4 декабря 2016 году татарскому поэту Сибгату Хакиму исполнилось бы 105 лет. 

5 декабря в Клубе Тукая Союза писателей Татарстана (ул. Муштари, 14)  состоится вечер памяти, посвященный юбилею. Как сообщают организаторы, в этот вечер песни на слова поэта, написанные композиторами Рустемом Яхиным, Мансуром Музаффаровым, Агзамом Фаттахом, Сарой Садыковой, Джаудатом Файзи, Фирзаром Муртазиным, исполнят народные артисты Татарстана Рафаэль Сахабиев, Георгий Ибушев, Резеда Галимова, Римма Ибрагимова, Энже Шаймурзина и Геннадий Максимов. Стихи поэта прозвучат в исполнении известных актеров – Резеды Салаховой и Артема Пискунова.

В вечере памяти также примут участие близкие поэта и его земляки. На мероприятие может прийти любой желающий. Вход свободный. Начало в 17 часов.

Сибгат Хакимов родился 4 (17 декабря) 1911 года в деревне Кулле-Киме, в краю Тукая, краю сказочников и поэтов. Эти места издавна славились красочными и многолюдными народными празднествами, веселыми сабантуями (Кулле-Кими – ныне административный центр сельского поселения в Атнинском районе), в бедной крестьянской семье.

В 1931 году поступил на Татрабфак в Казани, со второго курса был переведен в Казанский педагогический институт, который окончил в 1937 году. Работал в Таткнигоиздате редактором юношеско-детской литературы, литсотрудником журнала «Совет эдебияты».

Участвовал в Великой Отечественной войне, на фронт ушел с первых дней войны. Участвовал в боях под Ржевом, Харьковом, на Курской дуге, был командиром стрелкового взвода. В боях на Курской дуге был контужен. Войну окончил в Молдавии.

С 1950 года Сибгат Хаким считал себя профессиональным писателем и уже нигде не работал. Его первые произведения были опубликованы в 1931 году. Отдельным сборником его стихи вышли в 1938 году – «Первые песни» («Беренче җырлар»). В 1939-1940 годах вышли его поэмы о Г. Тукае «Пара гнедых» («Пар ат») и «Детство поэта» («Шагыйрьнең балачагы»).

В военные и послевоенные годы Хаким создал ряд произведений о войне, героизме, подвигах на фронтах и в тылу. Его перу принадлежат поэмы «Садоводы» («Бакчачылар»), «Через кручи» («Үрләр аша», о строительстве нефтепровода «Дружба»), «Дуга» (о Великой Отечественной войне). Также Хакимом были написаны сборники поэзии «По зову Ленина» («Ленин фәрманы белән») и «С Лениным сердце мое говорит» («Күңелем Ленин белән сөйләшә»).

О Сибгате Хакиме вспоминает Любовь Агеева.

По моим представлениям, это был самый негромкий поэт Казани. Он никогда не стремился выходить на первый план, практически не был публичным человеком, хотя общественной жизни не чурался. В 1963-1967 годах был членом Президиума Верховного Совета Татарской АССР. Работал заместителем председателя правления Союза писателей республики. В 1965 году Сибгат Хаким был избран секретарем правления Союза писателей РСФСР.

И все-таки, как мне казалось, известность его даже тяготила. Мы встречались на многих мероприятиях, работая в отделе культуры «Вечерней Казани», была знакома с писателями и поэтами, со многими общалась. Но Сибгата Тазиевича среди моих знакомых не было.

Как оказалось, мое представление о поэте согласуется с мнением человека, который знал Сибгата Хакима куда лучше меня. У меня есть книга стихов Хакима под названием «Избранное», изданная московским издательством «Советский писатель» в 1984 году. Предисловие в виде очерка о поэте написал Рафаэль Мустафин. Вот несколько фрагментов из него:

«Есть у Сибгата Хакима небольшое, но необычайно емкое по содержанию стихотворение «Весенние караваны».

Начинается оно на безмятежно-умиротворенной ноте. Первая послевоенная весна. Снега, облитые солнцем. Мартовская дрема. Неспешный бег саней... «Мне некуда спешить. Кровь отдыхает, как подо льдом мгновенная вода струит, струит весеннее дыханье. Все позади – могилы и беда, рвы, раны, темные обвалы, обугленные души деревень. Оглохнув, бури миновали, и дразнит жизнью новый день». Лишь одна мимолетно оброненная деталь настораживает: «На свете целом, как рубец, мой путь».

Речь вроде бы идет о внешнем сходстве санного следа по талым снегам с кровоточащим рубцом. Но помимо воли в сознание проникает тревожная нота.

