Дворянское гнездо

Галина Зайнуллина

08 октября 2011 года

Когда-то, в начале ХХ века, улица Второй Горы являлась благодатнейшим местом города. Cегодня на улице Волкова живут потомки профессора Алексея Яковлевича Богородского, – его правнучка Л.М. Галкина и праправнучка С.С. Таланова.

Проезжая часть дороги была вымощена булыжником, а пешеходная затейливо выложенным кирпичом. Бывшие купеческие особняки представляли собой усадьбы, то есть комплексы из жилых домов, хозяйственных построек и обширных яблоневых садов.

Задами сады выходили в Осокину рощу, где по гривке холма после строительства больницы в 1910 году пролегла Шамовская аллея. В оврагах по обе стороны от аллеи росли сосны, вязы, дубы и липы. По дну более глубокого из оврагов протекал чистый ручей.

Революция мало что изменила в облике Второй Горы и жизненном укладе ее обитателей. Разве что улицу переименовали: назвали в честь одного из организаторов Красной гвардии в Казани – Н. И. Волкова.

В двухэтажных деревянных особняках профессора Улумбеков, Адо, Таняшин, Нужин, Забусов, адвокат Каплан, композитор Виноградов, отоларинголог Мукасеева продолжали свою размеренную жизнь.

Понимая, что только наличие по соседству интеллектуальной элиты способно сделать твое местожительство престижным, в 60-е годы на Вторую Гору перебрались жить секретарь горкома партии Дельвин и секретарь обкома Лобков. Казалось, стремительное время останавливало свой бег в этих местах. Многие из усадеб, несмотря на объявленную советской властью войну частной собственности, оставались в частном владении и передавались по наследству вместе с добротной старинной мебелью, фарфоровыми сервизами, более того – с элементами дореволюционного уклада жизни.

Потомки видного представителя казанской школы химиков – профессора Алексея Яковлевича Богородского, – его правнучка Л.М. Галкина и праправнучка С.С. Таланова до сих пор осознанно хранят многие «благородные» привычки своих предков. Женщины владеют первым этажом дома №42 на улице Волкова.

Это деревянное здание в 1864 года начал строить еще отец профессора химика – Яков Алексеевич Богородский, теолог. Сын завершил строение в 1910-1915 годах в распространенном в тот период стиле «швейцарских домиков». Прямоугольное в плане, оно перекрыто четырехскатной крышей.

Главный фасад декорирован в формах западной фахверковой деревянной архитектуры и завершен высоким декоративным шипцом с полуовальным срезом и сильным выносом карниза. Основной декоративный эффект создан за счет разнообразных методов обшивки фасадов и обработки шипца ажурной декоративной навесной аркой на консолях.

В советские времена «швейцарский» дом А.Я. Богородского прославился тем, что с октября 41-го года по май 42-го здесь жил эвакуированный соратник Ленина В.Д. Бонч-Бруевич. Людмиле Мстиславовне Галкиной в ту пору было всего четыре года. Единственное, что она может вспомнить о бывшем управляющем делами Совнаркома – кусок белого хлеба с маслом, которым легендарный Бонч-Бруевич её угостил.

Зато с точностью до квадратного сантиметра знает, где росли кусты роз и пионов в саду, посаженные прабабушкой – Лидией Николаевной Табуре, полуфранцуженкой. Поразительно, какое значение российские дворяне придавали медитативному времяпровождению среди изысканных цветов.

(Напрашивается их сравнение с японской знатью, которая свое исключительное право любоваться пионами даже закрепила законодательно.)

Для этих целей у дома №42 имелась терраса на первом этаже. Не веранда, которая предполагает наличие крыши и застекленность, а именно терраса для пограничных состояний: ты и в жилом помещении, и слит с цветником. Сам сад не осквернялся прагматичным огородничеством (первые грядки с тыквой появились здесь только в голодные годы Отечественной войны). Яблони разделяли поросшие травой лужайки.

Молодежь 20-30-х годов к традиции Богородских пить летом за столом чай из самовара под яблоневыми ветками добавила модное в те годы развлечение: акробатические пирамиды на траве из дюжины стройных спортивных тел. Однако любимыми, с размахом при любом режиме отмечаемыми праздниками в роду оставались Рождество и Пасха.

