Событие одно, оценок – много

12 октября 2002 года

В нынешнем году, изучая различные исторические источники, мы обращали особое внимание на материалы, которые так или иначе помогали понять логику и значение событий 1552 года как для татарского народа, так и для России. Предлагаем вашему вниманию несколько мнений, которые представляют всю палитру оценок, существующих на этот счет.   

Последняя битва за Казань

В середине июня в Свияжск с большим войском выехал сам царь. Перед отправляющимися в поход войсками с напутственным словом выступил митрополит Макарий. Не помешало продвижению русских и вторжение с юга войск турецкого султана и крымского хана. Хотя часть сил пришлось перебросить туда, тем не менее продвижение не остановилось. 5 августа войска переправились через Суру и вступили в пределы Казанского ханства. 13 августа войска были уже в Свияжске. Царь остановился на лугу под городом. В его шатре состоялся военный совет. На нем было решено идти на Казань во что бы то ни стало. Казанцам от царя и Шах-Али на имя хана Едигера и Кул-Шерифа были посланы грамоты, где было написано, что они “если хотят без крови бить челом государю, то он их простит”. Ответ не заставил себя ждать. 20 августа Иван получил ответ от Едигера. “В нем заключалось ругательство на христианство, на Иоанна, на Шиг-Алея и вызов на брань”.

Готовилось к обороне и казанское правительство. “План защиты, придуманный татарами, отличается смелостью и пониманием военного дела. Поместив в городе до 30 тысяч отборного войска, татары послали огромный отряд кавалерии под начальством лихого наездника Япанчи в Арский лес, откуда летучие отряды должны были держать нашу разбросанную армию в постоянной тревоге, неожиданно нападая на тыл, на фланги, на обозы”. Так писал М.Пинегин в 1890 г. (книга “Казань в ее прошлом и настоящем. СПб,1890 – ред.). Действительно, в 15 верстах от столицы для систематического налета на врага была создана укрепленная засека, которая должна была стать базой для отряда князя Япанчи, мурзы Шунака и арского князя Аюба. “Казанцы, – писал М.Худяков, – были полны непреклонной решимости отстаивать свою независимость до конца. Все предложения сдать город врагам были отвергнуты, и правительство без колебаний шло к смерти или победе”.

Эта решимость была известна русским. Поэтому и они подготовились к длительной осаде, предполагая даже возможность зимовки под Казанью /…/ По некоторым данным, численность русских войск достигала 520 тысяч, 300 тысяч из коих составляли кавалерия и стрельцы. В их число входило и 60-тысячное войско, возглавляемое Шах-Алием и другими татарскими феодалами. Здесь находилось 10 тысяч казаков, 10 тысяч мордвы, 10 тысяч немцев и поляков. В Казани же было 50 тысяч мужского населения, из коих 40 тысяч были способны носить оружие. Немногим более 30 тысяч бойцов находилось в засаде вокруг Казани. Артиллерия казанцев также значительно уступала русской. Возможно, что даже не это было главным, ибо храбрости, отваги и умения воевать у казанцев было достаточно. Самое главное в том, что при осаде города были применены современные технические изобретения, и прежде всего подкопы и мины с использованием пороха. Руководителем минных подкопов был поставлен английский инженер Бутлер, которому после войны царь в знак благодарности выделил под Казанью обширные земли. Казань же оказалась не в полной мере готовой к штурму с применением невиданных до сих пор методов и приемов.

