Казанский старообрядческий некрополь

Анатолий Елдашев

26 июля 2019 года

Известный казанский краевед Енатолий Елдашев уже давно изучает историю казанских некрополей. В октябре 2018 года он выступил на республиканской старообрядческой конференцию на тему «Традиции старообрядческой благотворительности», посвященную памяти купца Якова Шамова. 

На конференции было объявлено, что планируется издать по итогам конференции сборник со всеми выступлениями. И организаторы конференции свое обещание сдержали: 26 июля 2019 года состоялась его презентация. На сайте «Казанских историй», в рубрике «Читальный зал», мы разместили некоторые выступления на этой конференции.

Предлагаем вашему вниманию доклад казанского историка-краеведа Анатолия Елдашева.

Некрополь – это пространство особого рода, сохранение которого в его целостности имеет непреходящее социально-нравственное значение. Это – важнейшая и очень уязвимая часть нашего культурного наследия. Разрушение некрополей свидетельствует о духовной болезни всего общества. Послереволюционный вандализм, разрыв традиций, советский агрессивный атеизм, корысть и безразличие эксплуатационных служб – всё эго привело и приводит к гибели многих сотен памятников в исторических некрополях и ликвидации старых кладбищ.

Всё сказанное в полной мере относится и к казанским некрополям, в том числе и монастырским. До конца 1920-х гг. в Казани насчитывалось семь монастырей, из них пять мужских – Свято-Успенский Зилантов, Спасо-Преображенский, Иоанно-Предтеченский, Свято-Введенский Кизический и Воскресенский Ново-Иерусалимский, а также два женских – Казанско-Богородицкий и Свято-Троице-Феодоровский, преобразованный в 1900 г. из мужского. Все они имели свои некрополи. И ни один из них не сохранился до наших дней.

Арский некрополь

Обустройство кладбищ в Российской империи длительное время вообще не регулировалось законами и нормативными актами. Но уже через три года после восшествия на престол Екатерины II (1765 г.), стало ясно, что патриархальные времена, когда погребение осуществлялось по желанию родственников, где им захочется, уходят в прошлое.

Основной причиной, заставившей императрицу Екатерину заняться проблемой кладбищ, стала эпидемия чумы в Москве в 1771 г., в результате которой погибли десятки тысяч людей. В ходе массовых волнений даже был убит московский митрополит Амвросий.

Последовали два императорских Указа – от 24 декабря 1771 г. и от 19 мая 1772 г. об учреждении кладбищ на расстоянии не менее 1,5 вёрст от населённых пунктов. При этом оговаривалось, что «городские кладбища огораживаются плетнём или забором, а то и земляным валом, но токмо оный вал был бы не выше двух аршин [...][1]для удержания скотины, чтобы оная не могла заходить на кладбище».[2] 

Так появилось Арское кладбище.

В первой половине XIX в. Казань была уже многонациональным и многоконфессиональным городом. На Арском погосте были выделены конфессиональные участки для инославных (лютеран, католиков, старообрядцев разных толков) и для иноверцев (иудеев). Эти участки состояли в ведении своих приходов, городские власти и органы самоуправления в их дела не вмешивались. В конце 1880-х гг. на восточной его окраине появилось и военное кладбище.

Постепенно разрозненные участки соединились в единый некрополь. Несмотря на 75-летний период советского постоянного и целенаправленного разрушения, крупнейший городской некрополь всё ещё остаётся с мемориально-архитектурной точки зрения весьма привлекательным[3]. За 245 лет его существования там упокоилось не менее 250 тысяч человек. Это, по существу, история нашего города за четверть тысячелетия. Среди погребённых – знаковые исторические фигуры: священники, иерархи, купцы-благотворители, участники Первой мировой и Великой Отечественной войн, летчики-испытатели, преподаватели учебных и духовных заведений и большое число простых граждан.

Старообрядческий участок Арского некрополя

В Казани проживало немало старообрядцев, принадлежавших к Белокриницкому, Старо-Поморскому и Поморско-брачному согласиям, а также «единоверцев».

Эта часть некрополя появилась во второй половине XVIII в. Историками-краеведами обнаружен самый старый из сохранившихся могильных камней, датированный 1790 г.  именно на этом участке.

