В медиасборнике «История моей семьи – страница тысячелетней истории края» есть и рассказ Президента Татарстана Минтимера Шаймиев о своей семье.

В марте 2006 года фонд «Ватан» и Управление образования Казани при поддержке Министерства по делам молодежи и спорту РТ и администрации города провели гуманитарно-просветительскую конференцию «История моей семьи – страница тысячелетней истории края». Предварительно был объявлен конкурс на лучшую исследовательскую работу по родословной, в котором приняли участие школьники Казани, Зеленодольска, Нижнекамска и многих районов республики. Затем к этому интересному начинанию примкнули и взрослые.

Материал, собранный организаторами первой конференции, оказался так интересен для общественности, а само участие в исследованиях таким привлекательным, что организаторы конкурса решили издать эти работы. Так появился диск «Роль знатных родов Казанского края в воспитании гражданственности и патриотизма». Его презентация проходила в Ратуше, где собрались представители многих знатных родов нашего края.

Предлагаем вашему вниманию воспоминания о своих родителях Минтимера Шариповича Шаймиева, включенные в диск по итогам конференции.

Я всё больше убеждаюсь в том, что способности, талант и лучшие качества в человеке не появляются ниоткуда – они передаются по наследству. Всё хранится в генах, которые неведомым для нас образом в разной степени проявляются в наших детях, внуках, правнуках, и так во все времена. И наша жизнь прекрасна тем, что, несмотря ни на какие перемены, создаются семьи, рождаются дети, и опыт жизни человечества, накопленный за многие века, передается из поколения в поколение. И всем, кто прочтет эту книгу, пожелаю одного: пусть не прервётся та нить, идущая сквозь века и связывающая вас с родными и близкими, название которой – Семья.

Для меня понятие семьи не ограничивается только моими родителями, родственниками, женой, детьми и внуками. Это - разноликий, но в то же время единый, родной сердцу образ нашего рода, состоящий из воспоминаний и эпизодов жизни разных людей – моих предков, каждый из которых в свое время создавал, сплачивал, защищал свою семью и основал семейные традиции, которые продолжаются до сих пор.

Это - мои пра-пра-прадеды, труженики земли, облюбовавшие для своей жизни прикамские просторы, и прадеды, которые во все времена восхищались и по достоинству оценивали лошадей, судьбоносных для человека животных. Они передали мне не только любовь к этим прекрасным существам, но и прозвище нашему роду “чаптын” (значит скакун). Это – наш дед, отец моего отца, лица которого я не помню, но помню его голос и боль от удара ложкой по руке за то, что я, маленький и несмышленый, первым полез за кашей “вперед батьки”- главы семьи.

Это - и бабушка, женщина знатного происхождения, которая приходила к нам из соседней деревни, вся нарядная, красивая, в платье с оборками, в вышитом камзоле,  в платке с бахромой по краям, приносила нам вкусный калач и вареные яйца.Это - и дядя-мулла, брат матери, который, несмотря на все запреты, умудрялся вносить в наш дом слово Корана.

Думаю, что никто из них никуда не исчез, они живут в нас, иногда напоминая о себе в наших делах и поступках. 

Мать и отец, как и, наверное, для всех – главные люди в моей жизни, и не только из-за того, что дали жизнь, но и из-за того, что воспитали нас, детей, по законам чести и достоинства. Мой отец Шаймиев Шагишарип Шаймухаметович родился в 1901 году в деревне Аняково (ныне Актанышский район Республики Татарстан) в состоятельной, известной в округе крестьянской семье. Но в архивах XIX века фамилия Шаймиев не значится. Дело в том, что деда в деревне называли Шайми (Шаймухаммат в сокращенном варианте). Тогда фамилии детей записывались по имени отца, поэтому, совершенно случайно, появился первый Шаймиев – мой отец. И его в деревне называли просто Шарип.

