Место могилы Марины Цветаевой в Елабуге известно — результат многолетних поисков

Елена Поздина

30 ноября 2024 года

В Елабуге давно пора установить точное место захоронения поэтессы Марины Цветаевой.

С таким предложением 29 ноября выступила глава Агентства инвестиционного развития Татарстана Талия Минуллина. По ее словам, история города, основанного в 1007 г., хранит множество уникальных мест, и вопрос поиска могилы Цветаевой заслуживает отдельного внимания. Она подчеркнула, что необходимо организовать археологические раскопки, чтобы прояснить этот вопрос.

Это хорошая поддержка идеи Елены Поздиной, в прошлом директора Литературного музея и Дома Памяти Марины Ивановны Цветаевой, а ныне пенсионерки, которая уже много лет занимается уточнением места захоронения Марины Цветаевой. По ее мнению, археологические раскопки тут не нужны. Можно даже обойтись без эксгумации.

Елена Викторовна считает, что место реального захоронения Цветаевой ей удалось определить довольно точно. Она обратились ко мне за советом – что делать, если в Елабуге результаты ее поиска  не произвели никакого впечатления ни на руководителей города, ни на руководство заповедника?  Думаю, причина понятна: есть символическая могила, где бывают все гости и туристы, приезжающие в Елабугу.

О результатах своих поисков Елена Викторовна сообщила в сети еще в 2017 г. Но и это не возымело действия. Надеюсь, на этот раз все-таки будет живая реакция.

Елена Викторовна считает, что эта могила должна остаться. Она находится на хорошем месте, удобном для экскурсантов. А место реального захоронения таким местом не назовешь. По ее мнению, достаточно установить памятный знак на месте настоящей могилы и во время экскурсий сообщать желающим, где ее можно найти. Сегодня такое сообщение делают все экскурсоводы Елабуги. Я бывала на Петропавловском кладбище несколько раз и даже ходила в указанном направлении. Но, как считает Елена Викторовна, оно неверное.

Как известно, на могиле Марины Цветаевой поставили простой деревянный крест. Он исчез уже к зиме 1941 г. По одной версии, его украли в морозные дни для того, чтобы растопить печь – в военные годы за это не наказывали, ведь валить лес было запрещено в столь трудные времена. По другой версии, крест уничтожили сотрудники НКВД, так как Цветаева была известна как жена врага народа и бывшая эмигрантка. И, наконец, третья версия —  крест убрали верующие, так как Цветаева ушла из жизни по своей воле.

Анастасия Цветаева, когда приезжала в Елабугу, увидела раздвоенную сосну — и вспомнила, как в детстве, когда обе сестры были еще гимназистками, они часто забирались на высокую раздвоенную сосну и подолгу разговаривали, сидя на разных ветвях. И именно там, на кладбище, оказалось похожее дерево. Анастасия увидела в этом знак и решила, что ее сестра покоится именно под этой сосной — там и поставила крест. Сегодня сосны уже нет, ее спилили, расчищая место под символическое надгробие.

Я попросила Елену Викторовну рассказать о подробностях поиска реальной могилы Марины Цветаевой. И она ими поделилась.

Любовь Агеева

Часть 1. Отражение сведений о намерении найти захоронение М.И. Цветаевой в известных на сегодня документах. Хронология.

31 августа 1941 года в Елабуге трагически закончился земной путь Марины Цветаевой, крупнейшего поэта ХХ столетия.  

Сын Марины Цветаевой, Георгий Эфрон, которого дома звали Муром, оставил такую запись в «Дневниках Мура» (том 2, часть 1):

«Мать последние дни часто говорила о самоубийстве, прося ее «освободить». И кончила с собой. Оставила 3 письма: мне, Асееву и эвакуированным. Содержание письма ко мне: «Мурлыга! Прости меня. Но дальше было бы хуже. Я тяжело-больна, это – уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.» Письмо к Асееву: «Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает. А меня – простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с cобой. Не бросайте!» Письмо к эвакуированным: «Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н.Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом – сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте»».

Хоронили Марину Ивановну в закрытом гробу, за «казённый» счёт, 2 сентября 1941 года, во вторник.

Из дневника Мура от 1-5 сентября 1941 г.: «Похоронили на Елабужском кладбище на средства Горсовета. Долго ждали лошадей, гроб…».

В будний день, да в сталинское время, мало кто мог присутствовать на похоронах. Поддержать Георгия — Мура  — пришли его приятели: 19-тилетний Вадим Сикорский и 16-тилетний Саша Соколовский (Лёлька) с матерью, детской поэтессой, Ниной Павловной Саконской.  Случайными свидетельницами похорон оказались 17-тилетняя эвакуированная Нина Броведовская и её подруга. 

Квартирная хозяйка, обиженная на постоялицу за осквернение дома, на похороны не пошла и местом её захоронения не интересовалась.

Что запомнили свидетели похорон?

Вадим Сикорский места погребения не запомнил: «Можете считать, что меня там не было…  Я как в дыму был: пил тогда очень».

Нина Павловна Саконская вскоре пережила личную трагедию – едва успела вынуть сына Сашу из петли. После этого случая заболела, а в июле 1951 года скончалась.

Извозчик и санитар морга не сохранили в памяти это тривиальное событие, ведь для них Цветаева была обычной эвакуированной, ничем не отличающаяся от прочих.

Кладбищенский сторож, Сергей Кропоткин, умер от рака в 1959 г.

Мур — Георгий Эфрон — вскоре после похорон матери из Елабуги уехал, а летом 1944 года погиб на фронте.

