Николай Беляев: «Время свои обязанности выполнит!»

19 июня 2012 года

Поэт Николай Беляев – человек в Казани известный. Его не забыли, хотя он уже много лет живет во Владимирской области.

Любовь Агеева как-то встретилась с ним в безбрежном море Интернета, и грех было не напроситься на интервью. Благодаря электронной почте это – пара пустяков. Они знакомы давно, но как журналист с поэтом ни разу не общались. Пообщались. Она ему – вопросы, он ей – ответы. Что получилось – читайте. Если захотите что-то спросить вы, оставьте вопрос в комментарии. Николай Николаевич непременно ответит.  

– Ваш отъезд из Казани был для многих, в том числе для меня неожиданным. Наши общие знакомые сказали, что вас испугала начавшаяся активность казанских националов. Время, действительно, было непростое. Во-первых, правильно ли мне сказали, во-вторых, если да, то были ли конкретные обстоятельства или просто появилось желание жить в русском городе?

– Вопрос о моём отъезде не так прост, как кажется со стороны. Он не сводится к болезненным проявлениям татарского национализма – против этого я всегда протестовал, понимая, что «отдача» (как при выстреле) – явление неизбежное. Сам по себе национализм – как любовь к своему народу – существует вполне законно и неотъемлемо от (для) каждого человека. Забота о своём языке и своём народе для любого писателя – просто входит в круг его обязанностей, является частью его таланта.

Но представьте ситуацию – ты сидишь на каком-то собрании, куда тебя пригласили, и слушаешь выступления на незнакомом тебе языке. Вокруг тебя люди, не лишённые этого знания, они живо реагируют на речь выступающего товарища, смеются, подают реплики, а тебе приходится довольствоваться только торопливым переводом соседа… Вспоминается, как после революции в подобной ситуации оказался приглашённый из Москвы Серго Орджоникидзе. Когда ему дали слово, он заговорил на осетинском языке, которого зал в своём большинстве не знал (это происходило не то в Армении, не то в Азербайджане). И зал не без удовольствия зааплодировал ему, понимая, что гость наглядно показал пример – как надо поступать в подобных случаях, если не забывать, что общение невозможно без взаимопонимания.

Я не раз присутствовал на подобных собраниях, попривык к иноязычию и не виню никого кроме себя за незнание языка, хотя и много занимался переводами татарской поэзии. Но есть национальное и интернациональное. И мне ближе второе. Точнее – то, что называется братством. И как бы ни ругали мы сегодня советскую власть – понятие «дружба народов» существовало и будет существовать не только как лозунг или название журнала, но и как свойство русской души, которое Достоевский называл «всемирной отзывчивостью».

А тупой и бездарный национализм в его крайних проявлениях не сулит ни одному народу ничего кроме бед. Это доказала нам история фашизма в Германии. Можно сказать и о другом – личном. Я не раз уезжал и возвращался в Казань, поскольку был геологом, геофизиком по профессии и непоседой по характеру. Меня всегда тянуло на новые места. Я работал и в Сибири, и на Урале, в Якутии и Туркмении, повидал и Латвию, и Кавказ.

«Охота к перемене мест» – тоже, видимо, свойство русской души. А во мне и цыганская капля крови присутствует. Да и вся современная цивилизация родом не то из Африки, не то из Индии… По науке, по утверждению генетики – все мы люди одного корня, все произошли от 16-ти или 18-ти предков, всё население Европы и всей Азии! И все наши распри – от непонимания, от дремучести нашей…

– Какими вам сегодня видятся события тех лет? Вы наверняка поддерживаете отношения с казанцами и знаете, как развивалась литература республики после 1990 года. Имело ли негативные последствия для русскоязычных авторов явное усиление татарского языка? Бывали ли у вас на этой почве трудности раньше, до объявления суверенитета?

– События 90-х оценивать в полном объёме – не моя задача, хотя сейчас уже многое стало понятней и яснее. Я не историк. Думаю, мы многого ещё не видим и не понимаем, многое ещё скрыто от нас. Полное осмысление ещё впереди, если оно вообще возможно…

Литературная ситуация в Казани мне малознакома, судить о ней не берусь. Влияет ли «усиление татарского языка» на русских писателей? Вряд ли. Они работают, как и прежде, в своём языке, где свои беды и свои проблемы существуют. Но русский язык пока остаётся языком межнационального общения, надеюсь? Или мы собираемся общаться на английском, например?

