Конгресс славянских культур глазами жителя суверенного Татарстана

Любовь Агеева

10 июня 1992 года

В личном архиве среди других публикаций я нашла  публицистические заметки о Конгрессе славянских культур, делегатом которого была в 1992 году. Как мне кажется, очерк не потерял своей актуальности и сегодня.

1. Два лика национальной идеи

Каюсь, пока ничем особым я не заслужила право представлять в Москве, на первом Международном конгрессе славянских культур, Общество славянской культуры, созданное в Казани.

Помнится, предложение создать такое общество впервые прозвучало года три назад. И хотя авторы этой идеи предлагали сосредоточиться на вопросах просветительства, защиты русской культуры в Казани (никто не станет отрицать, что ее мощные корни – в далеком-далеком прошлом), мне показалось: не время такое общество создавать. Оно было бы немедленно интерпретировано радикалами от национальной татарской идеи как попытка создать в Казани Интерфронт по модели прибалтийских, а итог – открытая конфронтация и отчуждение русских от татар, татар от русских.

Общество в то время так и не создали – видимо, не нашлось достойного лидера. Да и казанские славяне в 1989 году не видели особой нужды в объединении. Такая нужда появилась в 1990-м, после принятия Декларации о государственном суверенитете Татарстана, которую решительно не восприняла значительная часть русских казанцев. Позднее они объединятся в политическое движение «Граждане Российской Федерации».

Восприятие Общества славянской культуры в сегодняшних условиях, когда формируются национальные объединения немцев, чувашей, азербайджанцев, евреев, не будет уже восприниматься с особым подтекстом. Созданное при Казанском фонде культуры, оно ставит чисто культурологические цели, а потому будет бороться не «против», как это делает абсолютное большинство современных общественных объединений, а «за» – за то, чтобы русские, украинцы, белорусы не отрывались от своей культуры, знали ее, соблюдали обычаи своих народов, развивали их самобытную культуру и на этой основе учились понимать национальные запросы представителей других народов, волею судеб живущих рядом.

Делегаты от Татарстана: Олег Соколов, Любовь Агеева и Геннадий Муханов

Что греха таить – наша нетерпимость к чаяниям татар, к их заботе о родном языке порой объясняется тем, что сами мы не осознаем себя представителями определенного народа, конкретной нации.

Сейчас не время обсуждать, хорошо это или плохо – разделиться на русских и татар, украинцев, чувашей и прочее. Но это очевидный факт, с которым нельзя не считаться. И вот, впервые я почувствовала, что принадлежу к огромной части человечества, именуемой славянами. На Конгрессе были представлены фактически все ветви этого огромного этноса. Что-то незримое сплачивало нас, делало единомышленниками, заставляло сердца биться в унисон. Эго была и общая религия – христианство, и общие культурные традиции, и язык, который не требовал перевода.

Был такой интересный момент. В Колонном зале Дома союзов выступал представитель Сербии. Он говорил без переводчика, причем довольно долго – и его слушали, хотя вряд ли понимали, и проводили со сцены овацией.

Меня немного коробила тоска о величии русских, особенно из уст соотечественников. Один из них убеждал С.Станкевича ввести танки в Ригу, чтобы защитить русскоязычное население. О том, что русским плохо, говорили делегаты из всех республик Прибалтики, из Молдовы. И Сергей Борисович согласился, слыша обвинения в адрес российского правительства, которое оставило русских без защиты. Приводились конкретные факты ущемления прав, например, в Вильнюсе, где решили снести памятник… Пушкину, установленный еще в 1901 году.

Отсюда чувство протеста, призывы к объединению славян, тоска о сильном Российском государстве, которое сумело бы защитить русских, где бы они ни жили. Отсюда предложение, высказанное владыкой Питиримом, – сделать XXI век веком России.

Но почему бы не выслушать и поляка из Кракова, с которым я познакомилась в Успенском соборе Кремля? Мы были на утренней литургии в честь учителей славянских Мефодия и Кирилла. Не знаю, кто включил ее в программу праздника славянской письменности и культуры, участниками которого нам, представителям Татарстана, довелось быть, но литургия завершилась на час позднее. Между тем в 12.00 на Славянской площади (бывшей Ногина) должно было начаться освящение памятника Кириллу и Мефодию, и без Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, который был с нами в соборе, этого никак нельзя было сделать.