Мур все-таки каким-то образом отметил могилу матери. 31 июля 1942 г. Самуил Гуревич пишет в лагерь своей гражданской жене, дочери М.И. Цветаевой, Ариадне Сергеевне Эфрон: «Мурзил сделал так, что это место не забудется и не сравняется» (Мария Белкина, «Скрещение судеб»).  Однако уже на следующий год могила М.И. Цветаевой затерялась.

В конце ноября 41-го началась вторая волна эвакуации. В Чистополь приехал Борис Леонидович Пастернак. Он заинтересовался местом погребения Марины Ивановны. В письме от 25 сентября 1942 г. Б.Л. Пастернак просил свою приятельницу, актрису Марику Гонту, эвакуированную в Елабугу: «Напишите, в каком состоянии могила Цветаевой». Марика ответила 12 октября 1942 г.: «О Марине напишу особо. Когда хоронили Добычина, пытались установить место, где лежит Марина, и с некоторой вероятностью положили камень» (Громова Н. Жизнь и гибель Георгия Эфрона // Нева. 2012. №10, с. 44).

Письмо, в котором Марика намеревалась особо сообщить о Марине, не сохранилось.

ДДЯ СПРАВКИ: есть фото могилы писателя Николая Ефимовича Добычина (псевдоним — Николай Алтайский), 37 лет, прибывшего в Елабугу с тем же эшелоном эвакуированных писателей, что и Марина Ивановна. Он скончался 1 октября 1942 года от туберкулёза кишечника.

Его надгробие на снимке.

Из стихотворения, которое написал Борис Пастернак в 1943 г., видно, что его очень волнует всё, что произошло с Мариной Цветаевой. Эта цитата указывает на конкретные планы:

 ... Ах, Марина, давно уже время,

Да и труд не такой уж ахти,

Твой заброшенный прах в реквиеме

Из Елабуги перенести.

Торжество твоего переноса

Я задумывал в прошлом году...

В действительности всё оказалось намного сложнее, чем предполагал Борис Пастернак: сын Марины Цветаевой погиб, самому Пастернаку пришлось считаться с реалиями времени, в которых не оказалось возможности для осуществления своей задумки — «торжества переноса» останков Марины Цветаевой. Сестра и дочь Марины Цветаевой были многие-многие годы в лагерях, а когда освободились, после пережитого их первые заботы относились к элементарному выживанию и легализации собственного положения в обществе. Такова была участь значительной  части населения страны.

Часть 2. Что было сделано в разные годы до начала нового, последнего, поиска

Реальный поиск захоронения Марины Цветаевой начала её сестра, Анастасия Ивановна Цветаева. Вот как она пишет об этом: «Была осень, шли последние рейсы по Каме. Я решила не ждать больше. Аля в это время в Тарусе болела. Мне шел шестьдесят седьмой год.

Был октябрь 1960 года, когда, наконец, я смогла осуществить давно задуманную поездку в Елабугу. Со мной согласилась ехать Софья Исаковна Каган, мой давний (с 1922 года) друг.

... Над Елабугой, над плавно подымающейся отлогой горой, темнеет полоска кладбища. Она даже издалека длинна, а когда к ней приближаешься, она, разрастаясь, становится почти лесом и напоминает мне священную рощу на картине, которую Марина и я знали в детстве. «Остров мертвых» Беклина. К нему ведет широкая дорога. Мы шагали по ней — Соня Каган и я — дорога вилась, делаясь уже и уже, пока не превращалась в светлую нить у самого верха горы.

… Узор черной железной решетки, справа – кирпичное здание, полукруглое — видно, часовня. Мы вошли в ворота.

… Слева от нас стояли старые деревья, с них ветер рвал листву. Она осыпалась… Вот и конец кладбища, то есть всего в один ряд несколько могил (выделение мое — автор).

… сторожка сторожа. Мы подошли к ней. Вышла женщина средних лет. Ее фамилия оказалась — Кропоткина. Она пояснила, что работает сторожем после смерти мужа, что в те годы, о которых мы ее спросили, был тут сторожем ее муж и что она не знает, где может быть та могила, которую мы ищем. Но она добавила, что может нам показать могилы 1941 года. Она пошла с нами.

… В левой стороне кладбища — лиственные деревья, в правой — хвоя. Мы шли под соснами.

– Видите, – говорила Кропоткина, – вон в том углу, по задней стене кладбища, – могилы тридцать шестого, тридцать седьмого года. Сюда ближе – тридцать восьмой, тридцать девятый, сороковой. И вот уже сорок первый – тут и ищите.

Она ушла.

... Если бы вскрывать могилы, я уверена, что опознала бы… Волосы седые, короткие. Но друг наш, московский профессор Гиллерштейн, говорил, что едва ли… Он с кем-то вез одной матери прах ее сына, без уверенности, что везет его.) Не верится. Разве не узнал бы из пяти, из десяти могил — крайних, хоть в два ряда к правой стенке, — свое, родное, несомненное, которое всю жизнь знал? Неужто мое чутье было бы меньше собачьего? Но не это я говорю Соне Каган — иное: что не чувствую права рыть землю, зарытую, перевозить то, что сошло туда, чудовищно успокоясь. Соня же говорила:

– Надо!..

 Придя вновь на кладбище, я принесла сделанную мне на заказ в мастерской металлическую дощечку, где в пустой мастерской после работы молодой рабочий вывел черной краской по слою белой масляной краски:

«В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева, род. в Москве 26 сентября ст. ст. 1892, † 31 августа нов. ст.  1941 г. в Елабуге».