Аналогично появилась и наша фамилия, мы - его дети, все оказались Шариповыми. Но когда получал паспорт, я решил, что, как и отец, буду Шаймиевым. Так что я, после папы, был в семье единственный Шаймиев. Да и сейчас Шаймиевых не так много: моя супруга, двое моих сыновей и их дети. Таким образом, эта фамилия обрела уже свою историю.

Отец почти всю свою жизнь был председателем колхоза. Ушел на войну, сражался под Москвой, был тяжело ранен в правую руку и отправлен домой. Не успел приехать - его с ходу опять избрали председателем. Так он и проработал в этой должности 26 лет. Любовь односельчан к отцу была огромная. Потому что все невзгоды той политики, которая велась тогда в стране (сейчас мы называем это словом «политика», а тогда просто не понимали, что творится), они воспринимали как данность самой жизнью, и все вопросы решались с участием отца, руководителя.

Вся жизнь односельчан и жителей районного центра Поисево, объединенных в один колхоз, была перед его глазами, он знал всех лично и так или иначе принимал участие в их судьбах. И при этом было очень непросто  оставаться уважаемым всеми человеком. Когда уже сам прошел большую часть жизненного пути, понимаешь, что такое отношение дорогого стоит.

В те времена сельчане даже не имели право иметь паспорт. Человек мог выехать из деревни или отправиться на поиски счастья, в прямом смысле слова,  только по справке сельского совета с согласия председателя колхоза. Люди с трудом вырывались в города, если это удавалось. А попасть в шахты считалось великим счастьем, возможностью выжить самому, не умереть с голода и помочь своей семье и родным.

Был полный запрет на выезд, за исключением мобилизационных заданий, но их было мало. И просто так, без централизованных заданий отпустить кого-то, войти в положение, выдать справку за своей подписью – это был огромный риск для председателя. А он, как говорится, на свой страх и риск, подписывал эти справки. Хотя хозяйство, где он был председателем, и считалось в районе наиболее состоятельным, но помочь всем и всегда возможностей не было. Вот он и спасал семьи, которые были на краю гибели от голода.

Да и по всем другим вопросам отец практически был единственной инстанцией, которая могла бы помочь в беде. Ситуации бывали сложные, у кого-то корова погибнет, у кого-то дом разрушится, ещё что-нибудь… Да, отец был строгий, по-другому, видимо, нельзя было. И несмотря на это, его любили за человечность, иначе бы не избирали каждый год председателем.

Кого сегодня ни спросишь об отце, все хранят о нём самую добрую память. У каждого находится доброе слово о нём, у каждого есть за что его благодарить. Это налагает на всех нас, на сыновей, на дочерей - определенную ответственность. Это не высокие слова, это чувство ответственности передается по наследству и следующему поколению.

Самое важное – доброе отношение людей к тебе. Я считаю, что это самая верная, самая объективная оценка.

Человек отец был решительный. Сказать, что был особо грамотным, не скажешь, потому что в свое время у него не было возможности учиться. Читать и писать, конечно, умел. У нас, по рассказам отца, род был всегда состоятельным. Хотя много об этом он тоже не говорил. Я узнал причину этого немного позже, когда учился в начальных классах. Как-то раз кто-то из мальчишек во время ссоры обозвал меня сыном кулака. Я ещё толком не понимал, кто такой кулак, но знал, что это страшное слово. Я примчался домой, еле дождался возвращения отца с работы и спросил: «Папа, я разве сын кулака?»

В жизни, какие бы случаи ни были, я никогда не видел, чтобы папу что-то так расстроило. У него покраснели глаза, сам он побледнел. Видимо, это было его самым больным местом. Он спросил: «Кто тебе сказал?» Я что-то пробурчал в ответ. Он сказал: «Это неправда, и всё!».

Мне стало ясно, что больше ничего не надо спрашивать. И запомнил это на всю жизнь, больше никогда ни в какой форме этот вопрос не задавал, даже тогда, когда времена изменились.

