Цитата
Сей город, бесспорно, первый в России после Москвы, а Тверь – лучший после Петербурга; во всем видно, что Казань столица большого царства. По всей дороге прием мне был весьма ласковый и одинаковый, только здесь еще кажется градусом выше, по причине редкости для них видеть. Однако же с Ярославом, Нижним и Казанью да сбудется французская пословица, что от господского взгляду лошади разжиреют: вы уже узнаете в сенате, что я для сих городов сделала распоряжение
Письмо А. В. Олсуфьеву
ЕКАТЕРИНА II И КАЗАНЬ
Хронограф
<< | < | Ноябрь | 2024 | > | >> | ||
1 | 2 | 3 | |||||
4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | |
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | |
25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
-
1922 - Открыт первый в мире Казанский научно-исследовательский трахоматозный институт им. Е.В. Адамюка со стационаром на 30 коек
Подробнее...
Новости от Издательского дома Маковского
Погода в Казани
Фотогалерея
Олег Соколов: «Каждый человек – богоискатель»
- 30 декабря 2014 года
Мой собеседник – Олег Маркович Соколов, священник, в прошлом – руководитель религиозного братства святителя Гурия, потом настоятель Богоявленской церкви, в миру – преподаватель физики с большим стажем.
Интервью с ним «Казанские ведомости» опубликовали в январе 1993 года. Читаешь его – и как будто мы говорили на днях. Практически всё, о чем мы говорили, так же тревожит и меня, и отца Олега сегодня.
Мы давно уже намеревались обстоятельно побеседовать, а разговор начался еще в Москве, на Конгрессе славянских культур, где мы представляли славян Татарстана.
И вот наконец в канун Рождества мы довели его до конца в надежде, что этот диалог будет интересен многим – и верующим, и твердым атеистам. Потому что он – не только о религии.
– Олег Маркович, чем вы объясните тот необыкновенный всплеск интереса к религии, который наблюдается в последнее время? Казалось, была страна поголовных атеистов, и вдруг…
Как человек верующий, радуетесь этому факты или что-то вас в нем тревожит?
– Этот вопрос приходилось слышать не раз, и ответ на него давали многие. Так что, боюсь, не буду оригинальным. Но попытаюсь…
Прежде всего мы наблюдаем эффект запрещенного плода. Или маятника: чем больше общество отклонилось от религии, тем больше желания посмотреть, что там, в другой стороне. Такова человеческая психология.
Есть, как мне кажется, и более глубинные причины. Ведь атеистами все были только внешне, а внутри у каждого жило какое-то религиозное чувство.
– Конечно, все верят в сверхъестественное, боятся черных кошек...
– И потом, во многих семьях соблюдались религиозные обряды – как дань давним традициям. Так что религия не была задушена в такой степени, как хотелось бы нашим марксистским идеологам.
– А так ли уж сильно ее душили? Ведь за то, что человек верил, его в тюрьму не сажали. Кто хотел, крестил детей, венчался, держал дома икону.
– И все-таки государство довольно-таки энергично убивало религию. Конечно, простые старушки при этом не страдали. А вот, скажем, преподавателю вуза проявлять свои религиозные чувства было опасно. По себе знаю! Студентов выгоняли из комсомола, а потом, автоматически, – из вуза. Я уж не говорю о гонениях на духовенство.
– А зачем сегодня человек обращается к Богу? Только ли потому, что это безопасно?
– Это вопрос, наверное, философский. Мы, верующие, думаем, что в каждом заложена потребность в духовной жизни, в возвышенном. Человек не может ограничиваться только материальным – как поесть, поспать...
– Говорят, религия может помочь обществу вернуть нравственные начала. Насколько состоятельны такие ожидания?
– Я, безусловно, считаю, что религия помочь может. Во-первых, она декларирует нравственные нормы. Человек, обратившись к Богу, должен принять эти нормы и следовать им в своей жизни. И потом – мне кажется, человек, живущий духовной жизнью, не способен на низменные проступки.
Гарантия воздержанности от дурного – приподнятость над суетным миром.
