Нелегкая ему досталась доля: о судьбе Михаила Худякова

15 сентября 2014 года

3 (15) сентября 2014 года исполнилось 120 лет со дня рождения автора книги «Очерки по истории Казанского ханства» Михаила Георгиевича Худякова.

Предлагаем подборку материалов, опубликованных в "Казанских историях" в 2004 году, к 110-летию ученого.

Книга «Очерки по истории Казанского ханства», вышедшая в свет в 1923 году, является наиболее значительным исследованием истории татарской государственности того времени. Оно основано на большом количестве археологических и архивных материалов.

Худяков в своих работах писал о том, что татары были цивилизованной нацией с богатой древней культурой, а Казанское ханство – государством с высоким экономическим и культурным потенциалом. Его оценки истории татарского народа, Казанского ханства в том числе, расходились с общепринятой позицией официальной исторической науки в России, а потому об ученом после смерти практически не вспоминали.

Заговорили о нем в пору перестройки, когда зарождающееся татарское национальное движение искало исторические опоры для своих идей о будущем Татарстана. Среди тех, кто часто цитировал Худякова в статьях и в выступлениях с трибуны республиканского парламента, была Фаузия Байрамова. Не так давно она издала книгу о Худякове.

В основе издания было исследование на соискание степени кандидата исторических наук. В 2007 году была издана книга Фаузии Байрамовой "Михаил Худяков и историко-культурное наследие народов Среднего Поволжья". Автор посвятила ее памяти профессора Равиля Амирханова.

Фаузия Байрамова обращается к творческому наследию ученого и как исследователь литературы (она – известный писатель), и как крупный общественный деятель, многие годы посвятивший политической борьбе за независимую государственность татарского народа.

В предисловии она сообщает, что, собирая материалы для своего исследования, обнаружила удручающий факт: в библиотеках Казани нет даже десятой части опубликованных трудов ученого. Не создана его полная библиография. Труды и биография изучены довольно обрывочно.

По мнению Байрамовой, среди историков-этнографов КГУ чувствуется негативное отношение к личности Худякова. Кого-то до сих пор не устраивают его явные симпатии к татарам, оценка русско-татарских отношений времен Казанского ханства. В новейшей истории России Худяков опять пришелся не ко двору – из-за того, что был среди тех, кто «очищал» революционные ряды от «врагов народа».

Фаузия Байрамова решила вернуть «честное имя ученого в науку, научный оборот и в общественную жизнь». Она начала изучение его творческого наследия еще в 1988 году в Научной библиотеке Казанского государственного университета, в 1989-м работала в рукописном архиве Ленинградского отделения Института археологии, много времени провела в архиве Малмыжского музея краеведения, созданном Худяковым. В Малмыже ей удалось найти последних родственников Худякова.

Она сделала обращения за помощью в Управление КГБ Ленинградской области, в Верховный Суд СССР. В 1989 году в 1-м номере журнала «Идел» вышла первая статья Байрамовой о Михаиле Георгиевиче, в которой она рассказала о его работе «1000-летие мусульманской культуры в Поволжье».

В газете «Вечерняя Казань» под заголовком «Забытый сын народов Поволжья» были опубликованы большая статья Байрамовой и фрагмент работы Худякова «О необходимости переводов татарской литературы».

Еще в 1991 году Байрамова собиралась издать книгу о Худякове. Получилось только в 2004-м.

Монография Байрамовой поделена на 4 части. Во введении автор пытается определить место, которое занимает Худяков в изучении истории татарского народа.

В первой части, исследуя биографию ученого, она затрагивает проблему изучения татарской истории в 20-х годах прошлого века в целом, акцентируя внимание на роли русских ученых в этой области. Она называет имена Б.Ф.Адлера, В.В.Егерева, П.М.Дульского, П.Е.Корнилова, вспоминает об Обществе археологии, истории и этнографии при Казанском университете; о Научном обществе Татароведения, которое работало с 1923 по 1931 год (Худяков был одним из его организаторов); об Обществе изучения Татарстана, созданном в 1928 году, анализирует участие Худякова в выпуске многочисленных журналов того времени: «Казанский музейный вестник», «Вестник Научного общества Татароведения», «Материалы Центрального музея ТАССР», «Материалы по охране, ремонту и реставрации», «Вестник Просвещения», «Магариф» и др.

