«Рецепт» для каменной реликвии

Михаил Бирин

06 июля 2020 года

Лязгнув замком, затворилась дверь, и мы оказались в прохладней темноте. Тесный тоннель вел круто вверх. Ориентироваться приходилось на ощупь, но мой провожатый ловко взбирался по скрипучим ступенькам, и его уверенность помогала справиться с первоначальным волнением. Волноваться же было от чего: мы находились в каменном чреве легендарной башни Сююмбеки.

В Казанском кремле идет реставрация башни Сююмбеки

Устремленный ввысь остроконечный силуэт давно стал символом города, а таинственная история о царице Сююмбеке, жене последнего казанского хана Саид-Гирея, сделала этот объект изюминкой в рассказах экскурсоводов.

Литография художника Дюрана

И еще одна примечательная подробность: башня вошла в список памятников мирового искусства, характеризующихся как падающие сооружения. Действительно, падение прибавило блеска ее ореолу, но с некоторых пор крен вызывает все большие опасения. И нынешней весной у ее подножия расположились строители.

Спецбригада, вызванная из Брежнева (так в 1987 году назывался город Набережные Челны), внешне не отличается от тысяч подобных: каски, спецовки со следами раствора, мозолистые натруженные руки... И все же в профессиональных разговорах этой пятерки из Союзгидроспецстроя проскакивают медицинские словечки: «давление», «тампон», «инъекция». Впрямь, задача строителей сводится к тому, чтобы поставить кирпичного «пациента» в буквальном смысле на «ноги»: зацементировав основание, прошить его мощными металлическими стержнями, связать нижнюю часть здания с материковым известняком на глубине около двадцати метров. Расчеты показывают, что такие меры прочно зафиксируют башню в нынешнем ее положении, и даже сделают строение одним из самых сейсмостойких в городе.

Расчет расчетом, но успех в строительном деле, как утверждают специалисты, зависит не в меньшей степени от практического опыта. Что касается сегодняшних «лекарей», то они уже имели дело с каменными знаменитостями. В прошлом году укрепляли в Москве здания Третьяковки и МХАТа, в Казани – цементировали фундамент Пассажа. С одним из них, помощником бурильщика Нургали Минневалеевым, мы и путешествуем по старинным извилистым коридорам.

...Необычное в поведении башни было замечено в 1913 году, а к 1930-му отклонение верхней точки уже составляло 1,28 метра. Крен продолжал нарастать. Поэтому в 1941 году было проведено первое, по сути, серьезное исследование. Тогда же заложили первый шурф в ее основании. Затем последовали ежегодные обмеры, строились предположения (порой довольно противоречивые), выдвигались проекты, как остановить движение. Но башня медленно и неудержимо отклонялась на юго-восток, расхождение с вертикалью достигло 1,65 метра.

Капризная красавица успела попасть в поле зрения светил зодчества и реставрации всего Союза, когда в конце сороковых годов вдруг резко успокоилась. Впрочем, тоже весьма относительно. Теперь она начала, хоть и незначительно, падать... в другую сторону. Причем направления были самыми различными и практически непредсказуемыми.

И все же не крен волновал тогда архитекторов (до критического, примерно в 2,5 метра, отклонения было далеко). Из-за осадки здание начало разрушаться. Лопнул свод арки, по стенам побежали предательские трещины...

– Осторожно: здесь нет ступеньки, – голос Нургали теперь доносится откуда-то сбоку. – Ну вот, почти добрались.

Снова слышен скрип дверных петель, вспархивают потревоженные голуби, и в узкий с овальным верхом проем бьет ослепительный дневной свет.

– Что, вершина?

– Нет, – смеется Нургали. – До верха еще, как до Китая. Это только первый ярус.

Квадрат нижнего помещения, оказывается, уже обжит. Деревянный настил разобран, в углу несколько банок с краской. О том, что мы здесь далеко не первопроходцы, говорят также автографы и даты, нацарапанные на деревянных перилах где по-русски, а где арабской вязью. Поспорив об их достоверности, мы с провожатым осматриваем кирпичную кладку. Трещин, вообще-то, не так уж много. Как объяснили архитекторы, «волосяные» даже полезны: здание через них дышит. Но встречаются (особенно на южной и восточной стенах) тревожные – крупные. На них видны металлические и цементные нашлепки с цифрами и пометками.

– Сам корпус находится в удовлетворительном состоянии, – рассказывает главный архитектор специальной научно-реставрационной мастерской Р. Билялов. – Этим мы обязаны, во-первых, своим коллегам из XVII века. Авторы отлично решили конструктивные задачи, башня очень неплохо задумана и исполнена. Во-вторых, хорошо потрудились реставраторы в 58-59-х годах.

