Маргарите Ноябрь 24 года. По образованию  она биолог, занимается продажей медицинского и научного оборудования. Публикаций на данный момент нет. Член литературного клуба «Бумажный слон».

Идеалистка, романтик, любит путешествовать и делать что-нибудь руками. Ищет смысл жизни – в том числе и в литературе, своей и чужой.

Благодаря моей жене

1

– Вам ни разу не хотелось вернуть её? Предупредить? Повернуть время вспять?

Профессор Артур Волвертон отвлекся от книги, потер переносицу и пристально (а может быть, даже угрожающе) посмотрел на Алистера своими ледяными глазами.

– Нет, – тоном, исключающим дальнейшие вопросы, ответил он. Увидев, как изменилось лицо юноши, профессор немного смягчился и добавил:

– Это бы изменило всё. Я бы не стал тем, кем стал. Полагаю, я рано женился бы. Разумеется, мне бы и в голову не пришло получить степень и остаться в науке после универа: я нашел бы такую работу, чтобы купить дом, достойно растить детей, чтобы ей было, чем похвастаться.

– Но ведь и ученые женятся, – печально ответил Алистер (у него была своя боль – его тайная любовь, прелестная лаборантка Джанин, недавно вышла замуж за рослого теоретика Дэвида Франка).

– Как знать…– туманно произнес профессор, снова погружаясь в чтение.

Разговор был окончен.

Алистер не поверил профессору. Фотография Тани, одетой по моде двадцатипятилетней давности, всегда стояла в маленькой деревянной рамке на черном отполированном профессорском столе.

Она была его невестой и погибла в страшной аварии – на машине упала в реку с моста. Машину нашли, а тело нет. Поначалу его искали, потом, наконец, поиски прекратились, и полицейские решили, что тело унесло течением, поскольку след Тани обрывался у воды, идти ей было в общем-то некуда: родителей не было, друзья только общие с Артуром. Дело гремело в маленьком городе долгое время, одно время в убийстве подозревали Артура, будто бы он столкнул её машину, а сам убил и расчленил её; думали также, будто она ушла, но ни в пользу того, ни в пользу другого не нашлось никаких улик. Сам Волвертон наотрез отказался верить в то, что она ушла, ничего не сказав. Это Таня. Она бы никогда так не поступила. Лучше бы так, конечно, но это было совершенно невозможно. Он знал, что она мертва. Чувствовал это. Может быть, её тело выловили вместе с рыбой браконьеры и не пошли в полицию; может, её где-нибудь прибило к берегу в безлюдном месте, и её не нашли. Или нашли и не опознали. С маниакальным упорством Артур объезжал побережье, говорил с местными, просматривал криминальные хроники газет. Ничего.

Прошло время, Артур смирился с фактом её кончины, но вместо практичной магистратуры в какой-нибудь широко распространенной области исследований, почему-то вдруг пошел в теоретическую физику.

После магистратуры он вернулся в родной университет.

По слухам, он никогда никого больше не любил, все свои силы посвятив научной работе. Артур Волвертон занимался временными парадоксами, самой природой времени, и в его свойствах обнаружил много такого запредельного, что даже у самых маститых ученых мужей ум заходил за разум. Новые знания позволили профессору создать прибор для измерения времени, как физической величины – практически, он смог доказать наличие времени не только как иллюзии человеческого разума, связанной с меняющимися обстоятельствами, но и как реального измерения – измерения, в котором можно перемещаться. Как всегда говорил профессор, посмеиваясь, «перемещаться – чисто теоретически. Поток времени существует вне нашего разума, объективно, но он слишком плотный, чтобы попытаться пойти против его течения».

Прибор назывался «часы Волвертона», и многие коллеги Артура до сих пор прибывали в уверенности, что это шутка, и циферки, которые высвечиваются на табло, генерирует примитивный компьютер, лежащий, по их мнению, в основе изобретения.

