Прошлое — ключ к настоящему

Любовь Агеева

31 марта 1987 года

За время показа фильма «Покаяние» в кинотеатре «Татарстан» его посмотрели 50 тысяч человек. В школах, вузах прошли горячие дискуссии. О фильме спорили молодые и люди в возрасте. И зачастую это были дискуссии вовсе не о фильме, а о жизни.

О дискуссии, которая состоялась в марте 1987 года в Казанском государственном университете, в «Вечерней Казани» рассказала Любовь Агеева.

То, что картина Тенгиза Абуладзе стала событием не только советского кинематографа, но и нашей общественной жизни, зрительская конференция, проведенная в университете, доказала вполне. Как ни призывал ведущий этого многочасового диспута доцент кафедры всеобщей истории П. Уманский обсуждать фильм, а не конкретные исторические события, разговор тем не менее постоянно склонялся к реальной жизни. И дело тут, видимо, не только в том, что фильм затрагивает болевые точки эпохи. Молодежь (а на диспут пришли в основном студенты) хочет знать правду о прошлом. Многие, как и Торнике, внук Варлама, впервые встретились с этой горькой правдой с глазу на глаз. И, подобно киногерою, ошеломлены встречей.

– Почему так происходит? До сих пор нам говорили, что все в нашей стране хорошо. И вдруг оказывается было такое!..

– Вышла из кинотеатра в подавленном состоянии. Хочется верить в торжество справедливости, в то, что подобное не повторится.

– Фильм о времени культа личности и массовых репрессий. Но почему авторы так осторожничают? Они ведь не сказали всей правды. Может, не посмели? Снимался-то фильм в 82– 84-м годах, обстановка в стране тогда была другая...

– А почему произошла катастрофа? Я об этом ничего не узнал. Мне кажется, фильм опоздал на 50 лет.

– Почему мы должны узнавать правду не из учебников истории, а только теперь–из новых книг и фильмов? Вынужден признать, что я ничего не слышал о Берии.

– Читаешь многочисленные рецензии и столько интересного узнаешь. Этот эпизод – в духе сюрреализма Сальвадора Дали, этот образ–цитата из Босха... Мы ничего такого заметить не могли. Потому что не знаем ни Дали, ни Босха...

По условиям дискуссии ораторы не представлялись, и высказывания так и останется безымянными. Дело ведь не в том, кто сказал. За каждым говорящим – десяток единомышленников.

Единодушия в обсуждении не было. Факт сам по себе естественный и сегодня никого не пугает. Но и здесь сказалась наша застарелая болезнь: спорить люди не умеют. Оппонент кое-кому кажется чуть ли не врагом. И были моменты, когда дело доходило почти до оскорблений. Не зря один из участников разговора напомнил собравшимся, что мы живем в условиях демократии и гласности и каждый имеет право высказать собственное мнение.

И все-таки разговор получился. Интересный и полезный. Не только о фильме, но и о жизни. Проследим некоторые направления обсуждения. Жаль, что нет возможности дать слово всем участникам.

Правду, только правду

С юношей, начавшем дискуссию (смотрите первую цитату), не согласились многие.

– Выходит, историки виноваты в том, что вы ничего не знали? Но так ли это?

– А хотите ли вы знать историю? Да всей правды о том времени не сказано до сих пор. И все-таки при желании можно разобраться, что истории прочтешь про XX съезд партии, про культ личности!

Логическую точку на этом витке спора поставило выступление женщины, видимо, педагога-историка. Она зачитала длинную цитату из партийного документа – и каково было удивление молодых, когда все узнали, что такое было написано в феврале 1938 года. Уже тогда был вскрыт механизм массовых репрессий. Вскрыт и осужден. Но почему же ничего после этого не изменилось? И что сделать, чтобы подобное не повторилось? Эти вопросы в той или иной форме задавали многие.

– Только ли те, кто совершал злодейства, должны каяться? Возможно ли их покаяние вообще? Или вину несут на себе все сознательные члены общества?

Злу можно противопоставить только истинную духовность. Иначе вся жизнь будет состоять из цепочки покаяний: люди грешат и каются, грешат и каются.

– Этот фильм и поставлен для того, чтобы мы научились наконец жить так, чтобы не каяться задним числом.

«Покаяние» – о том, что человека циничного нельзя допускать к власти, о том, что варламы процветают лишь в обстановке лжи и всеобщего равнодушия, заботы только о собственной шкуре и утробе. Во все времена такое возможно, если есть благоприятная среда для подобной нечисти. Чтобы противостоять этому, одной культуры и образованности мало. Добро должно уметь защитить себя.

