Наша «Вечерка» – это мы и Андрей Петрович Гаврилов!

04 октября 2016 года

В 2014 году «вечеркинцы» гавриловского призыва решили издать книгу о своей редакции. Профинансировать проект взялись Артем Карапетян и Султан Салимзянов. За разработку концепции взялась Любовь Агеева, помогала ей Марина Сажина.

Как оказалось, журналисты, когда они – просто люди, народ не очень обязательный. Нам не удалось собрать личные материалы – в книге предполагался раздел ПЕРСОНАЛИИ. Кто-то обещал, но не написал, кто-то даже не откликнулся, а кто-то просто не мог. Но за них написали другие: Любовь Агеева – о Валентине Гудимовой, Борис Вайнер – о Владимире Рощектаеве, Людмила Колесникова – о Юрии Николаеве, Марина Абрамова (ее тогда знали как Беспрозванову) – об Ольге Петровне Акифьевой, главной по машбюро, и об Андрее Петровиче Гаврилове (другие воспоминания собраны в книге, которая была издана в 2002 году).  

Так получилось, что к траурному списку за эти годы добавились трое: Валерий Курносов, Сергей Федотов и Феликс Феликсон.  Валерий и Сергей успели написать о себе. Правда, Сергей пообещал продолжить воспоминания, но не успел.

Читайте в «Казанских историях»:

Валерий Курносов: от Царицынского бугра до царского золота;

Сергей Федотов:  «Коллектив для нас родней, чем дом, а редактор нам папаши ближе!»

Феликс собирался написать до последнего своего часа. За неделю до смерти пообещал – вот-вот… «Казанские истории» писали о Феликсоне, точнее – о его книгах, дважды: Блиц от Феликса Феликсона;  Команды молодости нашей.  А потом было скорбное прощание – Умер журналист Феликс Феликсон .

А Владимир Музыченко написал о многих  коллегах, вспомнив стихи, которые писал в «Вечерке» к дням рождения. Можно прочитать их здесь, в публикации, в которой главный редактор «Казанских историй» Любовь Агеева собрала некоторые материалы, написанные для этой книги.

Именно они сотворили это нерукотворное чудо по имени «Вечерняя Казань»

Уверен, почти все творческие сотрудники нашей газеты писали стихи. Но, как это часто бывает в нашей среде, не все их обнародовали, а уж, тем более, далеко не все писали посвящения и дарили их коллегам на добрую память.

Я же писал свои стишки-посвящения постоянно, на протяжении всех 18 лет работы в редакции, по любым, даже самым незначительным, поводам. И делал это легко и просто, потому что, во-первых, никогда не претендовал на высокое звание поэта. А во-вторых, мне очень хотелось сделать что-то приятное для людей, которых я очень любил и люблю. Хотя бы за то, что именно они сотворили это нерукотворное чудо по имени «Вечерняя Казань».

А еще я очень хотел увековечить имена, каждое из которых в полной мере ассоциируется с нашей любимой газетой. Вот и в этой книге я хочу рассказать вам о некоторых из этих замечательных людей, творивших своими сердцами, умом, талантом и журналистским мастерством славную историю нашей любимой газеты.

Любовь АГЕЕВА

Право почетного первого места в этом немаленьком ряду моего самодеятельного творчества я предоставляю вот этому шикарному (мне самому нравится, ей-богу!) четверостишью, которое я когда-то посвятил нашей Любови – так мы все дружно называли в редакции Любовь Владимировну Агееву.

Если женщина,

простите,

Пашет целых

двадцать лет,

Хоть судите,

хоть рядите,

В этой жизни

правды нет!

Этот «нешуточный» стишок был написан и подарен моей героине где-то в середине восьмидесятых, по случаю славного 20-летия общего трудового стажа нашей боевой заведующей отделом культуры, науки и образования газеты «Вечерняя Казань».

Помнится, вся редакция, в том числе и виновница трудового юбилея, хохотали, когда я обнародовал этот опус. Между тем, это происходило во времена, когда в стране еще процветала коммунистическая идеология. А у руля первого в мире социалистического государства незыблемо стояла КПСС, членом которой состояла Любовь Агеева. К тому же Любовь Владимировна была секретарем первичной парторганизации нашей редакции. Членами КПСС были многие мои коллеги.

Кстати, в этой должности Любу утвердили после того, как у предыдущего парторга что-то не «срослось» во взаимоотношениях с редактором газеты. А скорее всего, старый секретарь (а это был Юрий Мингазович Ханжин) просто устал постоянно находиться, что называется, между молотом и наковальней: «правильным» горкомом КПСС, с одной стороны, и «неправильным» молодым редактором газеты, который постоянно норовил выйти за рамки требований к городской партийной печати, к каковой формально относилась наша «Вечерка до поры до времени.

Любовь Владимировна умудрилась продержаться на этой хотя и общественной, но очень важной по тем временам должности почти десять лет. И при этом оставаться патриотом газеты, прекрасным журналистом, добрым другом и единомышленником для многих из нас. Именно за это уважали и любили Агееву в коллективе. А еще – за огромную работоспособность и кипучую энергию. Ее личными и авторскими материалами наш секретариат был всегда обеспечен на 200 процентов и выше: такой производительности труда в редакции не удавалось достичь никому!

Таких, как Агеева, с некоторых пор стали называть трудоголиками. Я же считаю их честными тружениками, пахарями, на которых не только какое-то дело, но и вся наша матушка-земля держится!

Хорошо сказала про таких людей одна из авторов отдела культуры гавриловской «Вечерки» Стелла Штейн: «Им невозможно запретить пахать – ведь тогда и жизнь для них кончится». А потому:

«Да здравствует Любовь Владимировна Агеева – прекрасная женщина, мать, бабушка, человек, журналист, педагог и мудрый политик Советского Союза и Российской Федерации! Ура!».

(Из Призывов Владимира Музыченко. Фейсбук, 7.11.2013).

 Нил Халилович АЛКИН

Нил Халилович Алкин был для многих из нас... живым богом и учителем. Я счастлив, что тогда, в феврале 1981-го попал именно в тот отдел, которым руководил Алкин, и прошел великую школу этого прекрасного журналиста и человека. И хотя моя судьба сложилась так, что я проработал там всего два-три месяца, но этого хватило, чтобы я стал куда более требовательно относиться к слову, и к себе самому.

Кстати, в прошлом году Нилу Халиловичу исполнилось бы 85 лет! А этот снимок Владимира Зотова сделан в 1988 году – в день, когда мы дружно и весело отметили его 60-летие. И торжественно проводили Алкина на пенсию – первым из штатных сотрудников: ведь наша редакция была очень молода. В тот день я и подарил юбиляру вот это дружеское посвящение

Впервой в истории «ВК»

Мы провожаем «старика»!

Идет не на шестой этаж -

На пенсию товарищ наш!

 

Как говорится, на покой…

Но только Алкин не такой.

Он на «печи» лежать не станет

И строй «Вечерки» не оставит!

 

К тому же, аксакал Вы наш,

Без Вас понизится тираж!

Но, конечно, Нил Халилович тогда ни на какую пенсию не ушел, а продолжал работать. Он руководил отделом, затем стал заместителем главного редактора. Но какие бы должности не занимал в своей жизни наш коллега, он всегда оставался рядовым бойцом газетного фронта. Чем всегда гордился.