Во второй части книги Байрамовой речь идет о научных трудах Худякова, которые для удобства анализа автор расположила по разделам: история, литература, искусство, культура, архитектура, этнография и археология. Здесь читатель найдет обстоятельный анализ книги «Очерки по истории Казанского ханства». Худяков начал исследования еще до революции.

Политическая история ханства излагается им в соответствии с авторской периодизацией: 1) период могущества ханства (1438-1487); 2) эпоха русского протектората (1487-1521); эпоха национального возрождения (1521-1550); падение ханства (1551-1552). Как пишет один из рецензентов книги – С.Порфирьев, «Автор не удовлетворен отношением к его предмету русских историков – общим недостатком большинства их считает тенденциозность, отводящую Казанскому ханству «слишком пассивную роль».

«Читатель, возможно, не согласится во всем с автором в трактовке событий и лиц, документов и решений, однако знание фактов истории этого государства поможет ему разобраться в главном и придти к собственным выводам», – пишет составитель сборника «На стыке континентов и цивилизаций» Ильяз Муслимов (Москва, Инсан. 1996).

По мнению Байрамовой, отъезд Худякова из Казани, скорее всего, следует связать с написанием книги «Очерки по истории Казанского ханства». Сразу после ее выхода в 1923 году начались споры вокруг этого исследования. Взгляды русских ученых на эту работу были разные, иногда даже прямо противоположными.

В третьей части автор остановилась на работах, которые затрагивают историю и культуру других народов, живущих в Волжско-Камском регионе – удмуртов, чувашей, мордвы и марийцев. В заключении подведен итог исследования, дан список книг, которые, по мнению Байрамовой, должны быть изданы.

В качестве приложения опубликован написанный самим Худяковым список научных работ, а также библиографический перечень опубликованных трудов исследователя.

Здесь же - архивные материалы по "делу" Константина Худякова. Его арестовали 7 сентября 1936 года в Ленинграде по статьям 58-10 и 11 Уголовного кодекса СССР. Он работал тогда в Академии истории материальной культуры. Обвинили в том, что он состоял в институтской террористической организации, которая готовила террористические акты против Кирова и Жданова.

19 декабря 1936 года выездная сессия Военной коллегии Верховного суда Союза ССР приговорила Худякова, а также С.Н. Быковского, Ф.В. Кипарисова, В.С. Куприянова к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор, как свидетельствует справка, опубликованная в книге Байрамовой, был приведен в исполнение в этот же день.

Отмечая большую ценность книги Байрамовой, нельзя не отметить, что автор слишком прямолинейно вписывает худяковское исследование Казанского ханства в современный политический контекст. С ее суждением о том, что 450 лет истории татарского народа в составе России были годами «геноцида и угнетения», вряд ли можно согласиться.

Конечно, историческое прошлое многое проясняет в истории современности, например, силу стремления татарского народа к самостоятельной государственности, однако делать работу Худякова аргументом в нынешней политической борьбе неразумно.

Вряд ли Худяков, описывая жестокость, с которой войско Ивана Грозного (в нем, как известно, было немало татар) штурмовало Казань, хотел посеять семена вражды между двумя народами.

Гораздо продуктивнее, восстанавливая историческую справедливость, говорить не только о битве 1552 года, но и о благотворном взаимовлиянии и взаимообогащении двух народов – как во времена Казанского ханства, так и в следующие эпохи.

Личная судьба Михаила Худякова лишний раз доказывает, как сложна и неоднозначна наша история. В этом не раз можно было убедиться на краеведческих чтениях по археологии, этнографии, истории и естествознанию, посвященных Худякову, которые проходили в марте 2004 года в Национальном музее РТ. Пожалуй, впервые так обстоятельно анализировалось не только творческое наследие ученого, но и его трагическая судьба.

Продолжение этого нелегкого разговора – в третьем номере журнала «Казань» за 2004 год, где опубликованы два материала о Худякове. В довольно жесткой по тону статье Константина Руденко называются имена коллег Худякова, которые пострадали в результате его критических выступлений. Среди них был и его учитель в археологии – профессор Б.Адлер. Именно он в 1919 году пригласил молодого ученого заведовать историко-архивным отделом казанского музея и чрезвычайно высоко отзывался о его деятельности.

