Шамиль Монасыпов: «Материальное благополучие гению противопоказано»

25 марта 2011 года

«Подлинное искусство рождается в неволе, живет в борьбе и умирает на свободе». Эти слова Андре Жида как нельзя лучше подходят для описания творческой биографии Салиха Сайдашева, 110-летие которого мы отмечаем в декабре.

О том, почему так происходит, в интервью «Идели» рассказывает народный артист Татарстана, лауреат Государственной премии им. Г. Тукая, руководитель Государственного квартета РТпрофессор Шамиль Монасыпов.

– Шамиль Хамитович, в начале нашего разговора охарактеризуйте, пожалуйста, в нескольких словах значение Салиха Сайдашева для татарской культуры.

– После падения Казанского ханства татарский народ на несколько столетий оказался в условиях культурной изоляции. Контакты со странами мусульманского Востока были по понятным причинам утеряны, гармоничному же освоению достижений русской культуры мешала политика насильственной христианизации татар. Изоляция продолжалась до второй половины XIX – начала XX века, когда на арену нашей духовной жизни вышли четыре могучих творческих индивидуальности. Я имею в виду Шигабутдина Марджани, отвергшего догматический подход в исламе и указавшего на важную роль музыки в воспитании человека, Габдуллу Тукая, давшего народному языку литературное звучание, Баки Урманче, заложившего основы национальной живописи, скульптуры и графики, и Салиха Сайдашева. До него мелодия татар и многих других тюркских народов была одноголосной. В то время как европейская музыка  вела к раскрытию человеком своей индивидуальности, татарское «я» – сознание находилось в приглушенном состоянии.

– И все же, правомерно ли считать Сайдашева основоположником татарской профессиональной музыки? Как-никак, первые татарские опера и симфония были написаны другими композиторами.

– О том, что Сайдашев замкнулся в «узком кругу привычных интонаций и образов» и отстал от жизни, критики говорили еще при жизни композитора. И он им в одной из своих статей ответил: «Поднимая музыкальную культуру народа, нельзя забегать вперед. Надо постепенно развивать понимание музыки, идти в ногу с ним». Иного пути не дано. Невозможно человеку, предки которого тысячелетиями жили в рамках бесполутоновой пентатотонической традиции, сразу же давать музыку «европейского формата». Она не будет принята. В принципе, так и произошло с первой татарской оперой «Сания» С. X. Габаши, Г. С. Альмухамедова и В. И. Виноградова, поставленной на сцене оперного театра в июне 1925 года. В ней чисто пентатонная мелодика несколько искусственно сочеталась с современной европейской гармонией.

Одним из первых заслуги Сайдашева перед татарской музыкальной культурой оценил Муса Джалиль. Он писал (цитирую по памяти): «Если Габаши в своем творчестве следовал традициям восточной музыки, то музыка Сайдашева в начальный период основывалась главным образом на народной песне, на деревенских напевах... Вместе с тем характерно, что в этот период он уделяет внимание не гармонии, а мелодии. Сайдашев не следовал слепо за народным творчеством, не копировал его, а ТВОРЧЕСКИ ПЕРЕРАБАТЫВАЛ И ОБОГАЩАЛ НАРОДНУЮ МУЗЫКУ». Так, в своей популярнейшей песне «Адриатическое море» композитор использовал непривычный для национального слуха звукоряд с увеличенной секундой. Благодаря сотрудничеству Сайдашева с драматическим театром татарская музыка обогатилась жанрами вальса, сюиты, хоровой песни... Объективно это подготавливало татарского слушателя к восприятию более сложных музыкальных форм.

– И что, неужели композитор не хотел попробовать себя в жанре оперы или симфонии?

– Сайдашев думал об этом. К примеру, в увертюре к пьесе Карима Тинчурина «Погасшие звезды» – одной из первых работ композитора в театре – используются приемы классической разработки музыкального материала, составляющие важнейший сущностный элемент построения европейской сонатной формы. Однако затем он заметно сузил поиски в этом направлении и в 1930-е годы, в московский период своей жизни, со свойственной молодости категоричностью отказался от планов создания первой татарской симфонии. Ее, как вы знаете, написал в 1937 году Назиб Жиганов.

