Скоростной режим жизни Равиля Бухараева

18 октября 2012 года

Сегодня, 18 октября 2012 года, Равилю Бухараеву исполнился бы 61 год. Этот ВЕНОК ПАМЯТИ – публикация воспоминаний о Равиле Бухараеве – только малая часть нашего признания его истинных заслуг.

Известный поэт и прозаик, философ с техническим образованием, родился 18 октября 1951 г. в Казани в семье доктора технических и физико-математических наук, профессора Казанского государственного университета Раиса Бухараева. Всего год назад, 18 октября 2011 года, в Казани прошел яркий и незабываемый юбилейный вечер известного на весь мир поэта, писателя, деятеля культуры и науки – РАВИЛЯ БУХАРАЕВА. 

Лидия ГРИГОРЬЕВА

Поэтические предсказания

 «Кукушка. Кучевые облака.

Мне может быть не будет сорока...»

Так он написал, когда ему и тридцати не было. Прекрасно зная, что поэту нельзя в стихах свою судьбу предсказывать. Но, слава Богу, это предсказание не сбылось. Уберегла его судьба для других трудов, событий и свершений, о которых мы в нашей общей с ним поэтической юности и не помышляли. Но потом, когда ему было уже за сорок и мы уже жили в Англии, он опять нарушил это известное всем поэтам негласное правило – не говорить в стихах о своей смерти:

«Да разве не жаль, что я раньше умру,

Едва ощутив Бога ради,

Как сердце щемят на английском ветру

Твои золотистые пряди...».  

И потом, когда ему было едва за пятьдесят, опять о том же в стихах, посвященных памяти сына Василия:

«Когда вернусь в казанские снега,

Мы разглядим друг друга в свете Бога,

И я пойму, о чем была туга,

И я пойму, зачем была дорога...

Мой мальчик, потерпи еще немного,

Пока вернусь в Казанские снега...

Такие настойчивые, многолетние предсказания ранней кончины и заставляли его торопиться в трудах.

Количество сделанного им – не за шестьдесят лет жизни – а всего за сорок лет интенсивной творческой работы, кажется невероятным. Стихи, проза, политология и экономика, историографические и теологические труды, переводы поэзии и прозы. При этом многие книги были им написаны на других – английском и венгерском – языках. На высочайшем уровне. Словно внутри у него жили еще несколько человек.

Иначе как нам всем понять эти невероятные перевоплощения из русского писателя татарской национальности в венгерского поэта, написавшего первый в истории венгерской литературы – венок сонетов! Он жадно и быстро работал, и так же жил – на пределе последних сил, в полном смысле слова – до упаду. Знаю. Видела. Наблюдала. Восхищалась и помогала, чем могла.

Сегодня, 18 октября, моему мужу Равилю Бухараеву исполнился бы всего 61 год. Но кукушка, которую он накликал в молодости, в январе этого года вдруг оборвала свой роковой отсчет. Улетела.

Этот снимок сделан в Казани, в день юбилейного поэтического вечера в Государственном концертном зале имени Салиха Сайдашева (Лия Загидуллина, Равиль Бухараев, Лидия Григорьева)

 «От человека исходят труды. Все остальное – от Бога...»

В том числе и неведомые нам самим пределы нашего земного бытия. Будем уповать на бытие небесное. Он верил в то, что оно есть. Вернее, мы вместе с ним были в этом убеждены. Он всегда торопился. Спешил. Все делал предельно быстро. Но при этом, невероятно качественно. А порою просто – блестяще.

С отличием закончил школу и университет. Быстро изучил иностранные языки. Быстро написал научный труд в аспирантуре мехмата МГУ. И первая его поэтическая книга вышла рано – в 24 года, а значит быстро. Рано и быстро был принят в Союз писателей. Рано женился.

Быстро и хорошо переводил поэзию разных народов. Быстро печатал на машинке и рано стал писать стихи и даже романы в стихах не от руки, а на печатной машинке, а потом и на компьютере – так быстрее. Быстро схватывал суть самой сложной мысли. Прямо налету. Книги читал по диагонали – с невероятной скоростью, всегда схватывая самую суть, запоминая и цитирую самое главное.

