Говорить, что нечто появляется из пустоты, не приходится

Рамиль Гарифуллин, кандидат психологических наук, доцент, психолог и психотерапевт

17 марта 2024 года

Научные интересы Рамиля Гарифуллина, доцента Института психологии и образования КФУ, кандидата психологических наук, заслуженного работника культуры РТ, выходят далеко за рамки криминальной темы, но высказать свое мнение о вражде казанских группировок он не отказался.  

Его точка зрения, изложенная в интервью Любови Агеевой сильно отличается от того, что казанцам известно из других источников.  Психолог рассматривает «казанский феномен» на широком фоне жизненных явлений, не находя в подростковых группировках чего-то экстраординарного, феноменального.

― Как вы думаете, Рамиль Рамзиевич, был ли феномен казанским?

― Никакого феномена не было ― нечто подобное происходило во многих регионах Советского Союза. «Казанский феномен» ― явление более публицистическое, чем реальное. Так назвал увиденное в Казани один московский журналист, и это понятие все подхватили.

― Вы далеко не первый, кто винит журналистов. Но ведь процесс массового группирования подростков в городе возник гораздо раньше, чем о мотальщиках начали писать «Комсомолец Татарии» и «Вечерняя Казань». Был же какой-то спусковой крючок для повсеместного распространения гопничества в 80-е годы? Как так могло получиться: вчера «контор» не было, а сегодня они по всему городу?

― Ничего не возникает на пустом месте. Специфика этого явления в Казани, связанная с особенностью города, этносов, здесь проживающих, общественных институтов, с попустительством и неспособностью власти влиять на происходящее  и другими факторами ― отдельная тема. Но и в этом в те годы было много универсального для всех регионов страны.

Осмысление этой феноменологии не сделано. Я бы взялся, но у меня хватает пока иных проектов. Истина ― в самих участниках этих группировок, в их рефлексии.  Приходится с ними общаться. Они уже люди взрослые, но, увы, у них не хватает навыка понять, почему они так себя в то время вели. Нужен индивидуальный психоанализ.

Полезна не их долгая болтовня, ее сейчас много в интернете. Для исследователя важны некоторые ключевые фразы. Важно не ЧТО они говорят, а КАК они говорят.

― С чем же было связано массовое группирование подростков? Есть ли какая-то главная причина?

― Общество, государство, конкретные представители власти паразитически используют мощный пацанский максимализм, их понятия чести и товарищества, желание почувствовать свою сущность в пограничной ситуации между жизнью и смертью. Если государство не предлагает такой возможности, возникает их самоорганизация. И в этом сущность феномена всяческих пацанских группировок, в том числе, казанских.

Греховность мира в том, что в нем хронически, из поколения в поколение, в процессе глобальных и локальных войн всегда преимущественно льется кровь вчерашних пацанов, не имеющих зрелого осмысления жизни. Осмысление есть у зрелых людей, и они чаще избегают войны.

Казань стала городом, в котором проблема группировок была осознана как проблема государственной и национальной безопасности. Поэтому государство вмешалось.

― Вмешалось не государство, а конкретные люди. Правда, долгое время они не хотели ничего замечать. Видимо, каждому должностному лицу нужен был личный опыт, который припер бы к стен­ке, чтобы понять всю сложность положения. Но у меня нет фактов об опасности национальной или государственной.

― Когда жизнью в обществе, государстве управляет криминал ― разве нет в этом опасности?  

― Именно так было в 90-е годы.

― И в 80-е так было. Только вы этого не замечали. В 90-х годах мною была разработана теория социальных лабильных заготовок общества. Согласно этой теории, в обществе всегда существуют как бы зародыши ― эмбрионы или некие социальные флуктуации, которые еще не имеют глобальности и организованности. Этими «эмбрионами» являются вначале сами индивиды ― личности, в частности, подростки, открытые к проявлению максимализма, с чистотой помыслов. Но именно эти установки и мечты подростков становятся мишенями манипулятивного воздействия людей взрослых, в частности, авторитетов криминального мира.

На начальном этапе «эмбрионы» не способны разрастаться, они ждут  своего часа, то есть определенных социально-критических условий, при которых резко начинают разрастаться. В частности, в этом заинтересован преступный мир, который пасет государство через систему «воров в законе». При слабости государства он имеет возможность влиять на власть.

Казанские «конторы» ― это продукт развития таких лабильных заготовок, способных к самоорганизации. Таким образом, говорить, что нечто появляется из пустоты, не приходится. 