…Придя на кладбище, мы стали искать крест. Удивительно: у церковной стены стоял только один крест, и он был Марининого любимого цвета – старый, зеленоватой бирюзы. Он был из металла – тяжелый, хотя небольшой. Поднять и нести его мы не могли. Кропоткина позвала паренька, который понес его и закопал по нашему указанию между четырех безвестных могил 1941 года. В месте меж них, узком, где уже не смогут копать могилу, чтобы не задеть чужой.

Примечание: Анастасия Ивановна Цветаева искала могилу сестры, Марины Ивановны, среди общих захоронений 1941 г.

 ... Я прошла по всем следам Марины. … Я шла в больницу в надежде найти врача, может быть помнившего смерть Марины, кого-нибудь из тех, кто давал справку, составлял акт. Больница была далеко, за какими-то пустотами. Увы, и там тоже не удалось установить ничего.

... Я искала следы похорон по учреждениям, зарегистрировавшим их. 31 августа была запись о похоронах. Их взял на себя Мур. В графе была его роспись — своеобразный почерк — прямой, довольно узкий, неровный. Почерк много писавшего, а ему было шестнадцать лет. Этот же почерк я нашла в милиции, в паспортном столе. Там рукой Мура была внесена запись их прописки с Мариной…» (из книги «Воспоминания. Последнее о Марине»)

Летом 1964 года, ещё ничего не зная о поездке Анастасии Ивановны Цветаевой, приехал в Елабугу и занялся поиском материалов о пребывании здесь Марины Ивановны Цветаевой молодой татарский писатель Рафаэль Ахметович Мустафин. Итогом его поисков стал очерк «За перегородкой», опубликованный в газете «Комсомолец Татарии». Узнав от квартирной хозяйки адрес Анастасии Ивановны Цветаевой, Мустафин написал ей письмо. Рассказал о своих поисках, задал несколько интересующих его вопросов. Ответ Рафаэль Ахметович  получил уже от дочери Марины Ивановны — Ариадны Сергеевны Эфрон.

 «21 июля 1964 г.

Многоуважаемый Рафаэль Ахметович! Сестра моей матери, М.И. Цветаевой, Анастасия Ивановна передала мне Ваше письмо с просьбой ответить на него; делаю это с глубокой благодарностью Вам за внимание к памяти моей матери и за предложение содействия в отношении сооружения памятника на елабужском кладбище».

Началась переписка, постепенно перешедшая в дружбу. Вопрос, который постоянно всплывал в их переписке, — надо установить гранитный памятник на месте временного железного креста. Работая ответственным секретарем правления Союза писателей Татарии (1963-1964 гг.), впоследствии – редактором журнала «Казан утлары» («Огни Казани», 1965-1968), Рафаэль Мустафин непосредственно занимался этим делом.

Ариадна Сергеевна и Анастасия Ивановна настаивали, чтобы на камне была воспроизведена прежняя надпись: «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева...» (и далее – даты рождения и смерти). Но эти, казалось бы, безобидные слова встретили протест со стороны кого-то из высокопоставленных литчиновников. В результате выбили просто: «Марина Ивановна Цветаева...», без указания условности могилы.

Вывод, который сделала дочь Марины Цветаевой, Ариадна Эфрон, о настоящем захоронении матери, в письме Рафаэлю Ахметовичу Мустафину от 21 июля 1964 г. актуален и сегодня: «Надо произвести розыски, так сказать, изнутри, из самой Татарии, из самой Елабуги. Приезжим вряд ли удастся то, что может удастся старожилам, местным людям, свидетелям происходившего на их глазах, на их памяти…».

Могила Цветаевой никем и ничем не была отмечена, и найти ее сейчас трудно. Но не невозможно! За недолгие дни, проведенные в Елабуге, Анастасия Ивановна, естественно, не смогла произвести исчерпывающих розысков, хоть и сделала очень много в этом отношении.

Надгробный камень установили в 1970 г., и он перешёл под опеку Елабужского горисполкома. Затем официальной, символической «Могиле Марины Цветаевой» (такие могилы называют кенотафом — Ред.) был присвоен статус объекта культурного наследия федерального значения.

 Версионноя могила №1 «Чурбановская»

Татьяна Констандогло в своей книге «Пятый воздух//Версия убийства Марины Цветаевой. – М.:2010.» так начинает свой рассказ о поиске захоронения М.И. Цветаевой: «Физик из Калуги, Геннадий Архангельский, демонстрировал действие рамки, отвечающей на любые вопросы, московской компании, в которой находились Павел Глоба, Андрей Борисович Трухачев и Татьяна Пивоварова – Констандогло».

Автор рассказывает, как с помощью «рамки» было найдено место захоронения самоубийцы (предположительно М.И. Цветаевой) на плане южной части Петропавловского кладбища. План, со слов своей матери, составил сын А.И. Цветаевой Андрей Борисович Трухачёв. Место захоронения, согласно указания «рамки», должно располагаться примерно в 40 метрах левее места, отмеченного на плане крестом, то есть «официальной могилы» Марины Ивановны Цветаевой.

Примечание: позже окажется, что там, действительно, похоронены самоубийцы, но не М.И.Цветаева.

Таким образом, летом 1985 г. с письмом от Андрея Борисовича Трухачёва, то есть по поручению семьи Цветаевых, в Елабугу приехала московская журналистка и поэтесса Татьяна Пивоварова-Костандогло. Она провела журналистское расследование с протоколами и актами опросов елабужан. Главной свидетельницей в этом поиске стала елабужанка Мария Ивановна Чурбанова.

М.И. Чурбанова вспоминала, что в 1941 г. возле кладбищаподмыло опоры воздушной линии электропередач и, чтобы их укрепить, ставились «пасынки» — столбы меньшей высоты. Одного «пасынка», из заранее завезённых для этой цели, на месте не оказалось. Сторож кладбища, дядя Серёжа, помог его найти — «пасынок» был установлен на могиле «удавленницы», которую он недавно похоронил (в опросе не уточняется, в какой стороне кладбища Чурбанова спилила тот самый «пасынок»).

