Назиб Жиганов – личность номер 1 в татарской музыке

30 января 2001 года

Интервью художественного руководителя и главного дирижера Государственного симфонического оркестра РТ Фуата Мансурова по случаю 90-летнего юбилея его друга композитора Назиба Жиганова было опубликовано в журнале "Татарстан".

– Фуат Шакирович, Вы очень хорошо знаете татарскую, русскую, мировую музыку. С этих высот как бы Вы оценили фигуру Назиба Жиганова?

– Я рассматриваю фигуру Назиба Гаязовича Жиганова как личность номер один  в татарской музыке. Представьте себе театр, там есть разные ряды: первый, пятый, тринадцатый, тридцатый. А есть ряд – литер. Место Назиба Жиганова в мировом музыкальном театре – литер.

Роль Жиганова в истории нашей культуры исключительна. Оперный театр – его заслуга, симфонический оркестр – его заслуга, Союз композиторов, Казанская консерватория – детище исключительно жигановское. Исходя из этого, я могу заключить, что роль Жиганова исключительна и в общественной, духовной жизни Татарстана и татарского народа. Жиганов был не только великим композитором, но и великим общественным деятелем, великим организатором, если хотите, незаурядным политиком!

Есть композиторы, которые пишут одну оперу, одну симфонию – и остаются в истории. А послужной список Жиганова настолько велик, что хватило бы на несколько жизней. Он написал около десятка опер, многие из которых должны занять достойное место в мировом оперном репертуаре. Я прежде всего имею в виду такие жигановские шедевры, как оперы «Алтынчэч» и «Джалиль». Каждый новый сезон симфонического оркестра открывался новой симфонией – Жиганова. Он создал 17 симфоний!

– Давайте перейдем на плоскость: личность, творчество, эпоха.

– Наши отношения с Назибом Гаязовичем из чисто творческих быстро перешли в искренне человеческие. Он, наверное, видел, что я бескорыстно отдаю себя татарской культуре. (К примеру, в Турции за один концерт мне платят 5 тысяч долларов, а в Казани – 2 тысячи рублей. Это реальность сегодняшнего дня.)

Меня всегда задевает пренебрежительное отношение к татарам, попытки некоторых здесь, в Казани, поставить мой народ в положение людей второго сорта. Когда я приехал в Казань, я был удивлен тем, что люди, которым впору самим учиться, учат других. Я был ошеломлен тем, что эти же люди, никудышные специалисты, хотят поставить меня в положение человека второго сорта. Давая волю своим эмоциям, я спросил Жиганова: «Как это могло случиться?» Он, как бы извиняясь, ответил: «На карте стояла судьба консерватории. Мы думали, давайте как-нибудь начнем. А потом уж поправим положение»...

Кстати, та же самая ситуация повторилась в Казахстане. Я никогда не придавал значения привилегиям. Но я никогда не соглашался с тем, что откровенно бездарные люди хотят поставить себя выше. Мне было страшно неприятно, возникла нескрываемая борьба. Я уверен, я чувствовал, что в таком же положении был и Назиб Гаязович. Его постоянно травили. Противопоставляли Сайдашеву с его популярностью.

Да, Сайдашев – самородок-талант. Каждое его произведение -это истинно народное явление. Сайдашев и дирижером был, но, к сожалению, не обладал сильным характером. Жиганов хорошо относился к Сайдашеву. Он говорил: «Сайдаш – это трагедия человека упущенных возможностей».

Но все, что связано с консерваторией, это заслуга   исключительно Жиганова. В татарской музыке он культивировал настоящий европейский уровень.

Помимо композиции, он давал блестящие уроки инструментовки. Инструментовка – как бы внешний вид – это половина произведения. Жиганов смог оснастить их своей природной одаренностью. В этом я неоднократно убеждался, дирижируя его музыкой за рубежом в Германии, Чехословакии, Польше и Франции.

Как деятель, как щедрой души человек, он заботился о перспективе, о молодежи. Помню, как он тепло отзывался о Ренате Еникееве, Фасиле Ахметове и, особенно, о Шамиле Шарифуллине. Говорил, что это блестящий талант, который мог бы стать большим композитором. А скольким выдающимся музыкантам, певцам путевку в жизнь дал именно Назиб Жиганов. Возьмите судьбу того же Хайдара Бигичева. Молодой деревенский парень пришел в консерваторию уже глубокой осенью, когда все вступительные экзамены были закончены. Но Жиганов, умеющий угадывать таланты, решил прослушать его песню «Тэфтилэу» и... принял Хайдара в консерваторию. Если бы был другой поворот событий, может быть, мы сегодня не знали бы Хайдара Бигичева как великого певца.

– Трудно ли было работать с Назибом Жигановым?

