Чтобы каждый нашел в музее «свой» интерес

13 декабря 2014 года

Беседа нашего корреспондента Любови Агеевой с Ириной Васильевной Завьяловой, заведующей Музеем Евгения Боратынского в Казани, о музее и музейной жизни, постоянно выходила на более общие темы, связанные с культурой.

Поскольку разговор был долгим, интервью получилось большое. Для удобства чтения мы разбили его на две части.

 Часть вторая

Начало -Столетний опыт Боратынских - пользуйтесь

Давайте перейдем непосредственно к вашему музею. Значительную часть работы музейщиков занимает исследовательская деятельность. Вы только что говорили о том, какие колоссальные у вас для этого возможности. По сути, вся культурная Казань XIX века так или иначе была связана с семьей Боратынских.

Вспоминаю ваши исследования по теме «Дворянские усадьбы» (Наши корни разорваны на части). Вы обратили внимание общественности на их печальное состояние. И совсем не случайны многочисленные визиты в наш город потомков старинных казанских родов.

– Музейные исследования основаны на изучении коллекций. Например, другой наш проект – о Гражданской войне и Белом движении – возник именно из коллекционного материала. По существу, это комплексное, подробное изучение рукописи книги Ольги Александровны Ильиной-Боратынской, правнучки Евгения Боратынского, «Белый путь. Русская Одиссея 1919-1923» («Русская Одиссея» времен Гражданской войны).

«Казанские истории» рассказывали о ее первой книге – «Канун Восьмого дня». Вторая часть дилогии – это трагический рассказ об исходе, это ее путь и путь многих тысяч казанцев – от Казани до Харбина (Ольга Ильина-Боратынская: «Мы были мировой историей…»).

Изучая историю рода Боратынских, мы опираемся на подлинные документы – рукописи, письма, воспоминания. У нас хранятся воспоминания и дневники Ольги Александровны Боратынской-Казем-Бек, они еще не опубликованы. Она пишет не только о себе, своей семье, но и о Казани, о культурной жизни города, о книжных новинках, о концертах, которые в Казани проходили.

Ей не надо было делать комментарии в воспоминаниях, а нам, чтобы ее понять, надо многое изучить. Жаль, что пока нет возможности опубликовать и воспоминания Екатерины Николаевны Боратынской, внучки поэта.

Семья Боратынских оставила прекрасное эпистолярное наследие. Например, переписку Ксении Боратынской, внучки поэта, с женихом – Архипом Алексеевым. Это очень романтическая история: она – потомственная дворянка, он – крестьянский сын, который очень хотел получить образование и учиться в университете.

Сохранилось больше ста писем, это совершенно удивительные письма. Они писали друг другу не только о своих чувствах. Ксения рассказывала об организованной ею в Шушарах школе для крестьянских детей, а Архип, который в это время оказался в Австрии, о своих впечатлениях и о системе образования в австрийских школах.

Недавно внучка Веры Георгиевны Загвозкиной, основателя нашего музея, передала нам часть ее архива. Вера Георгиевна серьезно занималась казанским краеведением, писала статьи, издавала книги. В последние годы готовила к изданию неопубликованную переписку Евгения Боратынского и его жены. И мы в этой переписке открыли много нового для себя. Исследования Веры Георгиевны было бы замечательно опубликовать.

И это все результаты музейных исследований. А в архивах непочатый край работы. Еще не до конца выявлены материалы о Боратынских, о казанских усадьбах…

Думаю, что не только для нас хватит тем для исследований. К нам обращаются за материалами многие, например, студенты, аспиранты. И получаются прекрасные исследовательские работы. Например, Диана Галлямова, будучи студенткой Академии государственной службы при Президенте РТ, написала прекрасное исследование об Александре Николаевиче Боратынском, за которое получила диплом Всероссийского конкурса на лучшую работу по русской истории.

– Теперь давайте поговорим о том, как расширятся ваши возможности, когда закончится реставрация главного Дома усадьбы.? Кстати, первая музыкальная школа в хорошем состоянии дом Боратынских оставила?

– Школа держалась до последнего, за что надо сказать большое спасибо ее директору. Мы еще в 2002 году попали в федеральную программу восстановления исторического центра Казани. Но денег, которые дали тогда, хватило только на проектные работы.