И вот следующая картина. Навстречу попадаются солдатки с санками, везущие семенное зерно. Увязанные в темные платки, наклоненные до самой земли, «как гуси дикие, пред ширью оробелые», они тянут нелегкую поклажу по мокрому снегу. И сердце поэта наполняется не просто жалостью – чувством вины перед женщинами:

«Весенний караван в пустынном поле,

поклон тебе и тихое: прости...

Ломоть земли посыпан доброй солью

из женской нескудеющей горсти».

Откуда это чувство неизбывной вины? Разве не прошел поэт огни и воды, не мерз в сырых окопах подо Ржевом, не был контужен в тяжелых боях на Курской дуге? Не его ли взвод первым ворвался в предместья Харькова? И разве не он только что умиротворенно вздыхал: «Все позади».

В том-то и дело, что не позади, оказывается. И рано еще душе расслабляться, отдыхать, успокаиваться. Разве можно наслаждаться весной и покоем, когда, «как узелки одной веревки длинной, навстречу женщины усталые бредут, и тяжко сгорбленные спины – за валом вал – качает как в бреду» (перевод Р. Кутуя)? Нет, это даже не чувство вины – это слитность с судьбой народа. Поэт – один из узелков той «веревки длинной», которая символизирует у него цепь времени. Вот это чувство единения с народом – причастности к его судьбе со всеми бедами и трудностями – словно токами пронизывает поэзию Хакима и составляет одну из главных ее особенностей.

В биографии Хакима нет ничего необычного, выходящего из ряда вон. Обыкновенное крестьянское детство. Школа, рабфак, пединститут. Служба в армии... Работа в издательстве и редакциях журналов. Типичная для людей его поколения биография.

Факты жизни лишь приближают к тайне, но не раскрывают ее. Глубже и красноречивее говорят об этом стихи:

Рахмат тебе, земля моя, за милость:

Меня вскормили родники твои.

Где тот источник новый, чьей струи

Пригубить мне еще не приходилось?

(Перевод Р. Морана)

Я думаю, еще одна из «разгадок» воздействия поэзии Хакима заключается в том, что слово его сопрягается с большой человеческой судьбой, по-настоящему значительной человеческой личностью. Вчитайтесь хотя бы в его пейзажные стихи. Казалось бы, обычные зарисовки, каких в поэзии – тьма-тьмущая. Но есть в них свое, трудно объяснимое обаяние. Обаяние искренности, подлинной, не замутненной человечности.

Скромность и достоинство... Вот, на мой взгляд, две главные, определяющие черты Сибгата Хакима. Он старается избежать шумихи вокруг своего имени, не терпит пустого славословия. Но всегда готов выслушать собеседника, если тот говорит о его стихах всерьез, без скидок и дежурных комплиментов. Ибо уважает свой труд и относится к нему с серьезной, вдумчивой требовательностью профессионала.

Подлинная скромность всегда идет об руку с человеческим достоинством, так же, как фанфаронство и непомерное тщеславие чаще всего служат прикрытием душевной пустоты, подспудного ощущения собственной неполноценности.

Эти качества пронизывают и всю поэзию Хакима. На вечерах и встречах с читателями, особенно когда его начинают непомерно хвалить, поэт любит читать стихотворение «Пушкин есть»: «Если я, опьяненный самим собой, сам себе венки начинаю плесть, слышу трезвый голос: прозри, слепой! Помни, Пушкин есть! Помни, Пушкин есть!».

В этих словах – глубоко запрятанная самоирония. Конечно, поэт и не думает плести себе венки – для этого он слишком хорошо разбирается в поэтических ориентирах. Но есть здесь и обращение к собственным почитателям: не захваливайте! Помните о великом!

«Ключ» Сибгата Хакима питается теми же соками родной земли, теми же идеями и побуждениями, что и творчество других советских поэтов. Но у этого «ключа» свой вкус, свой аромат, своя негромкая, но чистая мелодия. Как ни скромен этот родничок, но он способен отразить в себе всю синь весны, всю ширь Отчизны».

Фото 1938 года

3 декабря нынешнего года в газете «Республика Татарстан» опубликован очерк Рафаэля Хакимова, сына поэта и известного общественного деятеля, ныне директора Института истории Академии наук РТ, с названием «Оставь платок коню надежды».

Приведу несколько цитат и из него.

«У меня дома на полке стоят тома Тукая все в закладках и пометках, сделанных рукой Сибгата Хакима. Не каждый литературовед может похвалиться таким же тщательным исследованием творчества Тукая. На самом деле это сверка своего понимания времени с его мыслями.