– А что удерживает верующего человека от греха – страх наказания? И все-таки какое место в этом спектре чувства занимает наказание божие? По книгам и фильмам о дореволюционной жизни мы знаем, как детей пугали: Бог все видит, знает, грех его ослушаться, потом, в наше время, стали пугать милиционером. Сегодняшние дети ни Бога, ни черта боятся...
– «Страх Божий» – это не страх перед господином. Бог не тиран, деспот. Бог – прежде всего любящий Отец (но и «грозный судия»),
– Как же тогда объяснить: количество людей в храмах растет, а любви к ближнему не прибавляется, напротив, люди все злее становятся?
– То, что люди пошли в церковь, что обращаются к Богу, радует. Но есть обстоятельства, которые смущают. Смущают причины, по которым некоторые обращаются к Богу. Есть мода на одежду, появилась мода на религию. Это в какой-то степени оскорбительно для верующих.
Но я думаю, что и такие люди могут быть приобретением для церкви. Привлеченные в храм модой, они могут искренне, душой и сердцем воспринять Бога, поверить в него.
– Не раз приходилось наблюдать: человек обращается Богу в трудную минуту. Чем это объяснить?
– Все закономерно. В трудную минуту человек всегда пытается на что-то опереться. Говорят же – утопающий хватается даже за соломинку. Обращение к религии – шаг совершенно естественный. Бог – это жизненная духовная опора.
– Интересные вещи сегодня наблюдаешь: растет число людей, обращающихся к Богу, с другой стороны, верят знахарям, колдунам. В ходу языческие обряды. Религию выдают, как одежду: стал популярен бахаизм, страну заполонили протестанты...
– Это все объясняется одним – человек ищет Бога. Каждый, в той или иной степени, богоискатель. А поскольку нет одного достаточно мощного источника веры, как было раньше, когда православная церковь имела большое влияние на общество, человек мечется от религии к религии.
Раньше человек становился православным потому, что родился в семье православного. Традиции были сильны... (Но оставался православным по убеждению!).
А сейчас человек – будто с Луны прилетел, ничего не ведая, ничего не зная.
– И что же ему поможет правильно сориентироваться?
– Мне кажется, очень часто влияют внешние факторы, иногда даже материальные. Скажем, сейчас идет волна различных протестантских учений...
– А почему именно протестанты оказались столь активны?
– Они более активны по своей природе. Протестантизм, отколовшись от католицизма, должен был активно утверждать себя, иначе бы не выжил. К тому же протестантизм более прагматичен.
Что привлекает людей в этой религии? Прежде всего простота и доступность. Для того, чтобы воспринять православие, нужна какая-то подготовка. Если человек придет в церковь совершенно не подготовленным, ему трудно просто выслушать всю службу, он плохо будет понимать то, что говорят и поют, ведь служба идет неславянском языке.
В протестантизме все значительно проще – это привычное собрание, где к человеку обращаются на понятном ему языке; молитвы произвольные. А некоторые службы проходят в очень темпераментном темпе, с приплясыванием и прихлопыванием. Гимны поются в современных ритмах. Так что привлекательность протестантизма – прежде всего внешняя, а не глубинная, не богословская.
Нельзя не упомянуть еще одно обстоятельство, тоже немаловажное – материальный фактор. Протестантские общины, как правило, не испытывают недостатка в деньгах, они достаточно щедро финансируются Западом.
Вы посмотрите, какие страны участвуют в миссионерской деятельности на территории бывшего Союза. Те, которые стремятся распространить здесь свое влияние во всех других сферах – политике, экономике.
– Насколько мне известно, летом вы принимали участие в религиозной миссии «Волга-92». Что это была за миссия?
– «Волга-92» – это часть международной постоянно действующей миссии «Европа». Это протестантская миссия. Но поскольку страна у нас в основном православная, то и нам было предложено принять в ней участие. Наши иерархи сначала согласились, правда, с колебаниями, сомнениями. Были созданы оргкомитеты, в том числе казанский.