23 августа город был полностью окружен. И он был обложен сплошным кольцом окопов. Против летучего отряда Япанчи под руководством князя Горбатого-Шуйского было направлено 30 тысяч конных и 15 тысяч пеших казаков. Этот отряд рассеял сравнительно небольшие силы казанцев, опустошил арские земли, перебил всех мужчин, а женщин и детей привел в русский лагерь. Царь приказал всех пленных привязать к кольям перед укреплениями, чтобы они умоляли казанцев сдаться. Тогда же к стенам подошли приближенные царя и предложили им покориться. “Казанцы, тихо выслушав их слова, ответили тучей стрел в своих пленных соплеменников, говоря, что им лучше погибнуть от своих, чем от поганых христиан” (М.Пинегин) /.../

Восточное направление было определено как наиболее удобная для штурма позиция. Отсюда же под руководством Бутлера были сделаны два подкопа. Один из них, по подсказке мурзы Камая, был подведен под тайник от каменной бани Тагира, откуда казанцы брали воду /.../ 4 сентября был произведен взрыв под источником воды, снабжавшим город. Конечно, одно лишь это не могло лишить казанцев воды, поскольку в городе было немало водоемов. Но в данном случае важен был эффект, ибо он убеждал русских в том, что этот прием может быть успешным вообще. Так оно и случилось. 30 сентября был взорван подкоп под стенами города. Однако штурм, начавшийся после этого, оказался безуспешным. Он был отбит. Новый подкоп и штурм были осуществлены 2 октября. На этот раз он оказался успешным. Штурмующие смогли ворваться в город. Начался неравный бой. На первых порах положение казанцев в какой-то мере облегчалось нежеланием русских идти в бой, многие из которых или оставались лежать, прикинувшись мертвыми, или сразу же приступили к грабежам. Татары же, по словам автора “Казанской истории”, сражались мужественно, и в ряде случаев враг вынужден был бежать с поля битвы с возгласами “секут! секут!”. Русское командование приказало убивать мародеров и испугавшихся заставляло воевать под угрозой смерти. Конечно, это не могло не возыметь действия. Русские оправились и усилили натиск /…/

Бои происходили у всех ворот и внутри крепости. У главной мечети отчаянно бились шакирды во главе с их духовным лидером. Кул-Шериф погиб в неравной схватке. Были уничтожены все до одного и его соратники.

Последний бой произошел у ханского дворца, во время которого был взят в плен хан Едигер. Нелестную характеристику дает этому человеку Михаил Худяков: «Хан Ядыгар постоянно колебался между русскими и татарами. Он выехал из Астрахани на русскую службу, затем порвал свои связи с Россией и ушел в свободные степи. Казанцы избрали его своим вождем в борьбе за независимость, но в решительную минуту казанской истории он высказал постыдное малодушие и отказался разделить геройскую участь своего народа...»

/.../ Однако вряд ли можно согласиться с такой оценкой хана Едигера в организации защиты города. Вот несколько иная оценка этой роли: /.../ «Казанский хан Едигер показывал чудеса храбрости. Противники были достойны друг друга: в течение нескольких часов наши войска не могли сделать ни шагу вперед. Князь Воротынский просил у царя подкреплений. Иоанн отпустил часть запасного полка. Русские стали одолевать и оттеснять татар к Тезицкому оврагу. Едигер медленно отступал от пролома к северной стороне и перешел через Тезицкий овраг; тут в битву вмешалось мусульманское духовенство. Казанцы заметили, что отряды русских поредели, уменьшились в числе и не проявляют уже прежней стойкости. Когда русские заняли посад, то разная челядь при войске бросилась в город для грабежа; за ними и воины покидали ряды и разбегались грабить татарское имущество. Татары воспользовались случаем и дружно ударили по поредевшим отрядам; полки заколебались, начали отступать и при этом беспорядок усилился /.../ (М.Пинегин).

Что касается Едигера, он не оставлял свое войско, хотя и мог бы сбежать. Однако усиливающийся натиск врага не привел его в отчаяние. Он сражался вместе со всеми в одном ряду. /.../ Теснимые с разных сторон, казанцы не могли пробиться; тогда они влезли на башню и вступили в переговоры: «берите нашего царя, а мы пойдем испить последнюю чашу». Вместе с Едигером они выдали престарелого Карачи Заниема и двух мамичей или сверстников ханских. После этого храбрые защитники перебросились через стену, чтобы уйти за Казанку; залп русских пушек на мгновенье остановил их; побросав оружие, они разулись и перешли через реку в числе б тысяч... (М.Пинегин).