Как спутник в космосе, вокруг него витаю,

Тукаю верен – рядом с ним пою!

Как не хватает мне его!

Тоскует сердце.

Всю жизнь, в любом краю, покоя нет.

Оставив нам великое наследство,

Уносят гении особый свой секрет…

По большому счету никто не писал о Тукае так же проникновенно, как Сибгат Хаким. А истоки очень просты – судьба твоего народа. Выйти из народа, жить вместе с ним и раствориться в нем. Сказать просто, но нелегко прожить такую жизнь.

Фото 1940 года

Первые значительные произведения были о Тукае. Поэмы «Пара гнедых», «Детство поэта» стали вехами в предвоенной татарской поэзии. Кто-то сказал про Сибгата Хакима, что он в поэзию въехал на «Паре гнедых». Эту тему он не оставлял никогда, а в зрелые годы, будучи лауреатом литературных премий, вновь возвращается к Тукаю в поэме «Сороковой номер» – знаковой уже в послевоенной татарской поэзии.

Фото 1983 года. Автор - Владимир Зотов

Удивительными бывают судьбы некоторых стихов. Во время войны песня «Томление» стала фантастически популярной. Фольклористы нашли 34 ее варианта. Многие до сих пор не подозревают, что у нее есть автор, песня стала в буквальном смысле народной. Во время одного из застолий его участники пели эту песню и начали спорить по поводу слов. Один другого начал упрекать, что он неправильно поет. Никому в голову не пришло, что автор сидит за столом и с любопытством слушает их со стороны. Наверное, это вершина творчества, когда об авторе песни забывают. Есть еще несколько песен, написанных Сибгатом Хакимом и ставших народными. Одного маститого писателя мне пришлось долго убеждать в том, что песня «Родник Фазыла» авторская, а не народная. Он с трудом поверил.

Во время войны люди ждали любимых, родных с фронта, и эта тоска заставляла их вкладывать свой смысл в песню «Томление».

Не говорю тебе я про любовь, –

Приникни ближе к сердцу моему!

Домой уж птицы прилетают вновь,

Но где же ты и медлишь почему?

А стихотворение было написано не в связи с войной, а совершенно по другому поводу. В редакции газеты, где работал Сибгат Хаким, он познакомился со своей будущей супругой Муршидой, которая тоже писала стихи, вернее сказать, подрабатывала таким образом. Из раскулаченной семьи она в 15 лет одна ушла в большой и чужой город учиться на медсестру и, чтобы как-то прокормить себя, писала стихи. Успел выйти один сборник «Вышитый платок».

После свадьбы Сибгат Хаким сказал жене, что и без нее халтурщиков хватает. На этом ее творчество закончилось. Только после смерти мужа она вновь взялась за перо и написала воспоминания. Текст не надо было редактировать, все было написано профессионально. Отточенные фразы, ясная мысль и нежные чувства. Воспоминания опубликовали.

Быть женой несложно, а стать спутником жизни – это настоящее искусство. Поэзия свела их, а потом вела по жизни».

«Поэзия – отражение своей эпохи. В татарской поэзии мало лирики, много политики. Когда нельзя было создавать партии и высказываться открыто в прессе, поэты брали на себя эту тяжелую ношу. Поэты – певцы свободы. Этим объясняется многое.

Конечно, любовная тематика требует поэзии, но сам художник отражает переживания эпохи, а не только личные ощущения.

Прошло время, изменилась эпоха, тем не менее Сибгата Хакима вспоминают. Он остался в памяти, и для этого есть свои причины. Он много писал о Казани, о Заказанье, родной деревне, республике. Любят цитировать его бесхитростные строки:

Спросите нас: «Откуда вы?»,

– Мы с Волги, из Казани.

Поит нас волжская вода,

Мы хлеб растим, пасем стада,

Качаем нефть, грузим суда

В свободном Татарстане.

Казалось бы, нет содержательной глубины и полета фантазии, но есть искреннее чувство. Этим и подкупает стихотворение, потому оно и запоминается».

Фото  Владимира Зотова

А это цитата из другой публикации, появившейся в этой газете по случаю другого юбилея, в 2006 году.

Очерки Рафаэля Сибгатовича об отце – не мемуары в чистом виде. Можно сказать, даже совсем не мемуары. Он называет отца по имени и фамилии – Сибгат Хаким.

Есть лишь несколько эпизодов, в которых он вспоминает какие-то конкретные картинки из жизни. Не нашла и других публикаций подобного рода.

