Олимпийский чемпион Александр Курынов

09 июля 2009 года

Заслуженный мастер спорта СССР, чемпион Олимпийских игр 1960, трижды чемпион мира и четырежды чемпион Европы, воспитанник казанского ДСО «Буревестник» Александр Павлович Курынов родился в 1934 году в поселке Уршель Владимирской области в семье военнослужащего. Большая часть его жизни связана с Казанью.

Здесь он закончил Казанский авиационный институт. Здесь начал заниматься тяжелой атлетикой. Умер в Казани 4 декабря 1973 года. Как свидетельствуют очевидцы, похороны прошли незаметно. Могила его на Арском кладбище находилась где-то на отшибе, в труднодоступном для посещения месте. Лишь спустя много лет удалось перезахоронить его на Аллее героев. У Курынова была мечта – стать двукратным олимпийским чемпионом. Поэтому он очень тщательно готовился к Олимпийским играм в Токио. Приехав с очередных сборов, 27 марта 1964 года в спортзале клуба имени Менжинского он установил два мировых рекорда – в жиме и сумме троеборья. Но на место Курынова в полусреднем весе в команду взяли хабаровского штангиста Виктора Куренцова. Этот талантливый спортсмен еще не имел достаточного опыта выступления на международной арене и поэтому просил тренерский совет не выставлять его первым номером в весовой категории до 75 кг. Ту Олимпиаду советские штангисты в полусреднем весе проиграли… Публикуем реплику Владимира Зотова о судьбе прославленного штангиста, который жил с ним в одном подъезде. У него не воспоминания, а крик души… Реплика была опубликована в 2004 году. Более подробно об этом читайте в очерке Александра Медведева, опубликованном в газете «Республика Татарстан» в 2009 году.

 Курынов Александр Павлович (1934-1973). Олимпийский чемпион (1960), заслуженный мастер спорта по тяжелой атлетике. Победитель Кубка дружбы (1959, 1960, 1963), чемпион СССР (1960), Европы (1960-1963), мира (1961-1963). Обладатель 14 мировых рекордов в полусреднем весе. Награжден орденом Трудового Красного Знамени (1960), большой золотой медалью «За выдающиеся спортивные достижения» (1960).

С 1975 года в Казани проводятся международные соревнования памяти А.Курынова.

 Каким он парнем был!..

Да просто скажу – потрясающим! Таким же, как и его сверстник –Юрий Гагарин. Они схожи – и в манерах, и в фигуре, и в росте, и в походке, и в упорстве в достижении цели. А их улыбки… Они абсолютно похожи по глубине открытости и доброты. Да и судьбы их во многом схожи. Мой друг (сосед по квартире), олимпийский чемпион – далеко не баловень судьбы. Перипетии его взлетов стоили ему, в конце концов, жизни. Победа в Риме в 1960 году непобедимого Томми Коно была подвигом. Страна встречала его как национального героя. Страна его и прихлопнула (вспомним опять в разрезе судьбы первого космонавта). В моей памяти Александр Курынов остался очень светлым человеком, дерзким в своем полете. Человек из племени и времени Гагарина. Помню, доктор показал пять пальцев своей руки, сказав этим – жить Саше осталось пять дней. На второй день он еще поднимался ко мне в квартиру. Не верилось. И ровно через пять дней Саши не стало... Конкретные люди его угробили, не допустив до Олимпиады в Токио. Другие – не дав ему организовать школу олимпийского чемпиона. Да многим еще чем... Снимок для публикации выбрал символический. Сделал его на одном из Мемориалов Курынова. Вот так и его…

Прихлопнули!.. Фото автора

Владимир ЗОТОВ

«Казанские истории», №13-14, 2004 год

«Я мог больше – но не дали...»