Чурбанова рассказала, что «пасынок» этот они с этой могилы спилили. Соблюдая народную примету, в его основание — «пенёк» — полагалось вбить гвоздь, и полусгнивший «пенёк» с ржавыми остатками гвоздя был найден при тщательном осмотре могильного холмика возле пролома в южной кладбищенской стене. Как и указывала на плане «рамка».  

 Т.Пивоварова-Костандогло объявила, что подлинная могила М.И. Цветаевой найдена. Эта могила получила условное название «Чурбановская версионная могила».

Версионная могила №2 «Матвеевская»

В 1986 г. сотрудница Благотворительного фонда им. М.И. Цветаевой Алёна Трубицына вместе с преподавателями музыкальной школы Галиной Ивановной Заморевой и Еленой Вячеславовной Сатуниной убирали мусор на Петропавловском кладбище и случайно встретили мальчика, который утверждал, что его бабушка знает, где находится настоящая могила Цветаевой. Так были найдены Матвеевы, свидетели похорон эвакуированной женщины, проживавшей на «Покровке».

Они рассказали, что старшая дочь Матвеевых, Лена, Елена Ильинична, умерла в июне 1941 г. Вскоре после начала войны недалеко от её могилы, похоронили «удавленницу» с Покровки. Мать покойной девушки возмущалась: «Грех-то какой! Раньше ведь таких-то в другом месте хоронили!».

Запомнили Матвеевы и похороны: «Хоронили её в казённом гробу, похожим на ящик… было несколько женщин и несколько мужчин в «кУстюмах», один молодой, красивый…». Всё указывало на то, что именно в этой могиле похоронена квартирантка Бродельщиковых — Марина Ивановна Цветаева.

Две могилы! Какая из них подлинная?

Чтобы во всём разобраться на месте, в Елабугу приехал Андрей Борисович Трухачёв, сын Анастасии Ивановны Цветаевой, племянник Марины Ивановны Цветаевой. Приведу большую цитату из его пояснительной записки, написанной 28 августа 1986 г.:

«С ведома городских органов, произвёл на новом месте, назовём его версией №2, опрос свидетельницы, жительницы Елабуги, гражданки Матвеевой Марии Ильиничны, проживающей по ул. Молодёжная, д 14, кв. 67. Опрос проводился в присутствии свидетелей: Галины Ивановны Заморевой – преподавательницы музыкальной школы и экскурсовода (ул. Коммунистическая, д.48, кв. 94), Раисы Николаевны Целищевой — преподавательницы Татарского Республиканского культурно-просветительного училища (ул. Городищенская, д.2 «а», кв. 18)  и  жителя города Оренбурга гр. Лопаева Петра Васильевича (г. Оренбург, ул. Чапаева, д.56, кв. 56). После этого, по разрешению и указанию пред. Исполкома тов. Мурясова Б.Г. мною, совместно с начальником Управления Жилкомхоза Горсовета тов. Шаяхметовым Р.А., был проведён тщательный промер всех ориентиров по второй версии и, 24 августа 1986 года, была составлена исчерпывающая исполнительная схема координатной привязки обоих мест, теперь уже лишь предполагаемого захоронения тела М.И. Цветаевой — по обеим версиям. Эта схема объективно объединила обе версии и поэтому, поглотила схему, ранее составленную в 1985 году по версии №1. Работа эта была мною выполнена по следующим соображениям:

1. До столетия со Дня рождения М.И. Цветаевой осталось 6 лет. Произведения её издаются не только у нас, но и за рубежом, имя и творчество её уже носят характер глобальный.

2. Не исключено, что за оставшиеся 6 лет, общественность страны, через соответствующие органы, поднимет вопрос об установлении подлинного места захоронения тела М.И. Цветаевой, с целью увековечения её имени ещё оставшимися в живых членами семьи Цветаевых, подобно тому, как это было сделано с недавно найденной могилой М.Ю. Лермонтова.

3. В этом случае (как вариант), нет необходимости передвигать ранее установленный каменный мемориал на найденное место, он может остаться на старом, но уже не как памятник на могиле М.И. Цветаевой, ибо почти никто уже не знает из всех экскурсантов и туристов о том, что он стоит на пустом месте, а как свидетель сорокапятилетних поисков, увенчавшихся, наконец, успехом. Для этого на нём нужно будет дать краткий дополнительный текст по истории его установления (указав год) на условном месте, что теперь он является лишь свидетелем и памятником поиска, с помещением на нём, или рядом с ним указателя к подлинному месту захоронения, где родные установят разрешаемый ритуальным погребением знак (обелиск, бюст, статую и т.д.).

4. С этим исчезнет двойственность мемориала Союза писателей ТАССР, не возникнет нелепость существования двух могил, погаснут всякие досужие легенды и домыслы, и сама Елабуга будет привлекать всё большее количество туристов.

5. Далее. Если, опять-таки, возникнет необходимость установления истины – то при двух версиях неизбежна и эксгумация праха в обоих захоронениях и идентификации костей и черепа, либо по характерным признакам, известным семье, либо – восстановлением образа по методу Герасимова.

До эксгумации, если в том возникнет необходимость, я просил бы председателя Горисполкома дать указание Горкомхозу, в ведении которого находится кладбище – запретить в точках предполагаемого захоронения любые земляные работы и захоронения, чтобы новая могила случайно не легла на место захоронения М.И. Цветаевой. Тем более, что могилы, по обеим версиям, сейчас вместо холмиков, представляют собой просевшие впадины якобы свободных мест.