Потом мне стало понятно, почему отец так отреагировал на мой вопрос. Я понял, почему он не разрешал брату матери - мулле молиться, совершать намазы у нас дома, при нем. Старшая сестра рассказала, что, действительно, нашу семью раскулачивали, потому что у нас хозяйство было крепкое. Но нас не сослали, видимо, недостаточно было причин или потому, что наемных рабочих у нас не было. Лишили всего, но не сослали.

Мы оказались на улице, но нашлись семьи, которые не побоялись последствий и приютили нас. И всю жизнь родители были благодарны им за человеческую доброту. В первое время им даже работу в деревне не давали. Отец вынужден был выезжать на заработки за пределы республики. Настало время коллективизации. Но нашу семью в деревне действительно уважали. Иначе как могло случиться, что моего отца - сына середняка (тогда так его определили) избрали первым председателем колхоза.

Надо отдать должное односельчанам – несмотря на всякие агитации, у них хватило мужества поручить свою судьбу человеку основательному, умеющему вести хозяйство. Это, безусловно, удивительный случай: быть избранным председателем колхоза в молодом возрасте и почти на всю жизнь.

Я помню 1949 год. Он был очень тяжелый, весь наш район голодал, да и вообще вся страна, наверное. Не было возможности провести сев. Люди были настолько голодны, что не могли работать.

И тогда мой отец принял решение: разрешить использовать два мешка семенного проса для организации общественного питания, чтобы у людей появились хоть какие-то силы. Это, действительно, был смелый поступок, он знал, что тогда даже за 400 граммов зерна, использованного не для сева, наказывали очень строго и сажали в тюрьму как минимум на 3 года.

Таким образом, отец накормил людей и смог провести весенне-полевые работы. Я помню, его всё лето до осени, до уборки урожая, таскали в прокуратуру. Мне казалось, что очень предвзято работал прокурор района. Я видел, как папа переживал. Ведь яснее ясного: он спас людей от голода и посеял хлеб.

Вот именно тогда я и решил быть прокурором. Ещё даже не знал, где на него учатся. Но я был убежден в том, что должен стать справедливым прокурором. Но позже отговорил меня от этой идеи именно отец, он хотел, чтобы я поступил в сельскохозяйственный институт и связал свою жизнь с селом. Отца в тот голодный год спасло только то, что в нашем колхозе тогда был собран хороший урожай, а у других его не было. Наш колхоз выполнил план государственных поставок.

Конечно, организаторские способности были у него огромные. Я часто думаю, если бы он работал в более свободное время, то сумел бы поставить любое дело. Но, к сожалению, тогда таких возможностей людям не давали.  Преданность делу перешла от папы и от мамы и к нам, это качество присуще всем нам без исключения. Мы все работоспособные, но у кого как получается – это другое дело. Но чтобы кто-нибудь из нас мог отнестись к работе спустя рукава – никогда. Такой вопрос не обсуждается и не обсуждался никогда и ни в какой форме. Для нас это – норма жизни.

Наша семья жила по законам деревенской жизни. Отец обычно в 4 утра уходил на работу, мы в это время спали. Мы вставали чуть позже, и до школы часа полтора, как минимум, делали дела по хозяйству. Обязанности были распределены чётко и выполнялись неукоснительно. Например, на мальчишек, то есть на меня и на моего брата, была возложена уборка двора от снега, если это была зима, заготовка воды на целый день, воду мы носили из колодца, уборка коровника, овчарни и так далее. Всё это делалось вручную.

Сёстры занимались домашними делами.

Перед уходом в школу был семейный завтрак. Папа обычно приезжал позавтракать вместе с нами. Получалось так, что он уже отработал одну смену. Обед получался всегда в разное время, а ужинали всегда вместе. Когда мы уже выросли и жили своей жизнью, был такой обычай: в воскресенье, если были на досягаемом расстоянии от дома, мы все со своими семьями собирались к папе-маме на обед. Это было их требование. Особо ничего не происходило, просто собирались, обедали, разговаривали. Но смысл был глубокий - папа хотел, чтобы мы не отдалялись друг от друга.