Здание тогда капитально подновили. Кое-где восстановили кладку, деревянные перила и лестницы. Кирпич покрыли водоотталкивающим раствором. На трещины поставили метки-маяки, которые мы с проводником

и обнаружили на стенах, Но за фундаменты не брались. Башня вела себя спокойно, а поскольку об истинных причинах отклонения никто не мог сказать ничего определенного, решили, что она добралась до твердого грунта и осадки больше не будет. Как оказалось, в дальнейшем, такие выводы были преждевременными...

Пока взбираемся выше, Нургали рассказывает о бурении.

– Кирпич старый, плотный. Ну мы поднажали еще. Бур как заревет! Бур выключили, в дыру опустили переноску. Ба! Да там пустота. И так несколько раз. Когда цемент закачиваем – он просачивается в другом месте. Будто внутри все изъедено,– А буришь – пыль идет разноцветная. То красная от кирпича, то белая – известка, а то какая-то сиреневая...

Чтобы попасть на второй и третий ярусы, нужно идти в обход через «улицу». На внешних обходных дорожках местами пробивается трава и даже небольшие побеги деревьев. Реставраторам эта веселая поросль – нож в сердце. Корни растений помогают разрушительной работе воды и ветра. Так что зеленый цвет на каменных вертикалях, не в пример автодорогам, вроде сигнала опасности: гибнет памятник!

...Так почему же она все-таки падает? В принципе ответ ясен: из-за неравномерной осадки грунта под основанием. Но почему она неравномерна? Тут мнения расходятся.

1941 год. Исследователи грешат на траншею прошлого века, которая была прорыта при строительстве губернаторского дворца (сейчас – здание Совета Министров республики). Траншея не пригодилась и была засыпана, но свое дело сделала: влага из нее просочилась под южный пилон.

1946-й, «Траншейная» гипотеза отвергается, поскольку нашли более вескую причину: башня покоится на дубовых сваях. Они начали подгнивать, и здание дало крен. Но почему именно на юго-востоке?

1947-й. Московские специалисты в результате исследований приходят к выводу: виноваты подземные ходы, коих под Казанским кремлем множество. Фантазия? Ведь тоннель, прорытый воинами Ивана Грозного, заканчивается вроде бы в другом месте... И все же. В 1843 году француз Дюран сделал гравюру башни Сююмбеки. На первом плане рисунка неподалеку от южного пилона четко видна дверь, ведущая в подземелье. Известно, что Дюрану принадлежат несколько гравюр с объектами Кремля, и все они отличаются фотографической точностью.

1950-й. Профессор Дмороховский в своем заключении категоричен: никакие не сваи и не ходы, а близость реки всему причиной. При дальнейшем замачивании грунта профессор предрекает катастрофические последствия...

70-е годы. Раскопки под руководством профессора Халикова выдвигают новое, самое удивительное предположение: северный пилон опирается на остатки древнего фундамента.  Поэтому опускается только южная часть.

Высказывалось еще много различных догадок. Обсуждались варианты укрепления фундаментов. Зодчие скрещивали копья карандашных линий, но о практических мерах речи не заходило. Подтолкнула к действию сама башня. В 1977 году крен в юго-восточном направлении снова начал резко прогрессировать. Теперь медлить стало опасно...

Чем выше поднимаемся, тем труднее становится идти. После третьего яруса уже нет выходов наружу. В здании царит полумрак. Снова приходится нащупывать каждую ступеньку. Восьмигранники этажей становятся все уже. В проходах приходится сгибаться все сильней, кое-где выбираться на руках. Но Нургалн поторапливает:

– Скорей!

Наклонных архитектурных памятников только у нас в стране насчитываются десятки. Даже колокольня храма Василия Блаженного в Москве отклонилась на полтора градуса. Однако требующих инженерного вмешательства – единицы. Еще меньше случаев подобного вмешательства, поскольку каждая операция сопряжена с большим риском. В свое время в Венеции рухнула 98-метровая колокольня святого Марка (для сравнения: рост нашей башни – 58 метров) только из-за того, что с нее убрали массивные каменные наличники. Так что расчет должен быть хирургически точен, и для каждого памятника нужен особый инженерный ход. Поэтому при поиске «казанского варианта» перебрали множество способов, вплоть до «водяного» (предлагалось соорудить в основании нечто вроде бассейна, чтобы башня плавала в нем, как поплавок. Это, конечно, из числа курьезов).

Практический опыт у нас в стране был: выпрямлялись ярославская колокольня Иоанна Предтечи и несколько минаретов в Самарканде (кстати, решение с Юго-восточным минаретом медресе Улугбека было подсказано гениальным Шуховым). С учетом этого опыта, а также с появлением универсального буро-инъекционного метода укрепления оснований архитекторы разработали уникальный проект восстановления башни в Казанском кремле.