Школу уже тогда выселяли в другое здание, но они «продержались» еще несколько лет, и для дома это было спасением, а так он почти 10 лет простоял бы без отопления, без света, без коммуникаций.

Знаменитая белая зала, о которой восторженно вспоминала в своей книге "Канун Восьмого дня" Ольга Ильина-Боратынская

Белый зал. Начало реконструкции

В «школьный период», с 1930-х годов, в здании было сделано много перегородок, переделок, все пришлось убрать, чтобы восстановить анфиладу комнат. Зато гербы рода Боратынских сохранились, и это можно назвать почти чудом. Согласитесь, дворянские гербы в советской школе – это же нонсенс!

К нам приходит много людей, которые сохраняют трепетное отношение к этой музыкальной школе.

– Значительная часть казанской интеллигенции прошла через нее.

Снимок сделан в то время, когда в особняке работала детская музыкальная школа

– Я думаю, что казанцы должны знать всю двухсотлетнюю историю этого дома, и про графиню Апраксину, для которой его построили в начале XIX века, и про помещика Мамаева, который перестроил дом по проекту Фомы Петонди, и про три поколения Боратынских (младший сын поэта – Николай Баратынский – купил усадьбу в конце 1860-х годов), и про музыкальную школу, лучшую в городе, в целом про музыкальную культуру Казани, которая с этим домом, с этой усадьбой связана.

Боратынским «повезло», что после них здесь была музыкальная школа, а не какое-то другое учреждение.

– Когда реставрация завершится, будет простое увеличение экспозиционных площадей или пространство музея будет выстраиваться совершенно по-другому?

– Пока идет реставрация, пока она еще не закончена, мы можем помечтать… Понятно, что не всё удастся, но все-таки какая-то часть нашей мечты должна осуществиться.

Такой будет усадьба Боратынских

Это будет совершенно новый уровень взаимоотношений посетителей с музеем и музейными коллекциями. Во-первых, большой интерес представляет сам дом, который воссоздается в том виде, в каком он был при Боратынских. Сегодня, напомню, наш музей занимает флигель. И это – только часть усадьбы.

Подробно рассказывать не буду – вы об этом в своей газете уже написали (Боратынские: век в Казани).

Нужно выстроить экспозицию и представить наши коллекции так, чтобы каждый нашел «свой» интерес. Будут посетители, которым интересен Боратынский и история его рода. Будут приходить люди, которым интересна история Казани XIX – начала XX века.

Надеюсь, что значительно увеличится количество семейных посетителей, потому что в нашем музее можно узнать о семейных ценностях, семейных традициях того времени.

И я надеюсь, что будут приходить те, кому захочется узнать, какой была городская провинциальная усадьба, кому будет интересна архитектурная история этого дома.

С завершением реконструкции у нас появится больше музейного пространства. Мы сможем наконец принимать несколько экскурсионных групп одновременно, проводить тематические экскурсии, потому что кого-то интересует «серебряный век» – он у нас представлен Ольгой Ильиной-Боратынской, а кого-то «золотой век» – это Евгений Боратынский.

– То есть экспозиция будет выстроена по-новому?

– Да, мы будем выстраивать абсолютно новую экспозицию. Это будет своеобразный «роман», главы которого – экспонаты, тексты, книги, залы дома, а посетитель сумеет всё это «прочитать», разгадать замысел, разделить с нами радость творческих находок и открытий.

И это не будет интерьерная экспозиция: «вы видите стол, стул, секретер, они так жили…». Это все-таки лишь наше знание о прошлом. Интересно побывать в прошлом самим, почувствовать себя не только посетителем музея, а гостем этой усадьбы. И посетить не только дом и флигель, но и парковую зону, которая тоже должна восстанавливаться.

– За домом по улице Горького – пустое пространство. Это и будет парк?

– Да. Мы хотим сделать усадебную зону частью экспозиции. Возможно, здесь будет театральный уголок или концертная площадка, а, может, крокетная площадка – она у Боратынских была.

Мы хотим, чтобы в парке была детская площадка. Например, в замечательном парке Дома Державина на Фонтанке и концерты проходят, и родители с колясочками гуляют, порой даже не заходя в музей.