Сотни людей стояли под солнцем целый час, ожидая, когда со стороны Красной площади появится Крестный ход с Лампадой негасимой, которую паломники привезли от самого Гроба Господня – главной святыни славянского мира.

Комментируя такой сбой в программе, поляк незлобиво сказал: «А разве у русских по-другому бывает! И у нас с их помощью десятилетия бардак был. Сейчас вот выправляемся».

Я спорить не стала. Да и есть ли тут предмет для спора?

Тем не менее русская нота на Конгрессе звучала довольно уверенно – как-никак заседали в Москве. Кому-то хотелось возродить славу третьего Рима, кто-то призывал удивить мир своим славянством, кто-то пугала опасность исчезновения родного языка, культуры, обычаев. И соглашаясь с намерением ораторов не затеряться в многоголосом человечестве, защитить свою самобытность, никак не хотелось заряжаться энергией делегатов, читающих газету «День».

Любая националистическая идея, будь то русская или татарская, если она вычленена из реальной жизни, начинает дурно пахнуть. Злобой к другим, желанием отомстить обидчику. В Казани вспоминают Ивана Грозного, а в Москве вовсю клеймили жидо-масонов. После чтения одной такой газетки – «Земщина» – руки захотелось вымыть с мылом. Кстати, выходит она под девизом «Демократия в аду – а на небе Царство».

90-е годы прошлого века. Митинг на площади Свободы

Говорят, у журналистов, издающих эту газету, – проблемы: не поощряют их власти московские. Но ведь выходит, вовсю распространялась на Конгрессе, хотя некоторые публикации, по-моему, вполне подпадают под действие закона о печати.

Когда в аудитории находился оратор, на полном серьезе призывающий искоренить жидов и демократов (а на круглом столе «Средства массовой информации и славянские страны» их было почему-то особенно много), хотелось встать и уйти. Удерживало профессиональное любопытство.

Но, конечно, не ради таких ораторов проводился Конгресс. Видимо, в любом важном деле найдутся такие вот исключения, которые порой становятся теми деревьями, за которыми со стороны не видят леса.

Нечто подобное ранее я наблюдала в татарском национальном движении, теперь вот близко – в русском. И мне без разницы, что тут – братья по крови. Когда говорили о тех красках, которыми могут обогатить мир славянские народы, когда вспоминали прошлое, чтобы укрепить души в сегодняшних испытаниях, когда пели красивые славянские песни – я гордилась тем, что я русская. Когда определяли национальность редактора «Независимой газеты», предлагали создать славянскую систему связи, славянский банк, учить в школах Закон Божий...

Стараниями многих ораторов славяне вживлялись в некий кокон, изолированный от других народов. И нам, представителям суверенного Татарстана, которые не попадут в этот кокон при всем своем желании, поскольку нам век вековать на одной земле с мусульманами, было как-то трудно представить тот же урок Закона Божиего в обычной казанской школе. Сможет ли Татарстан заключать сделки со славянским банком, если славян у нас только половина населения?

Помню, на секции «Образование и государственность» один из ученых заметил, что нельзя Россию считать славянской республикой, нельзя говорить о религии, имея в виду только православие. Видимо, в этот момент он думал о татарах, башкирах, бурятах... А может, о русских в Казани или в Уфе?

– Нет ли здесь возрождения пан-славянизма? – пытали председателя оргкомитета Конгресса Сергея Станкевича западные журналисты.

– Нет, – отвечал он, – здесь нет никакой угрозы для неславянского лица, если при этом соблюдаются все общепринятые международные нормы.

Помнится, такие же заверения делали руководители суверенных государств Балтии, когда закладывали в основу новой государственности национальную идею. Теперь мы знаем, чем это закончилось. Общепринятые международные права нарушаются, и никакие меморандумы, даже запоздалый – Российского правительства – не помогают.

