Наталья Кревер: «Живу в деяниях учеников»

Наталья Кревер

25 августа 2024 года

Наталья Самойловна Кревер, заслуженный учитель школы РСФСР, «Отличник просвещения СССР», оставила заметный след как в жизни многочисленных учеников, так и в образовании Казани в целом.

В 1961 году она стала директором школы №131 с углубленным изучением математики. С 1992 года это была физико-математическая школа-лицей, с 2005 года (обычно не использую сокращенных обозначений организационно-правового статуса учреждений образования, но здесь назову официально) — МОУ «Лицей №131 Вахитовского района города Казани», в настоящее время — МАОУ «Лицей №131» (МАОУ — муниципальное автономное общеобразовательное учреждение).

Разбирая после смерти архив Елены Чернобровкиной, я нашла буклет, выпущенный к 50-летнему юбилею школы, небольшую брошюрку в твердом переплете, под которым воспоминания Натальи Самойловны о своей жизни, о людях, с которыми она работала.

Ее биография похожа на десятки других: национализация имущества семьи и выселение из большого дедовского дома в 1917 году, учеба в Московском индустриальном институте, эвакуация в Узбекистан в 1941-м, жизнь в домике, оборудованном в бывшем дровяном сарае в Казани, куда ее мужа, кадрового военного, направили на службу…

Было в этих воспоминаниях и много того, что меня удивило. Например, я не знала, что она мать четырех сыновей. Наталья Самойловна вспомнила, что в Московском индустриальном институте училась вместе с Екатериной Фурцевой и однажды ей довелось встретиться с ней уже в роли министра культуры СССР на съезде учителей в Москве, и на банкете она сидела за одним столом с ней и Никитой Сергеевичем Хрущевым.

Была в школьной папке моей подруги Елены Чернобровкиной и рукопись  об истории школы №131, написанная в 2001 году для сборника «Школе 131 — 40 лет»., где я нашла много подробностей о том, как она создавалась. Наталья Самойловна задумала новую школу вместе с учеными Казанского государственного университета имени В.И. Ульянова-Ленина.  

Начинались воспоминания с перечня имен коллег, с которыми она работала. Не забыла Наталья Самойловна даже завхоза Сеню Хорошева.  

У нее, несомненно, был литературный дар. Оказывается, когда-то в юности она даже подумывала сделать его своей профессией. Наталья Самойловна вспоминает, что побудило ее написать несколько рассказов: «В сороковых годах, когда я работала в трудной мужской школе, в Министерство прос­вещения Татарии пришло письмо из редакции журнала «Семья и школа». В письме просили подобрать учителя, который мог бы посылать в редакцию материалы о своей работе. Заведующий гороно Дашкевич Макар Никифорович обратился ко мне. Я написала рассказ «Тост», его напечатали. Затем были рассказы: «Я плохой мальчик», «Юнона», «Спасибо, Мамед», «А что потом», «Староста Наташа». К сожалению, продол­жать эту работу я не могла, так как была очень загружена педагоги­ческой работой».

Поскольку в основе рассказов были реальные сюжеты, надо полагать, в какой-то степени Наталья Семеновна использовала их в своей книге воспоминаний. Приведу цитату из ее книги, в которой – итог многих размышлений, неизменно сопровождающих жизнь думающего человека:

«Сколько же людей прошло через мою жизнь! Люди были разных возрастов, разных характеров и судеб. Общение с ними заполняло всю мою жизнь. Не все они были по- настоящему хорошими. Много было тяжелых по характеру людей, были и те, кто оказывался преступниками. Но я находила со всеми возможность общения, не создавая конфликтных ситуаций. …

Вот и теперь мне кажется, что я живу в каком-то большом доме, населенном благодар­ными мне людьми. И это, по-моему, потому, что в моей памяти запечатлено много событий, что в моей жизни не было мелочной суеты, а была большая работа и забота семье и детях.  Не могу вспомнить ни одного большого оскорбления или обиды, мне нанесенных. …

Легче уходить из жизни, когдa понимаешь, что оставил после себя хороший след — детей, внуков, результаты труда, к которому относился добросовестно, и  главное, не обижал и был внимателен к тем, кто дал тебе жизнь — отца мать.