Надо помнить, что дворянское воспитание держалось в своё время на французском, и это не помешало ему вырастить Пушкина и Льва Толстого. Но русский язык пережил этот сравнительно краткий период, снова стал необходимым, ожил и завоевал новые высоты и породил новую литературу. Мы гордились и такими именами, как Балтрушайтис, Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов.

К сожалению, в Татарии писателей и поэтов такого масштаба не было…

– Если вы знаете состояние дел в писательской среде республики, какой она вам сегодня представляется? Кого знаете – читаете? С кем общаетесь? Обращаются ли к вам русскоязычные авторы, в том числе молодые, как это делали прежде?

– Ситуацию в СП Татарии я представляю не совсем ясно. Конечно, ушли многие из стариков, да и мы стали стариками. Конечно, пришли новые молодые поэты, многие присылали мне свои книги, и у нас завязывалась переписка. Но имён называть не хочу, чтобы никого не обидеть. Поэты – народ непростой, часто непредсказуемый, как и художники и вообще «люди искусства».

– Вас многие могут назвать крестным отцом в литературе, поскольку общались с вами в знаменитом литобъединении. В моей библиотеке есть сборник стихов авторов–студентов Казанского университета, подготовленный вами. С кем поддерживаете связи, кто вырос в настоящих поэтов?

– Я категорически возражаю против термина «крестный отец» – я не создатель мафии! Даже слово «Учитель» мне не очень по нутру. Литературная студия «АРС» – не банда. Я не раз упоминал в объявлениях о наших сборищах: «Вход и выход – свободны!». И старался, чтобы это было именно так – свободная учёба друг у друга, обмен, общение, без тени учительства с моей стороны.

То, что сейчас «ARS» ещё существует – меня радует, конечно. Со многими из своих студийцев я связь поддерживаю, хотя их и раскидало по странам и континентам.

Из поэтов ценю стихи Вячеслава Баширова и Валерия Трофимова, Елены Бурундуковской, радуюсь новым книгам прозы Рустема Сабирова. Слышал и об успехах Алексея Остудина, освоившего Интернет. Переписываюсь с нынешними руководителями «АРСа» – Алексеем Кириловым и Тимуром Алдошиным.

– Поэзия, как и в целом литература, перестала быть властительницей душ. Стихи меньше читают, меньше пишут. Ушли в прошлое многие традиции, связанные с этим. Вас это огорчает? Каков ваш прогноз на будущее?

– «Поэзия перестала быть властительницей душ»? А кто вам сказал, что она ей была для основной массы населения? По данным статистики поэзией всегда интересовались не больше 1% живущих…

И это нормально. Стихи – не хлеб. Без них прожить можно, если у тебя есть свои дела, своя профессия, свои заботы… Это поэту – мало всего, он должен во всё вникать, во всём участвовать…

«Быть в просвещенье с веком наравне» по Пушкину – и то сегодня под сомнением: можно ли быть биологом и не знать основ ядерной физики? Сегодня мало пишут? Да посмотрите – сколько всего напичкано в Интернете! Конечно, нет фильтра, но не беспокойтесь – время свои обязанности выполнит! И Петя Ляляшкин своё место займет, и все остальные. Вопрос о традициях тоже не прост.

Традиция - это то, что из прошлого идёт в будущее, оставаясь живым и неподвластным времени. Как и Поэзия – «существует, и ни в зуб ногой!» – хотя за эту хулиганскую формулу Маяковскому и следовало бы извиниться… Поэтому выражение «традиции уходят в прошлое» – под вопросом, на который я не отвечаю.

На презентации книги Николая Беляева в галерее "Хазинэ"

– Думаю, что вам известна «Белая ворона» с Нелей Ахуновой и сайт «ТЕРМИтник поэзии»? Как вы думаете, что питает этот «заплыв против течения»? Наверное, тяжело писать, когда знаешь, что это мало кому нужно? Как вы думаете, что движет теми, кто во всем этом участвует: потребность в творческой самореализации или возможность отгородиться от мира, жить в среде себе подобных?

– С «Белой вороной» я знаком меньше, чем с «АРСом». Но то, что существует и ещё одно литературное объединение – хорошо, оно никому не мешает, наверняка имеет своих поклонников и приверженцев. Конечно, времена изменились, многие не смогли бы ответить – что заставляет поэтов собираться «до кучи»: тяга к общению с себе подобными или некие иные центростремительные силы. Но только не желание отгородиться от мира! Скорее это – естественная потребность видеть: кто рядом с тобой и что он умеет сказать?

– Что питает ваше личное творческое вдохновение? Что удалось издать за пределами Казани, на русской территории? Чем занимаетесь сейчас? Что в планах?