– Я почти одновременно посмотрела фильм «Плюмбум, или Опасная игра» и соотнесла эти две картины. И увидела в Плюмбуме, порожденном нашей с вами действительностью, зародыш будущего Варлама.

Вот в чем главная опасность его игры с людьми, в которой благая цель якобы оправдывает любые средства для ее достижения. А «Покаяние» – как набат, предостерегающий нас.

– Вот мы говорим: гуманизма надо побольше... Гуманизма не бывает много или мало. Он или есть, или его нет. Нам не нужна дорога, построенная на костях. Даже если она ведет к Храму.

– Мне тоже кажется, фильм – это предостережение всем нам. Пока есть люди, которые забывают совершенное варламам. или, тем более, оправдывают их, зло будет жить. И в фильме об этом сказано со всей определенностью.

– Мне кажется странным разговор только о Сталине и Берии. Ведь людей сажали в тюрьмы не только в Москве и Грузии. В Казани тоже. И кто-то, мало похожий на злодея, писал гнусный донос, предавал ближнего…

– Как вы помните развитие общества идет по спирали и многое повторяется в последующих поколениях. Точно так же, как когда-то наши отцы предъявляли нам свое алиби – за то, что допустили культ личности, мы каемся теперь перед вами – за то, что допустили время застоя. Мы, в отличие от отцов, уже имели опыт и на своем витке спирали могли бы не повторить многих ошибок прошлого. Но повторили… Как сложится история дальше, будет зависеть от вас, молодых.

– Фильм радует тем, что дает нам светлую перспективу. Старушка нашла дорогу, ведущую к храму. Храм в «Покаянии» – это олицетворение идеала, символ человечности, истины и красоты.

– Эта картина – о нашей национальной боли. Однако идеи, заложенные в ней, много шире, чем рассказ о конкретных исторических событиях. В целом это вневременной конфликт сил добра и зла. Наверняка в других странах найдут в фильме отзвуки своей истории...

За – и против

Последнее высказывание выводит нас в другую плоскость разговора – о фильме как явлении искусства. Оценки оказались порой диаметрально противоположными. Вот лишь несколько мнений.

– Я смотрел фильм в киноклубе МЦ и от многих потом слышал, что не стоило тратить времени. Говорят, что не нужны нам все эти высокие материи. Сам считаю «Покаяние» высшим достижением советского кинематографа.

– Мне мешали многочисленные символы и аллегории. Показалось грубым сравнение людей с бревнами – эпизод на железнодорожной станции.

– На мой взгляд, тема раскрыта поверхностно. Конфликт ограниченного злодея и отверженного таланта – это очень примитивное толкование того, что произошло в нашей стране.

– «Покаяние» – это тот случай, когда публицистично звучит воистину художественное произведение. И видим мы не конкретных людей, а обобщающие образы-символы.

– Шел в кино с предубеждением: очень смущала широкая реклама. Сколько снято конъюнктурных фильмов, написано конъюнктурных книг! К счастью, здесь оказалось не так... Полное впечатление сложилось дня через два-три. Я понял, что картину надо пережить, осмыслить, сообразуясь с собственным нравственным началом.

Поразительно реагировали на выступления студенты: они одинаково увлеченно хлопали выразителям разных точек зрения, лишь бы похлестче было сказано. Но после выступления двадцать четвертого не раздалось ни одного хлопка. А потом уже можно было безошибочно определить, где сидят сторонники фильма, где – противники. И, как мне кажется, число последних начало сокращаться. Такое вот было выступление:

– Кто-то тут сомневался, что таких людей, как Михаил, могли сломить. Еще как ломали! Вы знаете, что их жестоко пытали? Сколько не дожило до реабилитации! Нет пока в стране им памятника. Пусть будет памятником этот фильм!

Вы требуете показать все по правде… Если сказать все напрямик, так, как оно было, волосы дыбом встанут. Я знаю, что говорю, потому что родился и жил в Сибири, среди тех, кто это пережил…

Как и предполагал Тенгиз Абуладзе, некоторым зрителям картина не понравилась из-за необычности ее формы. Во время обсуждения сообща расшифровывали некоторые эпизоды, учились видеть специфику искусства, которое имеет свои законы отражения действительности и по силе воздействия порой превосходит документ.

И все-таки, думается, дело не только в эстетике фильма.

Показательным было выступление студента, который признался, что с трудом привыкает жить в атмосфере гласности. Гласность он воспринимал как необходимость судить обо всем самостоятельно, не дожидаясь готовых рецептов со стороны.