/.../ Нет оснований для обвинения этого человека в трусости и отсутствии мужества. Ведь он был хан и был за все в ответе. И то, что он остался жив, нельзя ставить ему лично в вину. Наоборот, своим поведением он дал возможность горсточке храбрецов, окружавших его, уйти и продолжить борьбу против неприятеля. Это было самопожертвованием во имя независимости своего народа.

“Между тем город был взят и пылал в разных местах; сеча прекратилась, но кровь еще лилась: раздраженные победители резали всех: мужчин, коих находили в мечетях, в домах, в ямах; брали в плен только женщин и детей” (М.Пинегин). Расправа над населением была ничем не оправданной. Ссылаясь на Никоновскую летопись, Хади Атласи писал, что число мертвых не поддавалось учету. /.../ Было захвачено так много пленных, что Иван Грозный приказал пригодных к работе мужчин убить, а оставшихся раздать войскам /…/

Борьба за Казань на этом не завершилась. Ибо часть казанцев ушла из города, соединилась там с воинами, воевавшими с врагом за пределами города. Более того, был избран ханом Али-Акрам, который и возглавил борьбу за утраченную независимость.

Академик Академии наук Республики Татарстан ИНДУС РИЗАКОВИЧ ТАГИРОВ преподает историю в Казанском государственном университете. Он известен и как крупный общественный деятель: 10 лет возглавлял Всемирный конгресс татар, является депутатом Государственного Совета. Он автор нескольких книг по истории государственности татарского народа и Республики Татарстан.

Казань, Астрахань...

 150 000 войска со 150 пушками обложили Казань, защищенную только деревянными сте­нами, но за этими стенами скрывалось 30 000 отборного войска. 23 же числа начались сшиб­ки с осажденными /…/

 В самом начале осады твердость Иоанна выдержала сильное испытание: страшная буря сломила шатры, и в том числе царский, на Вол­ге разбило много судов, много запасов погибло; войско уныло, но не унывал царь: он послал приказ двинуть новые запасы из Свияжска, из Москвы, объявляя твердое намерение зи­мовать под Казанью; ездил днем и ночью кру­гом города, рассматривая места, где удобнее делать укрепления. Осадные работы шли безо­становочно: ставили туры, снабжали их пуш­ками; где нельзя было ставить тур, там ста­вили тын, так что Казань со всех сторон была окружена русскими укреплениями: ни в город, ни из города не могла пройти весть. Казанцы беспрестанно делали вылазки, бились отчаян­но с защитниками тур, бились, схватываясь за руки, но были постоянно втаптываемы в го­род. От беспрерывной пальбы по городу гибло в нем много людей; стрельцы и козаки, закопавшись во рвах перед турами, также не давали казанцам входить на стены, снимали их оттуда меткими выстрелами. Но скоро внимание осаждающих было развлечено: из леса на Арское поле высыпал неприятель многочисленными толпами, напал на русские полки и хотя был отражен с уроном, однако не меньший урон был и на стороне осаждающих; плен­ники объявили, что это приходит князь Япанча из засеки, о которой говорил прежде Камай-мурза. После этого Япанча не давал покоя русским: явится на самой высокой город­ской башне большое знамя, и вот Япанча по этому условному знаку нападает на русских из лесу, а казанцы изо всех ворот бросаются на их укрепления. Войско истомилось от беспрестанных вылазок из города, от наездов из лесу и от скудости в пище: съестные припасы вздорожали, но и сухого хлеба ратнику было  некогда поесть досыта; кроме того, почти все ночи он должен был проводить без сна, охраняя пушки, жизнь и честь свою. Для истребления лесных наездников отправились 30 августа князья Александр Борисович Горбатый и Петр Семенович Серебряный; войско Япанчи, конное и пешее, высыпало к ним навстречу из  лесу и потерпело решительное поражение; победители преследовали его на расстоянии 15 верст, потом собрались и очистили лес, в котоpoм скрывались беглецы; 340 человек пленных было приведено к Иоанну. Он послал одного из них в Казань с грамотами, писал, чтоб казанцы били челом и он их пожалует; если не станут бить челом, то велит умерт­вить всех пленников; казанцы не дали ответа, и пленники были умерщвлены перед городом.