Такой он выбрал СКОРОСТНОЙ РЕЖИМ ЖИЗНИ. На переделе дозволенного природой...

Не человек, а огнемет. Даже ел необычайно быстро – жаль было отпущенного для других свершений времени. Так ведь?

И я понимала, как никто: спешит, торопится исполнить свое ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

Да. Именно так думала и понимала. В таком вот высоком, но не высокопарном, духе. А уж теперь и вовсе нам всем не стоит стесняться высоких слов, когда уже все свершилось и исполнилось.

Да. 18 октября 2012 года ему исполнился бы всего 61 год.  

Ринат АХМЕТЗЯНОВ

Миры Равиля Бухараева

  Пусть Всевышний просветит наш разум и ведет нас по верному пути!  

Первая встреча

В первую же нашу с ним встречу (а говорили мы о поэзии) я заметил одну отличительную особенность: он разговаривал со мной, как со своим Братом. Удивительно, но факт, (думал, что вряд ли когда стану рассказывать об этом), но нас познакомил мой сборник стихов «Мезозой», который по стечению обстоятельств попал в руки Равиля Раисовича - «удружили» общие знакомые - Андрей Николаев и Милана Забелло.

Ожидал какой угодно критики от великого мастера слова, но его интересовали не поэтические формы и не слова, а Мысли. Он на память воспроизвел строки,

Тот, кто наблюдает,

Побуждает время течь,

И время тает,

И капель секунд

Не иссякает.

А пока его удел стеречь:

Время есть,

Для тех, кто наблюдает.

(«Медиум)

Эти строки заставили его задуматься... об относительности понятия Времени.  «Я подумал, - сказал он, - что нас посетили одни и те же мысли. И в этот момент понял, что нам нужно знакомиться и общаться».

Уже потом я вычитал в его «Ностальгии по Откровению» похожую формулу:

«...и стало понятно, что и Время — понятие относительное, <...> поскольку результаты всякого наблюдения зависят от положения наблюдателя, который либо движется с некоторой скоростью, либо находится в состоянии покоя.»  

Так я оказался приглашенным в Его Мир поэзии. Возможность мыслить глубоко, проникновенно, открывая сущность обыденного, показывая новые смыслы и грани многомерного рисунка действительности — это его авторская манера— человека, привыкшего делать точные и выверенные суждения, четко отделять факты от мифов и легенд, личные мнения от научных выводов. Теплая грустинка в глазах, печать интеллекта выше бровей, сеть добрых морщинок и глубокие замыслы-раздумья на лице — передо мной сидел человек, познавший жизнь во всех ипостасях.  

От сердца

Лирическое начало постепенно перешло в серьезный разговор о познании мира. Передо мной восседал уже состоявшийся философ, увлекающий своего собеседника, далеко открывая ему свой нравственный космос. Так далеко, что похоже современникам еще предстоит раскрыть и осознать глубину выводов Бухараева-ученого.

Произносимое исходило не от политолога и не от религиоведа,  а от человека познавшего Истину — от сердца искренне и легко. Отношения между людьми и отношения между и внутри мирами (к примеру, исламским и христианским),  в исполнении Равиля Бухараева представлялись несколько иными.

Все люди, к какому бы народу или племени они ни относились и какое б положение в жизни ни занимали, являются равными. Никто, ни один народ не обладает превосходством над другим. Белый человек не имеет превосходства над черным и наоборот, разве в той степени в которой они исполняют свой долг перед Богом и перед людьми.

Пределы условностей

Хотя ислам в тех пределах и условностях, в которых привыкли воспринимать его в Европе и мире в немалой степени благодаря насаждаемому постулату о неизбежности последнего столкновения цивилизаций,  сделался самой что ни на есть нетерпимой религией. Повсюду крайний антагонизм и нетерпимость между различными мусульманскими течениями  организациями. Согласно расхожей и активно популяризуемой в телеэфире точке зрения, ислам – страшная, пугающая религия, религия рабов.