Не обязательно оставлять после себя какое-нибудь открытие или совершенный подвиг. Достойно прожитая жизнь — уже подвиг».

Предлагаю вниманию читателей нашей газеты фрагмент воспоминаний Натальи Самойловны о том, как начиналась знаменитая школы.

В заголовок я вынесла цитату из юбилейного буклета к 50-летию школы-лицея №131 — «Живу в деяниях учеников». Если изучить список знаменитых выпускников этой школ на последней странице буклета, то у Натальи Семеновны будет очень долгая жизнь.

Любовь Агеева,

главный редактор газеты «Казанские истории», в 1979-1990 годах — заведующая отделом науки, учебных заведений и культуры газеты «Вечерняя Казань» 

Наталья Кревер: «… живу в каком-то большом доме, населенном благодар­ными мне людьми»

Хороший коллектив учителей и технического персонала был сформирован в школе. Их помнят до сего времени многие бывшие ученики. С благодарностью вспоминаю их и я. В моей памяти навсегда остались такие люди, как Галина Сергеевна Маслова и её супруг Бобров Владимир Михайлович, большой специалист по всем видам техники, Тамара Ивановна Шаронова, Станислав Филиппович Гагутский, Ирина Семёновна Драбкина, Михаил Петрович Ляпин, Тамара Федоровна Алеева, Евгения Павловна Никитина, Алла Ахметовна Ибрагимова и другие.

Наверное, все мы помним нашего завхоза Сеню Хорошева, первого моего помощника, безгранично преданного школе и своему делу.

Когда я стала принимать дела в школе, куда меня назначили директором почти накануне начала учебного года, скажу откровенно, я была просто испугана. Школа была не достроена, знакомство с проектом строительства, который был у прораба, показало, что в нем отсутствуют отдельные его части, в частности, обеспечение необходимым электрооборудованием.

В двух кабинетах, предназначенных для занятий, связанных с электрорадиотехникой, к столам должны были быть подведены различные напряжения. Но в помещениях уже настланы полы, и никаких специальных работ не выполнено. Эти кабинеты должны были обеспечить необходимые занятия, связанные со спецификой обучения в школе нового вида, в которой, кроме аттестата зрелости, давались бы  основы радиотехники, радиоэлектроники и программирования в объёме, обеспечивающим возможность работы в этих направлениях. Школа должна была вести обучение, начиная с девятых-десятых классов. В последующие годы мы имели и одиннадцатые классы.

С чего начинать? И здесь мне помогли моё высшее техническое образование, полученное во Всесоюзном индустриальном институте и работа на заводе. Нужно было взять в отделе капитального строительства горисполкома вторую копию проекта и многое доделывать и переделывать.

Определенная часть руководящих работников противилась этому. Задерживалось начало учебного года. Пришлось обращаться в горисполком и горком партии, чтобы заявить, что в случае невыполнения требований проекта я откажусь от должности директора. Собралась комиссия во главе с П.Д. Тунаковым, которая потребовала выполнить условия проекта и мои требования.

Я вспоминаю, как меня утверждали в должности директора этой новой 131-й школы на заседании горкома партии, которое вел Рашид Мусинович Мусин. Выглядела я в то время несолидно, молодо. На заседании мне предложили рассказать свою биографию, спросили, что я окончила и где работала. Тунаков, занятый перепиской каких-то бумаг, взглянул на меня и спросил: «Что, вы уже замужем? С кем вы живете?».

Я ответила, что я замужем и у меня четыре сына. Павел Дмитриевич удивленно и недоверчиво взглянул на меня и резко спросил: «Откуда?». Я растерялась, обиделась и сходу ответила: «Оттуда же!». Под общий смех меня утвердили.

О начале учебного года 1 сентября не могло быть и речи.