– Он был очень талантливый и на редкость коммуникабельный человек, поэтому мне было очень легко с ним работать. Приведу один пример.

Опера «Джалиль» редактировалась мной при участии самого Жиганова. Я многое изменял с его согласия. В первоначальной редакции знаменитая ария «Прощай, Казань» исполнялась в самом начале оперы. Мне это показалось нелогичным. Я убедил Назиба Гаязовича, что эта главная ария в опере должна быть заключительным аккордом, прощанием с миром навсегда. И когда в июне 1988 года в Уфе мы представили концертное исполнение «Джалиля», и когда в финале оперы Хайдар Бигичев вдохновенно спел арию «Прощай, Казань», это было нечто! Публика стоя скандировала: «Жиганов, Жиганов...» Многие были не в силах сдерживать слезы. Тогда прямо на сцене Назиб сказал мне: «Фуат!.. Такого успеха в моей жизни еще не было». И с улыбкой добавил: «Теперь можно спокойно умереть»...

Через три часа его не стало. После многих лет травли, бессмысленной борьбы и страшного напряжения такого положительного адреналина его сердце просто не выдержало.

Я бы поставил его в один ряд со многими выдающимися современными композиторами.

– Существует мнение, возможно, оно неправильное, что Н. Жиганов как-то пренебрежительно относился к народной музыке. Как бы Вы на это ответили?

– Что Вам сказать? Многие песни и романсы Жиганова бытуют как народные. Это ли не лучшая похвала их автору!?

Многие сочинения Жиганова имеют абсолютно народную стилистику. Оперы «Туляк», «Алтынчэч», «Джалиль». Например, «Алтынчэч» я без малейшего преувеличения могу поставить в один ряд с такими шедеврами, как «Снегурочка», «Царская невеста», «Катерина Измайлова». «Алтынчэч» – опера, наполненная от начала до конца татарским народным мелосом. У Жиганова настолько богат был свой мелодический дар, что у него не было необходимости обращаться к обработкам народных песен.

– Как Вы оцениваете татарскую музыку постжигановского времени? В плане продолжения традиций. В плане восхождения новых звезд.

– А никак. Потому что после Жиганова татарская музыка стоит. Вот поэтому творчество Жиганова бесценно с точки зрения развития культуры в будущем. Выше Жиганова в татарской музыке пока никого нет и даже в обозримом будущем я не вижу никого, кто мог бы приблизиться к Жиганову.

Его можно назвать революционером в татарской культуре, пионером и новатором татарской музыки.

У меня появились заманчивые намерения в использовании богатейшего творческого наследия Жиганова. Я планирую создать балет, используя его симфонические произведения. Ведь на полках лежат 17 его симфоний и много сюит. Хочу, чтобы Жиганов зазвучал в ином качестве. Сейчас начата работа с поэтом и писателем Ренатом Харисом над либретто предстоящего балета.

Как знать! А вдруг мы станем свидетелями рождения нового балета на уровне «Спартака» или «Ивана Грозного», который, кстати, компановался именно по этому принципу. Высокопрофессиональная, яркая музыка Жиганова сегодня легла на полки. Она обязана обрести новую жизнь!

Русская музыкальная культура во многом опиралась на татарскую пентатонику. Многие русские советские композиторы использовали в своих произведениях татарские интонации. Например, выдающийся Георгий Свиридов в своей музыке к спектаклю «Царь Федор Иванович» прямо цитировал татарский мелос. Мне довелось записывать фонограмму всей музыки спектакля и на мой вопрос, отчего в его музыке так много ориентальных интонаций, ответил: «Чему Вы удивляетесь? Ведь вся русская музыка выросла из пентатоники!»

Жиганов не просто развивал пентатонику, он как бы создал синтез двух начал – татарского и русского. И в итоге рождалась своеобразная неповторимая музыка татарско-европейского звучания. Попытки некоторых так называемых «татарских интеллектуалов» каким-то образом отрицать все это – полнейшее невежество. Очень жаль, до глубины души больно, что роль Жиганова так недооценена. Как было глупо, когда эти «интеллигенты» настоятельно требовали, чтобы консерваторию назвали именем Сайдашева. И это те, кто в свое время первые симфонические произведения Салиха Сайдашева называли не иначе как «чуваш буткасы».

– Если говорить о человеческих качествах Назиба Гаязовича...