Фото 21 мая 1984 года. Автор - Владимир Зотов

Сибгат Тазиевич умер в 1986 году, в августе. Как пишет Рафаэль Хакимов, он увидел зарю перестройки. Но когда произошел взрыв на Чернобыльской атомной станции, сказал: «Жизнь потеряла смысл». И умер. Если бы он увидел, как открывались татарские школы, то наверняка его дух воспрял бы, а жизнь продолжилась. Жизнь Сибгата Хакима и была его творчеством.

И еще одна цитата из публикации 2006 года:

«Сибгата Хакима однажды пригласили в казанскую школу. Он читал стихи, а дети не понимали по-татарски. Он вернулся домой и сказал, что больше никогда не пойдет на такие встречи. В деревне его понимали, а город уже забыл язык.

Трудные были времена. Сегодня говорить на татарском считается хорошим тоном, а в те годы за это исключали из партии, гнали с работы. Тем не менее Сибгат Хаким писал:

Судьба! Меня лишила ты отца

И матери. Осиротело слово.

Лишь об одном прошу я: до конца

Оставь мне радость языка родного.

Фото 1973 года. Автор - Владимир Зотов

Такие стихи не были популярными в официальных кругах, а народ их ждал. Трудно было их публиковать, тогда Сибгат Хаким зачитывал их со сцены во время творческих встреч. А в конце таких вечеров пели «Родной язык» Тукая. Пели стоя, как гимн, как протест. И сегодня не все помнят Гимн республики, а слова Тукая помнят.

Сибгат Хаким ждал возрождения культуры народа. Ждал напряженно. Возможно, поэтому у него случился инфаркт.

Я уже давно живу в Казани, как журналист, наблюдала за многими процессами, в том числе и за потерей авторитета татарского языка. Причем чаще всего в этом были виноваты, как это ни странно, не русские, а татары, которые забирали своих детей из татарских школах – и в результате пришли времена, когда в Казани осталась только одна; не учили родному языку своих детей…

Но не помню, чтобы кого-то уволили с работы или исключили из партии за то, что человек говорит на татарском языке. Во всяком случае, в огромной почте в рамках дискуссии по национальным проблемам 1988-1990 годов ни одного подобного факта не приводилось.

Фото 1984 года. Автор - Владимир Зотов

Но мне понятна реакция на это Сибгата Хакима. Тем более что он в подобных дискуссиях не участвовал и не походил в этом смысле на своего собрата Амирхана Еники, который в эти годы стал пламенным публицистом, защищавшим татарский язык. Он публиковал свои статьи в печати, но это были в основном по теоретическим вопросам татарской поэзии.

Сибгат Тазиевич скорее всего переживал невостребованность татарского языка и как следствие – уменьшение читателей у татарской литературы внутри, что называется, сердцем. В публикации Рафаэля Сибгатовича есть такие строки:

«По утрам он все это излагал в коротких строфах, мучительно, будто таскал тяжелые камни. Из кабинета слышались стоны.

Стихи рождаются в муках. Они читаются легко, но, чтобы они воспринимались, надо поделиться с людьми частицей своего сердца».

Не могу не согласиться и с такими утверждениями Рафаэля Сибгатовича:

«Поэзия не существует вне языка, по большому счету это – стихия языка. Стихи плохо переводятся, некоторые теоретики считают, что они в принципе не переводятся, а живут только в своей культурной среде.

Строфа Пушкина «Я помню чудное мгновенье…» на любом другом языке звучит банально. Наверное, именно поэзия наиболее чувствительна к языку. Прозой говорить легче, а поэзия должна уловить все тонкости языка».

Так что понятно, почему проблемы родного языка всегда наиболее болезненно переживают татарские поэты и писатели. Мне приходилось не раз в этом убеждаться.

Википедия называет 17 книг Сибгата Хакима, возможно, этот список неполный. Во всяком случае, избранных сочинений 1984 года в этом списке нет.

В заключение сообщу, что творчество Сибгата Хакима оценено должным образом. Он народный поэт Татарской АССР (1986), лауреат Государственной премии имени Г. Тукая (1960), Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1970) – за поэмы «Письмо Ленину от крестьян деревни Кокушкино», «По зову Ленина» (1958), «С Лениным сердце мне говорит» (1970) и стихи последних лет. Он был награжден орденами Ленина, Отечественной войны II степени (1985), Красной Звезды (1943).

Музей Сибгата Хакима на его родине, в селе Кулле-Киме

Имя Сибгата Хакима носит улица, начинающая Ново-Савиновский район Казани с правой стороны Казанки.

Часть иллюстраций из открытых источников в Интернете