«Толково о Коране рассуждают наши имамы, но в их стремлении создать все «правильно соответствующее понятиям ислама», очистить ислам от скверны - фундаментализма - они становятся непримиримыми борцами с этим злом. Тем самым укрепляя свой фундамент, свое насаждаемое видение религиозной правоты — что и есть по сути новый фундаментализм.» «Не мы ли все в течение семидесяти пяти лет безропотно принимали атеистическую идеологию и все связанные с этой идеологией последствия, не изжитые многими и сегодня?»

Много ли тех, кто душой тяготеет к исламу сегодня? Да. Однако слишком много условностей ожидает российского мусульманина. Не без  страха «отлучения и отступничества» нужно отказаться от задавания неудобных вопросов и желательно забыть все, чему его учили в школе или университете, в частности, законы физики, астрономии и элементарной логики.

Такое «религиозное просвещение» на деле оборачивается простым обозначением «запретных зон», наличие которых убивает сущностную логику Откровения, направленную на самое широкое познание человеком мира и своего места в этом мире по отношению к Богу и другим людям — таким же творениям Бога, как он сам.

Активно приклеиваемые ярлыки: хизбутчики, исламисты, ваххабиты, используются для устрашения и разрушения в конечном счете, и в первую очередь разрушения единства самого исламского мира. И уж точно: «ислам — НЕ религия насилия». Ислам обладает своей красотой и притягательностью. Но часто и благодаря невежеству все это остается в полном небрежении.

Ему ли, Бухараеву, познавшему ислам изнутри, а не критически воспринимавшему его со стороны, доподлинно изучившему и посвятившему этой теме много трудов и исследований, быть согласным с так называемым  мусульманским духовенством стран исламского мира, которое пытается самолично выступать от имени ислама?

«Эти клерикалы не предпринимают никаких усилий по совершенствованию нравственного состояния своего общества, по установлению в нем высоких общественных стандартов нравственности. Правда состоит в том, что исламский шариат настолько полон милосердия и благодеяния, что Коран называет Пророка ислама «милостью для всего человечества». Люди, подобные упомянутым клерикалам, забывают об этой стороне исламского шариата, настаивая исключительно на карательных мерах. Они говорят только о системе наказаний, тогда как система социальной защиты человека, система нравственности и вся красота ислама остается в полном небрежении, поскольку внедрение этих, главнейших, сторон шариата требует больших усилий и тяжких духовно-нравственных трудов». 

«Отпусти мою душу на волю»

Самое правильное было в первой нашей встрече — слушать и молчать, с чем я мастерски справлялся, нет нет да вставляя необязательный вопрос. Надо отдать должное моему новому другу и собеседнику: для него просто не существует неудобных вопросов — следует четкая аргументация, если нужно с указанием конкретного аята и суры. Да да, опорного документа на все времена — Священного Корана, к которому он так свободно обращается, на любые уточнения у него находятся аргументы и доводы.

Время в пустом кафе остановилось. Посетители — либо их не было, либо они дематериализовались — ведь речь шла далеко не о них. Парадоксально — но такой глобальный и известный человек искал слушателя не где-нибудь в заокеанском острове-провинции Минданао (где бывал он не раз по долгу миротворческой службы), а в родном городе, вознесенным им на поэтические высоты, сделавшим его не менее известным, чем Лондон, в котором он нашел теплый прием и домашний уют. И Себя. (Стать успешным и почитаемым там — задача не менее трудная, чем удобным и публикуемым здесь.)

И именно этому городу он посвятил благодарный «Сказ о Казани», не просто иллюстрированное издание, а серьезное исследование, над которым он трудился годы. Сказ,  воспевающий именитых горожан: Федора Шаляпина и Владимира Ульянова, Шигабутдина Марджани и Гаяза Исхаки.

  «Не верить пределу»

Именно эта Казань отпустила его «человеком отчаявшимся и разочарованным во всем». Он уехал от книг, на публикацию которых ушли неимоверные усилия, от признания, которое его уже тяготило, и от той формы «лауреатской» известности, которая не приносила удовлетворения.

 Я не нужен ни деревьям, ни земле, я не нужен ни себе, ни им, ни вам, ни хвале не верю вашей, ни хуле, ни словам не верю вашим, ни слезам.