На другой день, 31 августа, царь призвал размысла (инженера), немца, искусного в разо­рении городов, и велел ему сделать подкоп под Казань. Потом призвал Камай-мурзу и русских пленных, выбежавших из Казани, и спросил, откуда казанцы берут воду, потому что реку Казанку давно уже у них отняли. Те сказали, что есть тайник, ключ, в берегу реки Казанки у Муралеевых ворот, а ходят к нему подземным путем. Царь сперва приказал вое­водам сторожевого полка, князю Василию Се­ребряному и Семену Шереметеву, уничтожить тайник, но воеводы отвечали, что этого сделать нельзя, а можно подкопаться под тайник от каменной Даировой башни, занятой уже дав­но русскими козаками; царь послал для этого Алексея Адашева и размысла, но последнему велел для подкапывания тайника отрядить учеников, а самому надзирать за большим подкопом под город. День и ночь работали над подкопом под тайник, наконец подкопались под мост, куда ходят за водою; сам князь Серебря­ный с товарищами вошел в подкоп и, услыхав над собою голоса людей, едущих с водою, дал знать государю; царь велел поставить под тай­ник 11 бочек пороху, и 4 сентября тайник взле­тел на воздух вместе с казанцами, шедшими за водой, поднялась на воздух часть стены, и мно­жество казанцев в городе было побито камнями и бревнами, падавшими с огромной высоты; русские воспользовались этим, ворвались в го­род и много перебили и попленили татар. Толь­ко после этого несчастия осажденными овладе­ло уныние; обнаружилось разногласие: одни хотели бить челом государю, но другие не со­глашались, начали искать воды, нашли один смрадный поток и довольствовались им до самого взятия города, хотя от гнилой воды за­болевали, пухли и умирали. 6 сентября с боль­шим кровопролитием взят был острог, постро­енный казанцами в 15 верстах от города, на Арском поле, на горе между болотами. Взявши острог, воеводы пошли к Арскому городищу, воюя и пожигая села; от Арского городища возвратились другою дорогою к Казани, повоева­ли Арскую сторону всю, многих людей побили, Жен и детей в плен взяли, а христиан многих из плена освободили; воевали они на 150 верст поперек, а в длину до самой Камы; выжгли села, множество скота пригнали к Казани в полки.

Между тем осадные работы продолжались; дьяк Иван Выродков поставил против Царевых ворот башню в шесть саженей вышиною; внес­ли на нее много наряду, пищали полуторные и затинные; стрельцы начали стрелять с башни в город и побивали много народу. Осажден­ные укрывались в ямах, копали рвы под город­скими воротами, под стенами и рыли норы под тарасами: у всяких ворот за рвами были у них большие тарасы, насыпанные землею; выпол­зая из нор, как змеи, бились они беспрестанно, день и ночь, с осаждающими, особенно жестоко бились они, не давая придвигать тур ко рву /../

Видя, что русский огонь не причиняет боль­шого вреда осажденным, скрывающимся за тарасами, царь велел подкопать эти тарасы и, как взорвет их, придвинуть туры к самым во­ротам, Арским и Царевым. 30 сентября тарасы взлетели на воздух с людьми; бревна побили множество народа в городе, остальные обеспа­мятели от ужаса и долго оставались в бездей­ствии; стрелы перестали летать из Казани. Пользуясь этим временем, воеводы утвердили туры подле ворот Царевых, Арских и Аталыковых. Наконец казанцы опомнились, выско­чили изо всех ворот и с ожесточением напали на русских /…/