Раиса ЩЕРБАКОВА

Раиса Магсумовна Щербакова – одна из первых штатных творческих сотрудников новоиспеченной Андреем Петровичем Гавриловым городской газеты «Вечерняя Казань».

Она ворвалась в казанскую журналистику вместе с этой газетой, которая принесла Раечке настоящую журналистскую славу. Впрочем, не столько сама газета, сколько огромный талант и божий дар сострадания и сопереживания чужой беде, которым она обладает.

Особенно ярко и мощно это качество проявилось во время трагических событий в Армении, связанных с сильнейшим землетрясением, куда в декабре 1988 года Раиса Щербакова отправилась в качестве специального корреспондента. А ее оперативные репортажи и корреспонденции из Спитака и других пострадавших городов и сел Армянской СССР, были «гвоздями» всех номеров «Вечерки» в течение нескольких дней.

А еще Раиса Магсумовна известна в нашей среде, как автор нескольких прекрасных книжек о жизни цирка и тех, кто ему служит.

За весь за обездоленный народ,

Жилья лишенный и в больнице – койки,

Раиса Щербакова бой ведет.

И ей другой не надо перестройки!

А вот еще одно посвящение, приуроченное ко дню присуждения Р.М. Щербаковой премии имени Х. Ямашева…

Телефон с утра в отделе

Оборвал честной народ.

Мы на проводе сидели:

Гера, Вова и Федот…

 

«Где Раиса Щербакова?»,

«Где тут наш лауреат?»,

«Правда ли, что она снова

С первым «бортом» улетат?..»

 

А один, нас беспокоя,

Видно, из больших чинов,

В трубку прокричал такое,

Что отдельных просит слов.

 

Он сказал, что мы нарочно

Прячем героиню дня…

Что в обком он «стукнет» срочно

И на них, и на меня…

 

Только от него отбились,

Как звонит… Рауф-абы:

«У тигрицы… львы родились,

В ЦУМе выросли… грибы!»

 

А один серьезный дядя,

Пряча в голосе металл,

Сообщил, что он в засаде,

И Максимовну все звал…

 

Наконец все отзвонились,

Смолкли и угомонились.

Ну, теперь айда, ребята,

Поздравлять лауреата!

1989-1990 годы

Марина САЖИНА

Должен признаться, что в эту очаровательную девушку, которая работала техническим секретарем редакции, была влюблена вся мужская часть «Вечерки», а особенно почему-то… женатая, которая постоянно облизывалась при встречах с Мариной. Даже Гаврилов, бывало, ревновал ее к многочисленным поклонникам, и когда их набивалось в его «предбаннике» слишком много, он культурно разгонял всех по рабочим местам.

Эх, начальник! Ему и невдомек было, что на эту девушку мы могли любоваться исключительно в рабочее время

Мне она тоже нравилась, не скрою, да я и сегодня люблю нашу Марину – за то, что она остается такой же доброй, молодой и веселой, несмотря на нескончаемые годы перестроек и революций. И я от души желаю ей здоровья и счастья на многие-многие годы!

Твое имя – морская волна,

Что несется на берег, спеша.

Им, как счастьем, безмерно полна

Просоленная чья-то душа...

 ***

Неспроста про именины

Нынче говорят вокруг:

С днем рождения, Марина,

Добрый, чуткий, верный друг!

 

Скрепки, клей конторский, ручки -

Все для нас она найдет.

После крепкой чьей-то взбучки

Чай с лимоном нам нальет…

 

Ну, а если не поможет,

То Марина выдать нам

Фирменный напиток может…

С корвалолом пополам…

15.07.1985

Раиса САЙФУЛЛИНА

Рая пришла в редакцию в апреле 1979 года, когда газета только-только становилась на ноги. А пригласил ее – молодую художницу Торгрекламы – первый ответственный секретарь «Вечерки» Валерий Пранов, который каким-то невероятным образом умудрился разглядеть в недавней выпускнице Казанского художественного училища будущего мастера графического рисунка самой популярной газеты Казани и ее обширных окрестностей.

«Мне поначалу было не просто привыкать к жестким требованиям полиграфического производства, – призналась как-то Раиса. – Я ведь привыкла к цвету, а тут все должно быть черно-белым – и рисунки, и фотографии, которые к тому же требовали ретуширования, что для меня также было в новинку…»

Но привыкание наступило быстрее, чем она ожидала, да и ритм жизни нашей газеты был столь стремителен, что времени на раскачку у нее не было вовсе: надо было с ходу братья за оформление номеров и формирование «лица газеты». Конкретно это выражалось в следующем: ежедневно через умелые руки редакционного художника проходили несколько десятков фотографий, подлежащих ретушированию, а также несколько рисунков и заставок к различным материалам. Кроме того, она занималась оформлением коллажей, «шапок» и клишированных заголовков, которыми выгодно отличалась наша «Вечерка».

Словом, дел у нашего любимого художника Раечки Сайфуллиной было невпроворот. И все же она успевала как-то и с девчатами из других отделов пообщаться, и чашечку своего любимого чая выпить.. Я про этот чай и написал свое посвящение Раечке:

Самовары закипают,

Чайники пыхтят уже:

День рабочий начинают

На четвертом этаже!

Впрочем, это была всего лишь шутка. Хотя в каждой шутке была и доля… правды. Много позже я понял, что заниматься таким каторжным трудом в такой замечательной газете без чашечки чая и кофе просто невозможно.

Владимир ШЕВЧУК

Мне довелось работать с Володей какое-то время в отделе новостей той самой гавриловской «Вечерки», где были собраны самые талантливые и самые веселые люди на свете. Но Шевчук оказался еще веселее. Я никогда в жизни столько не хохотал, сколько в том боевом отделе.

Вова умел шутить и острить так, что все падали с ног. И при всем при том, это был очень серьезный, умный и глубокий журналист. А юмор для него был как отдушина в бесконечной будничной газетной суете. Не случайно еще в университете Володя вошел в состав знаменитого в семидесятые годы студенческого театра миниатюр истфилфака – ТЮМИФ, верность которому он хранил до конца своих дней.

Думаю, юмор помогал ему и в жизни, в том числе и в борьбе с болезнями, которые в последние годы окружали его плотным кольцом. Юмор заключался в нем самом. Не случайно и все мои посвящения Володе тоже были пропитаны добрым юмором.

Вот одно из них.

Новоселу Владимиру ШЕВЧУКУ...

Во дворе, где каждый вечер

Не играла радиола,

А сушилось днем и ночью

Чье-то мокрое белье,

Лишь одно, но постоянно

Можно было слышать слово:

«Нам не надо радиолы -

Дайте, дайте нам... жилье!»

 

И в один денек чудесный

Двор увидел и услышал,

Как посыпались пожитки

В добрый старенький фургон...

И счастливых новоселов.

Срок житья чей в доме вышел,

К новой ясной, светлой жизни

Покатил тихонько он...

1986 год

Сергей ФЕДОТОВ

Еще одна родная душа – мой давнишний друг и собрат по боевому отделу новостей и репортажа газеты «Вечерняя Казань» Сергей Федотов.