 При эксгумации, со временем, такое случайное двойное захоронение может сильно затруднить вскрытие и даже исказить результаты анализа после эксгумации.

Получив на мою просьбу разрешение и словесное «добро» я, совместно с начальником Управления Жилкомхоза Горсовета тов. Шаяхметовым Р.А., выполнил эту работу и на этом заканчиваю свою деятельность в области поисков.

Экземпляр документации по первой версии имеется в исполкоме, историческом музее г. Елабуга и у меня.

Исполнительная схема, объединяющая обе версии и пояснительная записка находятся в Горкомхозе, в историческом музее и у меня».

Далее следует техническая часть, которая содержит описание версий. Документ подписан инженером, А.Б. Трухачевым, и начальником Управления жилкомхоза горсовета, Р.А. Шаяхметовым. 2 сентября 1986 г. тот подписал распоряжение «О сохранении предполагаемых мест захоронения поэтессы М.И. Цветаевой», согласно которому запрещалось производить земляные работы в старом кладбище в радиусе 15 м от мест, указанных на схеме.

В феврале 1990 г. с письмом-доверенностью от Анастасии Ивановны Цветаевой приехала в Елабугу Лилит Николаевна Козлова, профессор Ульяновского ГПУ им. И.Н. Ульянова, доктор биологических наук. Целью её приезда было установление оградки на «Матвеевскую версионную могилу» М.И. Цветаевой, дабы сохранить её от новых захоронений. К тому же, ей хотелось опросить живых свидетелей трагедии, распутать две разные могильные версии, понять логику их появления и выяснить, какая из них всё-таки принадлежит Марине Ивановне. 

Прежде всего, Лилит Николаевна побывала у секретаря горкома КПСС Долорес Гайнутдиновны Галлямовой, которая сразу же выразила сомнение в том, что могила М.И. Цветаевой может быть в указанном Матвеевыми месте, т.е. в общем ряду — всё-таки она (Цветаева) была самоубийцей, а их никогда не хоронили рядом с другими.

 «Православная церковь наказывала самоубийцу тем, что лишала его права лежать на общем кладбище, а вовсе не считала, что он оскверняет соседние могилы. Но Цветаеву-то хоронили атеисты, которые этого правила, видимо, не выполнили».— Лилит Николаевна повторила слова Анастасии Ивановны Цветаевой.

В Краеведческом музее она переписала в свой блокнот протоколы Т. Пивоваровой, воспоминания Матвеевых и… показания Николая Горохова от 22 декабря 1988 г. о том, как во время войны Николай и его друг, Аркадий Зеленков, вынимали из петли покойницу, «стоявшую на коленях на полу».

Елабуга подбрасывала всё новые и новые загадки: к уже собранным ранее фактам добавлялись новые, которые требовали не только записи, но и проверки. Так, Лилит Николаевна отправилась к Горохову и выяснила, что его воспоминания относятся к «Чурбановской версионной могиле».

Оставшаяся жить в Елабуге ленинградка рассказала, что дети совнаркомовских работников жили в здании Библиотечного техникума, его ещё называют «Культпросвет». Из них никто не умирал, только десятиклассник утонул, Ким Гордынский.

Согласно данным отдела ЗАГС исполнительного комитета Елабужского муниципального района РТ, Ким Гордынский, утонувший в Каме 30 июля 1942 г., был похоронен после Марины Ивановны Цветаевой, умершей от асфиксии 31 августа 1941 г.

Наконец, директор Краеведческого музея, Галина Николаевна Мясникова, по секрету сообщила Козловой, что точное место захоронения Цветаевой знает Майорова, которая видела Цветаеву в морге, но она ничего никому не расскажет. Не зная точного адреса, Л.Н. Козлова всё же разыскала Антонину Афонасьевну Майорову. Вот рассказ А.А. Майоровой:

 «В войну я кончала курсы медсестёр. ... Пришла на урок в хирургию. А у нас вёл её Карл Климберг, из Риги эвакуированный. Ну и хороший человек был! И повёл он нас на вскрытие в морг. Там на столе лежала старушка, её вскрывали.

А справа на полу — женщина, полная, в сером платье. Он и говорит: «Ну что заставило её покончить с собой? Двоих детей оставила».

— А когда были эти курсы?

Антонина Афанасьевна приносит справку об окончании 6-месячных курсов медсестёр с датой окончания — 14 марта (12.03. – прим.) 194… — а год не проставлен.

Справка выдана Антонине Майоровой об окончании 6-тимесячных курсов медсестёр запаса РККА в Елабуге

 Примечание: к этой справке и датам ещё вернёмся.

«Но совершенно очевидно, после начала войны 6 месяцев могут означать от 14 марта, что начало их приходилось на сентябрь 1941 года, когда Цветаевой уже не было на свете. Значит, Майорова видела не её… Сколько их было в Елабуге в те годы? Кто вспомнит? Но были же!» – сделала вывод Лилит Николаевна.

О могиле А.А. Майорова рассказала следующее:

« Я видела столб, на нём дощечка. «Цветаева», чем-то чёрным, не карандашом написано. Имя, кажется, тоже было. Эта могила недалеко от могилы Чистосердова — врач наш покончил с собой, укол себе сделал. Рядом там Любочке Поповой памятник. Это влево от главных ворот, там везде тополя растут. Там всегда самоубийц клали».

Вот это да! Козлова рассуждает, что влево от главных ворот – совсем другая сторона кладбища, значит, во всём деле появляется второй столбик?

Примечание: в результате новых, последних, поисков разъяснится и это.

