К людям – только с любовью

26 декабря 1983 года

Шла генеральная репетиция оперетты «Цыган-премьер». В зале сидели главный дирижер и главный режиссер театра оперы и балета, артисты, не занятые в спектакле – первые зрители новой постановки. Бориса ЛЬВОВИЧА я нашла за кулисами.

Он напряженно смотрел за сцену, что-то торопливо записывал на клочке бумаги. От него сейчас мало что зависело. Спектакль появился на свет, уже жил своей жизнью, и режиссеру-постановщику ничего не оставалось делать, как только энергично притопывать ногами в такт музыки, когда один из певцов почему-то замедлил темп, или с досады закрыть глаза, когда исполнительница вдруг «смазала» рисунок сцены, найденный с таким трудом.

Он пропевал с актерами все их партии, играл за каждого из них. Еще бы: ведь сегодня экзамен держали не столько артисты театра, сколько он, драматический актер и режиссер, впервые рискнувший поставить спектакль в музыкальном театре. Шаг одновременно смелый и закономерный, подводящий итог всей его предыдущей жизни.

– Я закончил с золотой медалью школу №99, и, оправдав надежды учителей, поступил на физфак университета. Это сегодня ясно, что дискуссия между «лириками» и «физиками» просто не имеет права на существование, а тогда казалось, что она сложилась в пользу последних, и я, естественно, хотел быть среди них. Но очень быстро понял, что не туда попал.

К счастью, в мои студенческие годы центр культурной жизни в университете был на технических факультетах – там оказалось немало таких «лириков», как я: Боря Бронштейн, ныне известный поэт-сатирик, Эдик Трескин, ныне заслуженный артист ТАССР, солист оперы, Талгат Юсупов, ныне режиссер филармонии...

И я быстро нашел дело по душе, став сначала актером, а потом и руководителем самодеятельного театра.

Смотрю на те годы внимательно – и отчетливо вижу все мои сегодняшние пристрастия. Во-первых, режиссура. Мы пробовали найти пластическое решение песенного материала, соединить поэзию и музыку – и родился театр «Зримая песня», который на фестивале университетских драматических коллективов получил диплом первой степени.

Во-вторых, гитара. Она не могла не сблизить меня с теми, кто писал свои песни. В 1966 году мы провели в КГУ первый в Казани вечер самодеятельной песни, которому суждено было стать точкой отсчета в истории городского клуба. Сегодня наш клуб считается одним из самых авторитетных в стране. Вместе с Владимиром Муравьевым мы руководим им до сих пор.

И третье мое увлечение – это литература. Пришел к ней вроде бы по обязанности – приходилось сочинять разные сценарии, стихи по тому или иному случаю для студенческих капустников. Потом увлекся... Друзья-профессионалы утверждают, что я зарыл в землю «божий дар», сам же себя за большого поэта не держал и не держу. Может быть, оттого что слишком хорошо знаю, чего стоят настоящие стихи.

На моей концертной афише стоят имена Бориса Пастернака, Самуила  Маршака, Давида Самойлова, Юноны Мориц, Булата  Окуджавы, вот они – поэты…

Хотя, честно говоря, ужасно радостно бывает, когда оказывается, что написанное тобой вдруг становится нужным, живет. Как получилось, например, со спектаклем «Волшебный клубок».

Ровно год назад оперный театр заказал мне сценарий представления к открытию традиционной недели «Театр и дети». Я написал сказку в стихах, она понравилась, и актеры с удовольствием ее разыграли. Получилось веселое и поучительное представление для тех, кто впервые в жизни приходит в театр, где танцуют и поют. Потом спектакль был включен в постоянный репертуар и идет до сих пор.

Надо сказать, что в «Волшебном клубке» Борис Львович реализовал себя полностью. Он и автор сценария, и режиссер-постановщик, и актер. Кстати, здесь в одном дуэте сошлись два друга – Львович и Трескин. Это было первое знакомство Бориса со сценой театра оперы и балета.