Вместе с ним мы съели немало пудов соли с первыми и вторыми блюдами в чудесной столовой Издательства Татарского обкома КПС. А также тянули плечом к плечу суровые лямки первополосного «воза» газеты «Вечерняя Казань».

Несмотря на то, то Сергей был и остается настоящим поэтом и бардом, он и в нашем газетном деле проявил себя вполне достойно, с ходу вписавшись в наш непростой короткий жанр.

Да и с юмором у нашего Федота, как мы его в шутку называли, было все в полном порядке: ведь в студенческие свои годы он был тоже… ну, конечно же, тюмиффомцем!

Помнит весь честной народ -

Наш Федотов – тот Федот!

Кто в «ВК» работал, знает:

И «не тот Федот» бывает...

Когда я писал эти строки в конце восьмидесятых, то даже предположить не мог, что совсем скоро многим из нас придется на своей шкуре убедиться в справедливости последнего утверждения.

Гуля ПОДОЛЬСКАЯ

С Гулей мы познакомились в начале восьмидесятых годов. Причем, она начала работать корреспондентом в отделе культуры еще будучи студенткой отделения журналистики КГУ. Что было уже само по себе явлением весьма необычным и достаточно редким.

Ну, а когда мы узнали, что наша скромная, тихая и очень симпатичная студенточка, на которую положила глаз вся мужская половина «Вечерки», уже успела выйти замуж и стать... молодой мамой, восторгам нашим не было границ.

– Ну, ты, мать, даешь… стране угля! – шутил, смущая девушку, ветеран семейного фронта Евгений Михайлович Макаров.

– Из таких вот боевых девчат и получаются настоящие журналисты! – пророчески изрекал опытнейший мастер пера и кузнец семейного счастья Нил Халилович Алкин.

Надо сказать, что Гуля попала в один из самых боевых отделов редакции, где на нее повесили всю оперативную работу: она писала репортажи с мест событий в культурной жизни, строчила заметки или, как мы их называли, «информашки» для первой страницы, делала блиц-интервью с заезжими звездами.

Это была настоящая школа журналистского мастерства, которую она с честью прошла без отрыва от учебы. Ну, а свою дипломную работу она писала тоже без отрыва – теперь уже от производства. Разве что тему, по совету коллег, взяла не такую сложную, как ей первоначально хотелось.

Интересно, что сотрудники редакции «ВК» хорошо знали и любили не только Гулю, но и всех ее детей. Помню, первая ее дочка, очаровательная Яночка – абсолютная копия мамочки – прибегала в редакцию после школы, учила тут уроки. Второй ребенок Подольской – Андрей был известен не только нам, но и всей республике: ведь газета дважды писала о двух Андреях – сыновьях журналистов «Вечерки» Подольской и Музыченко, которые родились в 1993 году и получили свои имена в честь первого редактора газеты «Вечерняя Казань». Ну, а третий ее сынишка Игорек вообще обитал в редакции, сопя в коляске, пока его мама строчила очередной репортаж в номер…

Словом, Гуля Подольская вошла в историю нашей газеты по всем статьям: и как прекрасный журналист, и как многодетная мамаша, и как отличный и верный друг. И совсем не случайно я когда-то посвятил ей вот такие нехитрые строчки:

Кто сказал, что в Барнауле

Есть… похожие на Гулю,

Что живет у нас в Казани

С темно-карими глазами?

 

Если так, после обеда

С ней знакомиться поеду.

А не примет Барнаул,

Я тогда рвану в Стамбул!

… Кстати, наша Гуля Подольская совсем недавно отметила весьма круглую дату. Но вы посмотрите на эти фотографии, сделанные, вероятно, не в прошлом веке. Разве кто осмелится сказать, что на них изображена мать троих детей и ветеран одной из лучших газет страны?

КОРРЕКТОРАМ «ВК»…

Сегодня мне хочется вспомнить поименно всех наших очаровательных коллег, которых мы в шутку называли «героями невидимого фронта». Поскольку их имена никогда не были известны широкому кругу подписчиков. А той немыслимой и умопомрачительной читательской славой, которая много лет витала над гавриловской «Вечеркой», пользовались в основном те, чьи фамилии мелькали ежедневно на страницах газеты огромными даже для тех времен тиражами.

Речь идет о наших корректорах. А героями я их назвал потому, что они (и только – они!) имели право на всенародную и звонкую, как мартовская капель, любовь, которой пользовались мы, пишущие журналисты. А еще потому, что только они, и именно они имели законное право улучшать материалы самых лучших журналистов «Вечерки», вылавливая из них не только орфографические, грамматические, стилистические ошибки, но и устраняя мелкие, а иногда и серьезные ляпы, например, в датах тех или иных событий, в написании имен собственных, улиц и многое другое.

Скажу сразу: у нас были самые лучшие самые опытные корректоры. Из самых первых помню Надежду Егорову, Лидию Головкину, Фирдаус Пудову, Лидию Козлову, Галину Глинских, Беллу (фамилию, к сожалению, уже не помню!), Татьяну (то же самое!)… Может быть, коллеги вспомнят еще кого-нибудь из этих замечательных и очень скромных женщин, зорко стоящих на страже нашего великого русского языка и делающих все от них зависящее, чтобы газета «Вечерняя Казань» выходила не только без элементарных ошибок, но и чтобы ее язык был живым и красивым.

И хотя их имена всегда оставались в тени, они также внесли свой весомый вклад в 35-летнюю историю нашей славной газеты.

Тяжел ваш труд

и ноша нелегка

И редко вам

слагали в жизни оды.

Стоите вы

на страже языка

Великого

российского народа!

 

За все благодарю.

Я – раб ваш и слуга:

Ведь тоже с языком

грешу порою…

Но верю всякий раз,

что умная рука

Всегда поправит то,

что писано…ногою!

Вот такой шуточный стишок я написал когда-то моим любимым корректорам. А сегодня мне хочется от души пожелать всем им крепкого здоровья, счастья, благополучия и удачи – на все времена!

Елена ЧЕРНОБРОВКИНА

Это имя в течение двух десятилетий прославляло нашу газету и поднимало ее тиражи на небывалую и недосягаемую для большинства аналогичных изданий Советского Союза и России высоту.

Популярность Лены была столь высока, что в конце восьмидесятых – начале девяностых годов к нам, на четвертый этаж Издательства Татарского обкома КПСС, ежедневно приходили читатели из Казани и других районов республики с одной-единственной целью: увидеть «живьем» эту выдающуюся журналистку! Публицистический талант и острое перо Елены Николаевны сникали ей великую славу и народную любовь среди сотен тысяч наших подписчиков и почитателей газеты.

Лично я горжусь, что работал в одно время с такими великими журналистами, как Чернобровкина! Меня поражала ее удивительная работоспособность. Я даже пытался... соревноваться с Леной. Нет, не в популярности и славе, а в количестве опубликованных строчек (есть такой важный показатель в нашей трудовой деятельности). И хотя я тоже, кажется, никогда не сидел без дела, перегнать Лену по этим самым строчкам было почти невозможно.

