«Это не история татарстанской прокуратуры, это – моя личная история»

Кафиль Амиров

12 декабря 2014 года

Кафиль Амиров, Прокурор Татарстана в 2010-2013 годах, назвал книгу воспоминаний «Пережитое. Записки о жизни и карьере прокурора». Она вышла в свет в Центре инновационных технологий в 2014 году. Тираж небольшой – всего 500 экземпляров.

Книгу прочитала Любовь Агеева

 Несмотря на то, что Кафиль Хазразеевич предупредил в предисловии, что книга эта – личная, ее автор не ставил задачей написать историю республиканской прокуратуры, но читатель найдет в ней много интересного о ее деятельности.

Кафиль Амиров сопроводил свои воспоминания двумя цитатами: «Жизнь – не те дни, что прошли, а те – что запомнились» – Габриэля Гарсиа Маркеса и «Воспоминания – это не пожелтевшие письма, не засохшие цветы и реликвии, а живой, трепещущий, полный поэзии мир» Константина Паустовского

В предисловии он сам написал, в чем особенность его мемуаров, вспоминает, как возник их замысел. Поскольку вы прочитаете его обращение к будущим читателям – оно размещается в полном объеме ниже, ограничусь кратким откликом.

Воспоминания Кафиля Амирова для меня особенно ценны. Память, она, конечно, хранит многое, но с годами становится очень избирательной – что-то не хочешь помнить, что-то лишается подробностей, что-то оценивается совсем по-другому, а что-то, чего греха таить, забываешь. Есть одно присловье, которое часто вспоминаю, когда имею дело с мемуарами – нет более ненадежного источника, чем воспоминания.

Но мемуары Кафиля Амирова – совсем другое дело. Им нельзя не доверять, поскольку все факты базируются на надежных источниках. И, что очень важно, автор был очень искренним в своих воспоминаниях, рисуя не глянцевый портрет, а репортерскую фотографию.

Книга довольно объемная, в ней 537 страниц, но читается легко. Я как-то сказала Кафилю Фахразеевичу, что журналистика в его лице потеряла хорошего журналиста. И это не ради красного словца. Несмотря на то, что он не так много работал в редакции районной газеты в Удмуртии, но многое понял в журналистской профессии. И про ответственность журналистского слова, и про то, что читатель оценит только интересный и полезный материал. Многие страницы его книги – это зарисовки с натуры, написанные живым языком, с массой подробностей.

Чувствуется, что он прибегал не только к воспоминаниям. Так, чтобы рассказать о своем детстве, он съездил в свое родное село, поговорил с теми, кто помнил его родителей, узнал историю села.

Многие факты из биографии Амирова мне известны – работая в Государственном Совете РТ, я была очевидцем каких-то событий, читала его многочисленные интервью, что-то он рассказал мне о себе сам. Но книга стала для меня источником новой информации. И в первую очередь, о самом Кафиле Фахразеевиче. Он не производит впечатление замкнутого человека, однако на этот раз впустил посторонних туда, куда раньше попадали только близкие люди.

Мне, например, было очень интересно прочитать его воспоминания о родителях. Каждый подтвердит – отец и мать играют в нашей жизни важную роль. Однако мы не всегда осознаем, что конкретно мы от них получили. Кафиль Фахразеевич попытался протянуть ниточку из детства, от родителей к своей сегодняшней жизни, к своему характеру.

Я подобрала несколько фрагментов из книги.

Любовь Агеева, главный редактор газеты "Казанские истории"

КАФИЛЬ АМИРОВ

«Пережитое. Записки о жизни и карьере прокурора»

 Хочу пояснить читателю, почему появилась эта книга, и, главное, что ею я хотел сказать.

Родился в Татарстане. Среднюю школу закончил в Удмуртии. Там же начался мой трудовой путь. Азы юридической премудрости я постигал в Харьковском юридическом институте на Украине. Работал при Генеральных секретарях ЦК КПСС, Президенте СССР, президентах РФ, Генеральных прокурорах СССР, Генеральных прокурорах России.

Изменилась страна: разрушился СССР, возникла новая Россия.

Конечно, есть что рассказать. За плечами шестьдесят пять лет жизни, сорок семь лет трудового стажа! Сорок пять из них – прокурорские (с учетом институтского стажа). И какие годы – слом одной общественной формации и трудности входа в другую! Всякое за это время было: и интересное, и трагическое, и комическое. И каких людей мне судьба дала узнать!

