Николай Караченцов: Надо оттащить молодых от наушников и домашних динамиков

Татьяна Лескова, Любовь Агеева

20 марта 2021 года

Интервью с актером Ленкома Николаем Караченцовым под заголовком «Вести за собой молодежь» было опубликовано в «Вечерней Казани» 20 ноября 1982 года. Знаменитый театр тогда показывал в Казани рок-оперу «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты».

Предлагаем вашему вниманию то самое интервью и комментарий к нему одного из авторов – Любови Агеевой.

  Николай Караченцов: «Вести за собой молодежь»

Николая Караченцова знают в основном как киноактера. Но он еще и ведущий артист Московского театра имени Ленинского комсомола. Сегодня актер театра и кино Николай Караченцов – наш собеседник.

– Николай, какова, на ваш взгляд, основная задача театра в наше время?

– Миссия театра, как я понимаю, не односложна. Но если обобщить все его функции, то главное – это воспитание. Нам доверено разговаривать с людьми, доверено их изменять. Нам в руки дана довольно большая власть. И вот тут уже возникает вопрос, как ей пользоваться?

Наш театр сейчас популярный, «модный», на его спектакли трудно попасть. Но прежде всего это – театр Ленинского комсомола. Название обязывает нас ко многому. Главный наш зритель – молодежь. И отсюда наша задача – нести великие идеи в молодые умы. А вот как это делать сегодня? Конечно же, разнообразно, тонко, умно, талантливо по возможности. И искать какие-то новые формы подачи наших мыслей, идей.

Нашим театром руководит сегодня, на мой взгляд, один из очень интересных художников, режиссер Марк Анатольевич Захаров. И вот благодаря ему – потому что он необычайно точно и остро чувствует пульс времени – наш театр в последнее время стал на путь поисков самых разнообразных направлений. Так появился у нас музыкальный спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» – наш первый опыт в этом плане. А теперь вот поставили еще «Юнону и Авось».

– Но ведь ваш театр драматический. Зачем понадобились вам музыкальные спектакли?

– Сейчас молодежь увлекается современной музыкой, современными ритмами. Но вот как их оттащить от наушников и домашних динамиков и – к нам в театр? И понятным им языком поговорить с ними о добре и зле, о том, как в человеке зарождается что-то черное, о том, насколько это страшно для него самого и вообще для человечества. Об этом наш спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», созданный на основе великой притчи Пабло Неруды. Ведь интересная задача?

Но чтобы нас не обвинили в дилетантизме – ведь скажут, вы не оперный театр, не музыкальный – представляете, с какой ответственностью мы должны подходить к этой работе, как долго нам, музыкально почти «безграмотным» людям (если исходить из требований, предъявляемых к исполнителям – профессионалам), приходилось разучивать наши партии, чтобы Алексей Рыбников разрешил вынести все это на суд человеческий...

– У вас в театре талантливые актеры, которые могут, кажется, все – и петь, и танцевать, прекрасно владеют и пластикой, и вокалом. Но не пошли ли вы на поводу у молодежи, предпочитающей рок-музыку всей остальной?

– Разумеется, мы не беремся за постановку рок-оперы только потому, что это модно и популярно у той части молодежи, которую нам хотелось бы привлечь в театр. В любом спектакле нам хочется лидировать, быть в роли ведущих, но не ведомых.

Если разговаривать с молодежью на одном с ней уровне, это значит – уже отстал. Надо быть всегда чуть-чуть впереди. А если идти на поводу, то в комедии, например, можно скатиться до вульгарных анекдотов: рассказывай их – и будут смеяться. А наша задача – привить вкус к хорошей комедии, к остроумному слову – к Ильфу и Петрову, например... И тоже будут смеяться. Но – уже по-другому.

Можно обратиться за примером к рок-спектаклям, о которых мы уже говорили. Здесь тоже есть два пути. Можно взять, например, любой ансамбль, которым заслушивается молодежь, – «Бони М», «Аббу» или другое что, и под них что-то сделать. Можно. Но это будет называться «идти на поводу».

Во-первых, это сразу, заведомо будет ниже того первоисточника, который мы возьмем; а, во-вторых, это будет вторичное произведение, никак не способствующее воспитанию хорошего вкуса.