Ну, а уж о качестве ее работы и говорить нечего: оно было высочайшим. Материалы Чернобровкиной восхищали и поражали всех нас, включая Андрея Петровича Гаврилова, который в узком кругу называл Елену Николаевну не иначе, как золотым фондом «Вечерки».

Невероятно, но при ее вечной и огромной загруженности по работе, Лена как-то умудрялась редактировать нашу любимую и очень популярную среди вечеркинцев гавриловского призыва стенную газету «Трибуну-люду!», в которой было опубликовано немало настоящих шедевров нашего самодеятельного творчества.

Меня и сегодня многие знакомые иногда спрашивают: «А где сейчас Елена Чернобровкина работает?». И я с гордостью отвечаю, что Елена Николаевна и сегодня не изменяет нашему простому и очень сложному ремеслу. А с современным ее творчеством можно познакомиться на портале ежедневной электронной газеты «БИЗНЕС Online».

«ВК» – газета на века!

Запомни строки эти:

Покуда Лена есть в «ВК»,

Все ладно и в газете!

 

***

Прославлю женщин на века -

Тех, что работают в «ВК»,

Историю пером творят

И страстью творчества горят.

 

Умны, добры, милы, красивы,

А уж писучие – на диво!

Таких нигде наверняка,

Нет женщин, как у нас в «ВК»!

1989 год

 Василий МАРТИНКОВ

С Василием Егоровичем мы были знакомы задолго до рождения «ВК», поскольку оба были «многотиражниками». А когда он перешел в «Вечерку», сразу мне сказал: «Айда к нам, хватит тут пропадать!».

Но тогда я еще не понимал, что «пропадаю», работая в никчемной, по сути (да простит меня отдел пропаганды обкома КПСС!), заводской газетенке тиражом... в тысячу экземпляров.

Словом, Вася был тем человеком, который меня подвигнул набраться храбрости (к тому времени газета уже гремела вовсю, а я был ее внештатным автором) и пойти к редактору. Андрей Петрович, с которым мы хотя и были знакомы с 1972 года, но виделись нечасто, на удивление тепло меня встретил и сразу же сказал: «Ты почему так долго шел?».

Я признался, что сомневаюсь, хватит ли у меня способностей и таланта, чтобы соответствовать высокому уровню городской газеты. «То, что сомневаешься, это хорошо, – сказал Гаврилов.– Не сомневаются только круглые болваны. Да ты не волнуйся, мы тебя сперва проверим хорошенько, а уж потом будем решать...».

Проверка была поручена заведующему отделом Нилу Халиловичу Алкину. И хотя он нещадно исчеркал написанный мною по его заданию первый материал (помню, это было интервью с руководителем «Татбыттехники»), меня все же взяли корреспондентом по договору в отдел городского хозяйства. А потом судьба снова свела нас с Василием Егоровичем и я много лет проработал вместе с ним в секретариате, а затем подменял их с Рощектаевым во время отпусков...

Не скрою, я очень любил и уважал этого человека. Да разве я один...

Василию МАРТИНКОВУ...

Я в Белоруссию

влюблен.

Причем

без дураков:

Ведь в Могилеве

был рожден

Василий

Мартинков!

 Фарит ГУБАЕВ

Фарит для всех нас, вечеркинцев, был не только другом и коллегой. В некоторые, самые приятные моменты нашей редакционной жизни, связанные с общими застольями (а их у нас, надо признать, случалось немало: только одних дней рождений мы отмечали несколько десятков в год!), Фарит всегда произносил первый и самый важный тост.

Почему именно он, я не знаю: эта традиция родилась без меня – в первые два года существования газеты. Но за те, другие годы, что мы проработали вместе с Фаритом, именно он произносил эту дежурную, избитую и банальную, но вместе с тем, такую желанную и дорогую для каждого из нас фразу: «Ну... За нашу родную «Вечерку!»

Иногда его за это подкалывали, называли мастером одного тоста (Женя Макаров не даст соврать!). Но как только за каким-нибудь столом вновь собиралась очередная веселая компания и емкости заполнялись той или иной приятной или горькой жидкостью, наступала та самая знаменитая пауза, после которой Андрей Петрович Гаврилов, а в его отсутствие кто-то другой, произносил: «Ну, давай, Фарит!».

И Фарит всякий раз торжественно вставал, высоко поднимал бокал и произносил этот сокраментальный тост. А мы все аплодировали ему и орали «Ура!», как будто эти слова были сказаны в первый раз.

Сегодня, с высоты пройденных лет, мне думается, так было потому, что и Фарит, и все мы просто обожали свою газету, любили и уважали друг друга. И на работу всегда приходили, как на праздник.

Наш Фарит совсем не прост,

Если знает такой тост!

Он других не признает,

Только этот выдает!

 Герман САЛИМЗЯНОВ

Помню, он пришел к нам – в отдел новостей и репортажа – совсем юным мальчишкой-школьником. Мы учили его писать, ставили ему, как говорят музыканты, руку. Впрочем, он схватывал все на лету. К тому же Герман был необычайно эрудирован и буквально напичкан энциклопедическими знаниями по многим сферам жизни. Позже я узнал, что он из очень интеллигентной семьи, а столь обширные знания почерпнул из домашней библиотеки деда-профессора.

Вместе с тем, он был абсолютно уличным пацаном, умел и подраться, и за слабого постоять. А когда пришла пора идти в армию, не задумываясь, попросил отправить его в Афганистан.

После армии он вновь пришел в редакцию. И это был уже совсем другой Герман – серьезный, вдумчивый, ответственный. Не случайно Андрей Гаврилов доверял ему самые острые и опасные задания. Например, вместе с нашим боевым фоторепортером Олегом Климовым они побывали в самой горячей точке конца восьмидесятых – в Фергане, где тогда началась межнациональная резня. Затаив дыхание, казанцы зачитывались этими и многими другими репортажами Германа Салимзянова из уходящей советской эпохи.

… Наши пути-дорожки разошлись после смерти А.П.Гаврилова. Но мы не теряли друг друга из виду. Он мне писал из другого города, куда переехал, чтобы попробовать начать свое дело, где редактировал какую-то газету. Затем снова вернулся в Казань, работал в различных изданиях, написал несколько книг о работе милиции, а также большой роман на афганскую тему. Кстати, писательский талант в нем раскрылся во многом благодаря неустанной репортерской работе...

...В прошлом году Германа не стало. Смерть всегда приходит неожиданно. И, наверное, в этом есть своя логика. Жаль только, что она, как на войне, выбирает лучших из нас. Таковым был, на мой взгляд, и старшина запаса, отличный журналист, писатель и человек Герман Салимзянов.

В заключение приведу несколько строчек, которые пришли на ум сразу же, как только я получил известие о кончине друга:

Чем добрее

и честнее

человек,

Тем, увы,

короче

его век!»..

Век короток, а память – вечна…

Анна МИЛЛЕР

Анна Марковна Миллер – одна из тех немногих вечеркинцев, на долю которых выпала самая прекрасная и самая трудна пора – рождения на свет и становления нового издания по имени «Вечерняя Казань».

Для молодых читателей скажу, что наша любимая газета появилась на свет 1 января 1979 года, хотя работа над ней началась еще с осени 1998 года. Тогда набирался и штат творческих и технических сотрудников.