Люди всегда стремятся к самоорганизованности, особенно когда нет развитого гражданского общества. В обществе есть структуры для этого, есть первичная социограмма. И всегда есть противостояние тех, кто хочет влиять.  Власть это знает и имеет механизмы для такого влияния. В этом залог выживания государства. Если власть и государство никак не влияют на жизнь людей, то в обществе всегда найдутся желающие для такого влияния.

― Мы это видели в 90-х годах, когда влияние было уже открытым. 

― Поэтому я и говорю: «казанский феномен» был симптомом государственной и национальной опасности.

― Вы не думали, почему так популярен сериал «Слово пацана. Кровь на асфальте»?

― Для объективности необходимо учесть, что были мощные инвестиции в раскрутку сериала в интернете. Ротация, тираж информации двигают любой видеоконтент. И зарождается, согласно моей терминологии, эмпирическая эстетика, основанная не на мастерстве киноленты, а на тираже и массовости. То, что выходит в тираж, временно становится родным и своим. Киноэстетика толпы ― это не киноэстетика отдельного кинозрителя! Это нечто иное.

Если бы не было этого, не было бы такого мощного резонанса.  Всё расковыряли — и всё задвигалось за небольшой промежуток времени. В противном случае эта тема продолжала бы находиться в спячке.  Волна популярности пацанов спадёт, и о книге Гараева, и про сериал забудут. Помнят только фундаментальное.

Вопрос ―  кому этот проект понадобился? Вряд ли это связано лишь с мотивами кинопродюсеров получить больше прибыли. Думаю, эта тема выбрана кем-то в качестве инструмента манипуляции. Только время покажет, кем и кто станет ее жертвами.

― Вас беспокоит романтизация преступности в сериале?

― Здесь не всё так просто. Может, и не ставилась задача романтизации криминального мира. Важно, какой киноэстетикой наполнен зритель: садомазохистико-злорадной или воистину сопереживающе-эмпатической?  Это необходимо изучать. Людям хорошо наблюдать за ужасом вне собственной постели ―  на экране ужас, а у меня под одеялом всё хорошо.  На этом, в частности, основывается киноэстетика фильмов-ужастиков.

Если эстетическая ткань фильма соткана так, что стопроцентно вызывает у любого кинозрителя зависть и симпатию к криминальному персонажу, то тогда это проблема создателей киноленты. Но если эстетические процессы начинают зависеть от индивидуальной психологии кинозрителя и он сам выбирает, какому герою симпатизировать: криминальному или антикриминальному, то это уже не проблема создателей фильма, а проблема самих зрителей.

Помню, как я был экспертом-психологом при оценке последней постановки оперы «Джалиль» Назиба Жиганова на сцене Татарского академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. Один политик подал иск в суд на том основании, что в опере используется фашистская свастика, которая, по его мнению, является пропагандой фашизма. В проведенной мною экспертизе было доказано, что свастика и всё фашистское на сцене вызывает у зрителей омерзение. В результате иск суд не удовлетворил.

Я многие годы читал лекции по психологии и социологии кино. В интернете они есть.

В случае с фильмом «Слово пацана. Кровь на асфальте» такая же ситуация. Здесь романтизация не при чем. Мои исследования показали, что немалая часть казанцев, которая помнит эти времена, так и не набралась воли и желания посмотреть или досмотреть этот сериал до конца. Другая часть устроила себе психотерапию ностальгией, чтобы закрыть незавершенный гештальт, то есть, при просмотре завершила эту историю в своей душе.  

Но есть и немалая часть аудитории, которая смотрела на сериал с любопытством, наполнившись эстетикой сопереживания и познания «казанского феномена». Здесь важна дифференциальная психология: возрастная, гендерная, социально-статусная и другая. Всё не так просто, как у дилетантов-экспертов, которые сейчас пиарятся в СМИ на волне популярного сериала.

― Как вы думаете, почему казанские подростки, по мнению многих исследователей, были агрессивнее, чем в других городах?

― Феномен жестокости ― это тема соотношения индивидуальной и групповой агрессии.  При переходе от индивидуальной к групповой агрессии имеет место эффект заражения, подражания и обстоятельств. Согласно моей модели, существует треугольник агрессии: давление ― обстоятельства ― оправдание. Давление ― это давление внешнее (группа, лидер) и внутреннее (страхи и тревога). Обстоятельства ―  инцидент, безнаказанность, криминальные авторитеты, наличие оружия и другое. Оправдание ― агрессор. Не имеющий оправдания и идеологии есть слабый агрессор.

 У подростков это было на уровне убеждений. А сформированного мировоззрения не было, поскольку реальность и то, что они слышали, не совпадали с тем, что они знали и видели. И дома, и в школе, и в газете, и на улице. Везде.