Мы разработали несколько программ посещения, предусматривающих разный уровень знакомства: начиная с короткого визита (15-30 минут) и до целого дня в усадьбе.

Сейчас из-за нашей тесноты мы с трудом принимаем туристический автобус, в котором по 40 человек, а у нас группа в 30 человек уже не умещается.

– Мне понравились музеи в Ульяновске. Все музеи там – маленькие. Я была в одном из них – в купеческом доме. Не спеша прошла с экскурсоводом и другими посетителями от парадной гостиной до кухни и бани. Это было потрясающее впечатление.

У нас я не встречала музей с таким полным погружением в другую историческую эпоху.

– Поэтому мы и думаем о ролевых играх, возможно, даже с переодеваниями – вот, представьте себе, как это было…

Было бы хорошо создать живой музей. Иногда видишь: замечательный музей, прекрасная коллекция, современная экспозиция, но у посетителей возникает ощущение, что он здесь как бы лишний

А мне хочется, чтобы человек вошел в дом так же, как было во времена Боратынских – чтобы колокольчик звенел, чтобы были какие-то звуки, тиканье часов на камине, запах кофе… И вас встречали бы горничная в специальном наряде и дворник во дворе…

Мы уже говорили с вами об этом – в музее важна атмосфера. Тогда нашим гостям не захочется отсюда уходить, захочется вернуться вновь. Пушкин говорил, «мы ленивы и не любопытны». Хорошо бы воспитать это любопытство.

Это ощущение живого музея я почувствовала в музее Диккенса в Лондоне. Ты поднимаешься в верхние комнаты, спускаешься вниз, где кухня, ванна, заходишь в гостиную, спальню. Видишь оплывшую свечу… Ощущение такое, что хозяин только что вышел.

– Это тем более важно, что в нашей традиции – не показывать в музее частную жизнь. Помню, каким потрясением было для меня, когда Нина Ильинична показала мне домашние тапочки мужа – композитора Назиба Жиганова. Такие старенькие, стоптанные. Это у знаменитого и наверняка не бедного человека!

Не о тапочках ты в такой момент думаешь, а о том, ЧТО в жизни этого человека было главным…

– Неожиданностью для нас было обнаружить при реставрации дома купальню. Это небольшое помещение, в каменном полу которого есть почти метровое углубление со ступеньками. Там будет восстановлен интерьер ванной комнаты: столик с зеркалом, кувшины для умывания, нагревательный титан.

– Сколько помню, разговоры о реконструкции музея Боратынского шли постоянно.

– О необходимости реконструкции говорили много и долго, но до дела не доходило, и порой было такое отчаяние… Мы уже не верили, что когда-нибудь главное здание будет реставрироваться. Работы начались только в мае 2012 года.

Проект реставрации усадьбы Боратынских, разработанный в 2002 году архитекторами Е.Евсеевым и Н.Новиковым, – теперь ценный музейный экспонат

– И сколько вам денег выделили? Есть повод для оптимизма?

– Пока выдели не так много, но любая реставрация – дело затратное, тем более, что наше здание никогда не реставрировалось, и почти за двухсотлетнюю его историю было больше потерь и перестроек, чем ремонтов. У реставраторов ушло достаточно много сил и средств на укрепление фундаментов, ремонт подвала, реставрацию потолков и стен.

Еще в Гражданскую войну (есть воспоминания) снаряд попал в восточную стену дома и фактически ее разрушил, стена была заделана кое-как, практически ее нужно было возводить заново.

– Вам средства выделили и на реставрацию дома, и на создание новой экспозиции?

– В эту сумму не вошли три статьи, которые требуют дополнительного финансирования – это музеефикация, создание интерьера и благоустройство.

– Мы книжку решили о редакции «Вечерней Казани» сделать, и я сейчас изучаю подшивки нашей газеты. Как, оказывается, много проектов в городе не реализовано. Новый Дворец пионеров возле Молодежного центра не построили, дом Михляева и церковь Космы и Дамиана рядом с Петропавловским собором не отреставрировали, хотя проект был готов еще в 1981 году.

– Но порой хорошо, что проект остался на бумаге. Иначе не было бы в Казани музея Боратынского.