По словам коллег, Анна Марковна была самым первым кандидатом на должность старшего корреспондента отдела культуры, поскольку разбиралась в этом предмете лучше многих. О чем свидетельствовали ее многочисленные публикации, каждая из которых становилась сама по себе большим культурным событием в городе.

В ту пору я работал в секретариате вместе с Владимиром Рощектаевым и Василием Мартинковым, и могу свидетельствовать, что каждый из нас троих, готовя свои номера (по два в неделю), буквально охотился за материалами Ани. И едва только в папке с надписью «Отдел культуры» появлялись оригиналы, подписанные ее рукой, они тут же шли в работу. Короткое слово «Миллер» означало для нас своеобразный знак качества.

Но, пожалуй, наиболее ярко и зримо журналистский и публицистический талант Анны Марковны проявился в перестроечные годы, когда в стране открылись многие информационные «шлюзы», стали рассекречиваться архивы, а, главное, появилась возможность говорить открыто то, что думаешь. Анна Миллер воспользовалась этой возможностью сполна.

Ее материалы о сталинской кровавой эпохе будоражили умы читателей, заставляли их думать, переосмысливать многое из прожитого, а порой и всю жизнь. Ее рецензии на новые фильмы «Убей Дракона», «Мой друг Иван Лапшин», «Иди и смотри» и многие другие замечательные материалы вызывали невероятно бурную реакцию у читателей, они звонили в редакцию, писали сотни писем. Люди как бы просыпались после долгого летаргического сна, начинали по-новому смотреть на многие вещи, в том числе и на историю своей страны. И в этом была огромная заслуга этого замечательного журналиста и человека.

Выступая на юбилейном банкете, посвященном 10-летию нашей любимой газеты, Андрей Петрович Гаврилов назвал поименно всех, кто стоял у истоков создания самой популярной в те времена газеты города и республики. И одним из первых в этом списке прозвучало имя Анны Марковны Миллер.

Вместе с тем, я не переставал удивляться и восхищаться нашими милыми дамами, которые, несмотря на огромную загруженность сложнейшей журналистской работой по выпуску огромной ежедневной газеты, ежедневно требующей от них, как топка паровоза от кочегаров, все новых и новых добротных материалов, умудрялись... рожать и воспитывать детей (у Анны Марковны их было двое!), добывать продукты, что-то готовить, чтобы домочадцы были хотя бы сытыми, а драгоценные мужья – не очень сердитыми по случаю того, что на первом месте у них неизменно стояла работа. Не случайно эту тему я и развил в одном из посвящений Анне Марковне.

В одной руке -

статья о перестройке.

В другой – добытый

с боем... супнабор...

Богиня журналистики

в «Вечерке»,

Поставь сегодня

и для нас прибор!

 Владимир РОЩЕКТАЕВ

С Володей мы познакомились еще в начале семидесятых, в типографии Дома печати имени Камиля Якуба, где в один день (по вторникам) верстались наши многотиражки – «Приборостроитель» и «Металлист».

Несмотря на суету и текучку, связанную с выпуском газет, мы находили время для общения и очень быстро подружились. А вскоре начали ходить после верстки и в соседнее кафе «Елочка», где в компании других газетчиков отмечали успешное окончание верстки своих очередных номеров.

Нам с тезкой всегда было о чем говорить: мы с ним оба любили поэзию, оба дружили со спортом (он неплохо играл в футбол, я – в настольный теннис), оба неплохо разбирались и во многих других видах спорта. Так что наши посиделки нередко заканчивались лишь после закрытия кафе, а иногда и… продолжались у кого-нибудь на квартире.

Честно говоря, я тогда очень завидовал, что он работает в такой интересной газете, как «Приборостроитель», которая, на мой взгляд, уже в те годы резко отличалась от обычных изданий такого ранга. Как правило, все они были зациклены на социалистическом соревновании, производственных показателях, «дубовых» портретах передовиков и таких же никчемных текстовках к ним. Здесь же, как это не было странным в те годы, производственная тематика занимала отнюдь не главное место, тут ставили и материалы о культурных событиях в городе, и юморески, и спортивные материалы.

Но особенно меня поразило, что в «Приборостроителе» регулярно выходили «Литературные страницы» со стихами и прозой современных авторов и классиков. Наряду с удивительно современным и красочным оформлением, к концу семидесятых годов это издание, на мой взгляд, было лучшим в городе. А когда «Приборка», как мы ее сокращенно называли, стала выходить на 12 полосах, она стала настоящим явлением в городе.

Уверен: если бы в 1979 году в Казани не появилась наша «Вечерка», то ее место достойно заняла бы именно эта газета – «Приборостроитель», которую возглавлял великолепный редактор Ефим Зильберман. Не случайно в самом первом составе «ВК» было сразу несколько журналистов из этой славной многотиражки: Любовь Агеева, Анна Миллер, Владимир Рощектаев. Позже, кажется, в «Вечерке» работали и еще два-три человека оттуда…

Что касается Владимира Семеновича, то с приходом в газету «Вечерняя Казань» его редакторский и поэтический талант расцвел еще ярче. Он стал настоящей и незаменимой находкой для Андрея Гаврилова, который полностью доверил ему тему освещения литературной и поэтической жизни города и также редактирование ежемесячных «Литературных страниц», которые очень быстро завоевали сердца многих читателей и сникали огромную славу «Вечерке».

Я много лет проработал в секретариате «Вечерки» и сидел бок об бок с моим старшим товарищем. И могу сказать с полным основанием, что Володя был настоящим профессионалом во всем, что касалось нашего дела: вычитки материалов, литературной правки, подбора материалов и фотографий, макетирования, Скажу больше: то неповторимое «лицо» газеты «Вечерняя Казань», которое родилось в конце 1978 года и с которым, к моему великому удовлетворению, она выходит и поныне, родилось не без участия и этого замечательного человека!

Нельзя не сказать и о выдающейся роли Владимира Рощектаева и «Вечерки» в деле поддержки казанских и татарстанских поэтов и писателей, особенно в те непростые и «голодные» для пишущей братии годы перестроек и революций. Это – большая и отдельная тема и об этом, уверен, когда-нибудь еще напишут сами поэты и писатели.

Его когда-то звали Вовкой…

Как на воротах он стоял!

Брал «пеналь» и «девятку» ловко,

И цвет надежды защищал…

 

Прошли года… У дяди Вовы

Андрюшка-сорванец растет.

Но все мне кажется, что снова

В ворота Роща наш встает!

1987 год

Владимир ЗОТОВ

Кто из казанцев не знает этого человека! Ну, а уж наш брат-журналист имя Владимира Зотова знает точно. Да и как не знать, когда он вот уже много-много лет творит уникальную фотолетопись современной и прошлой жизни нашей столицы и ее обитателей?!

Что бы он ни снимал – передовиков на заводе или героев жатвы, выдающихся артистов театра или звезд эстрады, совещание партхозактива или летучку на всесоюзной ударной стройке – все его снимки становились настоящими произведениями искусства и великим достоянием ее Величества Истории.

Я счастлив, что принадлежу к числу тех нескольких десятков дорогих и близких мне людей, которые так же, как и я, соприкасались с этим великим человеком, имя которому –Владимир Николаевич Зотов.

