22 декабря свой 90-летний юбилей отметил основатель казанской научной школы журналистики, заслуженный деятель науки Республики Татарстан, доктор филологических наук, заслуженный профессор Казанского университета Андрей Александрович Роот.

В рамках празднования была запланирована небольшая научно-практическая конференция «Полемические традиции А.И. Герцена и Н.П. Огарёва в современном критическом медиадискурсе: к 90-летию профессора А.А. Роота», но разумно решили не совмещать ее с поздравлениями, которых, как говорят, было много.

И официальных, например, от ректора Казанского федерального университета Ильшата Рафкатовича Гафурова, так и неофициальных, от коллег и многочисленных учеников.

Поздравления в большой аудитории

... и в узком кругу

Без малого пятьдесят лет Андрей Александрович Роот проработал на кафедре журналистики Казанского университета на разных должностях: аспирант, методист, ассистент, старший преподаватель, доцент, заместитель декана по методической работе, заместитель декана по учебной и воспитательной работе, заведующий кафедрой, профессор кафедры журналистики. Он воспитал и сделал профессионалами многочисленных учеников. Почти все они работают в журналистике, многие занимают ответственные посты в органах управления, и не только в журналистике. Среди них, например, главный редактор «Российской газеты» Владислав Фронин, который одним из первых прислал своему учителю поздравление.

Меня среди поздравлявших сегодня, увы, не было. Такая у меня сегодня жизнь: выхожу на люди, как в свет – очень редко. Но я уже вечером знала, как всё прошло. Увидела на фотографиях Руслана Бушкова и на портале КФУ, как великолепно выглядит Андрей Александрович в свои 90 лет.

И решила поздравить его, так сказать, профессионально – с помощью слова. Поскольку он, как преподаватель, занимает в моей судьбе особое место.

Оказалось, у Андрея Александровича сложная и интересная биография. Он нам про свою жизнь не рассказывал. Запомнились два факта из его жизни, впрочем, фактами их не назовешь.

Студенты нашего курса передавали друг другу, как эстафету, рассказ о том, как наш преподаватель готовил себя к работе лектора – вырабатывая правильную дикцию, он катал во рту камешки. Уж не знаю, соответствовала ли эта байка действительности. Не решилась спросить ни во время учебы, ни после нее, во время не очень частых встреч. Мы редко виделись даже тогда, когда я по совместительству преподавала на кафедре журналистики – занятия по времени, как правило, не совпадали.

Вторая байка – не столько об Андрее Александровиче, сколько о нашем сокурснике. Наш заочный курс был, наверное, самый большой – под сто человек. Кафедра только-только открылась (мы поступали в 1965 году), и среди нас были в основном уже действующие журналисты, многие при хороших должностях – редактора, ответственные секретари… Учиться они особо не любили, да и некогда было. Не скрывали, что пришли за дипломами. Трудно было с ними, и некоторые преподаватели откровенно пасовали. Но только не Андрей Александрович. Всегда суров и строг, он требовал обязательного выполнения всех заданий. На экзамене, строгость, естественно, повышалась.

Один наш товарищ, не обременяющий себя сидением за учебниками, решил попробовать сдать экзамен без подготовки. Была у него одна метода для подхода к преподавателям: брал билет, елейно улыбался и обращался к ним по имени-отчеству. И срабатывало…

По-моему, это была наша первая встреча на экзамене с А.А. Роотом, и имени его никто еще не знал. Как ни старался коллега узнать, как же его зовут, ничего у него не получилось. И тогда он пошел на риск – назвал так, как пришло в голову. Ему показалось: Рооты – из евреев. Но сильно промахнулся.

Экзамена он, конечно, не сдал, но, помню, Андрея Александровича сильно насмешил. Поскольку он – не из евреев, а из немцев.

Как сообщили в публикации о празднике на сайте  Института социально-философских наук и массовых коммуникаций (медиапортал КФУ), вся его учеба была заочной: три старших класса, как и трехлетнюю программу военного училища, осилил за год. Он начал работать в 16 лет: отучился на курсах экономистов и устроился на торфяное предприятие, что находилось тогда в поселке Юдино. Долго готовился к вступительным экзаменам в военные академии, но ни в одну не прошел по зрению. В мае 1945 года его призвали в армию. Окончив в Ленинграде военное училище, был офицером в Оперативном управлении штаба Северного военного округа при маршале Мерецкове. Активно писал в дивизионную, а после и в окружную газету «За Родину».

