Она нашла себя в огне и крови революции

Ренат БИКБУЛАТОВ, краевед

01 декабря 2004 года

Имя Ларисы Михайловны Рейснер стало легендарным ещё при её жизни. Русская писательница. Член партии большевиков с 1918 года. В годы Гражданской войны боец, политработник Красной Армии. Автор книг очерков «Фронт» (1924), «Уголь, железо и живые люди» (1925).

Она родилась 1 мая 1895 года в польском городе Люблин в семье профессора права Пулавской сельскохозяйственной академии Михаила Рейснера. Мать, Екатерина Александровна, урожденная Хитрова, находилась в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми.

Ранее детство Ларисы Рейснер прошло в Томске. Ее отец, будучи профессором Томского университета в 1898-1903 годах, был обвинен в «возмутительной пропаганде» и в 1903 был вынужден эмигрировать в Германию, где завел постоянные знакомства с руководителями российской и германской социал-демократии – А.Бебелем, К.Либкнехтом, В.И.Ульяновым (Лениным). После возвращения в Россию (1907) он активно содействовал становлению социал-демократического движения на родине.

Лариса Рейснер с детских лет оказалась захваченной романтикой революционной борьбы. Во многом «бунтарский», «неоромантический» пафос ее ранних произведений – лирических стихов и героико-романтической драмы «Атлантида» (1913) – обусловлен интеллигентским идеализмом, присущим семейству Рейснер. Другим источником влияния на Ларису в ее отроческие годы стала поэзия русских модернистов – символистов и акмеистов, также тяготевшая к неоромантизму.

С 1905 года семья жила в Петербурге, в достатке и уюте. Идеи социал-демократии, которыми увлекались отец и брат Ларисы, определили круг ее интересов и мировоззрение. Отличавшаяся яркими гуманитарными дарованиями, она окончила с золотой медалью женскую гимназию и в 1912 году подала документы в Психоневрологический институт, где в это время преподавал ее отец. Одновременно начала посещать лекции по истории политических учений в университете в качестве вольнослушательницы.

Революционно настроенный Михаил Андреевич читал лекции для рабочих, а в 1915-1916 годах вместе с дочерью выпустил несколько номеров литературного журнала «Рудин», названного по имени тургеневского героя, которого Рейснер считала, вслед за А.В.Луначарским, провозвестником и предшественником революционной социал-демократии. На страницах журнала печатались стихи Рейснер, были опубликованы ее критические статьи о творчестве Валерия Брюсова и Леонида Андреева.

Журнал был заявлен как издание, призванное «клеймить бичом сатиры и памфлета все безобразие русской жизни, где бы оно не находилось». Девушка проявила себя прекрасным организатором: искала средства на журнал, закупала бумагу, договаривалась с типографами, вела переговоры с цензурой. Выступала как поэтесса, критик и публицист. Издание просуществовало недолго, но стало школой публичной деятельности для Ларисы.

«Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге, – читаем в дневнике Александра Блока, – журнальчик «Рудин», так называемый «пораженческий» в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие «меблирашками». Профессор («Барон») писал всякие политические сатиры, Ларисса (так у Блока. – Авт.) – стихи и статейки...»

После закрытия «Рудина» (в мае 1916 журнал закрылся за недостатком средств для его издания) Рейснер сотрудничала в журнале Максима Горького «Летопись», а затем – в горьковской «Новой жизни».

Среди огромного количества воспоминаний о Ларисе Рейснер нет ни одного, в котором не упоминалось бы о ее красоте. Сын писателя Леонида Андреева, Вадим, восхищался:

«Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...»

«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Осипа Мандельштама Надежда.

«Вокруг Ларисы всегда ходили легенды, – пишет Лариса Васильева. – Вот и германская красота не случайно возникла – вроде бы предки ее были рейнские бароны... Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял свое начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома – крещеный еврей».

Английский журналист Эндрю Ротштейн так писал о встрече с Ларисой: «Я совсем не был готов, входя в купе к красоте Ларисы Рейснер, от которой дух захватывало, и ещё менее был подготовлен к чарующему каскаду её весёлой речи, полёту её мысли, прозрачной прелести её литературного языка».

Она мечтала стать поэтессой. Вот её стихи:

Апрельское тепло не смея расточать,

Изможденный день идёт на убыль,

А на стене всё так же мёртвый Врубель

Ломает ужаса застывшую печать…

Видно, что это не женские стихи. Удивительно: Лариса Рейснер, это воплощение женственности, по внутреннему складу была иной, решительной и даже резкой. Она гордилась своим «мужским» умом. Словам предпочитала поступки. Любила споры. Всегда находила веские доказательства. Любила побеждать. В том числе и мужчин.

С поэтом Николаем Гумилёвым они встретились осенью 1916 года в «Привале комедиантов», артистическом кабачке на Марсовом поле. Рейснер ценила Гумилёва и умело разжигала в нём любовный огонь. Она называла его Гафизом, он её – Лери. «Я не очень верю в переселение душ, – писал он ей, – но мне кажется, что в прежних своих переживаниях вы всегда были Еленой Спартанской, Анжеликой из «Неистового Роланда» и т.д. Так мне хочется вас увезти. Я написал вам сумасшедшее письмо, это от того, что я Вас люблю. Ваш Гафиз».