И с удовольствием воспроизвожу стихотворение, которое я посвятил дяде Вове, как его уважительно называли многие из нас, в день его пятидесятилетия...

Владимир Николаич… Дядя Вова…

А можно так: В.Зотов – фотокорр!

Его все знают, любят, безусловно,

От первых дней «ВК» и до сих пор.

 

Не скрою, что и мне он симпатичен:

Талантом, столь же щедрым, как душа,

И юмором, который безграничен,

И тем, что мерит жизнь не от гроша…

 

Ну, а еще люблю я дядю Вову

За верность… бороде и теплый взгляд.

Еще – за то, что в силах рвать оковы

И быть свободным даже в пятьдесят!

1989 год

Ильгизар Хайруллович Хабибуллин

В ясные, морозные дни начала нового, 2014 года не стало еще одного нашего коллеги – бывшего заместителя редактора газеты «Вечерняя Казань» Ильгизара Хабибуллина.

Вот строки из биографии этого человека из Большой биографической энциклопедии 2009 года:

«Председатель Совета по делам религий при Кабинете Министров Республики Татарстан; родился 1 марта 1937 г. в с. Богатые Сабы Сабинского района Татарской АССР; в 1960 г. окончил Казанский государственный университет; 1954-1955 – учитель начальных классов; 1960-1962 – инструктор Татарского обкома ВЛКСМ; 1963-1965 – сотрудник газеты «Татарстан яшьлэре»; 1966-1977 – инструктор по школьным вопросам Приволжского райкома, инструктор Казанского горкома и Татарского обкома КПСС; 1978-1985 – заместитель редактора газеты «Вечерняя Казань»; 1985-1988 – секретарь журнала «Коммунист Татарстана»; женат, имеет сына; читает исторические романы, мемуары.»

Про то, что Ильгизар Шайхуллович заведовал отделом в редакции газеты «Татарстан яшьлэре», мы не знали.

Он работал с нами всего три года. Но запомнился всем как очень мягкий, добрый и порядочный человек.

У него, по сравнению со многими из нас, не было большого опыта журналистской работы, но у него был другой опыт: он умел слушать и понимать людей. Мне, работавшему часто на два фронта – и в секретариате, и в отделе новостей, приходилось общаться с Ильгизаром Шайхулловичем чаще других.

Бывало у нас и такое, что приходилось «подгонять» наших начальников, включая самого Гаврилова, которые вычитывали по долгу службы материалы, идущие в очередные номера. Так вот, Ильгизар Шайхуллович, в отличие от других, всегда входил в наше положение, бросал все текущие дела и немедленно выполнял наши просьбы-требования. А принося затем пачку оригиналов со своей подписью, всякий раз извинялся за задержку, даже если, положа руку на сердце, ее и не было...

Последний раз мы с ним виделись на встрече журналистов «Вечерки» в октябре 2011 года. В коротком разговоре он пожаловался на недомогание и сказал, что был вынужден уйти с последнего места службы – Союза журналистов РТ. Я видел, что он был очень рад встрече с коллегами и сказал, что с удовольствием придет еще.

1 марта 2014 года ему исполнилось бы 77 лет.

Владимир МУЗЫЧЕНКО

Мы их помним

Ряды вечеркинцев гавриловского призыва, увы, редеют. В списке усопших - 23 фамилии. В будущей книге  о коллегах должны были вспомнить другие. Были написаны несколько очерков. У наших читателей есть возможность их прочитать.

Гудимова Валентина Васильевна

С 14 декабря 1978 года – заведующая отделом писем, с 1 января 1980 года – старший корреспондент отдела партийно-политической работы, с января 1986 года – заведующая сектором контроля действенности публикаций

Валентина Гудимова имела диплом Казанского государственного педагогического института по специальности «учитель русского языка и литературы», преподавала в школе не более пяти лет, но осталась учителем всю жизнь.

Она была много старше нас (родилась в 1935 г.), и дружески опекала не только своих подруг, к которым я принадлежала, но и всех, с кем соприкасалась. В том числе читателей «Вечерней Казани», которые искали у редакции защиты от произвола и разгильдяйства, и ее избиратели (она была депутатом «революционного» состава Казанского городского Совета, избранного в 1989 году).

До прихода в «Вечерку» Валентина Гудимова 10 лет издавала газету родного вуза – «За педагогические кадры». Тогда мы и познакомились, как ближайшие коллеги – я работала редактором газеты ветеринарного института «Бауманец». А потом оказались в одной редакции.

В отделе писем должны работать именно такие люди, отзывчивые на чужую беду, умеющие сострадать, причем не только на словах, но и на деле. Наверняка не один казанец, наш читатель, мог бы привести пример того, как конкретно она ему помогла. Ведь годы тогда были трудные: люди потеряли не только деньги, но и мечту о новой квартире, а многие и работу.

Валя умела утешить, когда помочь не получалось, и порой это сильно облегчало человеку боль. Как-то она написала, что уроки сострадания, терпимости, доброты, соучастия людям ее поколения преподала сама жизнь. Она была школьницей, когда началась Великая Отечественная война. Мы много и часто пишем о горе и невзгодах, которые она принесла, а моя подруга вынесла из тех страшных лет и другие чувства, которые потом дарила всем, с кем соприкасалась.

Она была человеком трудолюбивым, обязательным. Чтение огромного потока писем и другая работа с почтой занимали у сотрудников ее отдела много времени, потому Валя не так много писала. В основном обзоры писем. В ее публикациях была какая-то удивительно теплая интонация.

После «Вечерки» мы работали в редакции «Казанских ведомостей». Валя была уже на пенсии, но пришла в редакцию потому, что хотела меня, как первого главного редактора, поддержать. Для всех сотрудников (а была в основном молодежь) она была доброй мамой. А еще громоотводом, который защищал всех, когда главный редактор в трудные минуты выходила из себя.

Поразительно, но она никогда не путала наши личные отношения со служебными. В одном случае я была ей Любой, Любушкой, в другом – Любовью Владимировной.

Она много сделала и в этой редакции. Когда Валентина уехала жить к дочери в Москву, ее очень не хватало.

Впрочем, у меня нет ощущения, что ее уже нет на этой земле. Просто уехала…

Любовь Агеева

Владимир Рощектаев

Самого момента моего знакомства с Володей Рощектаевым я не помню. Мне кажется, я знал его всегда.

Он был на пару лет старше меня, мы оба писали стихи, оба были книжники и встречались то в литературных компаниях, то на книжном рынке, вплоть до начальных лет перестройки гонимом милицией и потому вечно кочевавшем – из сада «Эрмитаж» на Красную Позицию, с Красной Позиции на Тинчурина. В отличие от многих рыночных завсегдатаев мы искали там не столько собственно книги, сколько определённые тексты, в первую очередь поэтические, Гумилева или Мандельштама, Баркова или Вийона – имея при этом самые серьёзные намерения. Каковые в конце концов нас и погубили, выведя на литературную стезю.

В восьмидесятых Володя работал на «Теплоконтроле». Казанскому обывателю этот завод тогда был известен благодаря не только прошумевшей на всю страну группировке «Тяп-ляп», но и большой – двенадцатиполосной – многотиражке «Приборостроитель», выполнявшей вплоть до появления «Вечерки» некоторые функции общегородской газеты и по уровню бывшей, на мой взгляд, существенно выше газет республиканских, поскольку в эти последние сотрудники, как правило, подбирались отнюдь не по уровню грамотности и умению писать.