  8 июля нынешнего года исполнилось бы 75 лет первому олимпийскому чемпиону из Татарстана, мировому рекордсмену, заслуженному мастеру спорта и просто хорошему человеку Александру Павловичу Курынову. Он ушел из жизни слишком рано, не успев реализовать своих планов. Выступая на помосте хронически больным, он смог совершить невозможное. А столкнувшись с интригами, неспортивными методами чиновников, не пожелал играть по их правилам.Путь Александра Курынова на Олимп был стремителен, а самой яркой страницей его биографии стал 1960 год. В мае, еще на чемпионате Европы в Милане, он в отличном стиле выиграл звание победителя, жюри соревнований признало его лучшим штангистом чемпионата. Олимпийский турнир в Риме украсила его дуэль с американцем Томми Коно, которому до тех пор не было равных. А к своему результату в сумме троеборья на чемпионате Европы Александр прибавил в Риме 17,5 килограмма. Повторить олимпийский успех четыре года спустя в Токио Курынов не смог. Ему не дали сделать попытку во второй раз взойти на золотой пьедестал. Все меньше остается на свете людей, которые лично были знакомы с Александром Павловичем, дружили, вместе выступали на помосте. Тем ценнее сегодня их воспоминания. Обратившись к свидетельствам разных людей, попробуем рассказать о том, каким был Александр Курынов. ...Есть в отечественной тяжелой атлетике фигура, сыгравшая весьма неоднозначную роль в судьбе Курынова. Это Аркадий Никитич Воробьев. Именно он настоял, чтобы на Олимпиаду в Токио поехал не Курынов, а штангист из Хабаровска Виктор Куренцов. Но даже он, отвечая на вопросы журналистов, отмечал, что Александр Курынов всегда был душой команды: «Это был легкий человек... Не легковесный, а именно – легкий. С ним было легко. Ребята тянулись к нему. Он мог снять напряжение, пошутить, развеселить». А вот как вспоминает Воробьев Олимпийские игры в Риме, где Курынову удалось выиграть у непобедимого «железного гавайца» Томми Коно:

«Соревнования длились около восьми часов. Уже с первых подходов Саша буквально подавил Коно. Даже победа американца в жиме ничего не решала. Курынов все делал с улыбкой, играючи, как бы шутя. Прежде всего, он переиграл Коно психологически. Интересно, что итальянские болельщики, отличающиеся своей экспрессией, тепло подбадривали его по ходу соревнований и очень бурно приветствовали успех Саши».

Сам Томми Коно, выигравший золотые медали на двух предыдущих Олимпиадах, после проигрыша на римском помосте признался: – Курынов – это страшный штангист. Он умеет отлично бороться. Такого соперника мне еще не приходилось встречать! Именно Воробьев, будучи старшим тренером сборной СССР, отлично осведомленным о физическом состоянии Курынова, после чемпионата мира в Стокгольме подарил Александру фотографию с надписью: «Ты стал чемпионом мира, но оставил мой череп голым». Да, в столице Швеции Курынов стал победителем, совершив настоящий подвиг в толчке. Уже с травмой плеча Александр сумел толкнуть необходимый для победы вес. Знал Воробьев и о том, что тогда артериальное давление у Курынова зашкаливало за допустимый максимум. И больше всего боялся, что на помосте в любой момент может произойти трагедия. Тогда Александр выдержал, а вот новый удар судьбы прошелся по нему, оставив рубцы на всю оставшуюся жизнь. После прихода Воробьева на пост старшего тренера сборной атмосфера в команде стала невыносимой. Видимо, не зря знающие люди характеризовали его так: «Он беспощаден к себе и ко всем, кто стоит на его пути. А всех, кто не соглашается с ним, он старается любым способом убрать с дороги. Он искренне убежден, что правда одна-единственная, и она неизменно у него». Естественно, что при таком отношении многие штангисты не хотели быть «подъемными механизмами» и «объектами для научных экспериментов», ведь Воробьев занимался еще и написанием диссертации. Вот тогда и появилось коллективное письмо членов сборной России спортивному начальству страны с просьбой освободить их от диктатуры Воробьева. На тот момент между Воробьевым и Курыновым сохранялись нормальные отношения. Более того, Воробьев даже рассчитывал, что Александр Павлович выступит на его стороне.