В газете «Республика Татарстан» добавляют новые подробности. Приобщение к журналистике началось для него еще в пору воинской службы в Кандалакшской дивизии, которая выполняла задачу по разминированию Карельского перешейка, за две войны — финскую и Великую Отечественную — множество раз переходившего из рук в руки.

– Нас тщательно готовили, – вспоминает Андрей Александрович. – Мы отрабатывали практику разминирования на полигонах. Заметили, что я пропускаю муляжи-»начинки». Признался: плохо вижу. Проверили – убедились.

И назначили писарем. Стал участвовать в составлении статистических отчетов, все охотнее писать для «дивизионки». Это были сюжеты-реляции с полей разминирования. Газета шла под грифом «для служебного пользования». Ее привозили к нам офицеры политотдела, и в программах вечерних политчасов шли читки. Звучали зачастую и мои материалы…

Демобилизовавшись в 1953 году, он поступил в Казанский пединститут. Там вместе с Аваном и Розой Такташ редактировал и издавал институтскую газету, сотрудничал в многотиражке «За педагогические кадры». Через несколько лет получил красный диплом по специальности «русский язык, литература, логика и психология» (четвертый и пятый курсы окончил за полгода!), преподавал эти предметы в средней школе №69 г. Казани и был завучем, заочно учился в аспирантуре. В пору работы в средней школе был многие годы рецензентом в Таткнигоиздате и в отделе методики Татарского института усовершенствования учителей, активно выступал с научно-публицистическими статьями в журналах.

В 1962 году научный руководитель Андрея Александровича – профессор Иван Георгиевич Пехтелев, ставший первым заведующим кафедрой журналистики в Казанском государственном университете имени В.И. Ульянова-Ленина, позвал его с собой.

– Кадровый дефицит в первые годы работы кафедры диктовал «многостаночность», – рассказывал Андрей Александрович собеседнику. – Мне приходилось в один и тот же семестр вести одновременно «арсенал» дисциплин: историю русской журналистики, зарубежную печать, основы научной пропаганды, стилистику, литературное редактирование и спецкурс «Герцен – публицист».

Я помню не столько учебные занятия по журналистике, сколько наши длинные беседы о Герцене. Андрей Александрович настолько заразил меня этой личностью, что я, естественно, выбрала тему дипломной работы «по Герцену». Кстати, у меня до сих пор хранится копия этой работы. Тема – «Авторское Я в творчестве А.И. Герцена». Тема, надо сказать, была практически не изученной, тем более с позиций формы его пламенной публицистики. По совету научного руководителя я познакомилась с «Колоколом», с конкретными его публикациями – и поняла, о каком «Колоколе» шла речь.

Могла бы рассказать много интересного, ведь Герцен писал и о Казанской губернии, в частности, о Бездненском восстании крестьян. Но не буду отвлекаться от главного. А главное сегодня – сам Андрей Александрович.

Руководил он мудро, ничего своего не навязывал, только подбрасывал вопросы для размышления. Приходилось доходить до всего самой. Правда, когда я принесла ему рукопись на первую проверку, сильно ее раскритиковал. Пришлось практически все делать заново.   

Защита была успешной. Правда, немного мешала моя дочка, которая периодически заглядывала в двери. Члены аттестационной комиссии внимательно слушали мое выступление, а потом посыпались вопросы. Хорошо, что Андрей Александрович предупредил об этом заранее. Ведь я своими рассуждениями вторгалась в научную дискуссию, которая велась на страницах журнала МГУ «Вопросы журналистики» (могу ошибиться с названием). Полемика была ожесточенная, спорили, в чем секрет воздействия публицистики. Традиционно считалось, что это образность, метафоричность то есть. Оппоненты, точку зрения которых я разделяла, считали, что образность – только одно из средств воздействия на читателей. В речи есть еще много возможностей, большой потенциал – в авторской позиции. О, публицистика Герцена давал мне столько примеров этого!