На другой день, 1 октября, царь велел на­полнить рвы лесом и землею, устроить мосты и бить из пушек беспрестанно; били весь день и сбили до основания городскую стену. Общий приступ был назначен на другой день, в воск­ресенье, 2 октября; во всех полках велено было ратным людям исповедоваться и приобщаться. Но прежде решительного приступа царь хотел в последний раз испытать действие мирных пе­реговоров; к городу был отправлен мурза Камай с предложением, чтобы казанцы били че­лом государю; если отдадутся в его волю и вы­дадут изменников, то государь простит их. Казанцы отвечали единогласно: “Не бьем челом! На стенах русь, на башне русь — ничего: мы другую стену поставим и все помрем или отси­димся”. Тогда царь велел готовиться к присту­пу; по дорогам велел расставить также полки, чтоб не пропускать казанцев, если вздумают бежать из города.

В ночь с первого числа на второе, с субботы на воскресенье, Иоанн, проведши несколько времени наедине с духовником, начал воору­жаться; князь Михаила Воротынский прислал сказать ему, что размысл подставил уже по­рох под городские стены, что казанцы замети­ли его и потому нельзя мешкать. Царь послал повестить во все полки, чтоб готовились не­медленно к делу /…/   раздался сильный гром, земля дрог­нула: царь выступил из церковных дверей и увидал, что городская стена взорвана, брев­на и люди летят на высоту /.../   Тогда русское войско, воскликнув: “С нами бог!” – пошло на приступ; казанцы встретили его криком: “Магомет! Все помрем за юрт!” В воротах и на стенах началась страшная сеча.

Татары оказывал отчаянное сопротивление; несколько часов русские не могли сделать ни шага вперед, наконец им удалось взобраться на крыши домов и оттуда бить неприятеля. Но в эту решительную минуту многие ратники, прельстившись добычею, перестали биться и бросились на грабеж; казанцы начали одолевать остальных. Воеводы дали знать об этом царю, тот послал новую помощь, которая и успела поправить дело. Pyсские пробились к мечети, и здесь загорелась самая жаркая битва, в которой погиб главный мулла. С другой стороны царь Едигер затворился в своем дворе и крепко оборонялся; наконец, видя невозможность дальнейшего сопротивления, ринулся в нижнюю часть города к воротам; спереди не давал ему проходу небольшой русский отряд, бывший под начальством князя Курбского, а сзади напирало главное войско. По трупам своих, лежавшим наравне с стеною, татары взобрались на башню и закричали, что хотят вступить в переговоры; русские перестали биться, и татары начали говорить: “Пока стоял юрт и место главное, где престол царский был, до тех пор мы бились до смерти за царя и за юрт; теперь отдаем вам царя живого и здорового; ведите его к своему царю! А мы выйдем на широкое поле испить с вами последнюю чашу”. Выдавши царя вместе с тремя приближенными к нему вельможами, татары бросились прямо со стены на берег Казанки, хотели пробиться прямо к реке, но, встреченные залпом из русских пушек, поворотили налево вниз, бросили доспехи, разулись и перебрели реку в числе 6000; двое князей Курбских, Андрей и Роман, обскакали не­приятеля, врезались в его ряды и были смяты; нo троим другим воеводам — князьям Микулинскому, Глинскому и Шереметеву — удалось нанести казанцам окончательное пораже­ние; только немногие успели убежать в лес, и то раненые. В Казани не осталось в живых ни одного из ее защитников, потому что Иоанн велел побивать всех вооруженных, а брать в плен только женщин и детей.

 Сергей Михайлович Соловьев, профессор и ректор

Московского университета – автор нескольких книг об истории России.

Только в дореволюционной России было опубликовано свыше 300 его различных произведений, из которых наиболее фундаментальным является труд “История России с древнейших времен” в 29-ти томах. Четыре десятилетия трудился он на ниве исторической науки.