– Чем я занимаюсь сейчас? В данную минуту – отвечаю на ваши вопросы, Люба! А если серьёзно – то радуюсь, потому что приехала дочь, Катя, привезла нам нашу третью внучку, Мартину, родившуюся в марте в Москве… Планов никаких не строю, не моё это дело. Правда, запланирован наш переезд в Казань, но это сделали не мы, а наш спонсор, удивительный человек – Наиль Мансурович Валеев. И тут все вопросы – к нему.

Дом, где нам обещали квартиру в Казани, правда, ещё не готов, не сдан и не принят, но к осени, видимо, мы поедем в город нашей юности и современной медицины, в помощи которой я уже нуждаюсь.

– Удается ли быть в центре творческих событий, когда живешь не в столице? Или внутреннее самоощущение творческого человека не зависит от его места жительства, а современные коммуникации, Интернет прежде всего, позволяют всегда быть «в центре»? Как бы вы охарактеризовали писательскую среду вашей области?

– Москва – город тоже совершенно другой, чем был раньше. Он не по мне. А чувствовать «себя в центре» – не знаю – на мой взгляд, важно быть всюду самим собой… Не выпендриваться, а жить. Если это удавалось или лучше – удаётся, значит, человек состоялся.

Или это не так?

Бальзак, глядя на бронзового Наполеончика, мечтал по-своему завоевать Париж. Ну что ж, это было его задачей, он с ней худо-бедно, но справился. Я наполеоновских планов не строю. Владимирские писатели и поэты – народ разный, как и всюду. Много приезжих из других краёв и регионов.

Лет 10 назад я был ещё способен передвигаться и даже ездил на их собрания, знакомился и выступал перед ними, но особой близости ни с кем не получилось: время сложное, у каждого масса своих проблем…

В целом область относится к «красной зоне» вокруг Москвы, может быть, это объясняет и всю сложность существования оной организации.

Не могу понять одного – даже симпатичные мне поэты и писатели ни разу не приезжали в гости, хотя по казанским меркам, я живу от города не так далеко – 30-40 минут езды на автобусе. Просто каждый занят своим делом, это важнее всего, а на общение с незнакомым человеком нет то ли времени, то ли ещё чего…

Что удалось издать в России? Не так и мало. В Красноярске – в серии «Новинки сибирской поэзии» – вышла книга, повторившая название первого моего сборника («Голоса расстояний», 1997), но состоящая из новых стихов, не публиковавшихся до этого. Издать её помог мой старый друг – поэт, прозаик, да ещё и драматург, увы, уже ушедший из жизни – Роман Солнцев.

В Челнах чуть позднее вышла книга стихов «След ласточки», изданная челнинской организацией Союза российских писателей под руководством и усилиями Николая Алешкова. Затем мои друзья Володя Герасимов и Аня Миллер издали в Казани что-то вроде малого избранного – книгу «NB» (изд. «Анна», 2002).

Тот же Николай Алешков подготовил и казанское издание книги стихов «Помню. Слышу. Люблю» (Татарское книжное изд-во, Казань, 2007) Потом в Москве вышла книга «Казанская тетрадь», которую я называл одно время своей «Главной книгой» (изд. «Знак», 2007).

Эту книгу спонсировали геологи, выпускники нашего геофака, работающие на солидных должностях в Москве, за что я им тоже, как и остальным – навсегда благодарен.

Вообще я – автор счастливый: за жизнь успел и написать, и опубликовать большую часть написанного… Кое-чем, я естественно, не доволен: вижу и следы спешки, и незрелость мысли. Но думаю, что в нашем деле без этого не обходится. Да и время нам досталось взвихрённое: то щепки летят, то муть какая-то сгущается…

Попробуй во всём спокойно разобраться! – не выйдет. Наконец нашла своего спонсора и самая залежавшаяся моя рукопись – «Поэма Солнца», над которой я начал работу ещё в Казани, после первой казанской выставки живописи Алексея Аникеенка. Я почему-то был спокоен за неё и не очень расстраивался, что время уходит. Ибо знал, что поднял пласт не стареющий, а рябь на глади воды меня не очень интересовала.

– Прочитав книгу об Алексее Аникеенке, нельзя не заметить, какой непростой была работа над ней. Не воспоминания поэта и друга (наверняка и это было бы интересно), а солидное исследование с мнениями десятков людей. Как вы на такое решились? И как поэту – такой литературный труд?