Тем не менее хотелось бы верить, что слова Станкевича о том, что Россия не забудет русских в других странах, будет определять свое отношение к ним, принимая во внимание отношение к славянскому населению и российскому культурному наследию, защищая славян и их права, – не просто дань моменту, не просто его личное убеждение, а основа российской политики.

На Конгрессе много говорилось о необходимости объединения славян всего мира, о солидарности в грудную минуту. Присутствие большого числа делегатов из Сербии заставило нас обратить свои взоры на Балканы, где льется кровь. Оргкомитет пообещал довести до ума проект резолюции в поддержку сербов, против которых всей своей мощью выступает сейчас США с союзниками. Как утверждала на нашем круглом столе профессор, занимающаяся проблемами Югославии, московская печать освещает события там необъективно. Положение действительно крайне запутанное, и со стороны разобраться трудно, тем более найти виновника. Это костер, который занялся в 1985 году не без участия перестройки в СССР.

Сербы призывали помочь им, защитить всей силой славянского мира. Так вроде оно и было: российское правительство не стразу поддержало устремления США наказать их. Сегодня колебания закончились. Россия присоединилась к экономическим санкциям против этой республики, и, без сомнения, политики, принимавшие это решение, меньше всего думали о солидарности со славянским народом. У государств и их правительств много других интересов, кроме национальных.

История, сегодняшняя жизнь заставляют делать серьезные поправки к национальной идее. Скажем, в нашу делегацию входил отец Павел, молодой священник из кряшен, который ведет богослужение на татарском языке.

Маленькая деталь: на нашей визитке надо было указать страну проживания. Так вот, отец Павел написал – «Татарстан», остальные члены нашей делегации – «Россия». Разница в мироощущении существенная, но не трагическая.

Как сказал О.Соколов, руководитель Казанского Православного братства святого Гурия, – главное, что человек ощущает свою родину, что она у него есть.

Так получилось, что родиной для отца Павла и для Олега Марковича стала одна земля на великой Волге –  не делить эту землю надо, а сообща обихаживать. Чтобы потом не завидовать соотечественникам, приехавшим на Конгресс из прекрасного и богатого далека.

Они все-таки увереннее и импозантнее нас были и не дивились удивительно щедрым кушаньям, которыми одаривали нас в ресторане гостиницы «Россия» организаторы Конгресса. Они жалели нас в нашем хаосе и бедности. И горько было от этого, и обидно. Чем же мы здесь, на родной земле, хуже их на чужбине?

Кстати, на Конгрессе в качестве гостей присутствовали представители мусульманских республик: Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана, по виду не русские. А по духу, может, русские...

Можно ли тут делить на чистых и нечистых? Не разумнее ли возгордиться обилием цветов на ковре жизни? Какие разные были краски на Конгрессе во Дворце съездов!

Как, однако, поскучнел мир в сегодняшнем искусстве. То ли дело – народные песни и танцы, костюмы! И как мало мы знаем об этом великом богатстве, которое есть у каждого народа, велик он или мал.

Чем бы мы ни занимались на Конгрессе, я не забывала о Казани, проводя параллели между двумя национальными идеями – русской и татарской. Обе благотворны по своей сути, поскольку обращены к душе народа, безусловно, хотят ему блага. Но только тогда, когда имеют место вектор «за», а не «против».

Не однажды звучало на Конгрессе: права личности превыше прав нации. Там, где пытаются жить по-другому, национальная идея из благотворной превращается в источник конфликтов и раздоров. Немало тому примеров и в далекой, и в близкой истории.

 2. Единством и любовью спасемся

Вряд ли кто из казанцев, отравляясь в Москву, предполагал, что Конгресс пройдет на таком высоком уровне даже по меркам помпезных праздников «застойной» эпохи. Оплатить проживание в столице даже одного человека сегодня – большие расходы, а тут – многие сотни делегатов буквально со всех сторон света. Несколько концертов, в том числе в Кремлевском дворце съездов и Колонном зале Дома союзов, два больших фейерверка, несколько выставок, в том числе в Манеже, фестиваль – это всё Конгресс. Издание красочных буклетов, пригласительных, афиш, четырех видов значков...