Начинал служить в советской прокуратуре. В целом прокурорскую работу, прежде всего в советском варианте, ценил и ценю высоко. Были настоящие профессионалы, у которых я многому научился. О российской прокуратуре, особенно в первые годы ее существования, этого сказать не могу. Ну, а сейчас, в отставке, наблюдаю за тем, что происходит в прокуратуре, как бы с балкона.

О замысле книги. Ну, кому, кроме близких, моя жизнь интересна? Правда, когда я рассказывал друзьям, знакомым случаи из жизни, они, мне казалось, слушали со вниманием. Некоторые даже подсказывали – пиши. Не из чувства подхалимажа же они это советовали, значит действительно интересно. Не столько, отмечали, сами события, что само по себе, конечно, тоже интересно, а главное, все, что связано с прожитым и пережитым. Пережитое – испытанное, виденное, перенесенное на своем веку. Это, прежде всего, мои оценки, суждения.

Отвечал, вот выйду на пенсию, буду писать. Сейчас нет времени.

И вот время появилось. За годы работы следователем, прокурором у меня выработалась привычка: составляя какой-то документ или готовясь выступать, продумывать, как твое слово отзовется, в чем его слабость, как может быть раскритиковано. Это профессиональное – не давать процессуальному противнику лишних доводов. Так вот, эти самые противники могут возразить: «А не рано ли Вы, уважаемый прокурор, с воспоминаниями выходите к людям? Еще год не прошел, как вы ушли в отставку». Нет, не рано. Обосную. Всего три довода.

Во-первых, исполняется шестьдесят пять. Хочу я этого или нет, но такова традиция – к большой круглой дате выходить с воспоминаниями. Почему я должен эту традицию нарушать?

Во-вторых, свежи еще воспоминания. Дело к старости, что-то забудешь, что-то не так изложишь. Лучше раньше, чем никогда.

Да, в-третьих, вы правы, мои мысленные оппоненты. Не все еще на сегодняшний день можно публиковать. Пусть отлежится. Аллах даст, к семидесятилетию будет в самый раз.

Словом, как и у многих у меня наступает период, когда захотелось оглянуться на прожитую жизнь, осмыслить, что сделано и так ли это сделано. Рассказать тем, кому это будет интересно, и услышать их мнение. Приступил. И тут же остановился. Заметил опрометчивость своего намерения.

Мои должности – следователя, прокурора – специфичны. В силу служебных обязанностей я узнаю такие вещи, которые со временем и сам обладатель и носитель этой информации не хочет, видимо, вспоминать. Не обо всем и не обо всех напишешь. Одни истории пересказывать рано. О некоторых людях не расскажешь, каковы они в действительности – никому не хочется смотреть на себя в зеркало. Да и выглядеть будет на уровне обывателя, скажут, бьет наотмашь, резко (хотя они этого заслужили, и с моей стороны было бы справедливо). Вот это всегда меня останавливало. Словом, не все надо вспоминать как есть. Лучше вообще об этом эпизоде или человеке не упоминать.

В книге нет ни одного неуважительного слова о людях, с кем мне пришлось встречаться. Без особой нужды, что называется всуе, не упоминаю имен людей, особенно больших руководителей. И, наоборот, если кого-то не помянул добрым словом, простите.

Поставил себе задачу, соблюдать следующие правила. Несколько раз подумай, что и как сказать, как это откликнется не столько у читателя, далекого от прокурорских проблем, сколько у людей, о которых ты пишешь, и которые осуществляют этот надзор, да и те, в отношении кого осуществляется надзор. Пиши только о том, что ты хорошо знаешь и понимаешь.

Известно, что реакция общественного мнения зависит от конкретных исторических обстоятельств. Тем ни менее, накладывай описываемое на сегодняшнее восприятие. Не думай, что излагаемые тобой позиция, оценки и выводы непогрешимы. Не считай неправильными взгляды других. Не навреди отношениям и людям! Только после выполнения всех этих требований, решай, помещать этот эпизод в книгу или нет.

Как вышел из положения? Чтобы читателю не пришлось думать, что из написанного правда, а что нет, сразу оговорюсь, я постарался быть предельно откровенным. Писал только о том, к чему лично был причастен, что пережил, или о том, что слышал от уважаемых мною и заслуживающих доверия людей. Что передумал. Словом, вымысла нет.

Книгу я пишу не для ученых, а для простых читателей, для тех, кому интересна обыденная прокурорская жизнь. В то же время книга – ни в коем случае не попытка написать историю татарстанской прокуратуры за последние несколько десятилетий. Она и так уже написана в моих книгах, газетных и журнальных статьях, а также – наших сотрудников.