На вопросы отвечала спокойно, уверенно, поскольку в наших беседах с Андреем Александровичем мы все это уже «переварили». Завершая защиту, Лев Гдальевич Юдкевич (в то время заведующим кафедрой был он) подытожил:

– Берите пример с Агеевой: неправа, а как убедительно защищает свою позицию.

После такой защиты пятерка была, прямо скажем, неожиданной…

А буквально через месяц научная дискуссия завершилась победой точки зрения ученых-нетрадиционалов, которые мне многое подсказали, когда я работала над дипломной работой.

Конечно, Андрей Александрович хотел, чтобы я продолжила исследования, но жизнь распорядилась по-другому. Несколько раз я была в шаге от принятия решения о кандидатской диссертации. В первый раз – когда Флорид Ахметович Агзамов пригласил меня на кафедру совместителем и я вдруг узнала, какой интересный предмет – стилистика русского языка.    

Написала даже реферат, значительно углубив дипломную работу с учетом собственной работы в журналистике. Повезла его в Московский университет, показала Григорию Яковлевичу Солганику, большому специалисту в области стилистики. Он прочитал, похвалил – и посоветовал показать мой реферат профессору Виктории Васильевне Ученовой, поскольку, по его мнению, мне надо было четче определить тему. Поскольку я затрагивала и вопросы содержания публицистики Герцена, и вопросы формы, тех самых средств выразительности, которые делали сочинения Герцена такими яркими, трогающими за душу. Герцен признавался, что пишет кровью своего сердца.    

К сожалению, наша встреча с Валерией получилась не очень для меня приятной – у нее была дома какая-то неприятность, и она встретила меня неласково. Правда, когда узнала, что я практикующий журналист, преподающий в университете, сменила гнев на милость и даже подарила мне автореферат своей докторской диссертации с дарственной надписью.

Но решение мое было железным – никакой диссертации я писать не буду.

Так, вот, и осталась моя дипломная работа рукописью. А реферат я со зла выбросила.

Профессор Андрей Александрович Роот – признанный исследователь творчества российских публицистов Александра Герцена и Николая Огарёва, автор около двухсот опубликованных научных работ, в том числе шести монографий. Одну из своих книг – «Герцен и традиции Вольной русской прессы» – в 2002 году он подарил мне, расписавшись знакомым почерком (как в зачетке): «Любови Агеевой. Дружески».

Далее – несколько фактов из жизни А.А. Рота, изложенных сухой скороговоркой юбилейной биографии.

Профессор Роот – один из основоположников журналистского образования в Поволжье, долгое время являлся заместителем председателя Диссертационного совета по специальностям 10.01.01 – Русская литература и 10.01.10 – Журналистика; автор идеи и главный редактор научного и учебно-методического издания факультета журналистики и социологии Казанского университета «Тонус»; был членом редакционной коллегии журнала «Ученые записки Казанского университета», серии «Гуманитарные и общественные науки»; инициировал открытие в Казанском университете аспирантуры, института соискательства и докторского диссертационного совета по специальности 10.01.10 – Журналистика. В 1997 году ему было присвоено звание «Заслуженный деятель науки Республики Татарстан».

Андрей Александрович Роот и сейчас не отходит далеко от научной работы: консультирует профессорско-преподавательский состав Высшей школы журналистики и медиакоммуникаций КФУ по методике и методологии научной деятельности, помогает в учебно-методической работе, пишет рецензии на научные труды.

Уж не знаю, помнит ли Андрей Александрович наш курс, но мы его помним. У каждого из нас осталась фотография, сделанная нашим сокурсником из Куйбышева – он снял нас на самом финише, едва закончилось последнее занятие в нашей группе.

Это было занятие Андрея Александровича Роота.

Есть еще большой снимок, сделанный на встрече выпускников нашего курса. Мы стоим на пороге филологического корпуса. Хотя учились в здании химфака.

По-моему, это было через 20 лет после выпуска, значит, году в 1990-м. С нами многие наши преподаватели, в том числе и Андрей Александрович.

Он был уже не такой суровый и строгий. Но все такой же подтянутый, с иголочки одетый.

По фотографии вижу – он и сейчас такой.