– Как не правы те, кто его административную строгость, требовательность и некоторую жесткость переносили на его личные качества. Насколько он был жестким в деле, настолько же необыкновенно мягок в жизни. Его музыка – светлая и чисто человеческая – была этому подтверждением. Жиганов – первый татарский композитор, который получил классическое европейское образование. А его терзали, как никого другого. Морально убитый человек не может реализоваться полностью. В Башкортостане Загира Исмагилова буквально носят на руках. Для Жиганова не нужно было, чтобы его носили на руках. Не нуждался он в никакой помощи. Просто не надо было ему мешать. Как можно было относиться к небезызвестной статье в «Советской культуре», которая была тенденциозной от начала до конца, ударом по татарской культуре, самой настоящей диверсией. Его терзали, а он терпел. Он не защищался. Защищаться от негодяев, от бескультурных провокаторов он считал ниже своего достоинства. Он очень переживал, когда за «Джалиля» не дали Ленинскую премию. Не хватило каких-то десятых долей балла. Но досадно было то, что из Казани полился поток анонимных, порочащих Назиба Гаязовича подметных писем. Как-то он мне сказал: «Ничего, я выдержу, я детдомовский». Но когда в Уфе на него обрушился поток положительных эмоций – сердце не выдержало.

Он сам был членом комитета по Ленинским премиям СССР. Туда он был избран за объективность и порядочность. Он был стеснителен и о себе, как правило, не говорил. За него говорили его дела.

– И. Жиганов почти не обращался к жанру эстрады. Как это объяснить? У него не было времени, или...

– Но разве его популярнейшие песни – не эстрада? Эстрада – искусство временное, какой бы талантливой она не бы; я бы сказал однодневное. Музыка Баха, Чайковского и Шостаковича звучит вечно. Наверное, Жиганов думал и об этом.

– А народ?

– Что можно ожидать от народа, который во всем унижает себя?! Шахматы можно не любить, в шахматы можно не играть, но Алису Галлямову – шахматистку №2 в мире не встречать на вокзале в Казани нельзя...

Наш великий борец Шазам Сафин умер в нищете... А трагедия Хайдара Бигичева? Я никогда не соглашусь с тем, что Хайдар умер. В конце концов его можно было использовать в качестве режиссера театра оперы и балета. Выдающийся певец, большой опыт, прекрасное профессиональное образование. Сколько я об этом говорил. И слушать-то не стали. Некоторым нашим руководителям даже в голову не приходит, что татары могут быть выше «варягов». Мы стелемся под других. Я человек гордый, и мне это непонятно!

Я материально независим: одна моя зарубежная поездка перекрывает мой 10-летний гонорар в Татарской филармании, и я приезжаю в Казань не зарабатывать. Это смешно.

Я здесь потому, что я – татарин. Я считаю своим гражданским долгом быть соучастником развития новой татарской культуры. Искренне хочу помочь моему народу.

Как это ни парадоксально, но некоторые наши руководители от культуры мешают ее развитию. Именно с ними боролся Назиб Жиганов. В свое время в обкоме партии в качестве заведующего отделом культуры, практически дублируя министерство культуры, «грудилась» одна, внешне импозантная, даже красивая женщина, которую почему-то называли «плюшевая дама». Будучи абсолютно не компетентной в проблемах культуры, она тяжелой гирей висела на пути решения актуальных и очевидных вопросов. Кстати, под ее сукном безнадежно исчезли документы о моей квартире с визой секретаря обкома. Классический пример бюрократизма!

Я помню, как мы работали с Е.А. Фурцевой. Возможно, она в искусстве тонко не разбиралась. Но была необыкновенно умным и деятельным человеком.

Кстати, Башкирский театр оперы и балета по моей рекомендации намерен осуществить новую постановку опер Жиганова «Алтынчач» и «Джалиль». Мне предложили быть художественным руководителем. Я, конечно же, с радостью согласился. Мне очень больно сознавать, что наш народ и особенно культурная общественность до сих пор не прозрели в своем отношении к Жиганову.

Не будь опер Жиганова – возможно, в Казани не было бы и оперного театра.

– В чем же причина?

– Причина – в низкой культуре, но самое страшное – в отсутствии потребности в ней.

– Да, Фуат Шакирович, я разделяю Вашу боль и горечь. Но будем надеяться, что 90-летний юбилей Н. Жиганова станет каким-то позитивным толчком в этом направлении.

– Я тоже надеюсь. Пришло время начать кампанию по реабилитации Жиганова. По-новому должна зазвучать его бессмертная музыка. В Казани должна появиться улица Назиба Жиганова, памятник, и все это повседневно напоминало бы о человеке, которому мы многим обязаны.

Его богатейшее наследие надо изучать, систематизировать, развивать и сделать достоянием народа.

И я очень надеюсь, что наш Президент Минтимер Шарипович Шаймиев, редкий умница, которого я очень уважаю и считаю выдающимся политиком современности, сдержит свое слово: Казанская государственная консерватория будет названа именем ее основателя Назиба Жиганова.

Это, несомненно, будет актом высшей справедливости!

Вел беседу Рифат ФАТТАХОВ.

Журнал «Татарстан», №2. 2001 год