Он пошел на это еще и  потому, что пришло осознание того, что он себя не слышал. Он ушел, чтобы вернуться Навсегда.

«Понял: если не уйду на несколько лет, а может быть, на всю жизнь в какое-нибудь бескорыстное служение, то пропаду».

Он так привык: «не верить пределу»  и создал себе новую, идеальную реальность. Благодаря знакомству с высокообразованными и верующими людьми из Ахмадийской мусульманской общины Великобритании, он вышел на новое качества бытия.

Работа, служение, Вера  помогали ему быть активным свидетелем современности, писать свою многотомную Летопись, служить Аллаху и своему народу – и в этом ему открылся новый смысл жизни. «Во мне живет желание рассказать о нас, татарах, и нашей великой культуре всему миру».

Сказано — сделано: за два скитаний по миру  им были написаны порядка 30 книг. И куда бы ни забрасывала его судьба – в Австралию, США или Израиль, везде он встречал своих братьев. Ценителей его творчества.  

«Мнилось мне, что поймут с полувздоха»

Вероятно, это удел Великих: благодарность и признание русскому писателю Равилю Бухараеву в России так и не была выражена в полной мере. Возьму на себя это утверждение: но по достоинству он так и не был оценен. Верю что люди, открыв его книги, получат свою частичку его любви. Все что он делал — Любил, Творил и Верил. А эти чувства не требуют взаимности. Ведь, как он сам говорил, «служить Всевышнему можно только через служение человечеству».  Верю, что благодарность наша растет и будет расти по мере постижения оставленных нам его смыслов.

  * * *

Отпусти мою душу на волю.

Я уже никуда не уйду.

Что могло – уже пало на долю в этом бедном и мокром саду.

Мне знакомы все тени и звуки, все тропинки по нашей глуши.

Мне не нужно ни славы, ни муки, только воли на скудость души.

Ни о чем, кроме нищенской воли, я не мог бы просить без стыда.

Я увидел свечение боли. Я уже не уйду никуда.

За ограду – к небесному полю все равно я стези не найду.

Отпусти мою душу на волю. Я уже никуда не уйду. 

 Татьяна НАБАТНИКОВА:

«Им было не скучно друг с другом»

Я познакомилась с Лидой на литературном совещании в начале 80-х годов, сразу влюбилась в сборник её стихов «Свет виноградный», проплакала над этими стихами ночь – и с тех пор мы дружим. Дополнительным бонусом этой дружбы оказался хозяин дома – дома друзей, «куда можно зайти безо всякого, где и с горя, и с радости ты ночевал, где всегда приютят и всегда одинаково под шумок, чем найдут, угостят наповал», как писал К.Симонов.

Пуд соли был съеден за десятилетия этой ничем не омрачённой литературной и человеческой дружбы. Отдельным счастьем было то, что и Равиль был превосходным, порой гениальным поэтом, мог прочитать своё последнее стихотворение – и мы надолго замирали в молчании, потому что его стихотворение всегда наносило эмоциональный и интеллектуальный удар, после которого требовалось сосчитать до десяти, прежде чем выберешься из нокаута. И сам он при этом не ждал аплодисментов, а молчал вместе с нами: будучи по образованию математиком, он мог оценить масштаб импульса, который сообщал слушателям.

Эта голова была полна мозгов высочайшего качества, он писал статьи по-английски, по-немецки, по-венгерски, по-турецки, но мог и развеселить всю компанию, проходя мимо и вставляя в разговор какую-нибудь цитату: «Скажите, а вы любите мадьяр? Этих нехристей? Ведь нет?» И, оглянувшись с порога, добавлял бессмертное: «Иной мадьяр ведь и не виноват, что он мадьяр!» Другого такого «цитатника», как Равиль, я не знала, он помнил первоисточники целыми страницами. В до-интернетные времена он служил нам безотказным энциклопедическим справочником.

Этот фотоснимок из 70-х годов – из самых любимых в моём домашнем архиве. Иной раз – даже в случае с поэтами – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Лида, Равиль и их сын Вася – в комнате их московской коммуналки. Видно, что всё сияет чистотой.