В конце 1930-х годов Сайдашев приступил к созданию оперы, но война оторвала его от этой работы. Выезжая с концертными бригадами на передовую, в госпитали, композитор отдавал там всего себя без остатка. Война окончилась, но к опере он так и не вернулся. Судя по воспоминаниям Олега Лундстрема, близко общавшегося с Сайдашевым в последние годы его жизни, тот сожалел, что, учась в Москве, не стал осваивать крупные формы.

– Кого из первых татарских композиторов, на ваш взгляд, можно поставить в один ряд с Сайдашевым?

– Баки Урманче, лично знавший многих татарских композиторов, оставил скульптурные портреты только троих из них: Сайдашева, Жиганова и Яруллина. Все остальные, так или иначе, шли по стопам этой троицы. Скажем, мефистофельские интонации в музыке Рената Еникеева, конечно, от Жиганова. Загид Хаби-буллин, Хуснулла Валиуллин и отчасти Мансур Музафаров были «сайдашевцами». Традицию яруллинской музыкальной живописи продолжил Яхин, но его так много долбали по линии Союза композиторов, что он замкнулся и ушел «влево», в песенный жанр. Жиганов, наоборот, ушел «вправо», что тоже неплохо, так как благодаря этому в татарской музыке появилась конфликтность образной сферы и была открыта дорога диссонансу, являющемуся неотъемлемым элементом современной музыки.

– И именно творчество Жиганова получило всесоюзное признание, не так ли?

– Это от того, что в его творчестве более явственно прослеживается влияние русской классической музыки, в первую очередь Чайковского, Мусоргского, Римского-Корсакова. Ну, и не будем сбрасывать со счетов высокий общественный вес Назиба Гаязовича – многолетнего руководителя Союза композиторов республики, ректора Казанской консерватории, депутата Верховного Совета СССР...

К вопросу о признании. Сейчас композитором номер один в мире считается Софья Губайдуллина – обладательница «Роlar music prize».В музыке это аналог Нобелевской премии. И она в один из своих последних визитов в Казань сказала, что именно творчество Сайдашева побудило ее стать композитором. Понимаете, ни ком другом из татарских композиторов Софья Асгатовна такого не сказала, хотя и знает творчество со студенческой скамьи. Что это, как не признание заслуг Сайдашева перед мировой музыкальной культурой?

В меру своих сил и наш струнный квартет делает все возможное, чтобы мелодии Сайдашева были знакомы не только татарстанскому, ног российскому и иностранному слушателю.

– Считается, что талант Сайдашева не был по достоинству оценен советской властью. Вы с этим согласны?

– И да, и нет. В жизни Сайдашева были периоды, когда он не имел работы, жил в ожидании ареста, но были и годы учебы в оперной студии при Московской консерватории, роскошная по меркам того времени квартира в центре города, часы от Ворошилова за «Марш Красной Армии», звание народного артиста ТАССР...

Редкий художник получает признание при жизни. И я склонен видеть в этом божий промысел. Это как с Понтием Пилатом. Прокуратор Иудеи хотел помиловать Христа и отпустить его на свободу, но обстоятельства сложились так, что он ничего не смог сделать. Христа распяли – и его последователи получили могучий символ веры.

Что же до Сайдашева, то в 1920-е годы он был в фаворе у власти. Именно тогда ему дали ту самую трехкомнатную квартиру недалеко от Петропавловского собора. И знаете, как он ею распорядился? Отдал Галие Кайбицкой, когда она и скрипач руководимого Сайдашевым оркестра Ильяс Аухадеев решили пожениться. А сам переехал в однокомнатную квартиру в доме, где сейчас находится музей его имени (и в 1946 году прописал в ней Г. Шамукова, чем дал ему возможность жить и творить в Казани). Так же и в творчестве. Сочиненные мелодии композитор нередко безвозмездно дарил музыкантам самодеятельных ансамблей, филармонии, радио, даже не задумываясь, под чьим именем они вольются в сокровищницу татарской музыки. Сайдашев был в полном смысле этого слова бессребреником.

В первом послании апостола Павла к коринфянам есть такие слова: «Мудрость мира сего есть безумие пред Богом». И наоборот. С нашей точки зрения было бы правильным создать все условия для Сайдашева, чтобы он жил и творил в свое удовольствие. Но если бы такие условия были созданы, вряд ли это стимулировало бы его творчество. Скорее бы вышло иначе. Материальное благополучие гению противопоказано.

– К сожалению, в ряду тех, кто считает себя защитниками наследия Сайдашева, перипетии жизни композитора обычно объясняют не божественным предопределением, а злым умыслом со стороны коллег по цеху...