Конкретная цифра расходов не называлась, но говорили в кулуарах о многих миллионах рублей. Судачили потом, не напоминает ли подобный праздник пир во время чумы?

Моя московская приятельница резонно заметила: такие, даже по нашим временам, большие средства можно было бы потратить с большей пользой.

Но тут есть несколько существенных деталей. Прежде всего, «пира» все-таки не получилось, поскольку основная часть работы Конгресса проходила весьма буднично, в напряженной работе. На два дня участники разошлись по секциям, проводилось несколько круглых столов.

Ученые и общественные деятели воспользовались возможностью, чтобы, собравшись вместе, обсудить важнейшие проблемы, которые отражались в названиях секций: «Истоки духовной жизни славян», «Киевская Русь в кругу других народов и цивилизаций»; «Славянские народы в составе многонациональных империй нового времени», «Евразийство: политические аспекты»; «История славянской культуры»; «Народное искусство» и другие.

Как известно, науки сегодня, гуманитарные в особенности, находятся в тяжелейших финансовых тисках, и без Конгресса ученые вряд ли бы сумели вот так встретиться.

Не собираюсь утомлять читателей рассказом об этой стороне Конгресса. Упомяну лишь о нескольких мыслях, запомнившихся после выступлений руководителей секций на заключительном пленарном заседании.

В современном мире нет основы для межэтнических конфликтов, они проистекают из экономических тягот, социального неравенства. Значит, есть возможность консенсуса, который не всегда удается находить политикам.

Крушение многонациональных империй – еще не доказательство их несостоятельности. Национальная государственность – не есть панацея от всех бед.

Мир – это сосуд, разбитый при изгнании человека из рая, и мы его осколки.

Участники Конгресса, углубляясь в вековую толщу истории, пытались оценить мир сегодняшний. А на семинаре в «Российском клубе», куда нас пригласил его президент С. Станкевич, речь шла о самой что ни на есть современности – о том, угрожает ли нам Запад? Скажем, богослужителей тревожило наступление протестантских миссионеров, национал-патриотов – распродажа российских ценностей, например, оборудования бывшего ЦТ. Гости из-за рубежа сетовали, что мы добровольно идем в долговую яму, сербы вообще толковали об империалистической угрозе.

Интересным получился разговор с одним из русских французов. На Западе он уже 17 лет, сегодняшних времен ждал, как звездного часа, а сейчас негодует на Б. Ельцина за то, что тот, по его мнению, продает Россию Америке, как Ленин в 1917 году Германии. О революции говорил с отвращением. Ленина называл кровавым маньяком. Кстати, оценка революции и Ленина – пожалуй, единственное, в чем национал-патриоты сходятся с демократами.

Так вот, в конце разговора выяснилось, почему он столь нетерпим к американцам. Он не прочь вернуть имение своих предков в России, а тут появились конкуренты. Правда, таких русских, как он, во Франции мало, честно признался сосед по обеденному столу. Многие были терпимее к нашей откровенной ориентации на западную помощь, но не раз приходилось слышать: «Но почему вы сами как следует не работаете?!»

С.Станкевич, как мог, утишал страсти, однако не отрицал, что западные кредиторы просто так денег не дадут. Говорил и о том, что без западных инвестиций мы сегодня, увы, не проживем.

На семинаре обсуждались два возможных пути развития России, соответственно, две партии – атлантистов, ориентированных исключительно на Запад, и евразийцев, исходящих из геополитической реальности. Россия – это не только Европа, но и Азия. Один из делегатов горячо убеждал нас в существовании третьего пути, но что это такое, осталось непонятным.

Что думают по этому поводу участники секции «Экономические проблемы и предпринимательство», выяснить не удалось. Зато их отношение к «Гайдару и его команде» было очевидным – как к правительству национального предательства. Прямо вот так, не по-научному выразился с трибуны руководитель секции. И зал, надо отметить, устроил после этих слов долгую овацию.