Лида всегда следила за тем, чтобы все были ухожены, наглажены, хорошо одеты и накормлены. В шкафу – книги, на стенах – картины художников, с которыми они дружили. К кругу знакомств они относились так же придирчиво и избирательно, как к порядку в доме, в одежде и в мыслях (всё по Чехову).

Им никогда не было скучно друг с другом, потому что оба постоянно развивались, обмениваясь новыми мыслями, укрепляя и поддерживая друг друга в сомнениях. Этим был счастлив их брак: союз равных, хотя и очень разных людей. Я знаю множество поразительных свидетельств их мистической связи. Вплоть до того, что в трудную минуту Лида – казалось бы, случайно! – вдруг слышала голос Равиля по радио Би-Би-Си, он протягивал ей руку помощи через тысячи километров, и это помогало ей выжить.

Точно так же и Равиль чувствовал её мистическое присутствие постоянно. Потеряв Васю – уже взрослого мужчину, офицера, главу семьи, – они привязались друг к другу ещё сильнее и уже не расставались, во все деловые поездки отправляясь вместе. Внучка Сашенька стала их единственной отрадой.

Равиль не мог не уйти так рано: он намного превысил тот массив дел, какой можно осилить, работая на искусство, на свой народ, на родной город Казань. Без Равиля нам плохо.  

Александр РАДАШКЕВИЧ:

«Он прожил несколько жизней»

Я знал его всегда. Когда он жил, мне казалось, что мы не расстаемся, хотя виделись мы всегда как-то неожиданно, в разных странах, два-три раза в год. Когда его не стало, это чувство, как ни странно, лишь усилилось, потому что он жив еще того более.

А встретились мы поздно, в 2004-м, на байкальском фестивале поэзии, организованном его ближайшим другом – иркутским поэтом Анатолием Кобенковым, нас уже оставившим так же внезапно. Потом мы вместе выступали в Мюнхене, Лондоне, Коктебеле, Тбилиси, встречались в Париже, и я гостил несколько раз у них с Лидией Григорьевой в зачарованном лондонском предместье, о чем и писал стихи-посвящения.

Это были встречи-праздники, и Равиль всегда вызывался представить меня залу, говоря какие-то простые, главные слова. Такими же были его письма, включая последнее, о предисловии к моим «Земным праздникам», которое он уже не успел написать или, вернее, на которое ему уже не было отпущено сил.

Я слышу все интонации его голоса, когда он произносил в стихах «сын мой» с той особой, непередаваемой внутренней дрожью, которая слышна разве что у Шаляпина в «Борисе Годунове», в сцене прощания.

Он прожил несколько контрастных жизней и был человеком сущего и насущного духовного отсчета, неколебимо и спокойно царствовавшим над маетой и рутиной его лондонско-московско-казанской жизни и разъездами по всему миру. Когда-то, в Москве, в темные годы перестроечной ломки, какой-то прохожий прошел за ним несколько кварталов, завороженный, как оказалось, ароматом его голландского трубочного табака очень редкой марки.

Редкой марки был и сам Равиль, и мы, как тот прохожий, сомнамбулически следуем сквозь его «дневники существования», по «дороге Бог знает куда», посылая «письма в другую комнату», вплоть до заветного «белого минарета», за светлым ароматом его очарованной души, этим жемчужно-радужным дымком между расступившимся небом и сомкнувшейся землей.

                                                                                              г. Париж

Валентин КУРБАТОВ:

«Когда Слово становится ветром и Светом»

Этот день так уж и будет сиять для меня незакатным светом. Равиль с Лидией приехали из Питера в Псков в полдень. И мы торопились оживлением загородить первые минуты неловкости, потому что хоть и виделись прежде, но все как-то «общественно», на людях, а тут впервые сходились одни.

Оживление было тем острее, что каждое слово было сразу любяще проверено сердцем, ведь я знал поэзию Лидии и прозу Равиля, и мы сразу торопились в середину мысли, словно обнимались словами – точно ли мы угадали друг друга в письмах и текстах?