Достойно удивления расположение кухни в 42-м доме. Она помещалась в полуподвальном этаже, чтобы запахи приготовляемой пищи не разрушали гармоничной чистоты воздуха. И в этом вопросе приземленная целесообразность была отодвинута хозяевами при проектировании жилища на второй план.

Поднимаясь по лестнице, кухарка вносила готовые блюда в зал. Здесь, помимо большого обеденного стола, стоял буфет из карельской березы с мраморной стойкой под горячее. Л.М. Галкина и ее дочь Светлана сохранили не только этот внушительных размеров буфет, украшенный барельефом с рябчиками, но и привычку никогда не есть на кухне. Хотя уже давно в их семье нет кухарки, полуподвальное помещение не отапливается и используется лишь в качестве погреба, а под кухню переделан кабинет бабушки, врача Галкиной-Богородской.

Другое неукоснительно соблюдаемое потомками Богородских при столовании правило: каждый член семьи имеет свою чашку и серебряную ложку. Трепетное отношение в быту к утилизации пищевых отходов и разного рода мусора, считают Галкина и Таланова, – также признак дворянского происхождения.

Никаких помоек. Все, что может сгнить и удобрить почву, складывается в компостную кучу и накрывается травой. Остальное сжигается в печке.

Их предкам было легче, они не знали изобретенных в середине ХХ века «нетленных» полихлорвинила и полиэтилена. «Вечные» несгнивающие материалы женщины относят в контейнеры для мусора и недоумевают, почему Правительство Татарстана тянет с организацией раздельного сбора и переработкой вторсырья. Они бы тогда заблокировали последнюю действующую печь, в которой уничтожаются ненужные тряпье и бумага.

Всего печей в доме профессора Богородского три. Жилище с 1962 года обогревает АГВ, но печи до сих пор ровными прямоугольными колоннами высятся с первого этажа по потолочное перекрытие второго. На них нет никаких вьюшек, заслонок, подзольников, ниш и лежанок, которыми изобилуют русские печи. Не пожирали они и такого огромного количества дров, как в избах простолюдинов, потому что были герметичными.

Единственная небольшая дверка каждой печки имела винтовое устройство: закручивая ручку, ты тем самым не оставлял смертельно опасному угарному газу даже микроскопической щелки для утечки. Дымоход на всем протяжении был очень извилистым, что не позволяло образовавшемуся теплу быстро вылетать в трубу. Поэтому печи топили с немыслимой для наших широт периодичностью – один раз в три дня. Все это время они инерционно прогревали не только спальни, кабинеты и гостиные, но и коридор с широкой, ведущей на второй этаж лестницей. А также туалет.

Удобства во дворе в двадцатиградусный мороз не меньше дорог и дураков считались составляющей идиотизма российской жизни. При пристальном рассмотрении этот миф частично разрушается. Теплый туалет в доме Богородских с самого начала был оборудован водопроводом, унитазом, смывным бачком и канализационной трубой, которая выводила стоки в две ямы сбоку от дома. В них нечистоты разделялись на фракции: илообразную и жидкую. Последнюю ведром с длинной прямой ручкой периодически чистил ассенизатор, на транспортном средстве которого – телеге – была установлена железная емкость с большим квадратным отверстием.

Впрочем, даже неприглядность этой картины у дворян предусмотрительно сводилась к минимуму: мало того, что в обычное время сточные ямы накрывались квадратными щитами, вокруг них еще были высажены красные, желтые и белые кустистые розы.

Дореволюционная канализационная труба 42-го дома давно благополучно врезана в общегородскую систему. О проносившихся над страной бурях здесь свидетельствуют разве что характерные следы на старинных шкафах: их опечатывали в 41-м году, когда осуждали на 10 лет заключения в Свияжскую женскую колонию резкую в суждениях Галкину-Богородскую (она не пропала там с профессией гинеколога).