Учителей подбирали в гороно под руководством заведующего Макара Никифоровича Дашкевича, очень уважаемого и грамотного человека. Школе был срочно нужен завхоз. Во дворе школы был небольшой деревянный дом. Один из жильцов этого дома пришел ко мне и спросил не будет ли ему какой-нибудь работы. Это был Сеня Хорошев, чуваш по национальности, окончивший где-то четыре класса начальной школы. Небольшого роста, с удивительно добрым лицом и умными глазами.

До этого мне уже приходилось работать с большим количеством людей. На меня всегда действовало первое впечатление о человеке, хотя считается, что оно бывает обманчиво. В данном случае оно было положительным, и я не ошиблась. Мне удалось устроить его завхозом.

Работы у меня и у завхоза было много. Сеня всюду ходил за мной, со всем знакомился и всё время, кроме ночи, был в школе. Первые большие хозяйственные хлопоты я ему не поручала, такие, например, как приобретение школьной мебели, столов, стульев... В столовой была газовая плита на четыре конфорки, пришлось доставать мармит. Мебель получали по наряду.

Так как я часто отлучалась, Сене было поручено принимать учеников, которые прибывали в восьмые классы из различных школ города по разнарядке гороно. За хозяйственными делами я забывала о наборе школьников, но однажды спросила Сеню, где наши будущие ученики. Он совершенно без шутки ответил: «За шкафом. А вы посмотрите, там гора личных дел учащихся, откомандированных из других школ».

Первое, что мне пришло в голову, так это выяснить, по какому принципу они отбирались. Времени для подробного изучения не было, но познакомившись с 10-ю - 15-ю делами, я поняла, что отправлялись к нам те, от кого хотели избавиться школы. С ними и придется работать в дальнейшем…

Как-то при очередной встрече с Сеней он мне сообщил, что купил ящик электрических лампочек, включил их в осветительную сеть школы, а они все перегорели. Мне было понятно, что освещение школы подключено к линейному напряжению 380 вольт, а не к фазному 220 вольт, как это было необходимо. Случались у меня такие вещи при работе на заводе. Строители произвели необходимые переключения.

В школу понемногу приходили ученики в 8-й класс из 4-й школы, где я работала до этого и которая в последние годы перед моим уходом стала

смешанной — добавили девочек. Пришло несколько девочек — я раньше работала в их классах, и они решили уйти в новую школу.

Выразила желание перейти к нам дочь профессора университета Семена

Александровича Альтшулера. Однажды я увидела его у себя в кабинете: он пришел узнать, куда уходит его дочь. Я ему всё рассказала. Сказала и об очень слабом наборе учеников. Показала почти оборудованные кабинеты и не скрыла, что с таким составом учеников, во всяком случае в этом году, ни о какой профессионализации обучения не может быть и речи.

Он спросил о моих дальнейших планах. Я сказала, что думаю в течение всего учебного года все факультативные часы в 10-х классах передать на общеобразовательные предметы: математику, физику, литературу. А на будущий год мне это могут не разрешить — предложат какую-нибудь профессионализацию вроде кулинарии и слесарного дела. Я на это не пойду — не для этого создавались специальные кабинеты. Семен Александрович предложил завтра утром идти к ректору университета Михаилу Тихоновичу Нужину и всё там решить.

Нам было известно, что в Новосибирском Академгородке созданы специальные математические школы. Мы решили создать подобную, добавив также радиотехнику, так как в наших кабинетах имеются все возможности для этого.

Утром следующего дня мы были у Михаила Тихоновича Нужина. Он пригласил профессора математики Пудовкина Михаила Александровича и кого-то еще с кафедры, связанной с электротехникой и радиоэлектроникой. После этого и ряда других длительных совещаний было решено набирать на следующий год учеников в классы, где при увеличенном курсе математики будут готовить программистов, по конкурсу, по специальному объявлению. Также было решено с радистами. Некоторых недостающих специалистов я должна буду подбирать сама, например, заведующих двумя кабинетами и других. Часть кадров подберет университет.

Но это было неполное решение вопроса. Мне и профессору Пудовкину поручили подумать и составить программы по спец. курсам, конечно, с привлечением специалистов по электротехнике и радиоэлектронике. Затем добиться их утверждения в гороно Казани и в Министерстве просвещения РСФСР. Если нужно — съездить в Москву, так как решение об открытии новых школ второго этапа было направлено нам в Татарию из Москвы. В Министерстве просвещения РСФСР должны были быть тоже свои программы.