Только Алистер и Артур знали, что это не так. У Алистера волосы шевелились на голове от профессорских выкладок, объяснений, и от графика колебаний временного потока, который непрерывно отображался на большом экране в лаборатории. В отличие от многих, Алистер понимал, что на его глазах творится история, наука будущего. Что, покорив время, человечество окажется на новой ступени эволюции. Он не уставал благодарить судьбу за то, что судьба свела его с тогда ещё никому не известным Артуром Волвертоном.

Выбрав странное, непопулярное и нефинансируемое научное направление, Волвертон не прогадал, и вскоре о нем услышал весь мир. Подведя под свои выкладки доказательную базу, Волвертон удостоился публикации в Science, и номинации на Нобелевку в области науки – Алистер с нетерпением ждал объявления результатов, профессору же, казалось, было всё равно.

2

Тем же вечером профессор сел в машину и отправился в сторону побережья – туда, где когда-то жила Таня, в маленький домик, доставшийся ей от родителей. Недаром он вернулся в эти края после аспирантуры, недаром вернул былую славу родному университету.

У Тани не было прямых наследников, домик считался собственностью города, и когда Артур изъявил желание выкупить его в кредит, город вздохнул с облегчением и принял решение презентовать дом бесплатно. В конце концов, домик стоял на отшибе, и за всё время, что он пустовал, Артур был первым, кто им заинтересовался. А поскольку к тому времени Артур уже был кем-то в научном мире, а история, связанная с этим домом, была настолько печальной и трогательной, тетушка в мэрии просто покивала и написала «презентовать за заслуги перед городом», и в тот же вечер Артур дрожащей рукой открывал дверь домика… в котором ничего не изменилось.

Сбежав из города после Таниной смерти, Артур корил себя, ругал себя, ненавидел, но ничего не мог с собой поделать. У него не было никаких сил смириться со смертью Тани – единственного близкого человека, женщины, которая смогла стать ему другом, любовницей, сестрой, самым строгим критиком и одновременно – самой непостижимой тайной.

Он сказал Алистеру правду – время, да и наука в целом, не представляли бы для профессора Волвертона никакого интереса, если бы дома его ждала Таня с её рыжими кудряшками и теплым запахом фирменных булочек с корицей. Он бы с радостью променял Нобелевскую премию на пару смешных ребятишек с Таниными глазами и лохматую собаку, встречающую его у порога. После её смерти его ждала абсолютная, непроницаемая ледяная тьма – куда бы он ни пошел.

Эта тьма была так невыносима, что ночами Артур просыпался, задыхаясь.

Время стало его врагом, и Волвертон сделался одержим – в самых странных источниках, в беседах с учеными, которых давно сочли безумцами, в никому не интересных монографиях теоретиков он искал крупицы необходимого знания. Он видел доказательства неоднородности времени, а что неоднородно, то движется. А что движется, можно повернуть вспять.

Волвертон получил грант и открыл лабораторию, куда нанял только одного сотрудника – Алистера Бретта – тихого, но удивительно независимого в суждениях и, как позже оказалось, очень надежного человека. Они были похожи, мыслили на схожей волне, и в конце концов вывели концепцию часов. Бретту казалось, что все заслуги принадлежат профессору, и только Артур знал, что без энтузиазма своего старшего и единственного научного сотрудника у него самого давным-давно опустились бы руки.

И да, он испытывал небольшие угрызения совести, когда в тайне от Бретта организовал в доме Тани полевую лабораторию, где потихоньку дорабатывал часы в то, чем они изначально и задумывались. Словосочетание «машина времени» казалось профессору достаточно глупым, поскольку сути совершенно не отражало. Про себя профессор так и называл своё детище – «часы», поскольку ничего более звучного пока не придумалось.

Бретт задал вопрос. Разумеется, он задал бы его рано или поздно. При том, как далеко они уже зашли.

При том, что на столе до сих пор стоит Танино фото.

При том, что ещё немного, и профессор Волвертон перестанет существовать, как и его часы. Как и вопрос Алистера… Интересно, как сложится его судьба?