 Фрагмент о взятии Казани войсками Ивана Грозного взят нами из третьей главы исследования Сергея Соловьева «История России с древнейших времен»,  а если точнее – из первой книги двухтомника с таким же названием (издательство «Дрофа», 1997), в который включено все то, что имеет практическое значение в изучении истории России, что более всего интересует читателя.

“Извращение и фальсификация истории татар в русской исторической науке” – так назывался доклад доктора исторических наук С.АЛИШЕВА, с которым он выступил на научно-практической конференции “Татарский народ после 1552 года: потери и приобретения”.

Вадим ПАРСАМОВ, доктор исторических наук из Саратовского университета, и Александр БАХТИН, кандидат исторических наук, доцент Марийского педагогического университета, были участниками научно-практической конференции “Христианство в Волго-Уральском регионе: история и культура”. Их доклады назывались соответственно “Поход Ивана Грозного на Казань: культурно-религиозный контекст” и “Иван Грозный и политика “нового крестового похода”.

Не было такого народа – татаро-монголы

Извращение и фальсификация истории – это значит изменять и подделывать реальную историческую действительность. Это делается в корыстных целях, а иногда от незнания фактов и событий. Русская историческая наука, оформившаяся в ХУШ-Х1Х вв., по отношению к истории татар и татарского народа сильно страдала искажениями.

В.Н.Татищев и Н.М. Карамзин считали, что татары – один народ, а монголы –другой народ. Появились несуразный термин “монголы-татары” и еще более несправедливое определение «татаро-монгольское иго». Об антинаучности и несостоятельности этих понятий в литературе уже говорилось и нет необходимости повторяться. Однако надо отметить, что и в дальнейшем русская историческая наука в оценке исторического развития татарского народа исходила именно из этих позиций…

Карамзин часто связывал ход развития истории татар с Турцией, турецкой опасностью, как при взятии Казани, так и в дальнейшем, например, при народных восстаниях во второй половине ХУI в. По источникам хорошо известно, что Турция тогда не могла оказать помощь не то что казанским татарам, но и г.Азову Причерноморья…

У крупного историка России С.М. Соловьева – … Золотая Орда – чудовище, ее население дикое, татары – варвары. Хотя сам же тут же, описывая характер, технику и образ жизни золотоордынских татар, показывает передовые для того города-крепости, как русские, на казанской земле… Историк с восхищением, с большим воодушевлением писал: «Завоевание Казани – это завоевание Татарского государства... Казанское завоевание было священным делом. Это подвиг был совершен для защиты христианства...”.

Как будто татары насильственно исламизировали русских, принуждали их принять магометанство. Ни одного такого факта историк не смог привести. Он додумался до того, что назвал Камско-Волжскую Булгарию притоном среднеазиатской дикости…

Отношение к средневолжским народам крупных русских историков Н.И. Костомарова, Д.И.Иловайского и других характеризуется великодержавно-националистическими идеями. Другие историки Казани, как М.С.Рыбушкин, Н.К. Баженов, А.И.Артемьев, Н.А Фирсов, Н.П.Загоскин, М.И.Пинегин и др. “значение приобретения Среднего и Нижнего Поволжья” видели в распространении русской колонизации, наступлении культурной Европы на Восток. Они не ставили вопросы о добровольности присоединения, об опасности турецкого порабощения Средней Волги. Из их высказываний понятно, что завоевание было нужным делом и что оно было прогрессивным явлением.

...Советская историческая наука шла дальше и выдвинула еще одну политическую теорию. Якобы все народы добровольно присоединились к России, сами народы как будто изъявили желание быть в покорности русскому царизму. В действительности научно доказать отсталость нерусских крестьян невозможно.