Когда идея обсуждалась на региональных уровнях, она встретила достаточно резкое неприятие. А потому православная церковь отказалась от официального участия в миссии, но разрешила желающим присоединиться к ней, не запретила, во всяком случае. И такие желающие были от многих регионов – в качестве наблюдателей. Вот и я был таким наблюдателем.
В чем заключалась работа миссии? Миссия плыла из Петербурга по Волге, останавливалась в различных городах, проводила евангелизационные собрания, на которых выступал финский проповедник Калеве Лехтенен.
– И много людей пришло на такое собрание в Казани?
– Нельзя сказать, чтобы мало, но гораздо меньше, чем предполагали организаторы.
Миссионеры планировали выступать на стадионах. Даже обсуждался вопрос, что делать с теми, кто туда не попадет. На первом же собрании, в Череповце, миссионеры были разочарованы, но посчитали, что это вина местных организаторов. Потом убедились, что всюду так – стадионы наполняются приблизительно на четверть, в лучшем случае – на треть.
В Казани миссионерам была отведена только западная трибуна. Кстати, они здесь не получили официального приема.
– А почему все-таки православные иерархи отказались от официального участия в миссии? Ведь протестанты свободно проповедуют с экрана московского телевидения...
– Православная церковь не приемлет прозелитизма, то есть стремления переориентировать людей из одной христианской конфессии в другую, в данном случае из православия в протестантизм. Когда миссия «Волга», готовилась, была достигнута договоренность, что миссионеры станут говорить лишь о том, что нас сближает.
Обычно протестантское собрание заканчивается призывом тотчас обратиться к вере. Православная церковь считает, что обращение к Богу – это результат больших душевных переживаний.
– Во всяком случае, акт сугубо индивидуальный.
– Конечно. И не такой скоропалительный. Обращение на протестантском собрании – это обращение в экстазе под воздействием искусного проповедника.
Речь перед миссией как раз шла о том, что на собраниях не должно быть такой концовки. Тем не менее проповедник от нее не отказался. Конечно, это была не единственная причина.
– А как вы относитесь к экуменизму?
– Движение за сближение церквей – экуменизм – существует давно. Мы считаем, что такое сближение полезно, но сближение вовсе не означает нивелирования и отказа от своих догматов. Мы, православные, не можем отказаться от того символа веры, который был принят еще в четвертом веке, от Священного предания, которое не признают протестанты.
– А как понимать слово «догматы»? В обыденном понимании оно имеет явно негативную окраску. Догмат – это нечто плохое, что мешает развитию.
– Этот отрицательный подтекст придали слову марксисты. Догматы – это основные положения веры, которые утверждены, освещены и которые не могут быть изменены.
– Которым надо безоговорочно верить?
– В общем-то да, мы верим. Не наука ведь у нас, а вера.
– В последнее время довелось читать несколько интересных статей о том, что наука и религия могут мирно сосуществовать. Мы ведь еще со школьной скамьи знаем, что верить в Бога могут лишь те, кто мало знает. Но почему-то среди верующих всегда были люди образованные, даже ученые. Что вы по этому поводу скажете?
– Я бы тут вспомнил замечательное утверждение: немногие знают, как много надо знать, чтобы знать, как мало мы знаем.
Наука знает очень много, но есть нечто, что принципиально не познается ее методами. Предмет изучения науки – прежде всего мир материальный. Но есть другая сфера, другой мир, наукой не познаваемый, мы постигаем его благодаря откровениям, которые Бог дает через святых, через пророков, то есть через людей, заслуживающих благодать своими трудами и подвигами.
– А как вы лично пришли к Богу?
– Я не приходил – я родился православным. Верующими были мама и бабушка. Так что мне не пришлось быть богоискателем.
Ну, а как мне жилось? Конечно, я не демонстрировал свою веру. И слава Богу, не было таких обстоятельств, которые потребовали бы от меня прямого ответа.
Церковь я посещал, правда, редко. Но на Рождество и Пасху обязательно. А когда судьба заносила меня в другие города...
– А где вы работали?