Галина Ивановна Заморева сводила Лилит Николаевну в архив ЗАГСа. В книге 1941 г. Лилит Николаевна «увидела в самой середине листок с таким текстом: « … Диагноз: «Асфиксия при задушении» и подпись заявителя – Г.Эфрон, сын.

«За несколько листов до этого – Елена Матвеева — 10 июня 1941 года. Приносят книгу 1942 года Перелистываю. Заодно смотрю, сколько покончивших с собой. Обнаруживаются только двое мужчин «в асфиксии при задушении». А где же та, которую видела в морге Майорова? Нет ли лакировки диагнозов? Так проходит час. Наконец мне становится дурно от такого количества концов человеческих…».

Таким образом, кроме Марины Ивановны Цветаевой в 1941 г. и даже в 1942 г.  ни одной женщины, наложившей на себя руки, не было. 

Побывала Лилит Николаевна  и у Чурбановой Марии Ивановны. Вот её рассказ:

«Война началась в июне? Значит, в этот же год, осенью. Я знала, что удавленницу хоронили, а где не знала. А у нас была линия связи – на почте я работала. Столбы подмыло, а когда мы поехали их ставить, одного «пасынка» не досчитались. Охранник на кладбище, Серёжа, говорит – тут де я недавно женщину-удавленницу хоронил, вот столбик стоит… Ну мы сразу столб отпилили, поставили опору (к столбу – Автор ) и дальше пошли…».

В рассказе Чурбановой не уточняется, в какой стороне кладбища нашёлся этот самый столбик.

Результатом восьмидневного пребывания Лилит Николаевны в Елабуге стала установка двух оградок на «Чурбановской» и «Матвеевской» могилах. Появилась небольшая уверенность в том, что тело Марины Ивановны Цветаевой покоится всё же в «Матвеевской версионной могиле».

Часть 3. Что актуально сегодня? Цель и пути новых поисков, достижения на сегодняшний день

Сквозь лабиринты и хитросплетения человеческой памяти, так называемой аберрации, очень сложно пробиться к истине.  Необходимо, прежде всего, опираться на факты и документы.

Поэтому мы обратились к архивам отдела ЗАГС исполнительного комитета Елабужского муниципального района Республики Татарстан. С этого начинаются современные поиски. Выяснилось, что женщин-самоубийц, кроме М.И. Цветаевой, 31 августа 1941 г., не было вплоть до 1946 г. В послевоенном 1946-м сразу три женщины свели счёты с жизнью:

одна 16.01.1946 г. — Малкова Мария Тихоновна (асфиксия при задушении, жена тюремного надзирателя);

другая — Анна Ивановна Колбина, 29 лет, скончалась 23 декабря 1946 г. от асфиксии через повешение (работала в почтовом отделении контролёром связи);

третья — пенсионерка Ксения Васильевна Лозинова, скончалась 30 декабря 1946 г.,  через неделю после Колбиной!!!

И вдруг… сенсация! Свидетельство о смерти Колбиной получила… Мария Ивановна Чурбанова,  главная свидетельница у Татьяны Пивоваровой–Костандогло!!! При этом выяснилось, что Анна Ивановна Колбина приходится родной сестрой Марии Ивановне Чурбановой! Оказалось, что Чурбанова – её фамилия по мужу.

Свидетельство о смерти Анны Ивановны Колбиной получила её сестра  Чурбанова Мария Ивановна  

Выходит, «рамка» в поисках 1985-1986 гг. обнаружила могилы сразу двух «удавленниц» 1946 г., похороненных рядом!

Существенное примечание: Колбину Анну похоронили в проёме стены, потому что именно тут покоятся, по свидетельству Чурбановой, родители Анны Колбиной. Не там, в «углу», который знаком елабужанам, как место погребения самоубийц и утопленников.

Сторож Сергей Кропоткин и его старший сын Пётр, расчистив от снега место под захоронение А.И. Колбиной, не стали перед Новым годом прокладывать длинную дорогу в снегу до «угла», а похоронили К.В. Лозинову рядом, уже в освобождённом от снега месте.

На «Чурбановской версионной могиле» можно поставить точку — в ней Марины Ивановны Цветаевой нет!

Остаётся ещё одна предполагаемая могила – «Матвеевская». Рассказ нескольких членов семьи Матвеевых сводится к следующему.

Матвеева Елена Ильинична, Лена, в 20 лет умерла от туберкулёза лёгких 10 июня 1941 г. Она была учительницей Кукитяниковской национальной средней школы Тумутукского района. Вскоре после начала войны недалеко от могилы Лены похоронили «удавленницу с Покровки». Эти похороны видели мать покойной Лены, сестра Зоя и брат Семён. Мать очень переживала, что «плохая» могила рядом, ведь до революции, пока Бога не отменили, «таких грешников» за оградой кладбища хоронили.

Протоколы опросов вела Алёна (Людмила Георгиевна) Трубицына, в тот период сотрудница Благотворительного фонда М.И. Цветаевой. Признаюсь, лично я разговаривала по телефону только с Семёном Ильичем Матвеевым. Попросила его прислать мне письменный рассказ, и вот пришло письмо из Ярославля. Семён Ильич повторил примерно то же самое, что и его сестра. Всё было очень складно.

Но именно это и вызвало у меня сомнения, потому что сестра Зоя в конце 80-х говорила о времени похорон: «Вскоре после начала войны», а Семён Ильич в 2004 г. уверенно: «В начале сентября 1941 года. Надпись на жёрдочке — «Марина Ивановна Цветаева» (феноменальная память!).

Не мог ли это быть октябрь 1942 г.?