Завоевание никогда не бывает прогрессивным, так как убивается множество людей, разрушаются деревни и города, осуществляется грабеж имущества и таким образом ослабляются производственные силы…

Салям АЛИШЕВ

На Восток, чтобы перенять лучшее

К середине XVI в. Московское государство оказалось на перепутье. Исчезновение удельной системы поставило вопрос о новом политическом устройстве, а освобождение от татаро-монгольского ига, расширение юго-восточных границ государства, с одной стороны, и растущие торговые и культурные связи, с другой, поставили страну перед выбором культурной ориентации: Восток или Запад?

В культурной ориентации самого Ивана Грозного отчетливо просматриваются западнические черты. Он явно благоволил к иностранцам, охотно принимал их на службу, предоставлял им определенные льготы... Дело даже доходило до того, что Иван Грозный решил назначить своим наследником герцога Ливонского Магнуса и женил его на своей племяннице. Венцом всего этого был проект царя самому жениться на Елизавете Английской, эмигрировать в Англию стать английским королем.

...Однако, несмотря на все эти факты, “западничество” царя не следует переоценивать. В частности, в области религии он, хотя и проявлял относительную терпимость к различным конфессиям (характерно, что Иван Грозный осудил Варфоломеевскую ночь), сам оставался на строго православной позиции. Не случайно, что при Иване Грозном культурные контакты с Западом ослабевают, и одновременно усиливается ориентация на Восток.

Показателем этого может служить такой беспристрастный источник, как Ономастикон, составленный С.Б.Веселовским. Представленные в нем имена, фамилии, прозвища людей различных социальных слоев поражают прежде всего обилием татарских и вообще восточных корней.

Если говорить о субъективной ориентации деятелей русской культуры середины XVI в., то в первую очередь следует вспомнить “Казанскую историю”. Читая это историко-публицистическое произведение, излагающее историю русско-татарских отношений от нашествия Батыя до взятия Казани в 1552 г., убеждаешься, что поход Ивана Грозного на Казань имеет гораздо большее значение, чем простое расширение границ государства на восток или демонстрация торжества православия над исламом. Ни то, ни другое не объясняет многократные положительные характеристики казанцев в произведений, написанном с явных промосковских позиций.

Автор “Казанской истории” – человек восточной культуры. Двадцать лет он находился в казанском плену, но не как рядовой пленник, а как придворный хана Сап-Кирея (“И взят мя себе царь с любовию служити во двор свой и сотвори мя пред лицем своим стояти”). Отсюда его хорошее знание Казани и чувство сопричастности к ее культуре. По верному наблюдению Д. С. Лихачева, “заметно различие в осведомленности автора. То, что происходит в Казани, он знает в большинстве случаев как свидетель или долголетний житель Казани. То же, что происходит в Москве, он по большей части сочиняет по литературному этикету своего времени”.

Психологический страх перед турецкой угрозой парадоксальным образом способствовал росту туркофильских настроений в европейском обществе. Создавалось представление, которое потом неоднократно будет повторяться в европейской культуре, о том, что западный мир, погрязший в пороках, ереси, внутренних распрях, мятежах и т. д., клонится к своему закату, а на его юго-восточных рубежах создается турецкая империя, исполненная молодости и сил, управляемая строгими законами.

Идеализируя Турцию, европейские публицисты создают ее образ как антипод европейского мира. Турция, в их представлении, – это как бы Европа наизнанку. Европейские монархи слабы – султан силен; европейские армии состоят из наемников и грабителей – у султана отличные дисциплинированные воины, европейские суды коррумпированы – у турок строгие и неподкупные судьи, европейцы – еретики и вероотступники – турки истинно религиозны и т. д.

Государственная модель, предложенная Иваном Пересветовым на рассмотрение Ивану Грозному, представляет собой по сути дела кальку с турецкого государственного устройства. При этом государственный идеал Пересветова имеет отчетливо западническое происхождение, он отвечает многочисленным представлениям европейских мыслителей о Турции. В этой связи поход Ивана Грозного на Казань может осмысляться не только как подчинение Казани Москве, торжество православия над исламом и даже не только как поход за царским достоинством, но и как завоевание и присвоение тех ценностей и достоинств, которыми обладают казанцы и шире мусульманский мир вообще.