– Да, и под «коллегами по цеху» имеют в виду в первую очередь Жиганова. Создавая ореол жертвы одному национальному гению, защитники Сайдашева, увы, умаляют значение другого. Делу популяризации достижений татарского музыкального искусства это, конечно, не способствует.

Самого Сайдашева не могло смутить появление нового лидера среди композиторов. Ему было чуждо стремление к лидерству, и он не предпринимал никаких шагов, чтобы оспорить его у молодого, талантливого, активно работающего композитора. Но поскольку лидерство Жиганова обрело форму власти, в обществе спонтанно, помимо желания Сайдашева, возникло движение в поддержку последнего. В каком-то смысле оно вполне закономерно компенсировало то давление, которое оказывалось на Сайдашева со стороны официальных кругов.

Как человек, несший в себе светлый созидательный дух, он направлял свои силы не на борьбу с другими индивидуальностями, а на противостояние тем негативным духовным движениям, которые живут в душе каждого человека и должны быть преодолены сообща всем миром. Только из этого настроения могло родиться стремление к высшему единению, вера в осуществление свободного братского союза людей. И в канун своего 50-летия Сайдашев пишет бессмертную «Песнь о дружбе» на слова Ахмеда Ерикея.

– В 1948 году Сайдашева уволили из Камаловского театра. Обычно данный эпизод из жизни композитора рассматривается в связи с печально известным постановлением ЦК ВКП (б) о борьбе с формализмом в музыке, но есть и те, кто винит во всем самого композитора, якобы злоупотреблявшего спиртным...

– Редко какой великий художник не страдал от той или иной социальной болячки. И, наверное, в этом тоже надо видеть божий промысел. Бог вложил в тебя гениальный дар, чтобы ты нес его людям. Потому-то так притягательна музыка Сайдашева, что он жил одной жизнью с народом, его радостями и горестями.

Композитор очень любил общение с людьми, часто музицировал с народными музыкантами, охотно выступал в красных уголках перед рабочими и сельскими слушателями, с удовольствием играл на домашних вечерах. И через это общение ему привилась тяга к спиртному, которая охватила советское общество в послевоенные годы и от которой татар столетиями удерживала вера в Аллаха. В то же время я хочу подчеркнуть, что слухи о злоупотреблении Сайдашева алкоголем сильно преувеличены. Только чистый человек, в силу своей организации, может достигать высших прозрений в искусстве. Кутила – нет.

– Что интересно, даже в периоды, когда личная и творческая жизнь композитора была, мягко говоря, далека от благополучия, он сочинял удивительно светлую, я бы сказал, безмятежную музыку...

– Я с этим вновь столкнулся, когда был приглашен в качестве консультанта на съемки документального фильма «Сайдаш». В фильме есть эпизод, где муж старшей сестры композитора Шигаб Ахмеров, наблюдая за поединком красного и белого петухов, наставляет юного Салиха: «В стране разгорается гражданская война. Будь готов к тому, что в ней, так же, как и в этом поединке, победит красный цвет». Тема противостояния требовала соответствующего музыкального сопровождения. Мы нашли небольшой кусочек из «Восточного танца». Всего один фрагмент, в котором есть контраст, отдаленно напоминающий конфликт. И это из всего богатейшего творческого наследия композитора! Это лишний раз доказывает, что в жизни Сайдашев был исключительно позитивным человеком.

Пифагорейцы говорили о музыке сфер. Кеплер установил, что Земля, вращаясь вокруг своей оси, вибрирует. Эта вибрация, как оказалось, по звучанию напоминает популярную паулсовскую мелодию «Без меня тебе, любимый мой, Земля мала, как остров». Солнце по-другому «звучит». Бетховен, будучи уже глухим, спрашивал у окружающих: «Неужели вы не слышите боя барабанов?! Солнце встает!» А вечером он слышал звук тромбона и торопил слугу с ужином. Я это к тому, что ухо настоящего композитора устроено не так, как у обычных людей. Оно формируется от поколения к поколению, как это, например, было у Баха, род которого славился своей музыкальностью еще с начала XVI века. Сайдашев был именно таким композитором, и, как бы тяжело не приходилось ему в жизни, он ловил в космических высях преимущественно светлые, безмятежные... божественные мелодии.

Алексей Егоров

Журнал «Идель», №12, 2010 год