Геннадий Савельев: «Искусство требует одержимости»

Любовь Агеева

18 октября 1981 года

О том, что симфонический оркестр Татгосфилармонии имени Г. Тукая начал 13-й сезон, казанцев известили. А вот еще об одном юбилее, который праздновался в оркестре в эти дни, знали немногие. Коллектив отмечал 25-летие творческой деятельности регулятора группы кларнетов Геннадия Савельева.

29 сентября он исполнил соло кларнета в Шестой симфонии Д.Д. Шостаковича. И только после этого слушатели узнали, что это было его прощальное выступление как профессионального артиста. Савельева долго не отпускали со сцены, и он стоял в окружении товарищей, чуть смущенный, с большим букетом гладиолусов.

– Я был очень тронут таким вниманием, – рассказывает Геннадий Анатольевич. – Ведь я в оркестре – первый пенсионер.

Глаза его улыбаются. Да, пенсионером его не назовешь ни по внешности, ни по возрасту – Савельеву нет еще и пятидесяти.

– Геннадий Анатольевич, если произвести несложный арифметический расчет с цифрами 25 и 15, то увидишь, что в оркестр вы пришли уже зрелым музыкантом…

– Профессиональным – да. Но зрелость пришла ко мне именно в оркестре. Музыкой я начал заниматься с пятнадцати лет. Моя мама была концертмейстером балетной труппы в казанском театре, и я с детства жил в мире звуков. Оставлять меня дома было не с кем, и поэтому маме приходилось брать меня на репетиции. Потом – музыкальная школа, но учился я там недолго.

Через год мой кларнет звучал в духовом оркестре танкового училища – я стал воспитанником этого коллектива. Музыкальное образование продолжил в Казанском музыкальном училище и консерватории. По распределению работал в Челябинском театре оперы и балета, потом переехал в Орджоникидзе. Там и застала меня весть о том, что в Казани организуется симфонический оркестр.

Подав документы на конкурс, с трепетом ждал его результатов. Имя Натана Григорьевича Рахлина было уже тогда хорошо известно в музыкальном мире… К счастью, конкурс я выдержал. Через некоторое время Натан Григорьевич назначил меня инспектором оркестра.

Инспектор – это правая рука дирижера. Он организует репетиции, концерты – несет ответственность за всю работу творческого состава. В оркестре Рахлина я прошел большую школу мастерства. Многое дает учеба в консерватории, но все-таки музыкантом становятся в оркестре.

Работа с таким дирижером, как Рахлин, была настоящей академией. Я могу много говорить о Натане Григорьевиче, но нельзя не сказать главное. Он и оркестр были – единое целое. Не раз слышал от него: «Рахлиным я становлюсь только с оркестром».

Он был требовательным и к себе и к нам. Репетиции порой продолжались по 5-6 часов, а потом на концерте Натан Григорьевич, человек чрезвычайно увлеченный, вдруг отходил от уже найденного решения и так импровизировал, что нужна была бдительность и бдительность. Но как мы тогда играли! Сами уходили со сцены обалдевшими, не верилось, что могли сотворить такое!..

У Натана Григорьевича была редкая способность – под его руководством музыкант проявлял такие свои качества, которыми, как он считал, не обладал. Он сделал всех нас одержимыми, и мы, как и он, были уверены, что иначе жить в искусстве нельзя. Ученики Рахлина, мы легко играли с любым дирижером, и сейчас, когда Натана Григорьевича уже нет с нами, оркестр не теряет форму.

Ренат Салаватович Салаватов, сегодняшний художественный руководитель коллектива, работал при Рахлине вторым дирижером и многое от него перенял. Он старается сохранить в оркестре традиции Рахлина, и мы ему за это благодарны.

– Рассказывая о Натане Григорьевиче, вы опередили мой следующий вопрос: каким вы видите идеального дирижера?

– Да, мне очень повезло в жизни: идеальным дирижером для меня стал конкретный человек. Надо сказать, что мне довелось работать со многими великолепными дирижерами и исполнителями. Первые уроки игры на кларнете давал мне Александр Семенович Тресков, ныне концертмейстер Киевского театра оперы и балета имени Шевченко. Человек богатейших способностей и богатейшего внутреннего содержания.

Не знаю такого случая, чтобы великим музыкантом становился плохой или хладнокровный человек. Своим ученикам – я ведь уже долгие годы преподаю в музыкальном училище – постоянно напоминаю: на сцене артист легко может стать «голым королем».

Через инструмент зритель видит и твой характер, и твое отношение к музыке, и твою увлеченность или, наоборот, равнодушие. Так вот, равнодушный музыкант сделает равнодушными и зрителей, и наоборот, настоящий – непременно заразит их своей увлеченностью.

Все большие музыканты, с которыми мне посчастливилось работать: и Натан Григорьевич, и Сидор Аркадьевич Зак, и Исай Эзрович Шерман – были большими личностями.

– Какие выступления запомнились больше всего?