До нашего времени сохранилось свыше ста старообрядческих захоронений первой половины XIX – первой половины XX столетий.

Захоронения «единоверцев» – Золиных, Лисицыных, Щетинкина Василия Ивановича (1810-1860) – отца крупнейшего купца-благотворителя Павла Васильевича Щетинкина, Смоленцевых, Моисеевых.

Захоронения представителей Белокриницкого согласия – Коровиных, Карповых, Афанасьевых, главы общины современной Русской Православной старообрядческой Церкви Пастухова Алексея Ильича (1861-1930).

Захоронения представителей Поморского согласия – Зиминых, Елесиных (от склепа купца Елесина осталась только напольная плитка), Оконишниковых (определено место упокоения Ивана Оконишникова, скончавшегося в 1904 г.), Зориных, Фоминых, Никитиных, Санниковых, Звездиных, Гордеевых, Кузнецовых, Лаптевых.

Самое известное из захоронений на Старо-Поморском участке – могила знаменитого благотворителя и одного из лидеров Старо-Поморской общины, купца, потомственного почётного гражданина Казани Якова Филипповича Шамова (1833 – 1908), являвшегося – с 1879 г. – гласным Казанской городской думы, председателем совета купеческого банка, общества взаимного кредита, членом правления Казанского общества призрения и образования глухонемых детей, попечителем Александровской больницы. В 1908-1910 гг. на средства Я.Ф. Шамова и его супруги Агрипины Хрисанфовны Шамовой (Фоминой) по проекту известного казанского архитектора К.С. Олешкевича в стиле модерн было построено трёхэтажное здание больницы (известна, как «шамовская»).[4]

Роскошный склеп на его могиле в конце первой «церковной» аллеи поставили не родственники (на могилах етарообрядцев-поморцев вообще не было дорогих памятников), а Городская Дума, в благодарность за его пожертвование по завещанию огромной суммы на постройку городской больницы.

Внутри балдахина – три надгробия из чёрного мрамора-лабрадорита. Сам Шамов упокоился по центру склепа: «Казанский 1-й гильдии купец Яков Филиппович Шамов. Скончался 30 ноября 1908 года на 73 году от рождения. День ангела 23 октября». Слева от его захоронения: «Под сим камнем погребено тело раба Божия Стратоника Матвеевича Капустина». Справа: «Под сим камнем погребено тело раба Божия Ивана Ивановича Строкина, скончавшегося 16 октября 1915 года; жития его было 34 года, 7 месяцев и 15 дней».

Мрамор для склепа был обработан в московской мастерской Ивана Ивановича Новикова (Таганка, улица Семёновская).

Ныне радением общины и лично её духовного настоятеля отца Александра Евгеньевича Хрычёва часовня-склеп восстановлена. Это – пример непоказного, но должного и уважительного отношения к памяти своих предков.

Могила Агрипины Хрисанфовны Шамовой (умерла в 1927?) – супруги Я.Ф. Шамова, известной благодетельницы, находится напротив склепа мужа. Скончалась она в семье бывшего приказчика Конона Кузнецова.

Рядом со склепом находится часовня Поморского согласия, построенная в 1870-х гг., возможно, по проекту казанского архитектора П.И. Романова. Вплоть до 1960-х гг. около неё тайно собирались и молились старообрядцы. Часовня построена в стиле эклектики, преобладают псевдорусский стиль, византийский. В настоящее время возвращена общине, в ней ведутся восстановительные и отделочные работы, начались поминальные службы.

Часовня Белокриницкого согласия была окончательно разрушена к 1990 г., сохранилась только часть южной стены, восстановлению не подлежит.

Старообрядческий «стекольный» скит

У старообрядцев Старо-Поморского согласия в Казани было ещё одно кладбище, совершенно нелегальное по законам Российской империи – так называемый стекольный скит, который входил в Ильинский приход Мокрой слободы. Речь идёт о так называемом старом стекольном заводе, находившемся на западной окраине города, неподалеку от современного железнодорожного вокзала.