– Мне надо было сказать правду о своём Художнике, и я её сказал, подкрепив воспоминаниями и высказываниями многих и многих свидетелей. Не могу сказать, что это Проза. Это попытка синтетического сложного полотна, близкая к жанру мозаики или – журналистского расследования, если угодно. Но с участием поэзии.

Даже получив готовую книгу, я добавил в саму «поэму» дополнение – ещё 17 стихотворений и четверостиший, которые посчитал нужным включить в основной текст. Может быть – это уже лишнее, так как «поезд ушёл», по словам жены. Но я надеюсь, что будет и переиздание – если не здесь, то в Пскове или в Питере, или в Москве…

Но я до этого уже вряд и доживу. Однако надеюсь… Конечно, я не представлял себе – за какое непростое дело берусь. Просто – мои «арсовцы» подарили мне кассетный магнитофон на пятидесятилетие. И я начал записывать всякую белиберду, речи и стихи приходивших в гости.

Потом возникла мысль о более узком применении этой техники – я начал собирать интервью о Лёше и из них – само собой – узнавал что-то новое и о нём, и о тех, кого интервьюировал. Меня поражала разница восприятий и сама манера говорить, пользоваться словом – ведь она у каждого своя…

Тем более, что потом надо было перенести это на бумагу, стараясь максимально сохранить узнавание речи словоговорящего человека. Это оказалось очень непростой задачей, ибо слово звучащее и написанное – вещи совершенно разные. Лучше всего это знают киношники, они с этим сталкиваются ежедневно. А мне вдобавок не хватало чисто грамматических знаний – где ставить запятые, где иные знаки…

Была даже попытка все магнитофонные записи представить вообще без знаков препинания, что у поэтов случается и в стихах, как некий эксперимент, порой – удачный. Вот такой работой я и занимался довольно долго. Откладывал распечатки, строил из них некую композицию. Всё это – ещё в докомпьютерную эпоху. Потом, когда сын сделал мне мой первый комп, дело пошло быстрее…

– Мне известно, что стихотворную часть книги вместе с прекрасными иллюстрациями Алексея Аникеенка вы опубликовали в литературном альманахе «Аргамак» (№2, 2009), который редактирует Николай Алешков. Издать полную книгу помог Наиль Мансурович Валеев, доктор филологических наук, академик, депутат Государственного Совета РТ.

По ссылке читатель найдет мнение о нем вашего друга – поэта Николая Алешкова. Меня интересуете вы.  Вы нашли оригинальный жанр для книги. В подзаголовке написано: «Провинциальная трагедия в магнитофонных записях, газетно-журнальных вырезках, стихах и письмах».

На презентации книги в галерее «Хазинэ» не могли не говорить о плохих взаимоотношениях Алексея с власть предержащими. Разные выдвигались объяснения. Лоренс Блинов, например, сказал, что они не любили его потому, что такие картины заставляют мыслить, а такой задачи тогда не ставилось. Мне кажется, что это упрощенный взгляд на причины их «холодных» отношений.

Во всяком случае, он не передает всей сложности подобных конфликтов. 

Написав книгу о художнике, вы теперь знаете о нем, наверное, всё. Как бы вы определили причины трудной судьбы Алексея?

– Знать всё о ком-либо – невозможно, мы ведь и самих себя не знаем часто. Поэтому не будем требовать такого знания от других… А отношения Алексея Аникеенка с властью, действительно, были непростыми и в силу его характера, и в силу той слепоты и самодовольства власти, от которой многих воротило. Ведь когда Никита Хрущёв занялся искусством, вся интеллигенция начала смеяться над ним, как над мужиком-лапотником, который полез не в ту епархию. Именно тогда, в начале 60-х…

И все анекдоты о нём тогда родились, хоть он и был «прогрессивным» после разоблачения Сталина и устранения от власти его земляка – Берия… Помнишь, у Аркадия Райкина была миниатюра, где старый большевик на вопрос о картине – не старой ли голландской школы она? – отвечает со всей советской откровенностью: «А хрен её знает!»

Увы, отвечает мальчишке, который успел стать профессором…

Так что конфликт А.А. с властью был для меня закономерен. Это столкнулись две силы – сила духа и сила сытого самодовольства, которые взаимно противостоят веками. «Сытость сытых и голод голодных» у Марины Цветаевой – о том же…

– Сегодня мы по инерции объясняем трудности того времени несвободой творцов. Но почему в условиях несвободы было так много ярких дарований и почему сегодня, когда свобода, пусть даже неполная, но достаточная для самовыражения есть, нет таких имен и таких творений?