По мнению Руденко, археолога по профессии, очерки Худякова по историографии археологии XVI-XIX веков скорее напоминали страстную речь агитатора-трибуна, чем ученого. Археологические древности в этих статьях показывались исключительно как объект корыстных классовых интересов дворянства и буржуазии. Однако, как подчеркивает автор статьи, «не укладывались научные факты беспрекословно в рамки советских концепций идеологизированной науки»…

Статья доктора исторических наук Кузьмы Куликова, директора Удмуртского института истории, языка и литературы (Сибирское отделение РАН), в основе которой – доклад, прозвучавший на конференции в Национальном музее, продолжает тему политизации истории. Автор останавливает свое внимание на событиях, связанных с политическими обвинениями в адрес самого Худякова.

Как исследователь удмуртского эпоса, в котором рассказывается о столкновениях удмуртов с русскими, и как выходец из непролетарской семьи, Худяков в пору репрессий оказался в очень тяжелом положении. Приходилось выражать верноподданнические чувства, и в борьбе за собственное выживание ученый отрицал даже то, что раньше вызывало его симпатии. Так, журналы «Казанский музейный вестник» и «Вестник Научного общества Татароведения», в которых он опубликовал лучшие свои статьи, были подвергнуты им разгромной критике.

Тем не менее, лояльность к советской власти не спасла Худякова от политических преследований. Важнейшая его книга – «Очерки истории Казанского ханства» – была подвергнута резкой критике. В одной из рецензий (Н.Моторин) утверждалось, что этим трудом Худяков «подал повод к разжиганию татарского шовинизма». В 1932 году ученый был объявлен идеологом тюркского национализма. Его трагическая судьба не была исключительным явлением. «Она всецело отражает характер времени, в котором довелось жить и действовать ему и его соратникам», – пишет профессор Куликов. И с этим нельзя не согласиться.

Любовь АГЕЕВА

Распятая честь

Михаил Худяков посвятил себя поиску исторических закономерностей развития человеческого общества, верил в высший разум, честность и порядочность государственных деятелей. Но то, что творили с ним и его соратниками властители, не укладывалось даже в простое человеческое понятие добра и зла.

Низменные люди топтали его, скручивали в узел, унижали словом и действием. Это расплавило его до предела возмущенный разум, привело в отчаяние, а потом – в апатию. Смерть была предпочтительней, чем та жизнь, которую устроили ему инквизиторы.

И он, подобно библейскому герою, помог своим мучителям: самостоятельно поднялся на Голгофу, ценою жизни оплатив свою проявленную слабость и распятую честь.

Будем помнить его такого, каким он был в лучшие времена своей жизни, когда самозабвенно изучал и описывал историю своего родного края и его народа. Он отдал этому благородному и благодарному делу почти четверть века, начав еще с юношеского возраста.

Не будь этого омерзительного и кошмарного времени, он прожил бы совсем другую жизнь: прекрасную, долгую и плодотворную. И каких бы он достиг успехов! Хотя необходимо признать то, что даже за короткий период своей жизни он приобрел славу ведущего историка удмуртского края и его народа. Кроме того, он был археологом, этнографом, фольклористом...

Многие труды его и сегодня являются настольной книгой ученых Удмуртии, Марий Эл, Татарстана. «Мертвые сраму не имут». Душа его была чиста, прекрасна и невинна, пока не прикоснулись к ней черные злобные силы. Такой она должна остаться на скрижалях Истории и в памяти благодарных потомков.

Кузьма КУЛИКОВ

Фрагмент из статьи в журнале "Казань"

БИОГРАФИЯ

Михаил Георгиевич Худяков родился 3 (15) сентября 1894 г. в городе Малмыже (ныне в Кировской области) в купеческой семье, получил хорошее домашнее образование, которое продолжил в 1904-1912 гг. в первой Казанской гимназии. После окончания ее с золотой медалью поступил на историко-филологический факультет Казанского университета. В 1916-1917 гг. служил в царской армии прапорщиком. В 1918-1925 гг. преподавал в советской школе II ступени и в этот же период (1919-1925) был заведующим историко-археологическим отделом губернского музея (сейчас Национальный музей РТ). Михаил Георгиевич совмещал эту деятельность с преподаванием в Восточно-педагогическом институте, а также работой в музейном отделе Народного комиссариата просвещения ТАССР. В 1925 г. переехал в Ленинград, где стал работать в Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, а в следующем году поступил в аспирантуру Государственной Академии истории материальной культуры, которую окончил в 1929 г. Был назначен старшим ассистентом факультета языкознания и материальной культуры Ленинградского университета (ЛИЛИ). С 1931 г. – доцент ЛИЛИ. В 1936 г. решением ВАК от 1 февраля утвержден в ученой степени доктора исторических наук без защиты диссертации и в ученом звании действительного члена Института доклассового общества ГАИМК. Расстрелян как «враг народа» в 1936 г.