Вообще, как я заметила, там, где много говорят о национальном, о патриотизме, демократия как-то не в чести. В кулуарах хулили большевиков, Горбачева, Ленина, Ельцина, особенно доставалось Бурбулису, говорили, что именно он устроил тройственный союз в Беловежской пуще, в силу обстоятельств заменивший СССР на СНГ.

Слово «демократ» чаще всего звучало ругательно. Демократов обвиняли в развале Союза и России, в бедах простого народа и других грехах. И хотя справедливость многих обвинений была очевидна, почему-то не хотелось соглашаться с их тоном. Порой собеседники казались собранием заговорщиков, которые думают о том, как ловчее сбросить законное правительство. Не потому ли центральная печать так скупо освещала Конгресс. И Ельцин, хоть и прислал приветствие, на Конгресс не пожаловал.

И вообще, говорят, это было первое неправительственное событие подобного уровня, которое и субсидировалось в основном спонсорами. Они были поименованы на воздушном шаре, парившем в небе над Славянской площадью во время открытия памятника Кириллу и Мефодию: Русский национальный банк, Пятигорская международная товарно-фондовая биржа, Мосбизнесбанк, МП «Набат» и «Гражданин России А.П. Конаныхин».

Увидеть столь богатого гражданина не удалось. Зато имели честь узнать другую не менее легендарную личность – автора памятника Кириллу и Мефодию скульптора Вячеслава Клыкова, он же президент Международного фонда славянской письменности и культуры, то есть главный организатор Конгресса.

Держался он довольно скромно, хорошо и тепло выступил.

Довелось услышать святейших Алексия II, Питирима, многих известных академиков; директор Госмузея Татарстана Г. Муханов общался с В. Распутиным; узнали внука Льва Толстого, парижанина. Но все-таки, по общему мнению пятерых делегатов из Казани, лучше всех выступил епископ Василий. Он говорил так заразительно и искренне, что даже атеист не мог не захотеть прикоснуться к божественному огню, привезенному из Иерусалима.

Теперь о том, много или мало ушло денег на организацию Конгресса и стоит ли их жалеть? Думается, российские предприниматели, собравшиеся в экономической секции, в иных условиях не встретили бы разом столько западных бизнесменов. Видимо, немало деловых связей в дни Конгресса завязалось, и это, несомненно, поможет нашей экономике, а в итоге – всем нам.

Это, так сказать, прагматический взгляд на вещи.

А есть еще эмоционально-патриотический. Сегодня, в полосу всеобщего уныния, очень нужно было столь мощное вливание жизненных сил от самых истоков славянского характера. Не зря в годину испытаний мы всегда возвращаемся к важным вехам российской государственности. К фигурам Александра Невского, Петра Первого, теперь вот Сергия Радонежского. Любую беду одолеет сильный народ с огромным чувством собственного достоинства, чего не скажешь сейчас о народе русском. Может, потому такая безнадега вокруг.

А там, в Москве, казалось: нам все по плечу, стоит поверить в собственные силы. И хотя почва для оптимизма для меня лично была не совсем привычной – мы спасемся, потому что с нами Бог, он не даст нам погибнуть – очень хотелось верить в то, что говорили с трибуны. И глубоко символичным казался главный девиз конгресса – ЕДИНСТВОМ И ЛЮБОВЬЮ СПАСЕМСЯ (слова Сергия Радонежского).

Религия занимала в работе конгресса особое место.

 3. Вместо Генсека Патриарх?

Сразу оговорюсь: я – атеистка. И когда в Успенском соборе Кремля, как участник Конгресса, занимала одно из самых удобных мест, почти рядом с владыкой Алексием, мне было немного неловко рядом с верующими старушками, сквозь строй которых мы прошли при входе в храм.

Это была литургия в честь праздника славянской письменной культуры. Храм, довольно маленький по размерам, не вместил всех обладателей пригласительных билетов – сначала шли по красным, потом – по зеленым. Нас – по визиткам на груди – в эти дни пропускали во все двери.