– Прежде всего, наш первый концерт в Москве. Наш оркестр встретили с большим любопытством. Пришли на концерт видные музыканты, дирижеры, теоретики – хотели посмотреть, кого привез Рахлин на этот раз. Оркестр имел большой успех. Потом было немало побед. Дважды мы становились лауреатами конкурсов – Всероссийского и Всесоюзного. Помню выступление на Всероссийском конкурсе.

Готовились к нему серьезно, но перед концертом Натан Григорьевич заболел. Выступали мы с Равилем Мартыновым. Он неплохой дирижер, но тут главным его достоинством было то, что он не мешал оркестру. Мы играли, как нас учил Рахлин.

Не могу не вспомнить премьеру оперы Шостаковича «Катерина Измайлова» в Казани. Я играл тогда в оркестре театра оперы и балета. На премьере присутствовал сам Дмитрий Шостакович. Волновались мы все страшно. Сами понимаете, какая это ответственность – играть при таком художнике.

Помню, как он вошел в партер – и весь зал в одном порыве встал. Под дружные аплодисменты он шел к своему месту, смущенный таким вниманием к себе.

После спектакля он пришел к исполнителям. Мы встречали его ровным строем, как солдаты маршала. Он пожал каждому руку.

Храню до сих пор программку, где рукой Шостаковича написано: «Дорогому Гене Савельеву на память 17.02.65».

Был еще один концерт, который запомнился, – в Кисловодске. Там мы узнали о смерти Шермана – он был главным дирижером Татарского театра оперы и балета. Натан Григорьевич перед началом концерта сказал в зал: – Сегодняшний концерт мы посвящаем памяти Исая Эзровича Шермана… И как играл оркестр!

– А были концерты, когда оркестр выступал ниже своих возможностей?

– Не припомню.. Хотя редко мы бывали довольны своим выступлением. Натан Григорьевич говорил: «Если человек доволен собой – он не артист». Рахлин приучил нас относиться к своему творчеству критически, и поэтому многие наши музыканты до сих пор в хорошей форме. Началось все с того, что мы анализировали каждый свой концерт. Жалко было уходить из такого коллектива, но артист должен покидать сцену вовремя.

– Нетрудно догадаться, что ранняя пенсия «духовиков» связана со спецификой инструментов. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее!

– Наша работа сродни работе стеклодува: испытываем те же нагрузки. Тем не менее я и не помышляю об уходе… на пенсию. Как-то не могу произносить это слово. Теперь я – штатный преподаватель музыкального училища. Думаю продолжить сольные выступления. За полгода хочу освоить кларнет французской системы – он требует меньших физических усилий. В моем возрасте это немаловажно. Бросать играть нельзя и по той причине, что организм должен перестроиться постепенно.

– Духовые инструменты занимают в музыкальной иерархии не первое место, и хотя многие великие композиторы писали для них музыку, слушатели знают ее меньше, чем, скажем, концерты для фортепьяно, скрипки, виолончели с оркестром. Чем это, на ваш взгляд, объяснить?

– Всем известно, что духовые инструменты в тембровом отношении беднее, чем струнные. Поэтому сольные выступления «духовиков» – большая редкость. Кстати, в нынешнем сезоне казанцы встретятся с хорошей саксофонисткой – Маргаритой Шапошниковой. Думаю, они получат от концерта большое удовольствие. Ведь женское исполнение на духовых много интереснее: тембр у них особый, ласкающий.

Но женщин- «духовиков» не так уж много. Есть опытная гобоистка Лариса Гершковская. Казанские любители музыки, наверное, помнят выступления трубачки Ляйлы Латыповой. Больше, пожалуй, не припомню. В оркестре они совсем не играют – там мужская работа.

Может быть, в будущем что-то изменится. Например, в нынешнем году в консерваторию поступили семь девушек- «духовиков». Должен согласиться с вами в том, что духовые среди начинающих музыкантов не пользуются большой популярностью. Родители предпочитают фортепиано, скрипку.

Между прочим, ученые доказали, что духовные полезны здоровью. Они помогают детям избавиться от астмы. А вот о том, что духовная музыка пропагандируется мало, сказать не могу. Недавно наш первый кларнет Альберт Гильфанов выступал по Казанскому телевидению – была получасовая беседа с ним, разговор о кларнете, о духовной музыке. Думается, такое знакомство полезно и музыкантам, и слушателям.

…Когда я уходила из филармонии, Геннадий Анатольевич Савельев еще оставался там. На днях должно состояться отчетно-выборное профсоюзное собрание филармонии, для него последнее. Много лет возглавлял он здесь местный комитет, и наверняка люди будут долго его помнить – энергичного, напористого, и в то же время мягкого и деликатного.

Стало меньше одним профессиональным исполнителем, зато больше одним хорошим педагогом. А это для музыки, согласитесь, тоже немаловажно.

Л. АГЕЕВА

«Вечерняя Казань», 18 октября 1981 год