– Преподавал в КАИ, танковом училище, последние годы – в железнодорожном техникуме. Сейчас имею часы.
Конечно, я не мог открыто проповедовать религию, но пытался воспользоваться своим положением, чтобы перекрыть тот поток атеизма, который мог бы идти на молодежь через другого преподавателя. Я преподавал физику, и нам было положено использовать ее положения для Подтверждения марксизма.
– Не могу не поинтересоваться братством святителя Гурия: кого оно объединяет?
– Это объединение верующих, которые желают содействовать возрождению православной веры, восстановлению церкви. Чем занимаемся? Первая задача – содействие возвращению храмов, вторая – это просвещение, третья – благотворительность. Правда, для благотворительности нужны средства, а у нас их нет, поэтому больше стараемся заниматься просветительством – выступаем в различных аудиториях. Например, с большим успехом это делает отец Игорь.
Члены нашего братства преподают в воскресной школе при Петропавловском соборе, готовят материалы по истории Казанской епархии за советский период, собирают сведения о жертвах репрессий против верующих.
– А почему братство носит имя Гурия?
– Во-первых, мы продолжаем традиции братства святителя Гурия, которое существовало в Казани еще до революции. Гурий – это первосвятитель, первый казанский архиепископ. Можно сказать, он был первым христианским миссионером в нашем крае.
Следует особо подчеркнуть: мы прозелитизмом не занимаемся и другим конфессиям не угрожаем.
Братство объединяет около тридцати человек. Мы не стремимся к увеличению числа членов – стремимся расширить наше влияние, чтобы были заметны наши дела.
– Кстати, мы познакомились с вами, когда ваше братство боролось за Ивановский монастырь. Вас пригласили в милицию, и вы попросили редакцию отстоять свое право на пикет возле горсовета...
– Да, это было наше первое заметное дело. К сожалению, мы достигли лишь частичного успеха. Со второго захода возвращена колокольня. Часть сооружений нам пока не отдали. Тем не менее уже проведена реставрация церкви и в теплое время там проводилась служба.
– Так получилось, что все действующие православные храмы расположены в центре города и верующим не так-то легко туда добираться. Есть ли перспектива строительства церквей в других частях города?
– Да, этот вопрос стоит перед епархией. Желает ли епархия? Конечно, желает. Но денег на такое строительство нет. Те пока немногие церкви, которые возвращаются, требуют серьезного капитального ремонта. Как правило, возвращаются руины. А ремонт идет только на церковные деньги, государство помощь не оказывает.
– Особенность православной общины Казани в том, что она очень тесно соприкасается с мусульманским миром. Что мне всегда нравилось – так это стремление двух духовных пастырей жить в мире, не давать втягивать себя в политические игры. Нет ли повода для каких-то противоречий, непонимания сейчас?
– Мне кажется, что конфликтов между мусульманами и православными нет. Нет даже повода для них. Ни та, ни другая сторона прозелитизмом не занимается, и делить нам нечего.
Положение осложняют какие-то другие круги, причем, как мне кажется, незначительные, но очень активные. Не так давно в правлении ТОЦа я узнал, что в Казань приезжают прибалтийские монахи. Оказывается, где-то это знают лучше нас, православных. Кому понадобилось раздувать пожар вокруг ложного факта?
В своем стремлении вернуть православные храмы мы порой встречаем сопротивлением властей, которые кивают на лидеров татарского национального движения. Но, как мне кажется, власти несколько преувеличивают их влияние в мусульманском мире. Может, так проще найти причину для отказа.
А с мусульманами мы хотим жить в мире и согласии, как живем уже много веков. Ведь нет повода для беспокойства, если 7 января Татарстан будет праздновать Рождество, а в июне придет очередь большого мусульманского праздника – Курбан-байрам.
Пользуясь случаем, хочу поздравить православных казанцев с Рождеством Христовым.
– Редакция присоединяется к этому поздравлению.
Спасибо за беседу.
Интервью взяла Любовь АГЕЕВА
«Казанские ведомости», 6 января 1993 года