Второй путь – на языке, понятном молодежи, создавать новое, оригинальное, свое – безусловно, на высоком художественном уровне.

– Николай, сегодня во время спектакля вы сидели среди зрителей. Для чего вам это было нужно? Вы наблюдали, как играют актеры, или же вам была интересна реакция зала?

– Конечно, сразу нужно сказать, что зал Дворца спорта для нас весьма непривычен и сильно отличается от нашего, вмещающего всего восемьсот человек. Поэтому уже после первого спектакля пришлось вносить какие-то коррективы.

В казанском Дворце спорта сам объем зала играл на нас, потому что в самой основе спектакля есть нечто эпическое. И вот за счет масштаба зала мы в чем-то даже не потеряли, а приобрели. Появились другие возможности, которые в нашем зале использовать не удалось бы.

Но испытали мы и трудности: несмотря на то, что у артистов в руке микрофон, есть внутренний посыл на этот громадный залище, все-таки трудно сразу к нему привыкнуть, приспособиться. Получилось так, что в первый вечер мы не рассчитал наши силы, и у многих «подсели» голоса.

Можно было бы для упрощения – чего там, все равно не видно! – взять и записать все это на фонограмму. Нам много раз это предлагали. Действительно, как быть, если вдруг сорвал голос, а играть надо? Но играть под запись? Нет, на это мы никогда не пойдем. Потому что в таком случае мы убьем существо Театра с большой буквы. Тогда зрителям лучше в кино ходить. Весь смысл в том, что в театре все действо происходит сию секунду. Пусть актер играет с сорванными связками, но играет с той душой, в том состоянии, которое есть именно сегодня, а не вчера и завтра. И тогда будет живой контакт меж актерами и зрителями, будет Театр, который отличается от всех видов искусства тем, что это искусство момента.

– А как вы относитесь к слову «популярность»? Не мешает ли популярность актера, спектакля восприятию самого спектакля как произведения искусства? Зачастую популярная пьеса, книга, картина становятся некоей вещью, обладать которой престижно.

– Что касается популярности актера, то к этому я отношусь сложно, пожалуй, даже отрицательно. Нужно, чтобы она была плодом твоего труда, твоего мастерства. И тогда слово «популярность» уступит место понятию «признательность». Конечно, заслужить это трудно.

Прежде всего не надо думать – «популярен», «не популярен». Нужно просто заниматься своим делом и делать его хорошо. Нужно относиться к каждому выходу на сцену, как к маленькому поводу совершенствования себя, своих возможностей, всего спектакля, в котором играешь. Все остальное – второй план.

Что же касается престижности искусства, это – проблема. Зачастую в зале сидят вовсе не те люди, с которыми хотелось бы общаться. Это люди, которые наслаждаются прежде всего самим фактом присутствия в зале, предвкушая, как в компании можно будет небрежно бросить: «Звезда и смерть...»? Смотрел на днях. Ничего, знаете симпатично, любопытно, но ничего особенного – и так далее. А те, кому, действительно, надо было бы сидеть в зале, уже не смогли туда попасть. Конечно, нас это тревожит и волнует. Но не нужно думать, что зал на спектаклях ленкомовцев полон только тогда, когда идут «престижные» спектакли.

В наш театр вообще трудно попасть, билеты раскупаются за два-три месяца вперед. А ведь в репертуаре очень разные спектакли: «Иванов» Чехова, «Жестокие игры» Арбузова, «Тиль», написанный Гориным по мотивам произведений Шарля де Костера, «Чинарский манифест» Чхеидзе... Но на всех спектаклях – аншлаг. Значит, наш театр нужен людям. Значит, им необходимо то, о чем мы говорим. Мы, свою очередь, стараемся оправдать доверие зрителей, быть с ними предельно искренними, честными.

Есть у нас в театре такой закон – спектакль следует играть так, будто он последний в твоей жизни. И в то же время игратьего как премьеру, чтобы не складывалось впечатление, будто это слепок со вчерашнего, позавчерашнего спектакля.

Мы рады, что зрители ценят это и приходят к нам снова и снова.