В этой связи война Руси против Востока является этапом в борьбе Руси вместе с Востоком против Запада. Не случайно, что присоединение Казанского и Астраханского ханств предшествовало Ливонской войне.

Действия Ивана Грозного в Прибалтике имели совершенно другой смысл. Это было не стремление войти в Европу, а скорее, наоборот стремление расширить границы восточной культуры на Запад. Почет, которым пользовались при дворе Ивана Грозного потомки татарских ханов, и ненависть царя к западным очагам русской культуры – Новгороду и Пскову – в этом отношении весьма показательны.

Вадим ПАРСАМОВ

Религиозные задачи – не главные

Политическая мысль русской феодальной верхушки многое сделала для теоретического обоснования права России вмешиваться в казанские дела. За покорение Казанского ханства выступал идеолог боярства АМ.Курбский. Он называл казанского хана самым главным мучителем земли русской, доставлявшим наибольшие горести, который “бесчисленное и неисповедимое пленение и кровопролитие учинял”. Сторонником завоевания Казани являлся дворянский публицист И.С.Пересветов.

Значительный вклад в обоснование необходимости завоевания Казани был сделан Максимом Греком. Являясь сторонником мира с соседними государствами, он, будучи реалистом, настойчиво советовал великому князю заботиться о “воинственных делах”, ибо только с сильной и хорошо вооруженной державой соседние народы пожелают жить в мире^.

Идеологом завоевания Казани был митрополит Макарий (1542-1563). Он советовал Ивану IV твердо и решительно бороться против врагов православного христианства. Во время венчания Ивана IV на царство 16 января 1547 г., он высказал надежду на то, что царю покорятся “вся варварьскыя языки”.

Макарий выступал за полное и безусловное покорение Казани, считал её достоянием государевых прародителей. Когда до него дошли слухи о мирных переговорах царя Ивана с казанцами, Макарий написал ему: “Ты убо, государь, пред ними окаянными оправдася и смирися, забы их злобу и окаянство и кривду их, како убо они после отца твоего православие ваше много лет утесняли”.

Весной 1551 г., перед походом на Казань, митрополит благословил Ивана IV на совершение не только человеческого, но и божьего дела. Макарий написал несколько посланий, связанных с казанским походом 1552 г. В одном из них митрополит поднимает дух свияжского гарнизона, воодушевляет войска, восхваляет подвиг государя и всего воинства, разъясняет великую цель похода называет войну “земским делом”, подвижничеством за благочестие.

Однако принципиально важно, что борьба за веру не являлись для Ивана IV целью. Религиозные идеи использовались им только лишь в качестве идеологического обоснования и оправдания борьбы с мусульманскими татарскими ханствами. При этом царь остался безразличным к западноевропейской идее общего крестового похода против мусульманского мира.

Русская дипломатия лишь умело эксплуатировала широко распространенные в Европе идеи борьбы с мусульманами для реализации своих внешнеполитических задач. Походы “христолюбивого” русского воинства на Казань внешне выставлялись как крестовые, но в действительности таковыми не являлись.

О том, что религиозные задачи не являлись определяющими при завоевании Среднего Поволжья, свидетельствует и политика русского правительства в регионе во второй половине XVI – XVII вв. Стали возводиться монастыри и церкви, в то время как ислам подвергся утеснению, многие мечети были разрушены. Однако массового насильственного крещения не происходило. Насильно крестили только попавших в плен с целью их повиновения, в отношении же основной массы населения политика христианизации осуществлялась с использованием методов экономического принуждения, уговоров и убеждения.

В правительственных кругах, не без участия церковных идеологов, видимо, возобладало мнение, что православие идеологически сильнее мусульманства, поэтому неизбежно должно одержать победу. Действительность, однако, показала, что ислам с успехом выдержал конкуренцию с государственной религией православием.

Александр БАХТИН