Словом, некоторым въедливым читателям может показаться, что мало уделено внимания анализу профессиональной деятельности. Хотя, наверное, можно было бы привести выдержки из протоколов заседаний оперативных совещаний, коллегий. Но специально не стал этого делать. Вы не найдете утверждений: таких-то преступлений стало больше, а вот этих – меньше, выше уровень преступности стал – ниже и т.п. Ну, в самом деле, какая в процентах занимательность? Так что это – не история татарстанской прокуратуры, это – моя личная история. Хотя, естественно, история прокуратуры имеет отношение к моей личной истории...

Легкий юмор, самоирония, полагаю, не испортят повествования. Проработав много лет в правоохранительной системе, понял, – в нашем деле всегда легче тем, у кого с чувством юмора все в порядке. Юмор в следствии, прокурорском надзоре – дело не последнее... Уж во всяком случае, не помеха. Полагаю, у серьезной части «читающих», такой подход не должен вызвать скуку.

А у «нечитающих», – наоборот, – не создаст ли слишком вольное представление о следственных и прокурорских буднях? Подумают еще, что я это все – не всерьез, а должности-то ведь занимал солидные! Возражаю! Разве в любой профессии, даже самой серьезной, жизнь не подбрасывает подобные истории?

Серьезный же разговор требует иного описания. Для этого должна быть написана другая книга. Сейчас иное время, иные приоритеты, иные оценки. Главное – показать человека прокуратуры. Прокурор – тоже человек, со всеми присущими человеку положи

тельными и отрицательными чертами. И этим он должен быть интересен. А не как фигура для устрашения.

Моей жене ее подруги в первое время говорили:

– Как ты живешь с ним? Он же прокурор. Наверное, страшно.

– Он же на работе прокурор. Дома – муж.

А поскольку это – моя история, то и рассказывать я ее буду так, как это подсказывает моя собственная память.

Вот и объяснил, почему появилась эта книга, и, главное, что ею я хотел сказать. Выполнены ли поставленные задачи? Определять тебе, читатель. Я сделал свою часть дела – написал. После упомянутых выше колебаний решил все же опубликовать свои записи. Представляю их на ваш суд (ах эта юридическая составляющая, и здесь говорю о суде!). Рассчитываю на взыскательность, но и на снисхождение.

Вступление к книге мне хотелось бы закончить словами также из своей профессиональной жизни:

– Не судите строго!

***

У нас была большая семья. Бедной ее назвать не могу, нужда не донимала, но и не богатая – испытаний было немало. Яств особых не было. В лохмотьях не ходили, одевались просто. Нас же было шестеро детей, я второй по старшинству. А после ухода старшего брата Вакиля в армию, стал первым.

Семья была дружная. Мама обращалась к папе «атисе», а он к ней – «анисе». Мы все горюем, теряя родителей. Так случилось, что первым из родителей ушел отец. 25 января 1975 года. Жаль, жизнь его оборвалась рано – он не дожил недели три до своего пятидесяти пятилетия. Не выбрался из воспаления легких. Я был, видимо, еще молод для восприятия таких событий, девять лет уже жил отдельно. Просто осознал факт. Но с каждым годом мне становится все яснее, кого я потерял.

Папа по натуре был очень добрым и отзывчивым человеком. Пользовался уважением у односельчан. Они на русский манер звали его Федор Амирович. Я помню его в должности начальника подсобного хозяйства завода. А после ликвидации хозяйства, работал на различных должностях. Отец был человеком с необычайным чувством юмора. Он частенько употреблял яркие, меткие выражения. Мы с ним все время хохотали. И сегодня любой грустный разговор о нем неминуемо превращается в рассказ о его шутках и розыгрышах. Себя я считаю его «подмастерьем».

В семье все без исключения любили удачную шутку, юмор. Мама любила украсить свою речь шуткой. Мастером-острословом является младший брат Рашид. У него это получалось как-то само собой. От шуток в доме всегда было весело. Поскольку мы жили в многоквартирном доме, то соседи, слыша сквозь стены наш смех, спрашивали:

– Что такое у вас происходит? Только и слышно, что смеетесь.

Мама в ответ разводила руками, ну какую причину можно было назвать?

Я забрал на память папину старую табуретку, на которой он любил сидеть. У нас в семье на нее никто не садился. Папина! Ее в году пятьдесят седьмом – пятьдесят восьмом сделал заводской столяр. Она тем ни менее была очень аккуратной и тщательно отделанной. Первое время она не была крашенной. Затем уже ее покрывали разными красками. Я постарался ободрать эти слои и покрыл бесцветным лаком. Она и сейчас у меня в спальне. Смотрю на нее, сажусь и перед глазами – папа, мое детство.