Хранят былое очарование изящные столики на длинных изогнутых ножках: ломберный и для рукоделия. Как девяносто лет назад, в бывшем кабинете профессора-химика ширится размером с кухню хрущевки письменный стол. Высится дубовое, похожее на трон самодержца, кресло. Когда шестилетний прапраправнук Богородского Стасик карабкается на него, бабушка и мать понимают, насколько их восприятие времени разнится от других людей.

Для большинства людей, сменивших в течение жизни не одно местожительство, оно кажется стремительно бегущим вперед потоком. Л.М. Галкина и С. С. Таланова ощущают время как наращивание неподвижным деревом годичных колец. Дом, в котором до тебя жили четыре поколения твоих предков, дает тебе особую уверенность и твердость, говорит Людмила Мстиславовна.

При этом в голосе собственницы историко-культурной ценности не слышится особой твердой уверенности в завтрашнем дне. Даже несмотря на выданное 14 декабря 2001 года Министерством культуры РТ охранное обязательство. Во-первых, данный документ накладывает на всех пятерых законных владельцев памятника истории и культуры неподъемные обязательства: содержать необходимый для обслуживания памятника и его территории штат работников, своевременно проводить поддерживающий текущий, капитальный ремонт памятника и благоустроительные работы независимо от сезона, все ремонтно-реставрационные работы и другие работы по памятнику и его территории производить за свой счет и своими материалами.

Надо заметить, что дом профессора Богородского стремительно ветшает. Полуразрушены шипцы, сгнившая терраса на втором этаже заменена покатой крышей из шифера. Истлело железо на крыше. А Галкина и Таланова – люди небогатые. В бывшем каретнике у них стоит отнюдь не джип, а скромная «Ока».

В принципе, какую-то часть расходов при условии бережной эксплуатации здания владельцами государство могло бы брать на себя. Находятся же возможности на ежегодный ремонт расположенного неподалеку (Волкова, 26) дома. Он был построен десять лет назад поперек оврага, дал глубокую трещину, начались проблемы с фундаментом. (Таких, без ума построенных объектов, в центре города немало.)

Непрекращающийся капитальный ремонт здесь наблюдается по одной простой причине: в доме этом живет один из крупных начальников администрации Казани. И на вытянутые из городского бюджета 26-м домом деньги можно было отреставрировать всю Вторую Гору.

Вторая причина, по которой обладатели охранного свидетельства не могут с уверенностью смотреть в завтрашний день, заключается в ажиотажном интересе к центру со стороны строительных фирм. Построенное в центре жилье они могут продавать, как минимум, в два раза дороже, чем в других районах. Поэтому для того, чтобы заполучить строительные площадки в выгодных местах, дельцы констракшн-бизнеса идут на все: поджоги и подлоги.

Так, весной 2002 года фирмой «Волжскпромстрой» руководителям ведомств был предложен на согласование проект постановления за № 240 от 25 апреля об отводе земли на перекрестке улиц Волкова-Айвазовского под строительство жилого пятиэтажного дома. Подписывая проект, чиновники автоматически давали добро на снос дома №46, который является историко-культурным памятником, потому что в нем с 29-го по 31-й год жил Салих Сайдашев. В проекте этот дом обозначался как ветхий и полностью выселенный.

Фальсификация чудом не дошла до К.Ш. Исхакова и не стала подписанным главой администрации города постановлением. В недрах аппарата произошла утечка информации, и жители «сайдашевского» дома, потрясая охранными обязательствами, подняли шум.

Гешефтмейкеры от стройиндустрии своим коротким, способным просчитать лишь сиюминутную прибыль умом не понимают одного: с разрушением каждого памятника деревянного зодчества и выселением очередного коренного жителя центра в Азино Казань теряет частицу своего очаровательного своеобразия. Следствием будет неизбежное снижение ценности возводимого в исторической части города жилья.

ПОСТСКРИПТУМ

Очерк нашего внештатного автора Галины Зайнуллиной был подготовлен к печати для газеты «Казанские истории», но потом автор отдала его в «Вечернюю Казань». Мы решили опубликовать его в связи с тем, что дом №42 на улице Волкова попал в центр внимания корреспондента информационного агентства «Татар-информ» Натальи Топал, и на него обратили внимание.  Возможно, это сохранит ему жизнь.