Моя концепция ―  агрессии нет, а есть защитная реакция тревожного человека на воздействие. Эта реакция чаще всего бывает агрессивной. Попробуйте погладить кота, когда он ест. Сначала он показывает тревогу и лишь потом кусается. У подростков была тревога от неопределённости и двойственности восприятия социума ― всё этов 80-х годах было на пике.

Повторюсь, это была общесоюзная ситуация.  Прикормленность столицы и некоторых республик при дискриминации других регионов усугубляла механизмы тревоги.

― Можно ли ждать повторения подобного феномена?  

― Повториться такое не может. Я писал об этом в монографии «Основы постмодернистской психологии». Тревога в современном мире снимается в интернет-пространстве. Энергия тревоги стравливается в виртуальный мир. Социальность умирает.  

Возросли информированность и объективность восприятия проблем общества. Манипулировать и влиять в таких условиях трудно. Если отключат интернет, то вероятность усилится.  

При рассмотрении вопросов безопасности государства выделяют проблемы национальной и государственной безопасности. В настоящее время состояние общества требует более глубокого и отдельного рассмотрения различных составляющих национальной безопасности. В частности, я включаю сюда психологическую безопасность. Желающих узнать об этом подробнее отсылаю к моей научной работе «Концепция Российской психологической безопасности», которая есть в интернете.

По моему мнению, именно психологическая безопасность на современном этапе развития нашего общества выступает в качестве стержня, обеспечивающего национальную и государственную безопасность страны. Психологическая война (идеологическая война в нее входит лишь как составляющая), навязанная нам Западом, в настоящее время уже не является такой актуальной, как внутренняя психологическая война, которая, по сути своей, уже стала гражданской. 

Людине могут сориентироваться в этой вакханалии ненужной и нужной правды, идиотизма и интеллектуальности, любви и порнографии, истинного искусства и суррогатов бездарных, но богатых теледеятелей и т.д. Мы имеем немало примеров, связанных с психологической (эмоциональной и интеллектуальной) деградацией граждан, что уже приносит значительные материальные потери и даже человеческие жертвы. В психологии известно, что долгое отсутствие четкой направленности сознания и установок ведёт к быстрой деградации личности. Аналогию можно перенести на общество. Это уже проблема выживания нации и её будущих поколений.

Проблема психологической безопасности возникает, главным образом,  не из-за отдельных малочисленных структур и слоев общества, а от общества в целом, если оно обладает социально-патологическими свойствами. В процессе исследований мы пришли к выводу, что в настоящее время социальная патология общества связана не с социальными и экономическими условиями, а с психопатологическими свойствами его граждан.

В раздвоенном обществе, где имеет место раздвоенность и неопределенность базовых ценностей, не может не быть отсутствия какой бы то ни было направленности общественного сознания. Многие уверены, что достаточно накормить этого «шизофренического монстра», как все проблемы отпадут автоматически — и сразу появится настроение, направленность сознания, идейность и т.д. К сожалению, это не так. Накормив больного монстра, мы обнаружим, что на роскошном кресле и в прекрасном офисе сидит сытый субъект и плюёт в потолок. Часто это необратимый деградационный процесс.

Необходимо перестраиваться, делая упор не только на социально-экономические, но и на социально-психологические факторы. Именно сейчас, как никогда, необходима усиленная работа философов, психологов, культурологов, социологов, политологов направленная на создание качественно новой концепции развития общества, основанной на особенностях нашего родного Отечества, а не на других, даже привлекательных вариантах.

Интервью опубликовано в книге Любови Агеевой

«Стенка на стенку. Феномен казанских подростковых группировок»

(Москва, изд-во АСТ, 2023)

НАША СПРАВКА

Рамиль Рамзиевич Гарифуллин, кандидат психологических наук, доцент. Психолог и психотерапевт; один из разработчиков отечественной  манипуляционной психологии и психотерапии, нанопсихологии, автор книг по психологии манипуляции и ряда телевизионных и издательских проектов.

Учился в Казанском государственном университете на  физическом (1984) и психологическом факультетах (1991), а также в Психоневрологическом  институте им. Бехтерева.  С 1990 г. — директор Центра психологической  консультации и реабилитации им. З. Фрейда, первого в Казани.

В 2000-2002 годах преподавал в Казанском социально-юридическом институте. В 2003-2016 годах  — доцент кафедры психологии и педагогики Казанского государственного института культуры, с 2017 года — доцент кафедры педагогической психологии Института психологии и образования Казанского федерального университета.

Член Российской психоаналитической ассоциации.  Руководитель Татарстанского отделения.