Татьяна ЛЕСКОВА, Любовь АГЕЕВА

«Вечерняя Казань», 20 ноября 1982 года

КОММЕНТАРИЙ ИЗ 2021 ГОДА

Столько лет прошло, а наши вопросы и ответы на них не утратили своей актуальности. Разве что сегодня скорее всего подойдет другой заголовок, не такой  высокопарный. К тому же в наше время редкий актер будет говорить с журналистом о сверхзадаче театра – влиять на умы и сердца своего зрителя. Хотя, как мне кажется, Марк Захаров, возглавлявший Московский Театр имени Ленинского комсомола многие годы, всегда имел это ввиду, избегая повсеместного тренда на развлекательность.

Спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» вызвал огромный интерес. Дворец спорта был переполнен. Ведь до этого мы только слышали о таком жанре, как рок-опера. Лишь счастливчикам удалось посмотреть в Москве «Юнону и Авось». Но это был уже второй музыкальный спектакль. Первым был «Мурьета».

Существовал или нет реальный Хоакин Мурьета, доподлинно не известно. Легенда гласит, что родился он в 1830 году и был то ли мексиканцем, то ли чилийцем.В двадцатилетнем возрасте он отправился в переживавшую тогда «золотую лихорадку» Калифорнию, где одного за другим потерял двух близких людей: его брат-близнец был повешен за преступление, которого не совершал, а подруга Росита была избита и изнасилована рейнджерами. После этих печальных событий Хоакин поклялся отомстить янки и собрал  настоящую банду головорезов. Имя Хоакина стало нарицательным, его связывали чуть ли не со всеми творившимися тогда преступлениями, не очень-то разбираясь, кто конкретно их совершил. Но в памяти людей он остался своего рода Робин Гудом.

    За несколько лет до описываемых событий мировую музыкальную жизнь в буквальном смысле слова взорвала рок-опера «Иисус Христос – супер звезда». Захаров захотел поставить что-то похожее и на московской сцене,  благо сама история Мурьеты была благодатным материалом для новых театральных экспериментов, а либретто легко «накладывалось» на симфо-рок. Юрий Энтин предложил режиссёру пригласить для совместной работы преподавателя Московской консерватории Алексея Рыбникова. Тот написал два варианта оперы – сценический и для грамзаписи, в которой главные партии исполнили постоянно работавшие с композитором Геннадий Трофимов и Жанна Рождественская. В спектакле же роль Хоакина досталась Александру Абдулову, Тересу играла Любовь Матюшина, а Николай Караченцов блистал в двух ролях – Смерти и Главы рейнджеров.

Естественно, «Вечерняя Казань» не могла пройти мимо этого грандиозного события. Из всех актеров, занятых в нем, мы выбрали Николая Караченцова. Он к тому времени уже был довольно популярным артистом, правда, знали мы его больше по киноролям.

В то время никто еще не сторожил двери гримерок, не отсылал к пресс-секретарем. Поэтому выход на актера был банален – в перерыве, пользуясь тем, что он неожиданно оказался в зрительном зале, подошла к нему с предложением ответить на несколько вопросов. Николай пригласил после спектакля в гримерку.

Ему отвели большую комнату с одиноким столом. Дворец спорта тогда играл две роли – был спортивным сооружением и концертным залом одновременно. Во время соревнований эту комнату наверняка использовали для других целей.

Подождала для приличия минут 10, а потом заглянула. Николай сидел за столом – снимал грим. Меня увидел, хотя я тут же закрыла дверь. Как сейчас помню, был он в одних трусах, если память не изменяет, с ромашками (или подсолнухами, но рисунок был непривычный для такого предмета одежды).

Мне приходилось бывать в гримерках казанских артистов, но никогда я не видела их в трусах.

Подумала, что времени ему не хватило, чтобы одеться, а потому подождала еще минут 5. А потом снова заглянула. Актер не сменил позы, все так же сидел возле зеркала. И по-прежнему был в трусах.

– Ну, куда же вы подевались? – спросил он. – Я ведь вас видел…

Так и беседовал он со мной в трусах. Правда, разговор был короткий – мне надо было договориться о времени для большого интервью, которое, насколько мне помнится,  взяла потом Татьяна Лескова.

Вот так с тех пор при имени Николая Караченцова я вспоминаю его распахнутую улыбку и трусы в цветочек…

Жаль, нет в Казани Владимира Зотова. В его архиве наверняка есть снимок, который пошел в газету.

  Любовь Агеева, заведующая отделом науки, учебных заведений и культуры,

старший корреспондент в 1979-1990 годах