Вместо похищения была встреча на Гороховой в доме свиданий. Лариса Рейснер признавалась: «Я так любила, что пошла бы куда угодно».

Его брак с Анной Ахматовой в ту пору уже исчерпал себя. Гумилёв предлагал Ларисе жениться на ней, но она отказалась. Потом узнала, что у него роман с Анной Энгельгард, которая стала второй женой поэта.

Разрыв был окончательный. В одном из своих последних писем к Гумилёву Рейснер писала: «В случае моей смерти все мои письма вернуться к Вам, и с ними то странное чувство, которое нас связывало и такое похожее на любовь…».

В августе 1921 года Николай Гумилёв был расстрелян большевиками. Она, уже будучи женой посла в Кабуле, как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода». Позднее Лариса Михайловна с уверенностью повторяла, что, будь она в Москве в те дни, смогла бы остановить казнь поэта.

И Февральскую, и Октябрьскую революции семья Рейснер приняла восторженно. Лариса была активным участником борьбы за новую жизнь. Она принимала активное участие в революционных событиях в Петрограде в феврале-октябре 1917 года. Вместе с демонстрантами пикетировала Петропавловскую крепость, освобождала политзаключенных. Участвовала в деятельности Комиссии по делам искусств, а после октября – Специальной комиссии по учету и охране Эрмитажа и музеев Петрограда.

После вступления в ВКП(б) в 1918 году Рейснер сделала единственную в своем роде карьеру женщины-военного политика: в декабре 1918 года она стала комиссаром Генерального штаба Военно-Морского флота РСФСР, прослужив до того несколько месяцев комиссаром разведывательного отряда штаба 5-й армии, принимавшего участие в боевых действиях Волжско-Камской флотилии.

Женщина-комиссар из «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского – это Лариса Рейснер. Этот образ вобрал в себя разных женщин, но прежде всего он списывался с Ларисы Михайловны. В жизни, оказывается, все выглядело иначе. Ни один документ не подтверждает того факта, что Лариса Рейснер распоряжалась действиями крейсера «Аврора» в октябрьскую ночь 1917 года (Л. Васильева).

С июня 1919 по середину 1920 года Рейснер участвовала в боевых действиях в составе Волжско-Каспийской флотилии, где служил ее муж Федор Раскольников. С лета 1920 года она была сотрудником Политуправления Балтийского флота.

Подобная революционная биография сделала из Ларисы Рейснер символ женщины русской революции. Не в поэзии, не в литературе она утвердилась, нашла себя, а в огне и крови революции, где надо было рисковать жизнью – это будоражило её кровь. Она была рождена не поэтессой, а отважным бойцом. Став комиссаром Балтфлота, прямо-таки упивалась этой новой значительной ролью. В морской чёрной шинели, элегантная и красивая, отдавала приказы революционным матросам, как королева пажам.

Лариса Рейснер бросилась в революцию, как в стихию. С лета 1918 года и до конца Гражданской войны её судьба была тесно связана с Красной Армией и флотом. Здесь она нашла своего мужчину – красного командира Федора Раскольникова. Их любовь родилась в бою. Общий враг. Единые цели. Оба любили литературу…

Она стала не только женой, но и адъютантом Раскольникова, тогда командующего Волжско-Каспийской флотилией, в дальнейшем – видного военного и политического деятеля, дипломата, члена Союза советских писателей.

В 1918 году, во время боев под Казанью, оказалась рядом с ним. В середине августа она стала комиссаром отдела разведки 5-й армии, была флаг-секретарем командующего флотилией.

С 1918 года в газете «Известия» печатались ее «Письма с фронта», составившие впоследствии книгу «Фронт: 1918-1920 гг.». Один из очерков посвящен Казани.

Как известно, Казань в августе была захвачена белочехами и белогвардейцами. Части Красной Армии отступили. Но некоторые бойцы и командиры не успели покинуть город. Для того чтобы узнать о судьбе оставшихся товарищей, в Казань направили Рейснер.

Придя в город, уже захваченный белыми, она поселилась в доме пристава Алексеева под видом богатой дачницы, жены офицера. Оказалось, пристав доносил контрразведке белых на неблагонадежных. Донес он и на Рейснер. Она была арестована и чудом сбежала.

Мрачными красками описала Лариса Михайловна город периода разгула белого террора:

«Русская провинция вообще ободрана, безобразна и скучна. Все её города и городишки похожи друг на друга, как чёрствые калачи. Но среди них всё-таки особенным уродством блещет Казань. Единственное, что в ней вообще имеет стиль и архитектурный характер – это башня Сумбеки. Арбузы, пыль, дощатые заборы; дома, в которых нет ничего, кроме вывесок и витрин.

