась она со снятия с должности и ареста директора театра П.К. Карпова. Следом ложное обвинение было выдвинуто против Йывана Кырли. Особая тройка при НКВД Марийской АССР на заседании 13 августа 1937 года постановила якобы за пропаганду и участие в контрреволюционной деятельности «Иванова Кирилла Ивановича заключить в исправительно-трудовые лагеря сроком на 10 лет, считая срок с 23 апреля 1937 года» (3, 82).

Правду об аресте и дальнейшей судьбе Йывана Кырли узнать Мусе Джалилю уже не довелось – с началом Великой Отечественной войны он ушел на фронт, попал в плен и был казнен в 1944 году в немецкой тюрьме Плетцензее как один из организаторов подпольной антифашистской мусульманской организации. В 1956 году ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, а потом удостоили за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь» Ленинской премии.

Вскоре после пересмотра дел в отношении бывших политических заключенных был посмертно реабилитирован Йыван Кырля, прошедший через исправительно-трудовые лагеря Карелии и Северного Урала, погибший от непосильного каторжного труда 3 июля 1943 года. В вышедшем в том же году 1-м томе «Очерков истории советского кино» киноведы С.Дробашенко и Н.Лебедев после долгого умалчивания поспешили восстановить справедливость и отметить «подлинный актерский талант» Йывана Кырли, сыгравшего в фильме «Путевка в жизнь» «темпераментно, с глубоким проникновением в образ, убедительно раскрывая многогранность и глубину чувств своего героя, богатство его внутреннего мира» (2,185).

А с мая 1957 года картина после восстановления вновь с успехом прошлась по экранам кинотеатров страны. В том же году прошедший, как и Йыван Кырля, через сталинские лагеря кинорежиссер Н. Экк побывал в Казани, встречался с кинозрителями. Он заметил, что ему очень приятно посетить город, где учился исполнитель главной роли Йыван Кырля.

Возвращение имени Йывана Кырли из забытья происходило на глазах проживающего в Москве друга его юности татарского поэта Ахмеда Ерикея. Его разыскали марийский литературовед Ким Васин и журналист Михаил Исиметов, взявшийся писать книгу «Йыван Кырля: очерк жизни и творчества». Они и рассказали ему о включении стихов поэта-киноактера в антологии марийской поэзии, переиздании его сборников, в том числе в переводе на русский язык в Москве. Ему было радостно узнать о решении общественности назвать одну из улиц Йошкар-Олы именем Йывана Кырли. Но горькое сожаление вызывало то, что его знаменитый друг прожил всего 34 года, не выполнив завета матери, озвученного им в стихотворении «Шочмо кече» («День рожденья»):

День рожденья!

Солнца блики,

Радость буйная в крови.

Родила меня марийка

И сказала:

«Сын, живи,

Вдоволь походи по свету!»

(Перевод С.Поделкова)(4,16).

Сохраненная Ахмедом Ерикеем его фотография с Йываном Кырлей была опубликована потом в изданной Михаилом Исиметовым в Йошкар-Оле в 1984 году книге.

О казанских страницах его биографии напоминают несколько найденных фотокарточек рабфаковских времен, в том числе снимок, находящийся теперь в экспозиции музея истории Казанского (Приволжского) федерального университета.

Нашелся и портрет, подаренный Кырлей Джалилю и помещенный им в фотоальбом, хранящийся в его казанском мемориальном музее-квартире. Узнав об этом, татарский поэт Самат Шакир написал стихотворение – посвящение Йывану Кырле :

Ты, мариец, татарина образ создал

Так естественно и легко,

Что, казалось, слабее любой металл,

Чем духовное наше родство.

Ты с Джалилем дружил.

И в Москве вас свела

(Да одних ли сводила вас!)

Жажда знаний и вера в святые слова,

В свой единственный звездный час.

(Перевод И.Данилова)(6,27).