У папы были простые, но как я сейчас оцениваю, правильные жизненные правила. Он никуда (имеется в виду службу) никогда не стремился. Был человеком, который свободно идет по жизни. Не надо тратить силы и нервы на то, чтобы добыть то, чего нет. Есть – хорошо, нет – и не надо. И очень любил нас. И учил тому, чтобы мы поступали по совести, чтобы потом не было стыдно. Как бы тяжело не было принимать такое решение, поступай по справедливости.

Мама ушла из жизни на девяносто втором году. Помню ощущение глубокой, обездвиживающей пустоты. Ушел второй родной для меня человек. Хотя она жила у сестры, я старался по мере возможности навещать ее. Она любила, когда приезжали дети. Каждый из нас что-то вкусное старался ей привести. Она, гордая приездом детей, их вниманием, собирала на чай соседей, своих товарок и угощала их этими гостинцами. И самым приятным для нее была похвала гостей, что она вырастила таких детей.

Мама прожила долгую жизнь. Были в этой жизни и нелегкие страницы. Как всякая мать она старалась, чтобы мы были сыты, одеты. Как ей удавалось, я начинаю понимать только сейчас. Она умела делать все: прясть, шить, вязать на спицах, крючком. Перешивала брюки, куртки, рубашки, из которых выросли старшие, младшим. Вначале делала это вручную. В конце пятидесятых – в начале шестидесятых семья смогла купить ручную швейную машинку. Это была в то время страшно дефицитная вещь. Да и денег до этого, видимо, не хватало. Надо было ее видеть, как она гордилась этим приобретением. Шила не только для нас, но и соседям, знакомым, когда ее просили.

В старости, когда выросли ее дети, стали работать, она не знала материальных трудностей. Но тем ни менее старалась что-то переделать, шить. Делать заготовки на зиму. Хлопотала по хозяйству.

Папа и особенно мама не получили должного образования, но от природы были мудрыми. Люблю цитировать отца и мать, даже в публичных выступлениях. Мама мне также многое передала в жизненном плане, иногда даже в афористичной форме. А про пословицы и поговорки я уж и не говорю. Они сыпались из нее как из рога изобилия. Здесь уместно вспомнить одно из наставлений моей мамы. Она учила:

– Если что-то хочешь сказать отрицательное, то вначале вспомни смысл слов «пожуй». Если горечь от них останется на кончике языка, то лучше этого не говори.

Однажды, выступая на коллегии, привел правило, которому учила мама, и добавил:

– Вы знаете, горечь осталась у меня на кончике языка. Но не сказать не могу! С горечью на языке говорю!

Подобные высказывания усиливают впечатление и надолго запоминаются. Не раз убеждался в правильности сказанного. Это правило особенно уместно, когда собираешься покритиковать или подшутить.

Мне от родителей досталась хорошая черта. Они меня учили: за что бы ты ни брался, делай с душой, серьезно и вдумчиво, не рассчитывая при этом на поощрение или благодарность. Работай. Признание, если твой труд того заслуживает, придет. Я всю жизнь так и поступал. К сожалению, сейчас-то можно об этом сказать, не за все мои хорошие (такими, во всяком случае, мне они кажутся) дела был поощрен. Не расстраиваюсь. Делай добро не для награды, а потому что ты просто-напросто должен его сделать.

***

Немного отвлекусь и расскажу о том, на перепутье каких дорог я находился, прежде чем стать юристом.

Жизненный и профессиональный путь каждого человека, наверное, предопределен. Только кому-то судьба одно направление указывает, а кому-то дает право выбора. Был таким правом, видимо, наделен, и я, потому как с одинаковой степенью вероятности мог стать и журналистом, и артистом, и служителем закона.

В школьные годы я был юнкором (юный корреспондент). Тесно сотрудничал с районной и молодежной республиканской газетами. И, естественно, мечтая стать журналистом. Но в ту пору для поступления на факультет журналистики требовался двухгодичным стаж. В том году было, как известно, два выпускных класса – одиннадцатый и десятый. Хотели, видимо, разрулить наплыв абитуриентов. Перешагнуть этот барьер не помогала даже золотая медаль.

27 июня мы получили аттестаты зрелости. И через несколько дней я поехал в редакцию районной газеты – уж если набираться жизненного опыта, то, конечно, в журналистской среде. Редакция была восстановлена буквально месяца два назад (старшее поколение помнит, как Хрущев укрупнил районы, создав колхозно-совхозные территориальные управления, а в упраздненных районах, естественно, редакции газет перестали работать).