– То, что во времена «завинчивая гаек» было много ярких фигур, а нынче их не видно – истина объяснимая, но не до конца верная. Кому-то видно и сегодня, что Жириновский – бездарный клоун, но для многих он – герой, за которого они готовы отдать голоса на выборах…

Им нравится, что он говорит на языке толпы, особенно если хамит всем, кто под руку подвернётся. Но ведь в искусстве всё ещё сложней. Что-то сразу заметно, а что-то в тени скрывается, потому что время не пришло, не определилось. Лёшина живопись – тоже не для каждого. «Клоун» – и об этом тоже…

Я видел подлинник в мемориальном музее Капицы и радовался, что он – в надёжном месте. Жаль, что на обложке книги более грубо дано авторское повторение, сделанное для академика Завойского… Это фотография его зелень огрубила. Лучшие репродукции – только в журнале для Индии, благодаря Юрию Казакову получились.

– Как вам живется – можется в современной России? Какие чувства вызывает в вас дух торгашества, определяющий многое в творческой среде? Раньше велела партия, сегодня велят деньги? Всегда есть чем оправдаться перед людьми и перед собой…

– Как мне живётся в России? Да пока жив – не жалуюсь. Вкратце если – как всем пенсионерам.

– И последний вопрос: когда вас ждать в Казани?

– Когда ждать в Казань? Отвечу: надеюсь, что дом к осени будет сдан и принят, и своё 75-летие встречу в новой квартире на Чистопольской улице, недалеко от улицы любимого мной и не раз переводимого Сибгата Хакима.

– Значит, будем соседями. Я тоже живу на Чистопольской. – Вот, пожалуй, и всё, что я смог сказать для газеты «Казанские истории».

– Большое спасибо за интервью. Надеюсь, в Казани немало найдется людей, которые захотят его прочитать. 

13.06.2012

Вместо вступления к сборнику стихов «Казанская тетрадь»

В зеленом скверике казанского кремля

нашёл тетрадку на скамье. Её поля

испещрены стихами были густо.

Заметки, мысли, кое-где и чувство

проглядывало... Изучив тетрадь,

хочу всё то, что было в ней, издать.

В стихах порядка не было, не скрою.

Не знаю – сделал ли я что – порядка для...

Но и в осколках зеркала порою

вдруг отразятся небо и земля.

А что в стихе способно отразиться?

Тут мой читатель вправе рассердиться,

а я с улыбкой отвечаю:

– Виноват...

– Так автор рукописи вам ни сват, ни брат?

– Да, я не знал его…

– Выходит – плагиат?

– Э, нет... Но сочинители – шалят...

Мой скромный современник пожелал

остаться неизвестным. Может – знал,

как иногда калечат деньги, слава...

Я за собою оставляю право

оставить всё в том виде, как нашел.

Договорились? Вот и хорошо.

       1976

НАША СПРАВКА

Беляев Николай родился 23 сентября  1937 года в Ярославле. Он начал свой творческий путь в 60-е годы прошлого столетия. Выпускник геологического факультета Казанского университета, работал геофизиком (участвовал в геологических экспедициях в Иркутской области, Якутии, Туркмении, на Урале, в Татарии), инженером-конструктором по нефтяной автоматике, ассистентом кинооператора, журналистом в газете «Комсомолец Татарии», на Казанской республиканской телестудии, литературным консультантом в Союзе писателей Татарской АССР. В 1973-1975 годах учился на Высших литературных курсах при Литературном институте им. М. Горького. В 1967 году вышла первая книга стихов Николая Беляева «Голоса расстояний». Через два он стал членом Союза писателей СССР, получил возможность заниматься литературой профессионально.

В Казани у него вышло семь сборников стихов Немало сделал он для татарской поэзии, делая переводы ее на русский язык. Двадцать лет Николай Беляев вел известное литобъединение «АРС» при Казанском университете, которое посещали многие известные ныне поэты. Составитель книги стихов студийцев, в которой представлено творчество 53 поэтов, многие из которых приняты в Союз писателей СССР («Стихи казанских студентов. 1970–1990 гг.» Казань: Изд-во КГУ, 1991). Член Союза писателей СССР (1969), с 1991 г. – Союза российских писателей (СРП), в организации которого принимал активное участие. За книгу новых стихов и переводов с татарского «Помню. Слышу. Люблю…» в 2007 году поэт Николай Беляев получил Державинскую премию.

Подборка стихов Николая Беляева " Я выпрыгнул из поезда..." опубликована в журнале «Дружба народов»,  1998,  №10. С 1993 года живет в селе Ворша Собинского района Владимирской области.