В Казани он известен не столько археологическими трудами, сколько исторической книгой «Очерки истории Казанского ханства». Данное монографическое исследование истории и культуры этого государства на многие десятилетия оставалось единственным в советской исторической литературе на эту тему.

«Брату моему, князь великий Иван челом бьет»...

С возведением на престол хана Мухаммеда-Эмина силою иностранного войска первый, блестящий период истории Казанского ханства, начавшийся победами хана Улу Мухаммеда, закончился. Начался второй период – господство русской партии, эпоха зависимости от иностранного государства. Русское правительство достигло того, к чему оно стремилось: Казань была взята, и в ней был введен желательный для русских режим… В знак своей победы Иван III принял титул князя Болгарского. Даннические отношения русских к Казани были прекращены: стремясь к освобождению от татарского ига и уничтожив в 1480 году зависимость от ханов Сарайских, Иван III не мог не стремиться к тому же в отношении ханов Казанских, и этой цели он достиг в 1487 году.

Из данника и подручника Казанского хана Московский великий князь превратился в самостоятельного и независимого государя. Казанское правительство признало официальное равенство обоих сторон, и в переписке между собою оба государя называли друг друга братьями: хан обращался – «великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь челом бьет», великий князь отвечал – «Магмет-Аминю царю, брату моему, князь великий Иван челом бьет».

Русские историки преувеличивают влияние Ивана III на Мухаммеда-Эмина и передают не юридическое соотношение обоих государей, а скорее фактическое положение дел, когда решаются называть Мухаммеда-Эмина подручником великого князя. Соловьев говорит: «Подручнические отношения Магмет-Аминя к московскому великому князю не выражаются нисколько в формах их грамот... Но несмотря на равенство в формах, письма Ивановы к Магмет-Аминю заключают в себе приказания». Он при этом ссылается на представление русского правительства, обращенное к хану в следующей форме: «Ты бы в Казани и во всей своей земле заповедал всем своим людям, чтобы» и т. д. Эту форму мы никак не можем признать за приказание – скорее она является выражением пожелания: не имея возможности издавать в пределах Казанского ханства своих собственных распоряжений, иностранное правительство высказывает свое пожелание о том, чтобы хан издал соответствующее распоряжение.

Еще более неточны представления С.М.Соловьева о финансовых взаимоотношениях обоих правительств. Он говорит: «На Казанские волости наложена была известная подать, шедшая в московскую казну и собираемая московскими чиновниками; так Магмет-Аминь жаловался великому князю, что какой-то Федор Киселев притесняет цивильских жителей, берет лишние пошлины». В действительности же, в дипломатической переписке речь шла не о какой-либо подати в московскую казну с казанских волостей, а о таможенных пошлинах, которые русскими пограничными чиновниками взимались с казанцев в Нижнем и Муроме с излишком против установленного тарифа, и это обстоятельство заставляло как цивильских жителей, так и прочих казанских людей ездить с товарами через мордовскую и черемисскую земли, минуя русские города и избегая уплаты пошлины, из-за чего и возникла сама переписка.

Формально равные между собой государи, совершенно независимые один от другого, регулировали свои отношения договорами, которые скреплялись присягой. Эта присяга также явилась поводом к искажению исторических фактов русскими авторами. При скреплении договора казанское правительство приносило присягу, но на верность не великому князю, а своему договору. Это подтверждается тем, что и русский государь в свою очередь давал крестное целование при заключении договоров между обоими государствами.

Таковы были формальные отношения между Казанским ханством и русским правительством, но фактически степень русского влияния на дела соседнего государства в значительной степени колебалась, по временам достигая действительно большой высоты и в значительной мере оправдывая аттестацию некоторых ханов, как подручников великого князя. Почти весь второй период истории Казанского ханства является эпохой засилья со стороны русских, и у власти стояла русская партия.