Не буду описывать подробности процесса утверждения программ. Все было утверждено при большом содействии университета и лично его ректора Михаила Тихоновича Нужина.

В течение всего первого года обучения шла подготовка к следующему.

Лабораторные классы готовить было не нужно, они были хорошо оборудованы с самого начала. Мы с учителем черчения Мазановым занялись внешним оформлением школы. Учителем Мазанов был великолепным, но как художник он тогда признан не был. Во всех рекреациях мы поставили по три круглых столика с четырьмя креслами. На столах поставили вазы. Летом их заполняли цветами, зимой — хвоей.

На верхние части окон были повешены тюлевые занавески. Пол в рекреациях был паркетным, столы во всех классах покрасили белой эмалевой краской.

Встал вопрос — как сохранить чистоту и порядок, блеск паркета и не исчеркнутыми столы, а также не поломанными стулья? Обслуживающий технический персонал с этим справиться не мог. Единственный способ — подключить самих учеников. Но нужна была их заинтересованность этим трудом, вызвать у них чувство соревнования за сохранность лучшего порядка.

Предварительно все продумала сама, затем согласовала с завучами, рассказала всё на педсовете и собрала комитет родителей. Решение было такое: каждый класс дежурит три дня. Классов было много, и дежурства не могли быть частыми. Классный руководитель и староста дежурного класса распределяют учеников по классным комнатам, кабинетам и

рекреациям. Утро первого дня должно начинаться с натирания паркета. Ученики, прикрепленные к классным комнатам, должны предварительно выяснить, кто мог что-либо напачкать на белых столах, фамилии сидящих за таким столом и т.д.

В конце третьего дня я со старостой дежурного класса обходила все классные комнаты, заглядывая даже в столы. Быстро записывали, где и что обнаруживали. Затем в одной из рекреаций выстраивались два класса с классными руководителями: класс, сдающий дежурство, и класс, его принимающий. Я делала заключение о дежурстве, указывая замеченные недостатки: в такой-то классной комнате на таком-то столе есть рисунок чернилами. В этом случае староста дежурного класса называл фамилию своего ученика, ответственного за это помещение. Тому поручалось обеспечить устранение указанного беспорядка, так, чтобы это не оставалось на совести нового дежурного класса. Совместно с классными руководителями и старостами давалась оценка дежурства, ее доводили до сведения всей школы. Если класс зарабатывал несколько отличных оценок, он получал какое-либо поощрение, например, бесплатное посещение театра и пр.

Много было шуток при разборе дежурств. Никаких отчитываний не было,  хороший юмор иногда действует лучше, чем отчитывание.

Интересно проходили линейки. Их выходили слушать на противоположную сторону рекреации не только уборщицы, но и преподаватели.

Я не помню грязного и не блестящего паркета. Работа была превращена в некотором роде в здоровое соревнование. Во многих полученных мною поздравительных адресах от учеников есть воспоминания блестящего паркета и цветов на столиках рекреаций. Может быть, это мещанство — лучше бы всё упростить и оголить. Но мне кажется, что душу можно для простоты тоже опустошить.

Среди первых набранных учащихся оказалось много способных. Попавшие в новую обстановку все такие ученики стали не совсем, но все-таки другими. Мы от них не освобождались, а распределили по новым специальностям, кроме тех, кто поступил в хорошие технические училища. Однако осталась часть очень тяжелых ребят. Они нас долго мучили.

В начале второго года работы школы проверить ее пришла заместитель министра просвещения Мирзы Исмагиловича Махмутова Михайлова Зинаида Емельяновна. Она, не пытаясь глубоко вникнуть в подробности учебного процесса, была поражена внешним видом школы.

На второй год обучения мы уже набирали учеников в профессионально ориентированные классы по конкурсу с учетом успеваемости в предыдущие годы. Учителя школы и родители, все мы, были благодарны университету, который при содействии ректора М.Т. Нужина, стал шефом школы. Некоторые разделы математики в специализированных классах читали профессора КГУ. Это было нашей гордостью.