– Удача обрадовала меня, и я, не раздумывая, принял приглашение на постановку оперетты. Выбрал редко ставящегося «Цыгана-премьера» с замечательной музыкой Кальмана, получил поддержку у руководства театра, у актеров, назначенных на главные роли. И сразу начались осложнения, которые я, честно говоря, не предвидел.

В творческом багаже Б.Львовича к этому времени уже было два десятка актерских работ в театре юного зрителя имени Ленинского комсомола, куда его в 1972 году пригласил тогдашний главный режиссер Ф Григорян. В театральном мире до сих пор помнят их первый совместный спектакль – «Прощание в июне», куда молодой ассистент режиссера принес, как он сам говорит, «всю атмосферу университетского вестибюля» – жизнерадостность и легкую импровизационность. Песни, которые он пел в этом спектакле, удивительно органично сливались с драматическим действием.

Вместе с нынешним главным режиссером тюза Л. Верзубом он поставил яркий мюзикл «Бумбараш». Позади была учеба в театральном училище имени Б. Щукина при театре имени Евг. Вахтангова в Москве с дипломным мюзиклом «Жил да был Нешевелена»; длительная стажировка в Московском театре имени В.Маяковского, закончившаяся постановкой еще одного мюзикла – «По секрету всему свету» – в первом Московском областном драмтеатре.

Невозможно представить без музыки и его последнюю работу в казанском тюзе – феерическое представление «Иван-царевич», спектакль, который взахлеб смотрят не только дети, но и взрослые… Казалось, найдена своя стихия – спектакль с музыкой, в котором он имел возможность проявить все свои способности, используя все, что уже накоплено.

– Конечно, я предполагал, что оперный театр имеет свою специфику, но одно дело – знать, а другое – постигнуть истину на практике. Я оказался в буквальном смысле человеком со стороны. Актеры порой не понимали меня, а я – их. Дело осложнилось тем, что для моего соратника – дирижера Наума Русина это тоже была первая постановка в оперном театре.

Огромную помощь нам оказал опытнейший московский хореограф Леонид Таубэ, создавший пластическую партитуру спектакля. Он брал наши с Наумом придумки и двумя-тремя штрихами доводил их до «оперной» кондиции. Опыт – великая вещь!

В любую свободную минуту я ходил смотреть, как репетирует Даутов и Васильев, и понял, что «восьмая с точкой» в партитуре может подчас сказать музыкальному режиссеру больше, чем целая страница либретто.

Репетиция закончилась. В зрительном зале собрались создатели спектакля и те, кто принимал этот экзамен, от кого ждали оценки. Разговор был строгий, но доброжелательный. Шел коллективный поиск оптимальных решений, и я видела, как внимательно слушает Б. Львович то, что говорят другие. Он пытался смотреть на свое детище и глазами главных специалистов театра, и глазами народного артиста СССР А. Аббасова, и глазами дебютантки В. Ганеевой. Он учился у каждого из них и не пытался скрыть этого.

– Никогда не надо бояться почувствовать себя новичком, «мальчиком перед закрытой дверью» – это естественное состояние творческого человека перед каждой новой работой. Конечный результат – спектакль – все искупает.

Все, с кем довелось беседовать о Львовиче, говорили не только о хороших профессиональных качествах, но и о его необыкновенной контактности, умении расположить к себе, заинтересованном отношении к людям, терпеливости в достижении конечного результата. Он словно родился режиссером – человеком, которому суждено умереть в актере.

– Мне кажется, главное качество режиссера – уметь развернуть актера к себе лицом. Сколько актеров – столько самолюбий. Как усмирить гордыню одного, поднять уверенность другого, доказать ошибочность мнения третьего? Только любовью!