Из того же дома Бродельщиковых, в котором снимала квартиру М.И. Цветаева (ул. Ворошилова, 10), в начале октября 1942 г. хоронили ещё одну женщину – Кириченко Евгению Михайловну, 57 лет. Она умерла 7 октября 1942 г. от «дифтерии – паралича сердца». Евгения Михайловна числилась иждивенкой мужа, директора Зоологического института Ленинградской Академии наук, Александра Николаевича Кириченко. Хоронить её могли тоже на средства горсовета, в казённом гробу, так как у вывезенных из блокадного Ленинграда, крайне истощённых людей, средств на похороны не было.

Согласно архивным сводкам погоды,  10 октября 1942 г. было достаточно тепло, без осадков. Вполне вероятно, что убрать могилку «пОд зиму», как говорят в Елабуге, и пришли в тот день Матвеевы.

Делаю запрос в Петербург и получаю ответ от Малковой Надежды Валентиновны, с.н. с., к. б. н., историографа Зоологического института и музея (адрес: С/Петербург, Университетская набережная, д.1). Оказывается, самая большая группа сотрудников Зоологического института Академии наук СССР эвакуировалась из Ленинграда 12 июля 1942 г. (прилагался список из 21 человек).

Дорога до Казани (через Дербышки) и Елабуги заняла немногим меньше месяца. 5 августа 1942 г. было принято распоряжение по ЗИН №1 «Впредь до особого распоряжения Президиума АН СССР считать местом пребывания ЗИН г. Елабугу» (филиал в г. Сталинобаде). Елабуга была первоначальным пунктом эвакуации для всей страны!

Истощённые от голода ленинградцы в Елабуге не работали, получали бесплатные талоны на питание. Часть из них могла поддержать своего коллегу и директора, могли пойти на похороны и некоторые соседи Бродельщиковых, так как 10 октября 1942 г. был субботний день.

Выясняется, что хоронили Кириченко Евгению Михайловну в открытом гробу, от дома Бродельщиковых. Кроме того, как следует из записей Р.А. Мустафина, вторую квартирантку А.И. Бродельщикова провожать ходила!

Вот и разгадка: Матвеева, увидев Бродельщикову на кладбище, зная, что та хоронит свою квартирантку, решила, что это покойница и есть та самая «удавленница», ведь и в голову ей не могло прийти, что два года подряд у одной и той же хозяйки умирают квартирантки!

Прошли десятилетия, и разница между покойницами в год в памяти елабужан объединила этих двух эвакуированных женщин в одну, поскольку обе жили у Бродельщиковых «на Покровке».

Как ещё одно доказательство этому, держу в руках письмо Суковой Веры Михайловны из города Воскресенска, которая тоже явно говорит о похоронах  Е.М. Криченко, поскольку М.И.Цветаеву хоронили в закрытом гробу и НЕ из дома. В.М. Сукова обращается к заведующей музеем по личному вопросу, но добавляет:

«О Марине Цветаевой: увы, я видела её лишь в гробу, когда с ребятами из любопытства бегали смотреть. Лежала пожилая седая женщина. Кто же знал, что это очень известный и талантливый человек. Для окружающих она была просто странной жиличкой. Мне известно, что она похоронена на Петропавловском кладбище, недалеко от стены со стороны города».

По всей вероятности, в «Матвеевской» могиле лежит Евгения Михайловна Кириченко.

Теперь время вернуться к тому, что известно от Майоровой Антонины Афонасьевны из поисков Лилит Козловой. Тогда, в 1990 г., не было возможности, как теперь, пристально сопоставить воспоминания, опереться на какие-то документы. Так, справка об окончании курсов Российского Общества Красного Креста , где не проставлен год, посеяла сомнения, дала возможность для ухода в новые поиски и версии. Другое дело, теперь.

Итак, необходимо проверить – перепроверить информацию о курсах медсестёр Майоровой А.А. сегодня ещё раз! 

Майорова А.А. умерла в 2002 г., теперь обращаемся уже к её племяннице, которая живёт в селе Танайка Елабужского района. На наше счастье, нужные документы у неё сохранились. Выяснилось, что Майорова Антонина Афонасьевна, 08. 06. 1909 г.р., проходила обучение в елабужской «Школе медсестёр» с 1 сентября 1937 по 2 июня 1939 г. (Есть удостоверение – свидетельство №035525, подпись  директора А.С. Калистова).

Трудовая книжка А.А. Майоровой с записью о том, что 4 марта 1942 г. она освобождена от занимаемой должности зав. отделом исполкома райсовета в связи с переходом на другую работу в военно-политическое училище на должность зав. отделом делопроизводства

Согласно записи в Трудовой книжке, с августа 1940 г. Майорова работала плановиком исполкома Елабужского райсовета до самого перевода на новую должность 4 марта 1942 г. Удостоверение об окончании курса переподготовки – 6-месячные курсы Российского Общества Красного Креста  давали возможность работать в военно-лечебных учреждениях в военное время. Оно выдано 12 марта, что не обязательно является датой окончания курсов. Это  подтверждает запись в трудовой книжке о новом назначении Майоровой 4-го марта 1942 г. Дата 12 марта могла быть датой выдачи удостоверения только в 1942 г. (есть фотография удостоверения).

Помимо прочего, из воспоминаний Майоровой и из архивов Елабужского медицинского училища мы узнали, что тело М.И. Цветаевой вскрывал врач санитарно-химической защиты и общей патологии К.М. Климберг, который в начале 1942 г. (видимо, сразу после окончания Курсов) ушёл добровольцем на фронт.