До середины XVII в. на этом месте функционировал монастырь во имя Дмитрия Прилуцкого, основанный ещё во второй половине XVI в. Он был приписан к миссионерскому Спасо-Преображенскому монастырю и был закрыт, якобы, за приверженность монахов старым обрядам и традициям. Старообрядцы-беспоповцы почитали это место, вероятно, уже со второй половины XVIII в., собираясь здесь для служб. Тут же и хоронили усопших: на возвышенном месте находился погост «раскольников».

Известный казанский краевед Н.Я. Агафонов в своей книге «Казань и казанцы», изданной в 1906 г., среди 3207 (подсчёты наши – Л.Е.) фамилий усопших казанцев на четырнадцати городских кладбищах, отмечает лишь три погребения на Стекольном (Прилуцком).[5] Устроитель скита Василий Савинов (1770 – 1 мая 1848) был погребён на Арском Поморском кладбище. А вот его дочери Савина Васса Васильевна (1812 -31 января 1831) и Фомина (Савина) Ксения Васильевна (1809 – 12 мая 1833) – на Стекольном кладбище. И ещё исследователь извещает об одном захоронении на этом погосте – купеческой жены Гордеевой Ирины Ивановны (1791 - 7 мая 1823).

Следует также упомянуть церковь Казанской иконы Божией Матери (ныне Покрова Пресвятой Богородицы) Белокриницкого согласия. Старообрядцы, приемлющие священство, ещё с 1884 г. пытались устроить храм именно на этом месте. Но полиция регулярно брала с владельца земельного участка Володина подписку о запрещении строительства церкви. Существует серьёзная версия, что под видом склада они начали строить церковь. Поэтому этот храм и имеет такую нетрадиционную конструкцию. Средства на него жертвовали десятки московских и казанских купцов-старообрядцев – Свечниковы, Барабановы, Хворовы и другие семейства. Храм был освящён в сентябре 1909 г.

Этот храм также имеет свой небольшой некрополь: в подклети были погребены старообрядческий епископ, преосвященный Иоасаф (Иван Петрович Зеленкин) (умер 27 марта 1912) и один из строителей храма, священник Петр Данилович Залетов (умер 19 сентября 1917). Захоронение священника Залетова внутри храма является, по всей видимости, последним из подобного рода захоронений.

В заключение отметим следующее.

На погосте Кизического Свято-Введенского мужского монастыря упокоился первый ректор Императорского Казанского университета Илья Фёдорович Яковкин (умер 26 марта 1836). На его надгробии была начертана глубокая по мысли и содержанию эпитафия, обращённая к последующим поколениям:

«О, вы, которые в молитвах и слезах теснились вкруг

моей страдальческой постели,

которые меня в борьбе с недугом зрели...

О, дети! О, друзья! На мой спокойный прах

 придите усладить разлуку утешеньем».[6]

Спустя восемьдесят лет после его смерти, в 1916 г., казанский искусствовед Леонид Ильинский взывал к общественности о том, что «на городских кладбищах гибнет память о старых деятелях, гибнет история города, его культурная жизнь».[7] Он мечтал о лучших временах в сохранении и заботе о некрополях.

Но пришли потомки и камня на камне не оставили от старинных кладбищ и монастырских некрополей. Как гласит народная пословица: «Мертвые сраму не имут». Позор за беспамятство падает на нас, живых...

Наверное, среди многих причин того, что наше общество задыхается от нехватки духовности, – забвение очень важных составляющих нашей культуры. Мы обращаемся к наследию отдельных личностей и пренебрежительно относимся к местам их упокоения – тоже носителям культуры. Это вызывает ощущение неполноценности отечественного культурного потенциала, ибо каждая его часть должна органически входить в целое.

Не менее печально и то, что мы продолжаем терять завещанное нам нашими предками. Неблагодарные наследники, мы равнодушно взираем на поругание могил предков, разрушение некогда полных жизни домов, одичание рукотворных ландшафтов. Вместе с ними уходит память, продолжает рваться связь времен. Мы до сих пор не можем остановиться в самоограблении.

Но, как сказано у Екклесиаста: «Время разбрасывать камни и время собирать камни. Время терять и время искать и сберегать» (Еккл. 3; 5, 6).