«...На завтраке мне сообщили, что меня вызывают в Москву на совещание к Машину. Я понял, что будут решать вопрос о Воробьеве и он, считая меня своим сторонником, вызывает на помощь. От меня в этот момент требовалось срочно решить: как быть? Или сделать прямой и смелый шаг и выступить против, или пойти спокойной дорогой и поддержать Воробьева, – писал Курынов жене. – Мое отношение к его личности ты знаешь, и я решил поступить по совести. Принимая это решение, я понимал, что теперь нужно что-то придумать такое, чтобы мой приезд и мое выступление были очень вескими и убедительными... Я взял с собой письмо от сборной команды России Машину, где мы указывали на ошибки наших тренеров самым резким образом».

У Машина, в то время председателя Союза спортивных обществ и организаций СССР, разговор получился серьезным. Впрочем, вернемся вновь к письму Александра Павловича супруге Нине:

«Мое выступление с письмом произвело эффект разорвавшейся бомбы. Хорошо продуманное и подготовленное совещание в защиту наших тренеров превратилось в их избиение. Был Юрий Власов, который выступил так же здорово и убедительно. Мы сорвали все, и теперь вопрос выносится на президиум центрального совета. Но нам теперь предстоит тяжелая борьба, так как мнение руководителей было таким, чтобы оставить Воробьева. Трудно сказать, чем все кончится. Знаю только, что мне во всей этой истории будет всех трудней. И оказался я сейчас в самом центре борьбы. И пока за мной команда, я силен, но, если ребята подведут, мне потом будет очень и очень трудно, и дни моего пребывания в сборной будут сочтены. Так как мы замахнулись фактически на всю систему нашего спорта. Наша сила в сплоченности, мы можем при этом только победить. 17-го был в ЦК комсомола, там обещали поддержать. Вот видишь, Зайка, милая, в какую борьбу включился твой Санька. Надеюсь, ты меня не осуждаешь за это?»

Конечно, Нина Филипповна не осуждала «своего Саньку» и не могла остановить его. Вот только понимала, что своим поступком – искренним и честным – он подписывает приговор себе: выиграть борьбу у системы было невозможно. Так и случилось. В конечном счете Воробьев остался во главе сборной, а Курынов стал для него главной мишенью. Самым же близким, после жены Нины, человеком для Александра Павловича, был другой олимпийский чемпион, ставший впоследствии писателем, Юрий Власов. Вот что он рассказал в одном из своих писем хорошему другу семьи Курыновых:

«В 1964 году я оторвал его от команды и взял его к себе на сбор в Дубну. То, что его убили, убили не только беспощадными спортивными нагрузками, но и жестокостью, равнодушием, для меня факт непреложный. Я так считал и буду считать.

Да я и сам пережил нечто такое, что дает мне основание для столь категоричных утверждений. Смерть Саши очень больно ударила меня. Нельзя было уступать злу. Надо было стоять. Зло живуче, хамовито, готово стереть все доброе, чистое, человеческое. Большой спорт уже тогда гнил на корню, уже тогда следовало знать и готовиться к тому, что тебя ожидает. А ожидает, несмотря ни на какие заслуги, ни на отданную энергию, здоровье и даже жизнь. Этот удар, к сожалению, ломает почти всех. Не все умирают физически, но распадаются как личности. Слишком велико и жестоко это испытание. И несправедливо!