Артур, разумеется, проводил испытания часов. Он придумал механизм синхронизации с обычными часами, а далее требовалось только скрупулезно высчитать время перехода в секундах. Как он и ожидал, ни одна мышь не погибла – концепция не предполагала опасности. Не опаснее, чем проехаться на велосипеде, например. Артур отправлял их в будущее на десять секунд, минуту, час, и терпеливо ждал. Мыши всегда возвращались. Потом профессор совершил несколько прыжков самостоятельно. Аппарат надевался на плечи, маскируясь под обычный рюкзак, и управлялся наручной панелью, с виду не отличимой от часов.

Артур был готов.

Он выбрал день, когда его самого не могло быть дома – он отправился на день рождения к другу, а Таня устала и осталась валяться. Он не хотел уходить, она его практически выгнала. Просила не игнорировать друзей.

Случилось это за неделю до её нелепой, ранней, горькой смерти.

Если всё выгорит, смерти не случится.

Волвертон глубоко вдохнул, и нажал на кнопку.

3

Перемещение во времени – довольно странное ощущение. Профессор сравнил бы его с перемещением сквозь прохладный воздух, прохладный и удивительно свежий, какой обычно бывает высоко в горах или ранним утром на морском побережье. А ещё этот воздух слегка покалывает – это похоже на слабые разряды тока. В то время, как на часах Волвертона прошло -25 лет, для самого профессора прошел примерно час. Всё это время он находился в странном состоянии (или месте?). Здесь не было разницы, открыты твои глаза, или закрыты – ничего нельзя было увидеть, и масса тела ощущалась не то слишком большой, не то наоборот – исчезающе малой. Артур подумал, что не время для поэзии – а иначе он бы сказал, что ощущает себя ветром.

Это состояние мягко выплюнуло его спустя 25 лет, в том же самом месте – в прихожей Таниного дома. Он решил, что если сразу материализуется у неё в спальне, то напугает, поэтому предусмотрительно вышел в прихожую.

Профессора накрыла какая-то обморочная волна. Из спальни доносилось тихая музыка – Таня обожала ставить пластинки, Артур даже откопал настоящий проигрыватель и подарил ей на Рождество... В доме плыл до боли знакомый запах: старое дерево, кофе, корица, и что-то ещё – неуловимое.

Артур присел на маленькую скамеечку, не в силах совладать с головокружением. Здесь же, на столике, лежала свежая газета – он не прогадал с датой, он здесь – 8 августа 1990 года. Спустя неделю Таня умрет.

– Вы кто?

Волвертон вздрогнул. Он был так поглощен воспоминаниями, что не услышал, как подошла Таня.

– Вам плохо?

Артур созерцал её узкие босые ступни, не находя в себе сил поднять голову и посмотреть Тане в глаза. Узнает она его или не узнает?

– Что с вами?

Странно – ни испуга в её голосе, ни раздражения.

– Таня… – Хрипло сказал он, наконец подняв подбородок и встретившись с ней глазами.

Она смертельно побледнела, и глаза у неё стали большие-большие.

– Артур…

Она села. Прямо на пол, неловко скрестив ноги.

– Что с тобой?.. Как ты?.. Господи, какое удивительное сходство… Кем вы приходитесь Артуру? – заговорила она уже внятнее, взяв себя в руки.

– Ты всё правильно поняла, Таня. Это я, Артур. Не бойся, пожалуйста, и не сиди на полу, пойдем, – он встал, протягивая ей руку. – Я всё объясню.

– «Не сиди на полу», – неожиданно усмехнулась Таня. – Ну да, это точно ты.

И она спокойно протянула ему руку, встала, поправила свою длинную домашнюю юбку, и отправилась за ним в гостиную.

Артура же словно ударило током от её прикосновения. Ещё бы, ведь он не касался её 25 лет, 25 лет не вдыхал этого запаха – от неё пахло нагретым кровельным железом, теплом, ультрафиолетом. Её рыжие кудряшки золотились в солнечном свете, который косыми закатными полосами покрывал истертые доски пола. Волвертон волевым усилием заставил себя думать о деле, хотя с ним было совсем неладно – в горле стоял ком, и ему хотелось не то плакать, не то смеяться. Таня была рядом, совершенно живая и теплая. А в его памяти то и дело возникало унылое пустынное побережье – как он идет вдоль реки, и боится обнаружить что-нибудь: белую руку, рыжие кудряшки, алое намокшее платье… Волвертон вздрагивал и гнал эти воспоминания от себя.