Профессор Михаил Александрович Пудовкин был назначен ответственным за шефскую работу университета. Для этого его освободили от некоторого количества часов в университете. Он приходил к нам в школу, как на работу. Располагался у меня в комнате. Работал над программами по математике, беседовал с учителями, которых в школу я набирала по рекомендации гороно и по отзывам знающих их людей. Михаил Александрович очень всем нравился. Помимо глубокого уважения к нему, как к большому ученому, его любили как человека. Я не знаю, каким он был в университетской среде, но у нас был веселым, остроумным, умеющим дать ценные советы, человеком. При входе ко мне в кабинет он разматывал свой длинный шарф и, раздеваясь, успевал рассказать что-нибудь интересное. Один раз он рассказал следующее: «Мы вчера решили после последнего часа лекций га кафедре немного выпить в честь одного события. Я попросил лаборанта купить заранее немного закуски. В конце моей лекции лаборант вошел в аудиторию и, стоя в дверях, стал махать мне рукой. Затем подошел ко мне, прижав к груди белую бумагу, в которой был творог, и сказал, что больше на закуску ничего не было. Я срочно отправил его за дверь, и сказал: «Не выбрасывайте пригодится. Закусывали творогом…».

Много других забавных историй он рассказывал.

Мы узнали, что в Новосибирском Академгородке работает академик Ляпунов. Он создал там математическую школу и сам ведет занятия. Пудовкин организовал нам выезд в Новосибирск за опытом работы и знакомства с программами. Поехали я, Пудовкин и Ананьева Людмила Яковлевна. Академгородок нас удивил и покорил. Среди великолепного соснового бора размещались коттеджи ученых с большими верандами, теннисными площадками и множеством посаженных цветов.

Рабочие корпуса располагались недалеко. В городке были очень хорошо оборудованные магазины и столовые. Поразило нас и то, что на вешалке в столовой все раздевались без присмотра гардеробщика. Сумки велосипеды и прочее хозяйство оставалось так же без присмотра.

Мы разместились в гостинице: Михаил Александрович в одном номере, я и Людмила Яковлевна в другом. Номера были  с душем, ванной и другими удобствами. Это были первые годы работы Академгородка. Мы решили, что попали в коммунистическое «светлое будущее».

Ляпунова на кафедре мы не нашли, нам дали его адрес. Подошли к его

особняку. В саду работал какой-то человек с белой повязкой на голове, в фартуке и больших галошах. Спросили его, можем ли мы увидеть академика Ляпунова. Дяденька в фартуке сказал: «Это я». Мы объяснили кто мы, откуда приехали и зачем.

Он любезно пригласил нас пройти в дом, фартук снял, а повязка на голове осталась. Я запомнила его красивое лицо и кудрявые волосы.

Прежде всего угостил нас чаем с печеньем, затем мы показали программы, по которым работали. Он дал нам много советов и свои программы. Многое мы затем использовали. Но разрешение работать по своим программам пришлось нашему гороно получать в Москве.

Я запомнила одну фразу академика Ляпунова, которую он повторял несколько раз: «В ваших программах есть то, что может освоить медведь, а ваша задача развивать математическое мышление».

Обогащенные и восхищенные всем, что мы видели, мы уехали в Казань.

Помимо учебной работы в нашей школе было развито техническое творчество, итоги которого подводились на выставках. Выставки занимали большое пространство в рекреациях и посещались многими школами.

Впервые в городе была введена одновременная сдача экзаменов на аттестат зрелости и в высшие учебные заведения. Это было согласовано со всеми инстанциями. По два представителя от вузов приходили на те экзамены, которые ученики должны были сдавать при поступлении. Ставили свои оценки, не связанные и не согласованные с оценками школьных учителей. После своего совещания, на котором преподаватели вуза обсуждали возможность поступления прослушанных ими учеников без экзаменов в данный вуз, объявлялся результат. Наблюдения за теми, кто был принят таким образом, показало хорошие результаты: очень много учеников, поступивших в КГУ, стали в дальнейшем учеными со степенями и званиями.