Редактор Мария Дмитриевна Ишматова встретила меня доброжелательно. Я объяснил цель своего прихода. К этому времени уже было опубликовано несколько моих материалов, так что хотя бы заочно она меня знала. Мария Дмитриевна объяснила:

– В редакции вакантна только одна должность – фотокорреспондента. Если согласен, то тебя берем.

Я расстроился, сказав, что фотографировать не умею, в жизни в руки не брал фотоаппарата. Она успокоила: умение фотографировать – дело наживное, а пока я буду отрабатывать свою зарплату тем, что буду писать. Так, 3 июля 1966 года я стал профессиональным фотографом – пока, правда, только по должности.

В редакции было два фотоаппарата – «Зенит-Зм», «Зенит-5». Последний фотоаппарат был полуавтоматический. Мне побоялись дать сразу в руки эту технику. Заведующий сельскохозяйственным отделом газеты II. Самсонов дал мне свой видавший виды аппарат «Смена». На лавочке возле дома объяснил, как заправить пленку, что такое диафрагма, выдержка, чувствительность пленки, как наводить на резкость. Хлопнул меня по плечу – дерзай. А бухгалтер строго-настрого предупредил, что из трех кадров один должен быть опубликован в газете, иначе не будет списывать пленку и фотобумагу.

Моя одноклассница Зоя Тюрикова дала мне книгу «Двадцать восемь уроков фотографии». С условием, что как только я научусь снимать, книгу верну. Каюсь, книгу я «зажал», так как учиться снимать, как я понял в процессе работы надо всю жизнь.

***

Не я избрал этот путь, а он меня.

За несколько месяцев до вступительных экзаменов в школе на пленуме райкома комсомола избрали меня заведующим организационным отделом райкома комсомола. Я долго не давал согласия. Отговаривался, что у меня нет высшего образования, что все равно в этом году буду поступать в вуз, зачем же на несколько месяцев назначать. Первый секретарь райкома комсомола Киселев убеждал меня:

– Район наш сельский, кадров, видишь, нет. А сейчас начнется отчетно-выборная кампания в первичных организациях. Не можем же мы пустить ее на самотек. Ты знаешь район, знаешь людей. Сколько проработаешь, столько проработаешь.

Согласился. И не пожалел. Во-первых, приобрел дополнительные навыки – организаторские, они мне и будущем пригодились. Во-вторых, выбор моей дальнейшей профессии состоялся именно на этой должности. О комсомольских буднях рассказывать не буду, это тема отдельного разговора. Остановлюсь только на том, как меня убедили стать юристом.

В обязанности заведующего организационным отделом райкома входило изучение кандидатов на новые должности, претендентов на комсомольские путевки на стройки, в вузы. И вот приходят в райком молодые ребята за комсомольскими рекомендациями для поступления в юридический институт. По направлению прокурора района. Прокурор в нашем районе в моем представлении был очень важный человек. Когда он представлялся, всегда называл свой классный чин – юрист первого класса. Думаю, ну раз «первого класса», то это подлинный профессионал своего дела. Лишь в институте я уяснил, что этот классный чин соответствует званию... капитана. Но тогда!

Прокурор, узнав, что у меня нет высшего образования, стал усиленно агитировать в юридический:

– Знаешь, юристами были такие выдающиеся люди, как… – и начинает перечислять. – Став юристом, зная законы, журналистом работать будет легче. Ведь, как

я понимаю, если умеешь писать, то это от бога, никакой университет этому не научит. Пиши, сколько душе угодно. На факультете журналистики учат только запятые расставлять. Будучи юристом, такие темы будешь находить. А люди, какие тебе встретятся, душу будут перед тобой открывать. – Он продолжал настаивать. Потом, видимо ради объективности оговорился. – Если, конечно, будет время.

В конце концов я сдался, посчитав, что он прав. Мои документы с неизменной комсомольской путевкой ушли в Ижевск. Потом я узнал, каждую кандидатуру изучали и одобряли еще и в обкоме партии. Эта для меня была уже заоблачная высота. Объяснялось, оказывается, просто – юридическое образование надо дать таким парням и девушкам, которые не запятнаны нарушениями закона, чтобы после окончания учебы они могли работать в любом из правоохранительные органов. Вот какой подбор был. Не мешало бы кое-что из этой процедуры перенять сейчас, не было бы впоследствии кадровых ошибок. Правда, обкома партии нет...

Словом, стал готовиться к вступительным экзаменам в юридический вуз. В отличие от факультета журналистики, где первым был экзамен по русскому языку и литературе (сочинение), на юридическом была история.