Таня усадила гостя в кресло, сама села напротив и выжидательно уставилась на него.

Волвертон не знал, с чего начать.

– Налить тебе виски? – участливо спросила Таня.

– Да, – с благодарностью ответил профессор, удивляясь, почему Таня не удивляется.

Она вспорхнула с кресла, быстро налила на два пальца, протянула ему толстый граненый стакан. Артур сделал глоток. Прикрыл глаза.

Таня терпеливо ждала.

Наконец профессор почувствовал в себе желание говорить.

На самом деле, стоило только начать.

Таня слушала молча.

4

– Нет. – Спокойно сказала Таня.

– Нет? – Переспросил профессор.

– Нет. – Повторила Таня, и для убедительности помотала головой.

Профессор вскочил, заходил по комнате, не в силах совладать с собой.

– Таня! Скоро приду я. То есть другой Артур. Короче, ты меня поняла. А ты пудришь мне мозги! Что значит «нет»? Я изобрел машину времени, чтобы прийти сюда и сказать тебе это. Я прошу об одной простой вещи – 15 августа никуда не ездить. И ты говоришь мне «нет».

Таня внимательно на него посмотрела, прищурилась.

– Только 15-го? А 16-ое августа? 22-ое? А третье сентября, допустим?!

– Что ты имеешь ввиду?...

– А тебе правда хотят дать Нобелевку? – Издевательски переспросила Таня.

Артур даже забыл, какой она может быть резкой.

– Мне суждено. Умереть. – Только сейчас профессор заметил, что она отнюдь не спокойна – она смертельно напугана. Её темно– серые глаза стали ещё больше, от щек отлила краска, а грудь тяжело поднималась и опускалась. – А тебе суждено изобрести эти твои часы. Людям очень много чего суждено, и, однако, если я не умру, ничего этого не случится.

Артур ждал продолжения.

– Поэтому, – заключила Таня. – Есть два варианта. Либо я всё равно умру, и я лично больше верю в этот. Либо действительно ничего не случится. Ты не станешь ничего изобретать, если я останусь жива, не так ли? – Она по-кошачьи задрала голову, рассматривая его.

Волвертон опустил глаза.

– Вот и я о чём, – задумчиво отконстатировала Таня. – И я ещё не говорю о других людях. Мало с кем я была знакома, но тем не менее – я не знаю, как моя смерть изменит жизни окружающих людей.

– Таня, ты… – в отчаянии начал профессор. Он знал, что Таню очень сложно, почти невозможно переубедить. – Подумай. Совсем необязательно жизнь окружающих людей станет хуже, она просто будет… иной. Что касается меня – мне нафиг не нужна ни машина времени, ни Нобелевка, когда ты… тебя…

Таня вдруг встала, прижалась к нему.

– Если я не умру, – прошептала она. – Ты же… исчезнешь.

– Да, – прошептал он в ответ. – Зато буду другой я. Счастливый. Разве тебе не жаль его – меня? Знаешь, как я?.. Что я делал, после того, как ты…

– Я – утонула? Господи, наверное, это выглядит ужасно.

Таня говорила с таким неподдельным отчаянием, словно самое главное – это хорошо выглядеть после смерти.

– А я не знаю. – Ляпнул профессор и почему-то пожалел.

– В смысле? – Живо заинтересовалась Таня. Артуру стало жутко. Всё-таки она была очень смелой… или ненормальной. Профессор обнял её покрепче, и обреченно взглянул на настенные часы. Скоро вернётся настоящий, местный Артур.