Творчество киноактера Йывана Кырли, с чьим именем связано появление татарского персонажа в мировом кинематографе, стало достоянием советской, российской и мировой культуры. Вместе с фильмом «Путевка в жизнь» он вдохновил на создание таких известных картин, как индийские «Бродяга» и «Господин 420», французский «400 ударов судьбы», итальянский «Человек в коротких штанишках» и японский «Испорченная девчонка». Не зря известный французский историк кино Жорж Садуль отмечал:

«В то время, когда звуковое кино только начиналось, этот фильм произвел огромное впечатление во Франции и во всем мире и явился важной датой в истории кино. Своим фильмом «Путевка в жизнь» Николай Экк сослужил добрую службу Советскому Союзу и искусству кино» (3, 31). Индийский кинорежиссер и артист Радж Капур открыто признавался, что игра Йывана Кырли стала для него настоящей школой актерского мастерства в его работе над образом главного героя фильма «Бродяга» (3, 60).

В 2009 году в Йошкар-Оле в честь 100-летия ставшего легендой и символом национального возрождения Йывана Кырли установили ему бронзовый памятник. И теперь на железнодорожном вокзале прибывших сюда поездом гостей, в том числе из Казани, встречает, как в стихотворении народного поэта республики Макса Майна, словно сошедший из фильма «Путевка в жизнь» Мустафа:

Мчится вдаль дрезина быстро,

Рельсов блещет синева.

С доброй песенкой марийской

Едет, едет Мустафа.

(Перевод В.Борисова) (1,355).

Удивительно, но памятник знаменитому киноактеру воздал также дань памяти первостроителям железной дороги, связавшей Казань с Йошкар-Олой. Йывану Кырле в годы своего студенчества на госрабфаке Казанского университета довелось быть свидетелем ее возведения, а потом испытать радость поездки по ней пассажиром неведомого ему доселе железнодорожного транспорта. Именно на поезде он отправился летом 1929 года в Москву, чтобы поступить в кинотехникум, где к нему придет мировая слава.

Покорившая некогда весь мир первая звуковая советская кинокартина «Путевка в жизнь» с участием Йывана Кырли включена теперь ЮНЕСКО в число десяти лучших фильмов всех времен и народов. Она оказалась невольной предвестницей проводящихся сейчас в Казани Международных фестивалей мусульманского кино.

 

Литература

1.Бушков Р.А. Утро земли Онара: история и культура Сернурского муниципального района Республики Марий Эл.– Йошкар-Ола: Мар. гос. ун-т, 2014.-С.335-355.

2. Бушков Р.А. Мустафой стал на экране // Казанский альманах: Лит.-худ. и культ.-просвет.издание.-Казань,:Тат.кн.изд-во, 2014.-№12.-С.177-186.

3. Исиметов М.И. Йыван Кырля: очерк жизни и творчества.-Изд.2-е, доп.– Йошкар-Ола: Мар.кн.изд-во, 2003.

4. Йыван Кырля. Я от радости пою: Стихи / Пер.с мар. П.Железнова.-М.: Сов.Россия, 1968.

5. Кашшаф Г.С. По завещанию Мусы Джалиля / Пер. с тат. Р.Хакимова.– Казань: Тат. кн. изд-во, 1984.

6. Легендыш тошкалше Кырла: очерк, статья, шарнымаш-влак / Ю.И.Соловьев ямдылен (Шагнувший в легенду Кырля: очерки, статьи, воспоминания / Составитель Ю.И.Соловьев).-Йошкар-Ола: Марий книга савыктыш, 2009.

7. Марийский государственный театр: К выступлению на 3-м краевом съезде советов.– Йошкар-Ола-Горький: Марийский государственный театр, 1935.-С.12.

8. Самат Шакир. Иван Кырля // Казанский альманах: Лит.-худ. и культ.-просвет.издание.-Казань,:Тат.кн.изд-во, 2014.-№12.-С.27-28.

9. Ток А.И. Незабываемые годы молодости: Воспоминания.– Йошкар-Ола: Мар.кн.изд-во, 1970.

 

На снимках: Йыван Кырля - выпускник госрабфака при Казанском университете; Муса Джалиль; друзья Йывана Кырли.

Фото из архива музея истории Казанского (Приволжского) федерального университета.