– Это как?

– Однажды на "Литературных чтениях" в нашем музее Сергей Павлович Саначин рассказал о проекте дома для сотрудников химико-технологического института, который предполагалось построить на месте усадьбы Боратынских.

– Удалось защитить?

– Другое обстоятельство усадьбу сохранило. Проект не был утвержден потому, что слишком роскошные там планировались квартиры. Так что мы были в одном шаге от разрушения усадьбы. А это последняя деревянная усадьба в нашем городе.

Кто работает в современном музее?

– Последний блок вопросов касается внутренней жизни музея и вообще мироощущения людей, которые сегодня работают в культуре. Это особые люди. Выбирая профессию музыканта, актера, архивиста, музейщика, они часто заранее обрекают себя на положение человека, у которого никогда не будет много денег.

– Вы знаете, музейщик – это такая профессия: или ты приходишь и остаешься навсегда, или уходишь сразу. У нас в музее первый случай – мы остались навсегда. У меня лично это первая профессия, я нигде больше не работала. Пришла сразу в музей, и именно в музей Боратынского.

Я в этой профессии ощущаю себя очень комфортно. И ни разу не почувствовала разочарования.

– Как в анекдоте – за это еще и зарплату платят.

– Да, зарплату платят. Может быть, по общепринятым меркам, и не очень большую. Мне кажется, в нашей профессии чем больше ее узнаешь, чем больше в нее проникаешь, тем она интереснее. Я уже более 30 лет в музее работаю, но каждый раз открываю для себя что-то новое, и сейчас даже боюсь отстать: в последнее время появляется столько интересных проектов, оригинальных подходов, новых технологий.

Музеям нужно вливание молодой крови. У молодых несколько другой взгляд, и это очень хорошо. Было бы замечательно, если бы к нам пришли молодые креативные сотрудники, с новыми идеями.

– А сколько у вас научных работников?

– Три научных сотрудника.

– И вы ведете втроем такую большую работу?!

– Да, и у нас две площадки. Но в принципе успех работы в музее зависит не от числа сотрудников. Во время стажировки в Лондоне мы были в музее «Школа для оборванцев». Огромное здание в несколько этажей, график посещения расписан на три месяца вперед.

Во входной зоне висят фотографии всех научных сотрудников музея. Всех четырех (!). Был такой шок. Потому что по размеру зданию, по объему работы в нем как минимум должно быть человек 30-40.

– Может быть, у них зарплата большая. Какая средняя зарплата у сотрудников вашего музея?

– Как известно, средняя зарплата работников культуры – около 18 тысяч, и есть надбавки – и бюджетные, и внебюджетные. Так что, грех жаловаться. А вот технический персонал получает довольно мало – кассиры, сторожа. Хорошо, что есть возможность из внебюджетки им доплачивать.

– А внебюджетка из чего складывается?

– Внебюджетка – это доход от основной музейной деятельности – входные билеты, продажа книг, буклетов и так далее.

– А как вам живется в системе Национального музея? Может, были бы самостоятельным музеем, было бы лучше?

– Мы никогда не хотели отделяться. Да, у нас есть своя коллекция, но без коллекций Национального музея, без методической помощи, без консультаций нам было бы труднее. Есть, конечно, проблемы недофинансирования, но это общие проблемы, не только филиалов. В главном здании Национального музея тоже не всё финансируется. Тут мы в равном положении.

Я думаю, что если бы мы не были филиалом Национального музея, вряд ли нам удалось осуществить ту же реставрацию. Самостоятельно мы бы ее не потянули.

– Ну и последний вопрос, он очень короткий, но очень существенный: когда вы планируете пригласить казанцев в обновленный музей?

– Когда только началась реставрация, планировалось ее закончить в сентябре 2013 года. Но уже и 2014 год заканчивается...

Нам бы очень хотелось, чтобы это случилось в 2015 году, в Год литературы. К тому же Евгению Боратынскому будет 215 лет…

Может быть, первую очередь хотя бы откроем. Даже если не будет полной музеефикации, если сможем показать только обновленное здание, это будет замечательно.

– У нас традиция – большие дела делать к празднику или юбилею. Так что не исключено…