Правда, как потом оказалось, Патриарх Московский и всея Руси больше времени провел на площади перед собором – там была огромная толпа народу. Все, что делалось в храме – как читали Евангелие, как замечательно пели – все было тут слышно. Мы же с площади почти ничего не слышали. Зато перед началом служения увидели, как готовился к нему Алексий II: на глазах у всех с него снимали красивые одежды, чтобы тут же переодеть в еще более красивые.

Видимо, общение с Богом нуждается в особом туалете. Ничто не должно этому мешать – ни одна мирская пылинка, залетевшая с улицы.

Этот вывод позволяет сделать такой факт. Под ноги владыке постелили зеленый круглый коврик с изображением орла – орлец. Епископ должен, подобно орлу, вознестись от земного к небесному.

И еще одна тайна обряда осталась пока для меня непознанной: на великолепном темно-красном саккосе (цвет знамения багрянца Спасителя) со спины я обнаружила слово «Казанской», а под фразой – икону, вышитую золотыми нитками. Скорее всего, это изображение иконы Казанской Божией Матери, очень чтимой православной церковью. Более точной информации не имею.

К сожалению, мы оказались оторванными от огромного духовного наследия своего народа: не знаем обрядов, в том числе религиозных, не понимаем молитв, поющихся на церковнославянском языке, немыми остаются для нас иконы как в храмах, так и на выставках.

Кстати, в экспозицию «Всему миру свет» в Манеже вошли десятки икон – от древнейших до современных, копии великолепных росписей из храмов Псковщины, живописные полотна, гобелены, палехские ювелирные украшения – везде религиозные сюжеты.

На этой выставке я нашла пять наших икон – из фонда Музея изобразительных искусств Татарстана: Богоматерь Всех Скорбящих Радость (XVII век), Богоматерь (XVI век), Архангел Михаил (XVI век), Успенье (XVI век) и многосюжетная композиция. Все эти произведения получили вторую жизнь благодаря реставраторам А. Ананьеву, И. Ярославцеву и другим.

Экспозиция поражала своим богатством. Конечно, мы догадывались, сколь велико было всегда влияние церкви на искусство, кое-что видели, но такое огромное собрание, раскинувшееся по гигантскому зданию Манежа, – явление уникальное. Сюда бы прийти не один раз, чтобы разглядеть всё, соотнести вчерашний день и день сегодняшний, мирскую жизнь и жизнь вечную, божественную.

Попав в церковное великолепие, понимаешь силу воздействия религии. Что говорить о верующих, если у меня, атеистки, дух захватывало во время литургии в Успенском соборе. И совершенно героическими представлялись мне казанские старушки, по два часа отстаивающие в церкви, – это огромная физическая нагрузка даже для молодого человека.

Я старалась запомнить как можно больше деталей – сколь одухотворены лица людей во время молитвы, как слаженно звучит хор из случайных голосов, когда исполняется «Отче наш»…

В храме было много молодежи, детей. И очень легко было угадать, кто здесь хозяин, а кто, как я, гость.

Зная православные обычаи, я покрыла голову шарфом. А рядом со мной стояла молодая особа с непокрытой головой, но, видимо, ей так хотелось причаститься к этому, во многом новому для нас, миру, что она истово крестилась, порой искусственно, невпопад. И таких было в храме немало.

Для кого-то это, возможно, первое свидание с Богом, а кто-то просто отметился в центре престижного события. Раньше престижно было попасть в Кремлевский дворец съездов, теперь – по соседству, в Успенский собор. И эти инородные включения мирского, подчас чересчур суетного на фоне вечного, выглядели пародийно и до боли знакомо.

Я видела, каким барином вошел в собор Ю.Лужков и как услужливо подхватили его за белы рученьки два священника. Совсем как партийного босса застойных времен. С. Бабурина, хоть он и ратует за православную Россию, встречали без особых почестей. Видимо, кто в оппозиции, церковь хорошо знает.

Еще одна поразившая меня деталь: от Троицкой башни мы шли к собору через строй детей – до боли знакомая картина. Только на шее у ребят были не галстуки, а красные тесемки. Учителя, приученные к таким спектаклям по прежним годам, умело дирижировали «почетным коридором». Где, интересно, составлялся сценарий такого действа – в миру или в церковной обители?