Ни один патруль не остановил нашу телегу – и в Адмиралтейскую слободу мы выехали, едва веря своей удаче, непреложное уродство улиц и домов со всех сторон спешило нас уверить, что это уже не сон, а сама кривобокая, скуластая, охваченная белогвардейским бредом, Казань…

В предместье трамвай остановился, чтобы пропустить подводу, гружёную всё теми же голыми, торчащими как дерево, трупами расстрелянных рабочих. Она медленно, с грохотом потащилась вдоль забора, обклеенного плакатами: «Вся власть Учредительному собранию». Вероятно, люди, наклеившие это конституционное вранье, не думали, что их картинки станут частью циничного, общепонятного революционного плаката.

Белый штаб помещался на Грузинской улице… (в бывшем доме генерала Сандецкого, ныне – Музей изобразительных искусств РТ) – Ред.). У всех дверей часовые-гимназисты, мальчики пятнадцати – шестнадцати лет…

Два дня продолжались мои визиты на Грузинскую; от нескольких секретарей и дежурных удалось окончательно узнать список расстрелянных и бежавших друзей. Пора было подумать об обратном исходе…»

После освобождения города 17 сентября она написала чекистам:

«Прошу задержать пристава Алексеева (Адмиралтейская слобода, собственный дом, недалеко от речного училища), доносчика и черносотенца, выдавшего много товарищей, рабочих, участвовавшего во всех контрреволюционных организациях».

Пристав был арестован и расстрелян.

Один из ее очерков был посвящен Свияжску, который имел большое значение при формировании 5-й армии и подготовки наступления на Казань. Рейснер также написала очерк о Николае Маркине, рассказала о боях за Астрахань.

В марте 1921 года в составе Советского представительства, которое возглавлял ее муж Ф.Раскольников, Рейснер уехала в Афганистан. Очерки о деятельности советской миссии в этой стране, первой установившей политические контакты с РСФСР, печатались в газете «Правда», а затем вышли отдельной книгой «Афганистан» (1924).

Афганистан после голодной России казался райским местом. Сытно и красиво. Фонтаны и розы. Знаки внимания к первой леди посольства и любимый муж. Чего желать ещё? Для обычной женщины, разумеется, больше ничего, но только не для Ларисы Рейснер.

В 1923-м она внезапно рассталась с Федором Раскольниковым и укатила обратно в Россию. В Москве получила согласие на развод.

Муж переживал, писал ей письма, умоляя вернуться:

«…Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на седьмом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?»

Но все напрасно: Лариса Михайловна была уже связана с другим. Ее выбор вызвал всеобщий шок: низкорослый лысый очкарик Карл Радек со своей явно неромантической внешностью выглядел особенно карикатурно рядом со стройной красавицей…

Дочь Радека Софья вспомнила, что у отца были три слабости: книги, трубки и хороший табак. Была и четвёртая – красивые женщины. На первые свидания с Ларисой он брал дочь. Он наслаждался любовью Ларисы Рейснер, желая при этом оставаться хорошим семьянином, любящим мужем и отцом…

Какими-то нитями была связана Рейснер и с Блоком – нежно обожала его. И даже, надеясь на свои женские чары, пыталась обратить его в революционную веру.

«Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова, – вспоминала тетушка поэта, М.А. Бекетова. – Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...»

«Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу, – считает Л. Васильева. – Это была ее тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова – она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы – к очерку».

В 1923 и 1925 годах она работала специальным корреспондентом «Красной звезды» и «Известий» в Германии, результатом чего явились циклы очерков «Берлин в 1923 году», «В стране Гинденбурга», «Гамбург на баррикадах».

В Ларисе Рейснер легко уживались революционность и буржуазность. Сама она жила, как пишется в некоторых источниках, вполне «по-царски» в то время, когда люди голодали, и при этом откровенно говорила:

«Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».

Поэт В. Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями Михаилом Кузминым и Осипом Мандельштамом:

«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями...

На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями...»

Нелепая случайность (стакан сырого молока) оборвала жизнь Ларисы Рейснер в 1926 году: она умерла 9 февраля в Москве от тифа, прожив всего тридцать лет.

«Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?», – патетически вопрошал журналист Михаил Кольцов.

Гроб стоял в Доме печати на Никитском бульваре. Двор был заполнен народом – военными, дипломатами, писателями…

«Вынесли гроб, – вспоминает Варлам Шаламов, тогда ещё начинающий поэт,– и в последний раз мелькнули каштановые волосы, кольцами уложенные вокруг головы».

За три года до кончины она писала из Джелалабада:

«….Этот последний месяц помнишь Восток, пальмовые рощи и эти ясные, бездумные минуты, когда человек счастлив от того, что бьют фонтаны, ветер пахнет левкоями, ещё молодость, ну, и сказать – и красота, и всё, что с ней связано, бездумного и творческого. Боги жили в таких садах и были добры и блаженны…»

Кто знает, может, она начала по-новому осмыслять свою жизнь…

Сегодня мало кто знает Ларису Рейснер. Если раньше, в советские времена, о ней писали восторженные очерки, то сегодня в интернет-источниках не жалеют черных красок, чтобы на ее примере показать «истинную сущность» тех, кто боролся за новую власть.

Наверное, в ней, действительно, уживалось все. Таков был ее противоречивый характер. Противоречивым было само время, в котором ей довелось жить…

Интернет-источники изучал Ренат БИКБУЛАТОВ