И скоро мы с Равилем, оставив Лидию отдохнуть, уже шли к Троице, Кузьме и Демьяну на Запсковье и к Богоявлению. И я ревниво перехватывал его взгляды: как он видит мой город не только после Казани и Питера (это-то я мог предположить), а и после Лондона, Парижа, Сиднея, Мадраса (так неостановим был бег его книг)? Одними камнями тут не возьмешь.

Слава Богу, жизнь не подвела. Мальчишки на плотине через Пскову у отеля «Old State» (а как же! рыжие мы что ли!) ныряли «солдатиком» и, заметив нас на мосту, ждали, когда мы их «увидим», а потом весело летели вниз. И, вынырнув, опять искали нас: видели ли? Видели! Видели!

Ведь это было его казанское детство и мое уральское.

А у Гремячей башни в старой иве над самой водой вдруг ахнул соловей. И пошел показывать весь репертуар! Я уж и укорил его: чего это ты для гостя стараешься? Своих бы утешал! Равиль засмеялся: да это он для вас – вот, мол, не подвожу, пусть знает, как наши умеют! А к вечеру мы уже втроем были в Изборске.

Сирень у Никольского храма на старом городище цвела с каким-то одушевленным ликованием, тоже словно напоказ: смотрите! смотрите! Это молодость лета, это Россия! Будто знала, что гости из Лондона.

Тоже уж хотелось устыдить: ну уж ты, матушка, как-то чувственно разгулялась. Поскромнее бы. А она: «А-а, пускай видят!» И лебеди спешили к нам на Городищенском озере кильватерной колонной показать детей и самим показаться. И Словенские ключи сверкали под садящимся солнцем и поили живой водой. И она была свята для мусульманина Равиля и для православных – меня и Лидии.

И мне было так отрадно напомнить Равилю его «Дневники существования» и его призыв «осязать время, не останавливаясь, а продолжаясь, уметь не печалиться его ускользанием, а длить первоначальную радость». И мне как-то таинственно на минуту приоткрылось чудо всеединства, о котором он твердил из книги в книгу, немое, но чудно слышное пограничье языков и душевных движений, кровей и вер, православного «извития словес» и исламского узора, святой каллиграфии, когда слово становится светом и ветром.

В такие часы не надо объяснять высшей небесной правды, в которой нет ни эллина, ни иудея, ни мусульманина, ни православного, ни Иеговы, ни Аллаха, а есть вселенная и вечность, где центр везде, а окружность нигде, о чем человечеству только предстоит узнать, когда оно вспомнит, для чего оно рождено Богом. …Равиль ушел, ранив моей сердце. Но этот день не кончится во мне, пока я сам не закрою глаза.

 г. Псков

Владимир БЕРЯЗЕВ:

«Где предел земной?»

Работник русской службы Би-Би-Си, казанский татарин, русский поэт, автор многих книг по исламу, изданных всемирным реформаторским Ахмадийским движением в исламе, переводчик Корана на русский язык, драматург и публицист, однако ещё и мой друг. Да... Прими, Господь, его душу!

Когда Равиль был у меня в гостях в Новосибирске, я подарил ему книгу об истории сибирских татар. Там, в разделе о татарах тобольских, встречается и фамилия Бухараевых. Оказывается, один из предков Равиля был из них, по набитой веками дороге торговые люди водили караваны из Средней Азии на берега Иртыша и Оби, исходной точкой была Бухара, товар растекался по всей Западной Сибири, так было ещё до русских, так продолжалось и с их приходом, а караванщиков, бригадиров, руководителей торгового похода называли «бухарай»...  

КАРАВАНЩИК

Равилю Бухараеву

– Караванщик, караванщик,

Где твой дом родной?  

Караванщик, караванщик,

Где предел земной?  

Где, печальный караванщик,

Лилия-Зейнаб?  

Кто я, хмурый караванщик,

Воин или раб?  

Скоро ль ветры, караванщик,

Мой оплачут прах?  

Есть ли вера, караванщик,

Сколь велик Аллах?..  

– За последним переходом

Дом наш, верный брат.  

За Божественным Восходом

– Небо, верный брат.  