Зато доподлинно известно, что к организации сугубо церковного события – освящение памятника солунским братьям Кириллу и Мефодию – приложили руку миряне. Как же возмущались старушки в плотной толпе на Славянской площади, когда во время молебна вдруг начался фейерверк. Ладно, хоть не во время службы владыки Алексия.

К сожалению, атрибуты религиозные очень легко становятся обычным идеологическим ширпотребом, как в былые времена. И сегодняшние «новообращенцы» выглядят ничуть не лучше вчерашних атеистов – и те, и другие не искренни. Отсюда желание быть святее Папы Римского. И тут доходило до курьезов.

Концерт в Колонном зале Дома союзов для участников Конгресса. Звучит прекрасная духовная музыка – перед нами выступают мужской хор «Распев» под управлением Маргариты Мельниковой и Государственный русский концертный оркестр «Боян». В программе – музыкально-литературная композиция «Поле Куликово». Ее составная часть – «Отче наш». Один за другим встают люди в партере, и вот уже стоит весь зал. Мой сосед – О. Соколов – резонно замечает: «Но ведь это концертное исполнение!»

Мне вспоминается другой подобный случай, когда во время делового разговора для чисто утилитарной цели поставили пластинку с «Интернационалом» – и все тоже встали.

Было смешно и нелепо.

Однако не хотелось смеяться, когда пахнуло другим рецидивом недавнего прошлого. Обходя выставку в Манеже, я вспомнила о другой здешней экспозиции, которую видела. Различные по содержанию, они сильно были схожи в одном – тогда десятки портретов Брежнева, сейчас – везде лики Христа. А на почетном месте у начала экспозиции – не «дорогой Леонид Ильич», а владыка Алексий.

Как же спастись от извечного расшибания лба – когда дурака заставляют молиться? Почему мы шарахаемся из крайности в крайность? Почему нас снова загоняют в одну колонну? Вчера шли в шеренге атеистов, сегодня изволь – в толпу Верующих.

Впрочем, в одной такой толпе я побывала с огромным удовольствием – когда участвовала в Крестном ходе от Успенского собора до Славянской площади. Крестный ход доставил Неугасимую лампаду к памятнику святым солунским братьям. Лампаду эту, зажженную  25 апреля, в день Пасхи, у Гроба Господня, паломники пронесли через все славянские страны.

Как рассказал нам епископ Василий (в миру Родзянко, из той самой знаменитой семьи), приехавший на праздник в Москву из Америки, ежегодно накануне Пасхи в храме Вознесения Христова в Иерусалиме совершается великое чудо – нисходит на Гроб Господень небесный благодатный огонь. Тысячи паломников возжигают от него свечи, и звучат тогда на всех языках слова: «В начале было Слово...»

Этот свет Христов принесли нам святые первоучители – братья Кирилл и Мефодий, в честь которых проводился, впервые так широко и торжественно, церковью и мирскими властями, всей Москвой праздник славянской письменности и культуры.

Последний раз для русской церкви Лампада была зажжена в 1913 году, в момент наивысшего расцвета России. Нынешнее появление божественного огня должно стать началом возрождения нашего Отечества. С этим чувством пришли на Славянскую площадь тысячи москвичей и гостей столицы.

Если будете в Москве, сходите на бывшую площадь Ногина. В постаменте памятника, в маленьком оконце, увидите ту самую лампаду.

И не здесь ли начало советской традиции, связанной с Вечным огнем?

Не забыть бы, во что она в конце концов выродилась.

Хотела поначалу ограничиться чисто репортажным повествованием о Конгрессе славянских культур, но впечатлений оказалось столько, что понадобилось три номера газеты. Любой факт вызывал ассоциации, раздумья, воспоминания. Это лишний раз говорит о неординарности самого события.

Думается, Всемирный конгресс татар, который начнется 19 июня 1992 года, станет таким же событием. И не только для его участников, но и для всех казанцев.

Любовь АГЕЕВА

«Казанские ведомости», 4, 5 и 10 июня 1992 года

Иллюстрации современные