А «Приборостроитель» среди прочего славился литературными материалами, которые готовил Рощектаев. Именно при его участии там впервые опубликовали и мои стихи (кажется, это была пародия на Ольгу Фокину).

Когда в Казани после многолетних ожиданий и пересудов наконец появилась вечерняя газета, Володя ушёл туда. И помимо работы заместителем ответсекретаря стал делать литературные страницы, роль которых в городском «культурном процессе», что называется, «невозможно переоценить».

Поэзию он знал замечательно. Как-то мы разговорились о стихах и я сказал, что люблю стихи строгие по форме. И процитировал строчку, имя автора которой, придерживавшегося противоположной позиции, забыл. «Это Костров» – тут же отозвался Володя.

Вообще же мы с ним много спорили, поскольку были очень разные: он шел от лирической поэзии, я от юмора и «детской» школы; он был склонен увлекаться новыми авторами, я относился к ним осторожнее; он был скорее романтик, я больше скептик; он полагался на свою художественную интуицию, я склонен был поверять гармонию алгеброй.

Восхищавшие его строчки Твардовского меня в восторг вовсе не приводили; однажды он в сердцах сказал мне, что не понимает, как я с моим стремлением всё просчитывать вообще умудряюсь писать хорошие стихи. Кстати, если ему не нравилось какое-то моё стихотворение, то он так и говорил: не нравится. И непременно добавлял профессиональное: потому-то и потому-то.

Он говорил это и другим. Его редакторский взгляд ценили многие. Один известный собкор как-то сказал мне, что, работая над текстом, в спорных случаях обращается к двум профессионалам, и если их мнения противоречат его собственному, но при этом совпадают между собой, то он считает верным не своё, а именно их мнение. Так вот, одним из этих двоих часто бывал Володя.

Он был предан своим друзьям и порой по щедрости душевной переоценивал достоинства их стихов – с моей, разумеется, точки зрения. А когда я не соглашался, раздосадованно восклицал что-нибудь вроде: «Ну вот, ты тоже думаешь, что рядом никого стОящих нет!».

Разумеется, я так вовсе не думал, просто мы с ним не всегда совпадали.

Он был духовный человек, он был одной из опор русской словесности «во городе во Казани». Крепкая литературная закваска сказывалась даже на таком его далёком, казалось бы, от искусства пристрастии, как футбол: послесловия Володи к играм советской сборной часто были куда интересней казённых заметок в центральной прессе.

Через рощектаевские «Литературные вечера» прошли сотни авторов, как уже известных, так и делавших первые свои шаги в прозе или поэзии. Многие из них Володе обязаны, некоторых же он просто вылепил «из того, что было». Маловероятно, чтобы «Вечерка» или какая-то другая газета смогла сейчас повторить это – тут нужен фанат, человек текста, а такие люди в редакциях газет были крайней редкостью тогда и практически исчезли сегодня. Уходящая натура, как нынче принято выражаться.

Можно сказать, что если среди неофитов, обивающих пороги редакций, и не перевелись пока Галатеи, то Пигмалионы в журналистской среде (во всяком случае провинциальной) перевелись однозначно.

Не то чтобы у нынешних не было желания помочь талантливому поэту. Мир, слава богу, не перевернулся, и желание такое всё еще имеет место. Нет настоящего понимания, а тем более – умения. В Казани Володя был последний, кто и хотел, и понимал, и умел.

Борис Вайнер

Алаверды от Любови Агеевой

Володя Рощектаев обладал абсолютным стилистическим слухом. Не имея высшего образования, он нещадно правил нас, имевших дипломы кафедры журналистики Казанского государственного университета. На этой почве мы не раз сталкивались, когда в его правке бывали субъективные моменты.

И еще: сын Володи Андрей, можно сказать, вырос в редакции. Он был у нас частным гостем, знал в редакции всех – и все, даже внештатные авторы, знали его.

Нельзя не отметить, что Андрей Рощектаев, как и отец, стал писателем, только пишет не стихи, а прозу. Он видный специалист в истории православия, автор книги «Путеводитель по святыням Казанской епархии».

Юрий Николаев

Его нет с нами ровно два года… Похороны Юры Николаева напоминали сон. Его огромная парадная фотография с траурной лентой, улыбка и усы всегда делали его похожим на Влада Листьева. Сотни друзей, знакомых и коллег…

А он почему-то лежит. Один… Как живой… Такой молодой и как всегда насмешливый. Казалось, сейчас встанет на своей гражданской панихиде, подмигнет мне и скажет: «Ну, мать, как дела?»

«Матерью» Юра звал меня с первых дней знакомства, хотя я была его старше на 6 лет. В «Вечерке» мы с ними не пересекались, я пришла, когда он уже ушел. Более того, когда Юру Николаева, единственного среди выпускников отделения журналистики КГУ, распределили в секретариат «Вечерней Казани» и он поработал там замответсека, мы с Риммой Ратниковой (тогда Булатовой) приложили немало сил, чтобы переманить перспективного ответственного секретаря тогда к себе, в молодежку, в «Комсомолец Татарии».

И он внял нашим стенаниям по поводу того, что молодежка – его родная газета, что ответсеком работать некому. Ведь Юра начинал именно там. И он покорился – и стал нашим начальником… И столько потом нашей журналистской кровушки попил, что иногда мы жалели, что сосватали его из «Вечерки».

Говорят, у человека врожденная грамотность. А Юры была врожденное чувство языка и стиля. Впервые я увидела его юным студентом-второкурсником в секретариате «Молодежки» рядом с Ахатом Мушинским, теперь маститым писателем. Он был у Ахата на подхвате. Выполнял всю черновую работу: вычитывал материалы внештатников, искал новости, закрывал «дырки» на полосе, мотался между редакцией и типографией, улаживал конфликты с линотипистками и метранпажами. Учился редактировать и оставался за Мушинского на время отпуска.

Помню, как охала Колчанова Юлия Федоровна, оставшись за редактора вместе с и.о. ответсеком, студентом-второкурсником. Она разохалась еще больше, когда Юра недрогнувшей рукой поправил какую-то фразу из ее редакторского текста. И правил, если считал нужным, всех, невзирая на возраст, опыт, чины и звания. Для него главным было, чтобы текст вышел на полосу «чистым» и грамотным.

Когда он учился в университете, одному Богу было известно. Уходил из редакции первым, приходил последним. Ребята постарше откровенно пользовались Юриной безотказностью. Он спешил делать добро не только чисто профессионально. Всегда помогал дельным советом по тексту любому, потому что удивительным образом видел слово. И мог сразу сказать, что в твоем произведении не так и как его поправить.

Он был безотказным в любых редакционных ситуациях. Например, однажды часа через два я вдруг вспомнила, что оставила дома на плите кастрюлю с макаронами. Сорваться не могу – дежурила по номеру.

– Давай, мать, ключи! – скомандовал Юра. – У тебя замки трудные? – разыскал водителя и спас от пожара мою квартиру.

