Загадка стальной двери Благовещенского собора

Булат СУЛТАНБЕКОВ

11 августа 2014 года

Куда вела замаскированная стальная дверь Благовещенского собора, рассказывает профессор Булат Султанбеков.

В казанской истории немало тайн и загадок. Вспомним хотя бы версию о бочках с ханским золотом в озере Кабан и загадочных подземных переходах, пронизывающих город.

В моем детстве (я вырос в Суконной слободе, точнее – на примыкавшей к ней Третьей горе) ходили слухи о богатствах заброшенного армянского кладбища на нашей улице, а также о знаменитой «Дунькиной щели» на выезде по Оренбургскому тракту, где в глубоком овраге, дескать, зарыто золото шайки, предводимой лихой девицей. Думаю, что таких мест в Казани много.

Что же касается нашей улицы, то в начале войны во всех домах было приказано рыть щели на случай бомбежки! И в нашем саду тогда нашли клад. Аккуратно смазанные шашки, несколько вскрытых ржавчиной револьверов, два ведра патронов и три снаряда...

Эхо Гражданской войны. Bcё это было торжественно снесено нами в ближнее отделение милиции. Закон тогда чтили даже в Суконке. Но были в Казани и настоящие сокровища.

Настоятелем кафедрального собора в Казанском кремле долгие годы был Андрей Поликарпович Яблоков, а протодьяконом – знаменитый бас Аксенов, обладатель могучего голоса, от которого даже гасли свечи. Страстью настоятеля была церковная история и ее «раритеты». Кстати, он был автором нескольких книжек по истории отдельных храмов и статей в «Православном собеседнике».

Особой любовью Яблокова пользовалось редчайшее собрание предметов церковной древности епархии, вверенное его попечению. А их со времен первосвятителей Гурия и Германа накопилось немало. Берёг он все это весьма тщательно и рачительно и приумножал по мере возможности. Для хранения была оборудована специальная комната – ризница.

А дверь была сделана приходскими умельцами стальная о трех замках, да еще замаскированная. Предосторожность не лишняя: лихих людей и тогда хватало. Умыкнули ведь в Казани главную святыню – икону Казанской Богоматери. Украли было в Седмиозерной пустыни другую реликвию – икону Смоленской Богоматери с бриллиантовым окладом, но ее, к счастью, быстро нашла полиция.

В ризницу допускался только архиерей. И даже на заседаниях церковно-исторического общества Яблоков демонстрировал, как правило, не сами предметы, а их фотографии.

А затем грянули революция и междоусобная смута, именуемая гражданской войной.

Известно, что взятие Казани, захваченной белочехами и белогвардейцами, в начале сентября 1918 г. подготавливалось мерами весьма жесткими. На войне как на войне. Казань постоянно бомбила красная авиация. Было повреждено несколько церквей.

А так как в августе освобождение Казани от красных приветствовалось почти всей интеллигенцией, а духовенство служило молебны по этому поводу, то нет ничего удивительного в том, что перед падением города из него начался великий исход. По дороге через Столбищи и Пестрецы по направлению к Каме тянулись десятки тысяч людей и сотни повозок. По дороге на них совершали налеты аэропланы красных.

В числе ушедших было немало духовных лиц. И как показали последующие события, мера была не лишней. Среди ушедших в сторону Чистополя был и протопоп Яблоков, очевидно, не думавший, что расстается с городом и предметом своих неусыпных забот надолго.

Прошел почти год. В отличие от помещений Спасско-Преображенского монастыря в Кремле, превращенного в место солдатского постоя, Кафедральный собор простоял год почти не тронутый. Бывали, правда, в нем военные, поднимались даже наверх, но замаскированную стальную дверь никто не обнаружил, а среди прихожан лиц, желавших нагреть на этом руки, не нашлось.

Так продолжалось до конца лета 1919 года. В августе – сентябре ЧК произвела обыски в ряде церквей. В Петропавловском соборе нашли несколько ящиков с имуществом бежавшего священника, а на хорах Кафедрального увидели, наконец, замаскированную дверь. Однако открыть ее не удалось. Ключи унес с собой Яблоков. Некоторые горячие головы предлагали сунуть под дверь пару «лимонок», но чекисты на это не пошли и, выставив 26 августа охрану, стали подыскивать «умельца» в тюрьме.

Все это стало сразу же известно церковной и научной общественности. На квартире у профессора Иринарха Аркадьевича Стратонова, знатока церковной истории и руководителя архивной службы губернии, собрались встревоженные священники и некоторые профессора университета. Было принято решение: учитывая историческую ценность предметов, хранящихся за стальной дверью, просить власти передать их в распоряжение только что созданного Общества археологии и охраны памятников и музея при нем.

Стальная дверь оказалась крепким орешком даже для приглашенного «специалиста». Наконец через 6 часов упорного труда 29 августа двери со скрипом открылись. На этой церемонии присутствовали, кроме чекистов, Стратонов и несколько других представителей общественности, в их числе известный искусствовед П.Дульский. Любопытно было всем.

В двух комнатах в идеальном порядке находились известные по фотографиям и неизвестные сокровища: панагии, старинные кресты, различные облачения, сосуды, книги, иконы. Впрочем, ценность их заключалась не в самом золоте, серебре и самоцветах, а в исторической значимости. Кто может оценить в деньгах, например, церковные сосуды эпохи Грозного или вещи, подаренные Петром или Екатериной? Много было церковной утвари, принадлежавшей видным церковным деятелям, сыгравшим большую роль в истории России и края, митрополитам, архиепископам, некоторым патриархам, первосвятителям Казанского края.

На следующий день работники ЧК предъявили ордер на конфискацию найденных вещей, однако комиссия, созданная при Обществе, опротестовала его, и заместитель председателя комиссии Петр Дульский добился приема у председателя губисполкома Николая Антипова. Было принято разумное решение: вещи оставить на месте, составить полную опись, сфотографировать и наиболее ценные для истории послать в Москву, на экспертизу в Наркомпрос. Одновременно Стратонов и Дульский связались с Луначарским и Грабарем. Нарком обещал переговорить с Лениным и Дзержинским.

7 октября была составлена подробная опись. Особенно подробно описали 33 предмета. Однако посылать их в Москву не пришлось, еще 3 октября оттуда пришла телеграмма о передаче всех без исключения вещей в музей.

Благовещенский собор сегодня

Так в целом благополучно закончилась эта история. Правда, не для всех. В 1922 году, когда составлялись списки для высылки за рубеж многих ученых на так называемом философском пароходе, из Казани в них попали трое – ректор университета Овчинников, профессор-психиатр Трошин, ученик Павлова, и Стратонов. Тот самый.

Не знаю дальнейшую судьбу сокровищ. Хотя описи, очевидно, сохранились. Но ведь прошло уже много времени, да и у музея бывали не лучшие времена. И пропажи случались. Много мы пережили разных кампаний. В 1930 году даже объявляли соревнования по сдаче священных мусульманских книг в утиль – и везли возами. Но, думаю, кое-что, по крайней мере, в запасниках, есть. Выставить бы все это, а что-то и вернуть епархии или патриархии. Вон, в Москве даже рублевские уникумы вернули по принадлежности.

Один из собеседников сказал мне, что надо бы больше показывать все, что связано с историей религии в республике. Очевидно, это так. Первым шагом была выставка документов «Судьба духовенства республики», организованная Обществом архивистов-историков и Главным архивным управлением республики. Многие из них тогда впервые увидели свет и были неожиданными и для верующих, и для атеистов.