Для меня Саша остался одним из немногих интеллигентных, интересных людей в большом спорте. Сделаю все возможное, можете не сомневаться, чтобы имя Александра Курынова заняло достойное место в истории нашего спорта. Оно по праву принадлежит ему. Но бессовестность, жадность всей спортивной и журналисткой братии ведет к чехарде имен в спорте. Новым кумирам прислуживают рабски, холуйски, подло. Угождают, чтобы завтра презирать. Имена достойные и недостойные ставятся в один ряд. К сожалению, это не только в спорте. Я обязательно напишу о Саше. Нужды расхваливать его нет. За него стоят его дела. Что касается толков о пьянстве, стоит ли обращать внимание? Этот прием старый и его применяли отнюдь не впервые к Саше Курынову. Что его убил не алкоголь, мне совершенно ясно.

Передайте большой поклон его семье.

С искренним уважением – Ю.Власов». (Москва, 8 февраля, 1977 год.)

Спустя десять с лишним лет, после этого письма Юрий Петрович в своей книге «Справедливость силы» в одной из глав напишет:

«Нервные перенапряжения – их я знаю не только по собственному опыту... В июле ко мне на сборы в Дубну приехал Саша Курынов. Мы любили вечерами, после тяжкой работы в зале, пройти на моей «Волге» по окрестным шоссе. Места болотистые, в сочной зелени. Ближе к ночи запахи хмельные и в падях – туманы.

Я гоню машину больше ста километров в час. Шоссе пустынно. Я откинулся на сиденье – приятно. Руки после работы саднит, в мышцах тяжесть. Вечером массажист помнет...

Сашка рассказывает о разговоре с Воробьевым, тренировках, отказе взять его на Олимпийские игры. Говорит сбивчиво, напряженно, часто не к месту смеется. И вдруг краем глаза замечаю, как он нажимает на ручку двери.

Я давлю на тормоза всей тяжестью веса, сообразуясь лишь с тем, чтобы машина не опрокинулась. Скорее инстинктом, чем сознанием, круто бросаю машину к обочине: успеть, там он не разобьется, земля в густой траве влажная...

Уже никого нет на сиденье, дверца болтается взад-вперед, а меня все тащит и тащит. Наконец машина замирает. Я выскакиваю. Сашка лежит метрах в ста – белый недвижный бугорок. «Убился!» – обжигает меня жуткая мысль.

Я бегу назад. «Нет Сашки, разбился». Напряженно всматриваюсь: может, шевелится...

Он неподвижен, голова и руки прижаты к животу, сам на боку, крючком. Я падаю на колени и ощупываю его: грудь шевелится в дыхании. Крови и ран вроде бы нет. Расцарапан основательно, но это чепуха. Я наклоняюсь к нему и тут же падаю, точнее, сажусь на землю. Сашка поднимается неимоверно быстро и, поднимаясь, отбивает меня назад. Я вскакиваю за ним. Он уже далеко, бежит изо всех сил. Какой-то белый шар катится по траве между кустов. Но ведь там, впереди, бетонная стена шлюза. Если он добежит в такой горячке, то не заметит и рухнет. Он не увидит ее. К тому же темнеет.

Все это я додумываю на ходу, когда бегу за ним. Но я не в силах его догнать. Расстояние даже увеличивается. Еще немного – и он взбежит по откосу и... Я не спускаю глаз с белой рубашки и начинаю кричать: «Стой! Стой! Там обрыв!» Но он словно заряжен какой-то бешеной энергией. Я кричу, я даже выгадываю в расстоянии, сокращая его по прямой. Сашка петляет между кустами, а я сзади могу выбирать путь покороче. И вдруг я вижу, как он падает, падает мгновенно, будто срезанный. Я вижу, его нога запуталась в лозе. Эта лоза стелется от самого куста по земле, низко-низко...

Я с лета накрываю его телом. Он бьется подо мной – один сумасшедше упругий мускул – и хрипит: «Ненавижу тебя, Воробьева, штангу... Всех вас ненавижу! Вам всем только одно: «Давай, давай!» не люди вы! Будьте прокляты!..»