Отсюда вывод: курсы начались 1-го сентября и через 6 месяцев закончились к 1-му марта 1942 г.  А потому Майорова могла 2-го сентября 1941 г. видеть тело М.И. Цветаевой в помещении морга, где доктор Карл Климберг давал урок хирургии (см. поиск Лилит Козловой). Майорова знала, что самоубийц и утопленников на «Старом кладбище» — так называли «Старо-русское или Петро-Павловское кладбище» в народе — хоронят «в углу». Когда она ходила на могилу своего отца, Макарова Афонасия (он умер в 1940-м), поинтересовалась местом погребения «удавленницы», которую видела в морге, потому что хорошо запомнила её фамилию – «Цветаева».

Эта могила находилась в том самом «углу», «недалеко от могилы Чистосердова…«Там всегда самоубийц клали» (Примечание: есть фото памятника на могиле Чистосердова).

Памятник в «углу» — ряд, где хоронили самоубийц и утонувших. Врач Чистосердов сделал себе смертельный укол 

Рядом там Любочке Поповой памятник.

Памятник в «углу» — ряд, где хоронили самоубийц и утонувших. Любочка Попова утонула

А как же столб, на котором была написана фамилия «Цветаева», который «хорошо был виден с дороги»? Видимо, именно его имел в виду Самуил Гуревич, когда писал в лагерь Але, что «Мурзил сделал так, что могила не затеряется».

 Давайте вспомним Чурбанову Марию Ивановну и её рассказ про то, как искали «пасынок» осенью 1941 г., как показал на него сторож Сергей: «вот он, тут, на могиле удавленницы, которую недавно хоронил» — и спилили, вернули туда, где и должен стоять, при дороге.

Таким образом, сложилась полная картина: мальчишки, Мур и его товарищи отметили могилу М.И. Цветаевой, установив на ней… придорожный столб!!!

Положите меня промеж

Четырех дорог.

Там, где во поле, во пустом

Воронье да волк,

Становись надо мной крестом,

Раздорожный столб!

Марина Цветаева

А где же камень, который 3 октября 1942 г. положили писатели на предполагаемую могилу Цветаевой?  (письмо Марики Гонты Пастернаку: «Когда хоронили Добычина, пытались установить место, где лежит Марина, и с некоторой вероятностью положили камень»).

У сторожа Сергея был своеобразный дефект речи, он говорил невнятно, не очень понятно, больше мычал, чем говорил. Поэтому и появилась у Марики Гонты приписка — «с некоторой долей вероятности». Вот и лежит он в том же ряду, в том же «углу», только не в конце ряда, где Марина Ивановна, а в самом его начале. 

Так где же могила Марины Ивановны Цветаевой?

Вход на кладбище

По данным архива ЗАГСа, следующей могилой после захоронения М.И. Цветаевой, в «углу» для утопленников и самоубийц должна быть могила эвакуированного из Ленинграда учащегося школы им Ленина Кима Гордынского. Он утонул в Каме во время грозы в июле 1942 г.

Благодаря работе с архивом, был составлен полный список тех, кто «наложил на себя руки» и утонул в те годы. Мы прошли по всему «плохому» ряду, от могил Любочки Поповой и Николая Чистосердова, на которые указывала А.А. Майорова, находя еле заметные холмики, заросшие кустарником, и вышли к сосне, под которой, согласно реестру записей в ЗАГСе,  лежит — должен лежать — Николай Бродельщиков, утонувший в Каме 8 августа и выловленный из неё 15 августа 1941 г.

Почему в народе ряд «плохих» могил вдоль тропы, ведущей к следующему небольшому кладбищу, прозвали «УГЛОМ»? Ряд представляет собой не прямую линию, а загибается, напоминая угол.

Оказалось, что и Ким Гордынский лежит именно там, где должен, по совести и по правилам сторожа Сергея, лежать утопленник. Это тот ряд, где согласно зафиксированным документально событиям с великой долей вероятности находится захоронение Марины Ивановны Цветаевой. И оно никак не обозначено!

Елена Викторовна у настоящей могилы Марины Цветаевой. Она уверена, что это она

Анастасия Ивановна Цветаева, Ариадна Сергеевна Эфрон, Андрей Борисович Трухачёв мечтали найти именно тот холм, тот дом, где покоится прах родного им человека. Тысячи поклонников творчества Марины Цветаевой мечтали преклонить колени перед Её подлинной могилой.

Официальная могила М.И. Цветаевой является памятником истории и культуры федерального значения. Она, разумеется, останется в неизменном виде. Для многих поклонников таланта Марины Цветаевой, величайшего поэта ХХ столетия, она стала, как говорят в народе, «намоленным местом поклонения». Туда в разное время была привезена земля с условных могил младшей дочери – Ирины (Кунцевский приют), сына – Георгия (Белоруссия, Витебская область, Браславский район), мужа — Сергея Яковлевича Эфрона (расстрельный полигон НКВД «Коммунарка»), а также с подлинных могил дочери — Ариадны Сергеевны Эфрон (Таруса), отца — Ивана Владимировича Цветаева, матери — Марии Александровны Мэйн и младшей сестры — Анастасии Ивановны Цветаевой (Москва, Ваганьковское кладбище).

31 августа 1990 г., когда в Елабужском храме Покрова Божией Матери раба Божия Марина Цветаева была заочно отпета епископом Казанским и Марийским, Анастасием, с благословения епископа Русской православной церкви, Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, на её условной могиле был совершен православный обряд «лития».  

Однако и к останкам, которые лежат в могиле, определённой последними поисками, и с большой долей вероятности — к подлинной могиле Марины Ивановны Цветаевой должно отнестись с величайшим уважением. Это место пока никак не защищено от земляных работ и вторичного захоронения (как и вся эта часть кладбища), что может привести к потере останков.