Он обожал свою профессию и мог часами говорить о журналистике. Многие завидовали его фанатизму и тому, что он с первого раза выбрал то, к чему лежала его душа. Меня удивляло, что он прекрасно редактировал и правил тексты, но сам в те годы писал долго и трудно, словно рожал каждую заметку. Он был из тех журналистов, кто «расписываются» позже, годам к тридцати. Но как! Ни одного шаблонного слова, ни одного штампа.

А как он чувствовал темы! В его лексиконе всегда была фраза «срубленное дерево». Так Юра говорил о старых, писаных-переписанных темах. А если находил новую тему, то с загоревшийся искринкой в своих серых глазах начинал издалека: «Хочешь, мать, я тебе свежее дерево подгоню? Вот эта тема!»

Не знаю, какая кошка однажды пробежала между редактором Анатолием Путиловым и Юрой, но в один прекрасный день мы больше не увидели своего «Николайки» в секретариате. По редакции пошел слух: Юра обиделся и ушел в «Вечерку». Мы спускались нему с восьмого на четвертый этаж, тоже в секретариат «Вечерки», в большую, мужскую вечно прокуренную комнату, и носили ему свои материалы. Потому что знали, то, что увидит в тексте Юра, больше не увидит и не укажет на шероховатости никто.

Понимаю, что Бог забирает к себе только лучших. Но все-таки очень несправедливо, что таких молодых и талантливых, у которых сыновья еще не пошли в школу. А взрослые дочери еще не вышли замуж и не подарили своему отцу счастья стать дедушкой.

Я не смогла заставить себя поехать на похоронах Юры на кладбище. Не хотела видеть, как его «зароют в шар земной». Поэтому иногда мне кажется, что вот сейчас в трубке раздастся его бархатный баритон, и он насмешливо произнесет: «Ну что, мать, ты все пашешь?»

Людмила КОЛЕСНИКОВА

Ольга Петровна Акифьева

О.П. – Ольга Петровна... Она всегда так подписывалась. И подчёркивала, что все «Петровичи» – люди особые (кроме неё это отчество носили наш редактор и её любимец – Саша, приехавший из столицы).

В редакции «Вечерней Казани» не принято было прибавлять отчество к имени. Отношения были очень демократичными. Но вот к ней всегда по имени-отчеству обращались. Она была начальником машинописного бюро (компьютеров-то и в помине ещё не было).

Ольга Петровна была Человеком особой значимости для новой газеты, для только-только нарождающихся традиций. Она, собственно, и была матерью многих начинаний в редакции – от бытовых до духовных.

Послеобеденное чаепитие, обязательно за самоваром и со всякими вкусностями – это было предметом зависти многих редакций. Мы не просто пили чай – непременным сопровождением были разговоры. Ничего особенного? Как бы не так!

Евгений Макаров просвещал нас в спорте и оперном искусстве. Причём, о спорте рассказывал самозабвенно, выискивал какие-то удивительные факты. До сих пор помню жизнеописание Курынова. А опера... Он даже некоторые партии нам напевал.

Василий Мартинков вспоминал свою юность в деревне, самозабвенно о покосе говорил, о том, как ему не понравилось, что отправили его работать в газету.

Саша Постнов о Москве всё вещал.

Агеева и Миллер – обе из отдела культуры – иногда приносили настоящие «бомбы» – информацию о диссидентах, о людях культуры, которые остались на западе.

Пранов удивлял разными вещичками – то диктофон (настоящая диковинка!), то ручка с несколькими цветными пастами, а то огромный маникюрный набор...

Зотов удивлял фотографиями.

Леночка Чернобровкина делилась тем, как она любит ананасы, хотя ни разу их пока не ела.

Рощектаев иногда под настроение свои стихи читал...

Да, вернёмся к Ольге Петровне. Именно она создавала ту атмосферу простоты и мечты одновременно, в которой люди раскрывались, окрылялись и вдохновлялись.

Она ввела обычай чтения вслух. Читали по очереди. Но чаще других брала в руки книгу сама О.П. Читали «Алису в стране чудес» в переводе Заходера. Она делала упор на неподражаемую игру слов и хитросплетение сюжета. Для журналистов вещи первостепенные. Эта книга с её дарственной надписью сейчас восхищает уже моих внуков.

С замиранием сердца слушали «Мастера и Маргариту». Булгаковский слог гулко отдавался в стенах машбюро, где это действо и происходило. Дверь всегда запирали на ключ. Сегодня это вызовет, наверное, улыбку. Но, то был 1979 год...

А в редакции главной городской газеты звучали слова о порочности власти, о Иешуа из Ершалаима, о продажности пишущей братии... Это были слова Булгакова. Впрочем, те же темы потом продолжали звучать и после чтения в обсуждениях уже сегодняшнего (тогдашнего) дня...

Взрослому населению редакции, возможно, это было и не в диковинку. Но мне было 17-18 лет. Это было моё первое рабочее место. Я просто не верила своему везению.

Ольга Петровна опекала меня. По-матерински была нежной и щедрой. Часто приглашала к себе. Дом у неё был удивительный – с театральными афишами на стенах, обилием книг и диковинок за стёклами шкафа.

Даже после моего ухода из редакции мы поддерживали тёплые отношения. Потом ещё выяснилось, что коммунальная квартира на Баумана, где я жила, была домом её военного детства. Это как-то особенно сблизило нас.

А ещё «было за счастье», если твой материал печатала сама О.П. Во-первых, это было молниеносно быстро. Во-вторых, текст сразу правил человек безукоризненной грамотности. В-третьих, можно было получить по-настоящему ценные советы. В машбюро было три машинистки (не те, которые за рулём машины сидели, тогда так называли работников, печатающих на обычной пишущей машинке). Ещё машинка была в нашем отделе новостей, в партотделе и, кажется, в отделе культуры. Но все стремились, чтобы их вирши печатала сама О.П.

Пусть меня простят те, кто был равнодушен к ней. Но я искренне верю, что её Личность во многом выстраивала вокруг себя редакционную жизнь.

Образование у Ольги Петровны было театральное. Много лет она отдала сцене театра. После личной трагедии не могла больше играть. Но половина редакции с её благословения полюбили журнал «Театр» и стали поклонниками нашего Качаловского. Кешнер, Прытков, Кара-Гяур – мы обсуждали все их роли... Мы слушали бесконечные уморительные рассказы о том, как она играла пионеров (амплуа у О.П. было – травести). Алиса Фрейндлих была кумиром для неё, так и мы прониклись любовью к Питерскому БДТ. А ещё разыгрывали маленькие скетчи иногда. На Новый год, в декабре 1980 было особенно театрально-непринуждённо.

Зимой Ольга Петровна носила роскошную рыжую лисью шубу. Королевой входила в редакцию, окидывала всех пронзительным взглядом изумрудных глаз, с улыбкой всех оповещала: «О.П. здесь!». Такой я её и запомнила...

Марина Абрамова (Беспрозванова)

Все фото, кроме двух - из архива Владимира Зотова, они были сделаны им в редакции "Вечерки" (просим прощения за некачественные сканы). Его самого снимал Василий Мартинков. А цветное фото - последний снимок Сергея Федотова, сделанный на посиделках вечеркинцев гавриловского призыва.