Договоры, регулировавшие отношения Москвы и Казани в этом периоде, обычно заключали в себе три условия: казанское правительство обязывалось 1) не воевать против России, 2) не выбирать себе нового хана без согласия великого князя, 3) охранять интересы русских людей, находящихся в ханстве. Таким образом, отношения двух государств представляли собою союз, и договор имел в виду гарантировать мир между ними и неизменность существующих отношений, – это обеспечивалось согласием союзников на каждую перемену правительства, которая могла повлечь за собою изменение иностранной политики. Что же касается взаимоотношений между казанским правительством и русскими гражданами, то последние находились в ханстве в положении граждан как бы наиболее благоприятствуемой державы и пользовались покровительством местной государственной власти, которая должна была охранять их интересы. Этот пункт договора свидетельствует о том, что в пределах Казанского ханства проживало значительное количество русских людей-купцов, промышленников и предпринимателей, и что русское правительство старалось обеспечить их безопасность, неприкосновенность товаров, возмещение убытков и прочие торговые интересы. В случае возникновения войны все эти лица становились жертвою враждебного государства, люди обращались в невольников, товары разграблялись, капиталы их гибли, и русское

Правительство стремилось к тому, чтобы устранить к тому, чтобы устранить самую возможность войны и гарантировать продолжительный мир. Это преобладание торговых интересов сильно звучит в договорах, и дипломатические переговоры данной эпохи были увенчаны наконец заключением «вечного мира» между обоими государствами (1512 г.).

Если с политической стороны положение фактически мало изменилось при перемене в Казани правительства, то по существу все дело сводилось к борьбе за рынки, и стремление русского правительства обеспечить интересы промышленности и торговли совершенно ясно подчеркивает экономический характер соперничества между обоими государствами. Все вмешательства русского правительства в дела Казанского ханства обуславливались стремлением овладеть Поволжьем, как рынком. Всюду выступают вперед экономические требования, желание гарантировать прибыль русским предпринимателям, и в течение долгого времени русское правительство, довольствуясь экономическими выгодами, не соединяло с ними требований территориальных уступок.

Правительство Мухаммед-Эмина искренно соблюдало условия заключенного договора. Вскоре по вступлении на престол молодой хан вступил в брак; в невесты была выбрана дочь ногайского князя Мусы; но прежде, чем брак был заключен, казанское правительство нашло необходимым осведомиться у союзного русского государя, не имеет ли он что-либо против этого брака, который был в значительной степени актом иностранной политики и при неблагоприятных обстоятельствах мог бы вызвать дипломатические осложнения. Выбор невесты не вызвал никакого протеста, и брак был заключен. В 1490 году в союзе с русским и крымским правительством казанцы участвовали в войне против Сарайского ханства. Соединенное московско-казанское войско, с отрядом касимовских татар, совершило удачный поход и отразило нападение сарайского войска на Крымское ханство.

Русская партия, захватившая власть при помощи иностранного войска, не была популярной в стране. Несмотря на казнь виднейших вождей, восточная партия не была уничтожена, и к середине 1490-х годов оппозиция правительству вполне сформировалась. Во главе оппозиции стояли 4 представителя казанской аристократии – князья Кель-Ахмед (Калимет), Урак, Садыр и Агиш. Восточная партия решила опереться на военную поддержку со стороны своих естественных союзников – восточных соседей. Кандидатом на ханский престол был намечен сибирский царевич Мамук. Сибирское правительство хана Ибака поддерживало казанских эмигрантов и оппозиционеров.

Весной 1495 года претендент двинулся к Казани с многочисленным войском, но казанское правительство, узнав о движении неприятеля, сообщило московскому правительству и просило поддержки союзного войска. Русское правительство двинуло на помощь из Нижнего пограничный отряд. При приближении русских к Казани руководители восточной партии решили бежать из столицы, чтобы не подвергаться репрессиям и руководить дальнейшим ходом событий. Выполнить это им удалось. Русский отряд вступил в Казань и готовился к ее обороне, но сибирское войско, извещенное эмигрантами о прибытии подкрепления, приостановило свое наступление. Полагая, что опасность уже миновала, русский отряд покинул Казань и вернулся в Россию. Тогда восточная партия сообщила своим единомышленникам, и сибирское войско быстрым движением подступило к Казани. Столица сдалась без сопротивления.

Михаил ХУДЯКОВ

Начало второй главы «Эпоха русского протектората (1487-1551 гг.)

«Казанские истории», №22-23, 2004 год