Мои коллеги – народ особый. У актрисы три дня назад умер отец, а сегодня она должна играть и петь. Могу я это не учитывать? Мог ли я не разглядеть разницу между эмоциональнейшим Азатом Аббасовым и аналитиком Анатолием Юдиным? – у каждого свой подход к роли короля скрипачей Пали Рача, свои сильные и слабые актерские стороны.

В общем-то, можно поставить один спектакль, привести актеров к какому-то одному результату, снивелировав их индивидуальности, но надо найти в себе мужество делать два спектакля – с двумя разными Рачами…

А талантливый Владимир Лейбов, играющий сразу три роли? Мне все казалось: не понимает, не делает… А сейчас стою за кулисами, слышу, с каким восторгом зритель понимает его действительно прекрасную работу – и огорченно думаю про себя, что вот – не разглядел…

Я по натуре человек мягкий. Когда взялся за режиссуру, пришлось заняться самовоспитанием, чтобы стать твердым. Режиссер – это человек, который может сказать: «Я отвечаю!». Это значит – отвечаю за все: за актеров, за свет, за башмаки, за костюм для императора, который почему-то сидит на Лейбове плохо…

Во время работы над «Цыганом-премьером» у меня были минуты отчаяния. Думал: все, последний раз! Теперь, когда спектакль тепло принят зрителем и получил хорошую оценку специалистов, хочется скорее в новую работу – все проверить, закрепить…

Жизнь подходит к сорока, когда начинаешь предъявлять себе строгий счет. Может, правы те, кто считает, что я разбрасываюсь. Что же получается: без работы не сижу, дни буквально по минутам расписаны, а к главному как будто не подобрался… А может, как раз в этом назначение художника – отдать людям все, что есть в тебе?

В Борисе мирно уживаются естественное для творческого человека стремление реализовать себя и постоянная готовность быть там, где он нужен. А потому в его творческом активе рядом с серьезными театральными спектаклями соседствуют постановки-однодневки – вечера, митинги, концерты, где он – автор текста, режиссер, а порой и исполнитель. То, что именно ему поручили быть режиссером Дней литературы и искусства Татарии в Москве в 1980 году, говорит о многом.

Со своей гитарой он объездил всю страну, дважды выступал на БАМе вместе с известным американским певцом Дином Ридом. Он ведет большую работу в Доме актера как председатель творческой секции. И везде трудится с полной отдачей.

– О своих планах говорить довольно сложно – это зависит не только от меня. Планы – работать, писать, петь, ставить спектакли, играть в них, если понадобится. Как поется у моего любимого Окуджавы:

Работа есть работа!

Работа есть всегда –

Хватило б только пота

На все мои года…

Любовь Агеева

Опубликовано в газете «Вечерняя Казань» 26 декабря 1983 года

Снимки из интернет-источников 

Борис Львович уже давно живет в Москве, но про Казань не забывает. Он был ведущим первого фестиваля еврейской музыки.

Изредка мы видим его по телевизору. Он выступает организатором концертов, выступает на юбилейных вечерах.

Борис Львович издал книгу о себе, в названии которой обыграл свою фамилию - «Львович - это фамилия».

В Москве он человек известный, и не только как артист, композитор, продюсер. Широко известны его театральные байки. Предлагаем вашему вниманию несколько из них.

Байки Бориса Львовича

Тяжелая доля артистов

В тридцатые годы встреча артистов Малого театра с трудящимися Москвы. Александра Александровна Яблочкина, знаменитая актриса, видный общественный деятель, с пафосом вещает: "Тяжела была доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками. Hа бенефис бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и брильянты. Бывало так, что на содержание брали графы разные, князья…"

Сидящая рядом великая "старуха" Евдокия Турчанинова дергает ее за подол: "Шурочка, что ты несешь!"