Конечно, мне не удается сейчас так же часто собирать всю семью, но памятные для нас даты мы стараемся отмечать вместе. Так что традиция, основанная отцом, до сих пор жива. В нашей многодетной семье не было такого, чтобы мы сидели и обсуждали какие-либо свои поступки или секреты вместе с родителями. Общение шло как-то само собой.

Я уже упомянул, что разделение труда было четким, что будет за невыполнение – тоже было заранее ясно. Никто никого не уговаривал, не воспитывал, не призывал трудиться. Неоспоримое правило: как у Тукая в стихотворении - «закончил дело – гуляй смело!»

Что такое воспитание в многодетной семье, тем более в деревне? У нас понятия-то такого не было. Деревенская жизнь сама воспитывает. Конечно, мальчишки есть мальчишки, мы и шалили, и хулиганили, за что получали от отца, как сейчас говорят, по полной программе. Плётка всегда висела на видном месте. Доставалось и мне, как же без этого? Это было в порядке вещей. Поэтому мы ни на что не жаловались родителям.

Например, мы, деревенские мальчишки, с нетерпением ждали холодов, тогда речку затягивало тоненьким льдом и можно было играть в хоккей с мячом. Естественно, каждый раз кто-нибудь да проваливался в воду. Но никто домой мокрым не возвращался. Находили затопленную накануне тёплую баню, сушили одежду, насколько это было возможно. Только потом шли домой. Только попробуй явиться домой мокрым или жаловаться на кого-нибудь, да еще слезу пустить! В лучшем случае мама скажет: “Разве я отправила тебя туда?” В худшем – папа достанет плётку...

Вот и всё воспитание. Никаких наставлений и никаких капризов. Да, они нас не баловали, чего не всегда скажешь о нынешних родителях. Но я знаю, что отец и мать очень любили нас, поэтому и хотели, чтобы мы выросли самостоятельными и толковыми. Безусловно, сегодня есть и время, и возможности баловать детей. Но не обесцениваем ли мы этим родительскую любовь?

Мы все учились хорошо, хотя родители нас за это особо не хвалили. Потому что в нашей семье иначе быть не могло. И на родительские собрания они ходили редко. Зато я помню восторг отца от того, что я где-то в 4-5 лет научился читать. Он сажал меня прямо на стол, давал в руки газету, сам садился напротив меня на стул и с таким умилением и гордостью слушал, как я читаю вслух.

Проявления внимания и нежности со стороны отца и матери были редки, но тем они и были для нас дороги. Часто вспоминаю один случай. В те времена мы редко видели сахар. Иногда появлялся кусковой сахар и каждое утро, за завтраком, мама откалывала каждому из нас по маленькому кусочку. Однажды папа взял свой кусочек, повернулся ко мне и сказал: “Минтимер, у тебя ведь сегодня экзамен, и голова должна работать чётко”. Улыбаясь, положил свой сахарочек в мою чашку. В этом жесте было всё: и забота, и любовь, и нежность. Больше ничего и не нужно! И это я запомнил навсегда...

Помню еще один случай: я сильно заболел, меня то знобило, то бросало в жар. Врача в деревне не было, значит, если сможешь выжить сам - то будешь жить. Иногда, приходя в себя, я видел тревожные лица отца и матери, сидевших у моего изголовья и  по очереди прикладывавших влажную тряпку на мой горячий лоб. Это было самым прекрасным выражением родительской нежности. Мне сразу стало лучше и спокойней на душе. Значит, выздоровлю, подумал я.