– Я не нашёл тебя. В смысле, тело не нашли. Только машину. Но и тебя не нашли нигде. Кстати – не было у тебя желания сбежать от меня, инсценировав смерть? Потому что если было, то ты его явно исполнила. Так или иначе, я не нашел тебя.

– Нет, до сих пор такого желания не возникало, – медленно сказала Таня.

– Это… может быть, даже хуже. Я не спас тебя тогда. От неизвестности.

И сейчас спасти не могу.

Волвертон отпустил её, сел. Всё было напрасно. Силы вдруг покинули его.

Таня осталась стоять на месте, опустив голову.

Потом всё тем же странным, медленным тоном спросила:

– А твоя эта машина… она может перенести двоих?

Артур кинул на неё быстрый взгляд. В мозгу у него что-то взорвалось.

– Ты?..

– Если у тебя создалось впечатление, что я хочу умереть – оно неверно. Я просто не хочу, чтобы из-за меня не свершилось величайшее открытие человечества. Но если… если я… если я исчезну? – Её голос наконец задрожал. – Просто исчезну, Арти? Исчезну здесь и появлюсь там – ведь это всё равно, что заново родиться?

В напряженно тишине, наступившей после этих слов, зашуршал ключ в замочной скважине.

Артур лихорадочно стал набирать циферки на панели часов, подошел к Тане и тихо-тихо шепнул ей на ухо:

– Встретимся 15 числа, утром, около дома.

Она успела только вскинуть голову – а Артура уже и след простыл.

Спустя час профессор вернулся в 2015 год с отяжелевшей головой. Теперь он помнил, что за неделю до смерти Таня была очень странной – задумчивой, молчаливой. Исчезающей. Остальные воспоминания остались на месте – отчаяние, поиски, дурацкие вопросы, которые он задавал самому себе. Всё осталось. Часы. Алистер.

«Другие люди, жизнь которых из-за меня изменится».

Профессор хмыкнул. Альтруистка. Всегда такой была. А по нему – так пусть бы кто-нибудь другой изобрел эти идиотские часы, или вовсе никто.

Однако, ему нужно было провести эксперимент. И был на Земле единственный человек, способный ему помочь.

Как профессор и ожидал, в глазах Алистера он увидел только восхищение.

– Так вы всё-таки…

– Да! Да, чёрт побери. Я готов был рискнуть. И, между прочим, всё могло сложиться так, что ни часов, ни нашей работы – ничего бы не случилось. И мне было на это наплевать. Ты понимаешь?

– Понимаю. – Серьезно сказал Алистер. И добавил. – И мне всё равно. Ведь это же так… – Бретт замолк, не в силах выбрать нужное слово.

Иногда Алистер напоминал Артуру Таню. Такое же романтичное существо, начисто лишенное эго.

– Но ведь… наверняка кто-то помнит, что она исчезла 25 лет назад. Что вы будете делать? Как её представите?

– Мне придется уехать с ней, Алистер. Меня приглашают в ***ский университет – читать лекции и вести научную работу. Думаю, это кстати. Разумеется, ты можешь остаться здесь, а можешь отправиться со мной.

Алистер уже начал потихоньку лопаться от благодарности, когда профессор вернул его на землю:

– Но ничего этого не случится, если прибор сейчас не сработает. Я не знаю, каковы его ограничения по массе. И не знаю, что может случиться – с тобой, со мной.

Алистер молча продел руку в одну из лямок рюкзака.

Профессор – в другую.

5

Аплодисменты оглушали профессора, софиты – ослепляли. Он знал, что Таня и Алистер где-то в зале, и очень хотел видеть их лица, когда благодарил их в своей речи.

– …Моей жене, Тане, и моему лучшему другу и сотруднику – Алистеру Бретту.

Таня заулыбалась, все на неё оглядывались.

Она не стала менять имя, легко получила документы – у той же тетушки из мэрии, что подарила Артуру её дом.

Таня наотрез отказалась переезжать из родного города, устроилась на работу в один университет с мужем. Когда кто-нибудь видел профессора с женой, все улыбались и замолкали.

И всех посещала одна и та же безумная мысль – но никто не высказывал её вслух.