Красотою мир наполнен,

Сердцем знаешь, брат.  

А за низость или подвиг

Сам ответишь, брат.  

Судный день лишь Богу ведом,

Обращайся, брат,  

Стань вопросом и ответом

– Он воздаст стократ.

Наша справка

Равиль Бухараев в 1974 году окончил механико-математический факультет Казанского государственного университета, в 1977 году – аспирантуру МГУ по теоретической кибернетике. Творческий путь автор начинал в литобъединении при Литературно-мемориальном музее имени М.Горького (Казань). Первые лирико-философские стихи были написаны им в 1970-е годы на русском языке. Начал печататься с 1969 года. С начала 1990-х жил в Англии. В 1992 – 2007 гг. – штатный сотрудник русской службы Би-би-си, а с 2001 года – ее главный редактор. Сотрудничал с радиостанциями «Свобода» и «Голос Америки», вел передачи, посвященные истории татарского народа и современному Татарстану. Писал стихи на русском, татарском, английском и венгерском. Профессионально занимался переводами татарских поэтов («НМ», 1985, No. 12 и много книг), печатался как критик в журнале «НМ» (1986, No. 9) и многих других. Член Союза писателей П СССР (1977), Союза писателей Венгрии (1989), ПЕН-клубов Венгрии (1990) и США (1997), Европейского общества культуры (Венеция, 1993), Международной академии поэзии (Мадрас, 1995), Всемирной академии искусства и культуры (США, Тайвань, 1994). Был женат на поэтессе Лидии Григорьевой. Скончался 24 января 2012 года и похоронен в Казани, на Татарском кладбище в Ново-Татарской слободе, рядом с могилой родителей.  

Стихи

«Яблоко, привязанное к ветке». Казань, 1977. «Редкий дождь». М., 1980. «Знак Август». Казань, 1983. «Время цветов». Книга поэм. Казань, 1985. «Комментарии к любви». М., 1986. «Снежный журавль». М., 1986. «Вокруг Тукая». Повесть в стихах. Казань, 1989. «Трезвые пиры». Стихотворения, поэма. М., 1990. «Искание». Лондон, 1993 (на русском, татарском, английском и венгерском языках). «Бесконечный поезд». Казань. 2001 «Моление о чаше». СПб., 2003 «Казанские снега». Казань, 2004. «Поэзия Золотой орды». Москва.: Наталис : Рипол Классик, 2005.-175с.  

Пьесы

«Звездочка-Романка». Казань, 1985. «Волшебные сны Апуша». Казань, 1986. Сказка о двух монетах (Казань, 2004) Драматическая пьеса в стихах Железная горошина (Казань, 2004)  

Антологии поэзии

«Азан. Исламская поэзия поволжских татар». Лондон, 1991. «Историческая антология татарской поэзии». Лондон, 1998.  

Публицистические и философские произведения

«Казань. Зачарованная столица». Лондон. 1994 (на русском, английском и татарском языках). «Дорога Бог знает куда. Книга для Брата». Новый мир, 1996. «Ислам в России. Четыре времени года». Лондон, 1998. «Модель Татарстана». Лондон, 1999. «Президент Минтимер Шаймиев и модель Татарстана». СПб., 2001. Казанский кремль сквозь века (Лондон, 2001) «Дневники существования». СПб., 2003. «Ностальгия по Откровению». М., 2005.  

Собрание сочинений

Пятитомник избранных произведений Р.Бухараева. Казань, «Магариф – Вакыт», 2011  

НАГРАДЫ

Премия журнала «Сельская молодёжь» (1983, медаль «Золотое перо») Лауреат премии Татарской АССР имени Мусы Джалиля (1986), Государственной премии Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая (2006) Лауреат национального конкурса «Книга года» в номинации «Поэзия года» (2009). Заслуженный деятель искусств Республики Татарстан (2001). Кавалер «Ордена Единения» Организации Объединенных Наций за заслуги в области объединения человечества (2011).  

Samat
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Отправлен 22.10.2012 в 7:39

Да смилуется над нашим Равиль абы Всевышний Аллах, и возвысет его степенями в Раю! Аминь!