В 1967 году, когда я уже работал в обкоме партии, вдруг звонит мне из деревни папа, говорит, что у него что-то с желудком, поэтому  хочет приехать в санаторий.  И в первый раз он приехал в санаторий. Вот так работали люди в деревне, там понятия «отпуск» не было. После исследования главврач санатория сообщил мне, что у отца рак. Я был потрясён! Спросил: «Что можно предпринять?» Он ответил: «Можем сделать операцию и продлить его жизнь на год или полтора».

Каково было мое состояние, когда я пошел к отцу и начал разговор. Я сказал: «У тебя глубокая язва, не исключена даже операция». Я был поражен его реакцией! Он воспринял эту весть внешне спокойно. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Посмотрел на меня и сказал: «Я знаю, что такое. Потом я буду нуждаться в помощи, правда? Это – мучение. Нет, я на это не согласен. Закажи на завтра билет на самолет. Я поеду и спокойно умру дома». Вот так категорично и сказал. Даже не зная о диагнозе, он для себя исход уже решил. И больше на эту тему не говорил.

Его характер был настолько сильным, что он ни на что не жаловался. Единственное, что  сказал перед смертью: «Не обижайте, берегите маму». Для меня это было откровением. В этих словах было столько нежности и любви! Их жизнь, конечно, была насыщена повседневной суетой и работой, которая ни на что времени ни оставляла. Да и не принято было в деревне выставлять нежные чувства напоказ, так, чтобы дети замечали. Может быть, отец, прощаясь с жизнью, осознал, что не всегда, возможно, уделял маме достаточного внимания. Безусловно, для проявления нежности каждую минуту, в нашем сегодняшнем понимании любви, у них не было возможности. Конечно же, они любили друг друга, иначе невозможно прожить вместе столько лет, делить и горе и радость, вместе преодолевать трудности, которых в их жизни было больше, чем светлых дней.

Годы были суровые. Вырастить детей сложнее было, наверное, матери, чем отцу. Он ведь все время был на работе. Моя мама Нагима Сафиулловна, родилась в 1897 году, была из знатной, грамотной, религиозной семьи. Вышла замуж рано, всегда была надёжной опорой для отца. Ей было несладко, она родила десятерых детей, пятерых пришлось похоронить в раннем возрасте. Заботой нашей мамы было одеть, по возможности обуть нас и, главное, накормить – наполнить наши желудки. Нас спасал от голода … катык – татарский национальный кисломолочный продукт.

Наша семья была чуть состоятельнее, чем другие семьи в деревне, мы всегда держали корову. Катык для нас был не питьем, как принято сейчас, а самой настоящей едой. Чтобы мы не ходили голодными, мама всё смешивала с катыком. Например, вырастает весной на лугу щавель, мы собираем, мама крошит его в катык, появляется дикий лук, ягоды в лесу – тоже кладутся в катык. И получается довольно питательное блюдо, полезное для организма.

Мы ели мамин катык вместо хлеба, супа, каши, которых тогда толком и не было. У нашей мамы был особый рецепт, по которому наша старшая сестра до сих пор готовит катык, неповторимый вкус которого напоминает нам нашу маму. Это тоже одна из традиций нашей семьи. Кстати сказать, мы, деревенские дети, ходили в лес отнюдь не для прогулки, а для сбора орехов,  ягод: смородины, малины. Удивительно, но действовал никем не подсказанный закон: прежде чем съесть хоть одну ягодку, каждый должен был собрать для семьи.

Бывало, тянешься к ягодке, срываешь её, и так хочется попробовать, но нельзя, надо класть в посуду. Сначала нужно собрать для папы, мамы, сестер и брата. Только потом можно есть сколько захочешь. Соблазн был велик, но мы держались стойко.

Что это было? Ответственность, добросовестность, порядочность? Часто о родителях так говорят: сами не ели, давали детям. В данном случае мы, дети, также заботились о родителях. Воспитательное значение этого было очень глубоким: мы обретали силу воли и учились быть человечными, заботиться о своих близких. Я считаю, что это актуально и сегодня, да и вообще во все времена.