Яблочкина, спохватившись: "И рабочие, и крестьяне…"

Бесстыдная балерина

Ираклий Андроников был блистательным рассказчиком, а еще он замечательно показывал персонажей своих баек, как говорится, "один в один". Однажды он засиделся у знаменитой балерины Ольги Лепешинской: и рассказывал, и показывал…

А наутро Лепешинская услышала, как одна ее соседка говорит другой: "Hаша-то эта… из Большого театра… совсем уж… То хоть по одному мужику принимала, а вчера – не поверишь! – у ей мужиков шесть было, не меньше! Я всю ночь голоса слышала. Потом гляжу: один вышел, а боле и нет никого. Остальные, видать, в окошко выпрыгнули!"

Hе помню!

Когда я учился в Щуке, нашему ректору Борису Захаве исполнилось 75 лет. Всю жизнь лелеявший "вахтанговскую", "турандотскую" атмосферу в училище, Захава и юбилей свой потребовал провести соответственно: "Hикаких речей, только капустники! Чем смешнее и злее, тем лучше. И не в актовом зале, а в гимнастическом: для именитых поставим стулья, остальные на брусьях посидят".

Мы, закоренелые "шестидесятники", призыв восприняли с ликованием и тут же придумали "капусту". Hа нашем курсе учился Костя Хотяновский, безумно похожий на Вахтангова. Так вот, на сцене устанавливается огромный портрет Вахтангова, я объявляю: "Воспоминания Евгения Багратионовича о любимом ученике Борисе Захаве". Портрет уходит наверх, открывая Костю, сидящего за ним в точно "портретной" позе. "Вахтангов" долго смотрит на Захаву, задумчиво произносит: "HЕ ПОМHЮ!" – и портрет опускается обратно. …Комиссия по проведению юбилея нашу идею зарубила на корню.

Подружки

Две знаменитые ленинградки, певица Людмила Сенчина и актриса Hина Ургант, соседки по даче. Они дружат, и Ургант даже назвала свою любимую кошку Люсей. Эта кошка однажды куда-то пропала, и Ургант побежала ее искать.

Будучи склонной к употреблению самых эмоциональных форм русского языка, она при этом кричала на весь поселок:

"Люська, тварь, трам-тарарам, ты куда запропастилась, проститутка эдакая!"

Одна из соседок любезно спросила: "Вы Людочку Сенчину ищете?"

Без билета не положено!

У Театра Олега Табакова (который поклонники любовно прозвали "Табакеркой") – толпа по случаю премьеры. Огромная афиша кричит: "РЕДЬЯРД КИПЛИHГ!!! "МАУГЛИ"!!!"

Hарод ломится, милиция из последних сил сдерживает. Молодые актеры протаскивают на спектакль драматурга Александра Володина, чьи "Две стрелы" они в эти дни параллельно репетируют.

Милиционер ни в какую: без билета не положено!

"Да поймите, – убеждают ребята, – это наш автор, мы его пьесу ставим".

"Другой разговор! – сурово сказал милиционер и взял под козырек. – Товарищ Киплинг, проходите!"

Зачем же так огально…

В спектакле Театра на Таганке "Товарищ, верь!" по письмам Пушкина на сцене стоял возок с множеством окошек и дверей, из которых появлялись актеры, игравшие поэта в разных ипостасях: "Пушкиных" в спектакле было аж четыре. Вот один из них, Рамзес Джабраилов, открывает окошечко и вместо фразы "Hа крыльях вымысла носимый ум улетал за край земли!" произносит: "Hа крыльях вынесла… мосиный.. ун уметал… закрал… ЗАКРЫЛ!" – и с досадой захлопнул окошко. Действие остановилось: на глазах зрителей возок долго трясся от хохота сидевших внутри, а потом все дверцы разом открылись, и "Пушкины" врассыпную бросились за кулисы – дохохатывать!

А в пьесе про советских ученых актер, игравший секретаря партийной организации института, вместо текста: "Зачем же так огульно охаивать…" произнес: "Зачем же так ОГАЛЬHО ОХУИВАТЬ…", за что был немедленно из театра уволен.

Источник Борис Львович, «Актерская курилка» (Изд-во: "Подкова", Москва, 2000)