Может, именно тем и труден фильм Абуладзе, что не дает истину в разжеванном виде? – до нее каждый должен дойти сам. Как точно сказал один из участников обсуждения:

–Тут обвинили авторов картины в том, что они не дают ответов. Но искусство – не учебник. Оно толкает нас к поиску истины – в этом его предназначение.

Путь к себе

Настораживало, что молодые смотрели на фильм, на события, о которых он рассказывает, как-то отстраненно. Впрочем, чему удивляться: картина – о прошлом, к которому они не имеют прямого, личного отношения. Позиция обвинителя тут вполне объяснима. Кое-кто при этом требует, что называется, сатисфакции: назвать поименно всех, кто способствовал злодейству.

Только не ради отмщения, думается, – ради очищения снималась картина. Очень важно извлечь уроки из прошлого, чтобы новое поколение прожило жизнь достойнее, чем отцы и деды. И здесь принципиально важно отношение молодых зрителей к образу Торнике. Он им близок в сцене с отцом, когда говорит о лжи и беспринципности, а вот самоубийство многие не приняли – как не самый лучший выход из положения.

Но ведь самоубийство в данном случае – факт не столько жизни, сколько искусства. Как молодым относиться к делам старших поколений? Готовы ли они взять ответственность за страну на свои плечи? Вот в чем вопрос.

О своевременности фильма говорили многие. Вот что сказал молодой человек, видимо, студент:

– На мой взгляд, фильм снят вовремя. Перестройка в стране только началась, и нам многое надо о себе понять.

Его поддержал кубинец:

– Демократия не приходит сама собой, и участвовать в перестройке общества надо каждому.

И дополнил общее суждение вполне конкретным наблюдением. Когда в 1982 году он начал учиться в Казанском университете, поначалу удивлялся, видя, как многими вопросами, которые могла решить группа, занимались в деканате.

Уверена, это выступление кое у кого вызвало недоумение: к месту ли тут разговор о студенческих делах? Недоуменно посмотрели и на другого студента, который заметил, что встречал потенциальных варламов среди современных комсомольских лидеров.

Мостик от фильма к жизни, от прошлого к настоящему, увы, перекинули далеко не все. Конечно, прямых параллелей тут нет. Но ведь фильм, как правильно заметили некоторые ораторы, – не об одном диктаторе. Вот где сказалось неумение воспринимать произведение искусства во всей его полноте, видеть нечто, кроме сюжетных перипетий.

Как ни растолковывали рецензенты, что в образе Варлама есть что-то от Берии, что-то от Гитлера, что-то от Муссолини, как ни подчеркивал режиссер неслучайность этого совмещения, показав нам скульптурный портрет еще одного диктатора – Наполеона, зрители упорно обращались к конкретной исторической ситуации. И это, естественно, преуменьшало идейно-художественный замысел создателей картины.

Прозорливее в этом отношении оказались люди постарше.

– Картина обращена к каждому из нас. Как ты проживешь свою жизнь, каково твое место в обществе? Она требует ответа на эти вопросы. Конечно, мне скажут, что отдельная личность мала, чтобы изменить ход истории. Но ведь дело в конечном счете не в Варламе. А в его окружении.

– Специально ходила на фильм во второй раз, чтобы внимательнее посмотреть сцену похорон Варлама, вглядеться в лица тех, кто только что славословил одному человеку и потом с такой же легкостью стал поклоняться другому. Окажусь ли и я в этой толпе? Вот о чем стоит задуматься, посмотрев эту картину. А если вопрос не возникнет, есть причина для беспокойства: значит не все с тобой в порядке.

Нет диктаторов, если нет раболепных холопов.

– Тут говорили люди самых разных поколений. И старшие неизменно обращались к молодым. Это закономерно – от вас зависит будущее нашей страны. Ту гарантию, что дает нам сейчас партия, создавая механизм гласности и демократии, надо еще суметь реализовать в жизни.

…Можно было бы на этом закончить рассказ об интересном диспуте, но не идет из головы выступление моей соседки – той, что говорила о невозможности сравнивать бревна с людьми. Ей во время обсуждения возражали многие. Напомнили про опилки, которые перебирает в конце эпизода маленькая Кетеван (как тут не привести пословицу: «Лес рубят – щепки летят»), сообщили, что в основе – реальный факт: на бревнах ссыльные писали свой адрес, и это была единственная возможность подать весточку о себе. Но она не о том говорила. Ее смущала, если можно так сказать, нравственная сторона сравнения: люди – и вдруг бревна…

Мне ее недоумение представляется очень характерным для той атмосферы, в которой мы сейчас живем. И, наверное, замечательно, что она не может представить себе времена, когда людей за людей не считали…

«Вечерняя Казань», 31 марта 1987 года