Наша мама была сильной и никогда не жаловалась на свою жизнь. А ведь кроме заботы о детях и дел по хозяйству, она работала на колхозном поле наряду со всеми сельскими женщинами, хотя и была женой председателя. Наоборот, она считала, что на работе должна быть примером для всех. Наши матери не видели лучшей жизни и были счастливы, когда удавалось вкуснее накормить, получше одеть своих детей и видеть их здоровыми. Воистину, счастье – это состояние души.

Сейчас я думаю, что у нашей мамы было отважное сердце. Позже, когда побаливала, она говорила о смерти всегда спокойно, смотрела на эту неизбежность мудро, философски. Ведь надо иметь такой сильный дух, чтобы заранее подготовить себе все необходимое для собственных похорон, вплоть до садака. Заранее дала нам указания, что и как нужно сделать. Все продумала до мелочей, чтобы после смерти никаких хлопот детям не создавать. Я думаю, что не у каждого из нас хватит духа на подобный поступок.

Она спокойно ушла из жизни. Думаю, что это целиком и полностью связано с религией. Как уже говорил, она была из религиозной семьи и оценивала жизнь иначе, их с детства приучали к соблюдению религиозных традиций. Но в жизни у мамы не было времени соблюдать все каноны Корана, у неё не получалось пять раз в день читать намаз. Я думаю, что она знала молитвы и молилась не вслух, а про себя. У мамы даже в пожилом возрасте была отличная память, она могла часами рассказывать не только о наших родственниках, но и обо всех односельчанах. Помнила имена, фамилии и обстоятельства жизни буквально всех.

Если именно отец вложил в меня ту твёрдость духа, которая помогает мне по жизни преодолевать любые трудности, то от мамы я унаследовал уравновешенность, четкую память, терпение и стремление к знаниям. Размышляя о своих генах, думаю, что я отчасти реализовал те качества отца, которые не могли раскрыться в его жизни. В то же время этому способствовали и черты матери, которые я замечаю и в своей внешности, и в характере. Чем дальше я шёл по своему жизненному пути, тем больше понимал своих родителей и тем больше гордился своими корнями. Сам став отцом, я даже незаметно для самого себя поступал так же, как и мой отец. Я тоже строгий, бывало и наказывал своих сыновей. Сейчас они вспоминают об этом с улыбкой и с благодарностью, как и я благодарен своим родителям.

Моя супруга – Сакина Шакировна,  выросла в городе, воспитывалась в порядочной семье, где чтили традиции и уважали родителей. Я не знал её отца, ко времени нашего знакомства его уже не было в живых. Сакина рассказывала, что когда, например, у них бывали гости, отец по старинным законам гостеприимства никогда не садился за стол. Так и моя жена, угощает гостей стоя, следит за тем, чтобы все чувствовали себя уютно. А при общении с её матерью - Гульсум ханым (я её называл мамой) всегда восхищался её мудростью. Она была образом настоящей татарской женщины-матери. В ней я видел истоки бесконечной доброты и многих других прекрасных качеств моей жены.

Безусловно, у нас с Сакиной получилась своя, неповторимая семья, и сыновей растили по-своему, но все же, как мне кажется, мы создали её на основе традиций наших родителей, которые чудесным образом сошлись и сплелись в историю семьи Шаймиевых. Я радуюсь, замечая в своих сыновьях Айрате и Радике, в своих внуках Тимуре, Камиле и Лейле наши фамильные черты: трудолюбие, ответственность, любовь к людям.

Размышляя о роли семьи и семейных традиций, я счел нужным и полезным просто рассказать о своей семье в подтверждение очень мудрой татарской пословицы: “Оясында ни булса, очканында шул булыр» - что в гнезде, то и в полете. Надеюсь, что кто-нибудь да задумается над её глубоким смыслом.

Минтимер Шарипович Шаймиев, Президент Республики Татарстан

Публикация подготовлена для диска с материалами I гуманитарно-просветительской конференции