Этот крик запечатлевается в моей памяти, как и ощущение крепко сбитого, чрезвычайно упругого тела. Мне, кажется, не унять его. Я грубо прижимаю его к земле, боясь выпустить, а он выкрикивает свои страшные слова.

И вдруг он стихает, распадаясь в безвольную массу. Поднимаю его на руки и несу к машине. Он шепчет: «Я не могу больше, не могу...»

В Токио вместо Курынова тренерский совет решил отправить Виктора Куренцова. Хотя Курынов вылетел на последний тренировочный сбор во Владивосток, где, по сути дела, накануне Олимпийских игр и решался вопрос, кому представлять страну в полусреднем весе. О том, что тогда в конечном счете сыграло против Курынова, сейчас судить сложно, но готов был Александр великолепно. А вот Куренцову в Токио выиграть не удалось. Как ни высока была тогда конкуренция в сборной СССР, сам Виктор всегда с теплотой вспоминал Александра Курынова:

«Впервые мы с ним встретились в 1962 году. Я только попал в сборную страны, а Саня уже гремел, был звездой первой величины. И вот что удивительно и приятно – он сразу взял надо мной шефство. А ведь если подумать, мы соперники, выступали в одной категории...»

А вот фрагмент интервью Куренцова:

«Да, я поехал на Олимпийские игры в Токио, хотя Саня был тогда сильнее меня. Я ходил к руководству сборной, просил, чтобы послали в Токио его, но решение уже было принято. Саня очень тяжело переживал это. Вообще, когда большой спортсмен уходит из спорта – это сильное потрясение».

И хотя после Олимпиады в Токио Курынов еще не завершил свою спортивную карьеру, он стал иным, как будто какой-то стержень вынули из его души. Хотя жизнь Александра Курынова оборвалась слишком рано, он продолжает жить среди нас. О нем помнят поклонники тяжелой атлетики, друзья, хранящие память о нем, родные и близкие. Вполне символично, что лучшим спортсменом ХХ века в Татарстане был назван именно Александр Павлович Курынов.

...Незадолго до смерти Александр сказал жене: «Зайка, я сделал все, что мог». И после небольшой паузы: «Нет, не все! Я мог больше – но не дали...»

Александр МЕДВЕДЕВ

Газета «Республика Татарстан», 9 июля 2009 года

Материал из Википедии – свободной энциклопедии

Александр Павлович Курынов  – знаменитый советский тяжелоатлет, заслуженный мастер спорта СССР (1960). Родился 8 июля 1934 года в поселке Уршель Владимирской области в семье военнослужащего. В 1963 году окончил Казанский авиационный институт. Старший тренер Татсовета ДСО «Буревестник» (1958–1968 гг.), тренер Казанской школы высшего спортивного мастерства (1968–1971 гг.), инженер научно-исследовательского института по внедрению вычислительной техники (1971–1973 гг.). Будучи студентом института, под руководством тренера Владимира Павлова серьезно занялся тяжелой атлетикой и в 1956 году выполнил норматив мастера спорта СССР. В 1959, 1960 и 1962 годах Александр Курынов был победителем международных соревнований «Кубок Дружбы». Наибольшего успеха добился в 1960 году, завоевав звание чемпиона Олимпийских игр в Риме, победив «железного» Томми Коно (США) и установив при этом мировые рекорды в толчке – 170,5 кг и в сумме троеборья – 437,5 кг. За этот успех он удостоен почетного звания «Заслуженный мастер спорта СССР». Успешно выступал и после Олимпийских игр. Курынов – чемпион мира 1961, 1962, 1963 и чемпион Европы 1960–1963 годов. На счету Александра Курынова–14 мировых рекордов. Награжден орденом Трудового Красного Знамени (1960). Для увековечения памяти выдающегося атлета решением правительства Республики Татарстан в 1990 году на здании Казанского авиационного института (площадь Свободы) установлена мемориальная доска. Ежегодно в память о нем проводятся международные соревнования по тяжелой атлетике