Интересно проходили выезды на природу всей школой, вечера встреч с выпускниками прошлых лет, различные спортивные мероприятия. Школа жила своей интересной жизнью. Большим событием были всегда выпускные вечера. В 131-й сразу выпускалось 10 одиннадцатых классов

Торжественную часть всегда проводили в больших залах города. После короткого выступления директора вручались золотые медали. Их было много — 40-50. Чтобы не терять время, медалисты за полученные медали расписывались на другой день в школьных ведомостях.

Если помещение не позволяло проводить такой ритуал, то зачитывались фамилии медалистов, затем играл оркестр, а вручение медалей происходило на другой день в школе. После торжественной части все шли в школу. В 10-ти классных комнатах готовился небольшой банкет. Организаторами их были родители, они и классные руководители отвечали за это мероприятие. Разрешалось только некрепкое красное вино, однако были случаи, когда на другой день находили бутылки из-под водки.

Кроме учителей и завхоза Сени, никто не знал, что вокруг школы и в ней самой помогают нам работники милиции в гражданских костюмах. Родителей было много, но они, особенно отцы, затушевывали обстановку надзора. После таких вечеров было очень много фотографий. Я их все складывала в шкаф, стоящий в моем кабинете. Интересующимся этими фотографиями отдавала понравившиеся.

Я предупреждала всех классных руководителей о том, что благодарственные послания нужно адресовать школе, но не все так делали. У меня в кабинете накапливалось большое количество адресов в мой адрес в очень дорогих папках. Домой я уносила некоторые с подписями учеников; было очень много торжественных и помпезных. Некоторые простые сердечные тексты я помню до сих пор.

Я и сейчас часто встречаюсь со своими учениками, многие из которых на пенсии, особенно тех, кто учился в 4-й школе. Им уже по 62-64 года. Ни один год в День учителя приходят ко мне из 131-й школы ученики 9-х классов. В прошлом году было 14 человек, а этом, 2000-м году — 11. Очень хорошие ребята. Им все интересно.

Пьем чай, говорим о жизни. Их интересует всё прошлое. Я до сих пор не знаю, кто инициатор этих встреч. Может быть, кто-либо из родителей, которые учились при мне.

За годы работы в школе, особенно со старшеклассниками, многое накопилось в моей памяти. Криминальных историй, как правило, не было, но были тяжелые и неприятные случаи. Много было встреч с родителями. Они знали, что я тоже вырастила четырех сыновей и они уже получили высшее образование. Всё это вместе создавало условия, позволяющие разбираться в чужих невзгодах.

При работе с людьми, особенно с молодежью, не нужно что-либо осуждать сразу, хотя многие дела этого заслуживают. Необходимо исключить неприязнь и раздраженность; только разобравшись по- доброму, можно чем- либо помочь.

Тяжелым периодом моей жизни был уход на пенсию из 131-й школы. У меня уже был пенсионный возраст, умер муж — отец четырех сыновей, начало сдавать здоровье. Большое количество внуков всех возрастов нуждалось в моей помощи. Сейчас моему старшему внуку 37 лет, а двум младшим — 12 и 14. Есть правнуки.

Никто из моих соратников и не предполагал, что я уйду. Сообщила об этом в августе, проверив предварительно, как закончился ремонт школы перед началом учебного года. Обнаружила, что плохо покрашены полы на нижнем этаже, при входе. Перекрасили.

В школе не было никого, кроме завхоза Сени. Он первый узнал, что я подала в гороно заявление об уходе.  Меня вызывали в гороно, к министру просвещения — не хотели подписывать мое заявление. Я шуткой сказала зав. гороно Дашкевичу: «С работы нужно уходить, когда еще гремят трибуны».

Сеня не поверил в мой уход. Я ему казалось молодой и очень здоровой. Первое, что он мне сказал: «Ах, батюшки, что же вы говорите, Наталья Самойловна!». Он долго не хотел верить в правдивость моих слов, а когда поверил, то заплакал, обняв меня.

Я тоже заплакала, хотя плакала и жаловалась на что-нибудь в очень редких случаях.