Сейчас сложно назвать конкретного человека, которому принадлежит верное решение. Над ним трудились несколько институтов, коллективы реставраторов, историков, археологов, инженеров из разных городов страны. Сотки людей вносили свою лепту в поиски выхода из критического положения, в котором оказался дорогой нашему сердцу памятник. Но, думается, никому не будет обидно, если выделим среди них имя архитектора института «Татаргражданпроект» О. Берима. Одержимый мыслью спасти каменную реликвию, много лет собирал он все идеи, расчеты, исторические сведения. И стал автором проекта реставрации легендарной башни, предложив использовать на ней новый метод бурения.

В эти же годы, не ведая о башне Сююмбеки, шлифовал мастерство на скалах вечной мерзлоты бурильщик Николай Шкапин, сооружая близ Игарки самую северную в мире Хоктайскую ГЭС.

Судьба сведет этих людей на казанской земле. Увы, заочно: архитектор Берим не дожил до воплощения своей мечты.

Наконец, мы на вершине. Тесный дозорный ярус явно рассчитан на одного часового. В вытянутых, словно бойницы, окнах – великолепный обзор. Город, как на ладони, и все его изъяны и неурядицы не видны с высоты птичьего полета.

– Красота?

– Красота!

До революции в пик башенного конуса вцепился когтями хищный двуглавый символ самодержавия. Понятно, что после Октября ему пришлось слететь с престижного насеста. С тех пор башня стоит фактически обезглавленная, если не считать нескольких часов, которые провел в 1958 году макет герба города – Зилант, предложенной архитектором Айдаровым. Задумка была верной. Герой древней булгарской легенды, олицетворение силы и мудрости, крылатый змей мог стать достойным украшением Кремля, В этом никто не сомневался. Решение было согласовано почти со всеми инстанциями, но...

– Сейчас нахожу верным, что тогда в Верховном Совете республики мне предложили подождать до следующего раза, – рассказывает С. Айдаров. – С тех пор изучил все, что связано с гербом Казаки, и понял, что тот Зилант был не из лучших. Демократическое, народное начало образа диктует, если хотите, свои художественные черты. Я «заболел» Зилантом и постоянно ищу его облик. Кажется, сегодня решение близко, и упомянутый «следующий раз» наступил. На втором этапе – при непосредственной реставрации корпуса башки – престо необходимо опробовать Зиланта на верхотуре. Ведь архитектурное завершение здания – важнейшая деталь его внешности.

***

Немного прозы вместо эпилога.

– Уникальный объект! В газетах про него печатают! – Бурильщик шестого разряда Шкапин кипятится в бытовке. – Лучше бы написали, что три недели без цемента сидим, Техника вся на ходу, в бой рвемся, а цементовоз приходится гонять за двести километров – то из Брежнева, то из Нижнекамска. Бумагу какую подписать – тоже волокита. А выбьешь бумагу – материала нет. Ни труб, ни арматуры. Площадку обещали подготовить к маю, а она и в июне не готова. Дни стоят – только работай! К осени завершили бы, да вот снабжение подводит. А зимой все дело остановится. Не за себя, за город обидно...

Михаил БИРИН, наш корр.

«Вечерняя Казань», 6 июня 1987 года

ПОСЛЕСЛОВИЕ

О башне Сююмбике (Сююмбеки) «Вечерняя Казань» писала неоднократно. В 1988 году заметками доцента КГУ А. Мухамадиева (12 марта), который обратил внимание казанцев на раскопки археологов в Кремле, началась дискуссия под рубрикой «Наследие и мы». Это был взгляд на историю башни.  В номере от 6 мая Читатели высказали свое мнение о возрасте башни, о легенде про царицу Сююн-бике («Радость-девица»). Дискуссию завершил 24 июня профессор А. Халиков, который, основываясь на результатах раскопок, пришел к выводу о том, что башня была построена в конце XVII на месте более древнего сооружения XII-XIII веков. Он объяснил, почему она вдруг начала «падать»: строители новой башни использовали часть старого каменного фундамента, который оказался более устойчивым, чем новый фундамент

В 1989 году разговор о башне был продолжен в другой плоскости и касался уже не только ее. Предложение архитектора С. Айдарова (21 октября) установить на башне Сююмбике  полумесяц не встретило всеобщего одобрения читателей. В номере от 10 января 1990 года частный факт об архитектурном элементе на верху легендарной башни послужил для С. Мамлеевой-Козловой и Л. Грязновой поводом размышлений о реставрации кремлевского ансамбля, и они обратились к горожанам с просьбой о помощи и поддержке («Требуются спонсоры»). Заметим, что планы, о которых они писали в 1990 году, в дальнейшем были реализованы.