Герои среди нас

18 сентября 2010 года

Чем дальше мы удаляемся от событий 1940-1945 годов, чем больше становится количество прожитых мирных лет, тем меньше остается тех, кто в далекие 40-е жертвовал собой, воевал и умирал с мыслью о лучшем будущем, о будущих поколениях.

Но, к счастью, герои эти еще остались среди нас. В преддверии 65-летия Победы мне удалось побеседовать за чашечкой кофе с ветераном Великой Отечественной войны, подполковником в отставке Рустамом Валеевичем МУРСАЛИМОВЫМ.

Рустам Валеевич – бывший преподаватель кафедры философии Казанского государственного технического университета имени А.Н.Туполева. Наверное, именно из-за многолетней практики работы Рустама Валеевича за кафедрой мне было очень легко и приятно брать у него интервью: он давал очень развернутые, полные ответы. Время от времени в комнату, где мы беседовали, заходила его жена – Гузель Галимовна и помогала Рустаму Валиевичу вспомнить необходимые детали, случаи, даты. Итогом разговора стали две выпитые чашки кофе, полтора часа записи на диктофоне, огромное множество исписанных листов и яркие впечатления от общения с четой Мурсалимовых. Поделиться всем этим я решила с вами, дорогие читатели.

– Рустам Валеевич, расскажите о том, как вы узнали о начале войны.

– 15 июня 1941 года в школе №5 города Казани состоялся выпускной вечер 10 «А» класса, учеником которого я являлся. Через неделю после выпускного, 22 июня, мы выехали на загородную базу сельскохозяйственного института на «День открытых дверей». Мы прошлись по всем базовым постройкам. Наша одноклассница, Надя Моткова, немного приболела, поэтому с нами не пошла. Около 12 часов дня, когда мы возвращались обратно, мы увидели Надю, бегущую к нам. Она кричала: «Ребята! Война!»

– Какова была первая реакция на это сообщение? Что вы чувствовали?

– Мы были в замешательстве. Война была на носу на протяжении многих лет, вопрос был только в том, когда Германия решит нанести удар. И вот это произошло. Когда до нас дошел смысл сказанных Надей слов, повисло тягостное молчание. А в это время по радио уже второй раз передавали речь министра иностранных дел Молотова. Вот так мы встретили войну.

– Как Вы попали в войска противовоздушной обороны?

– 23 июня я поехал в военкомат. Но там мне сказали только, чтобы я никуда не уезжал – меня вызовут, когда будет нужно. 30 июня меня вызвали в военкомат, сказали, что я еду в Чкаловское (Оренбургское) училище зенитной артиллерии. Я не хотел ехать в артучилище: я и еще несколько моих одноклассников были заражены морской романтикой. Но на мой отказ работник райвоенкомата ответил: «Если не поедёшь, отправлю в ветеринарное училище, будешь кобылам под хвост градусники ставить». Другого выбора не было. Так я стал приписником Чкаловского училища имени Орджоникидзе.

– Не жалеете?

– Так ведь выбора все равно не было. Тем более, оказалось, что зенитная артиллерия – это интересная профессия, и брали в этот род войск не каждого, кто хотел. Требовалась высокая общая и математическая культура, чтобы командовать батареей, а это сотня воинов, в их числе офицеры, специалисты не только со средним, но и с высшим образованием.

– С чего началась ваша фронтовая жизнь?

– Окончив училище на «отлично» в чине лейтенанта, я попал в первый выпуск военного набора, получивший почётное назначение на Московский фронт ПВО. Первые 10-15 дней на крыше здания КГБ мы охраняли небо Москвы, а затем были отправлены в Подмосковье в Люберцы.

– Мне известно, что Вы довольно быстро продвигались по карьерной лестнице. Каково это было?

– Я был самым молодым комбатом в дивизии (мне было 19 лет), а до конца 1944 года – самым молодым по возрасту среди личного состава своей батареи. При вручении батареи командир дивизии сказал: «Если будет хоть один бомбовый удар по особо обороняемым объектам, попадешь в штрафбат». Это было большое доверие и тяжёлый груз ответственности: «стреляющий офицер», каковым был комбат по своему статусу и положению на «отдельной точке», головой отвечал за боевую готовность батареи, за пропущенный бомбовый удар. Был случай, когда на посадку шел самолет без опознавательных знаков. Ответственность за принятие решения об атаке я должен был принять самостоятельно. Я решил огонь не открывать. Впоследствии оказалось, что самолет был наш.

– Как командиру Вам много приходилось работать с людьми. Много ли было тех, кто не выдерживал испытание войной?

– Во взводах, батареях, штабах, в которых довелось мне послужить, было много сильных и интересных людей. Широким был диапазон возрастов личного состава подразделений – от девушек комсомольского набора до старичков, отличных солдат, ровесников моего отца. Однако в 1944 году мы получили совсем иное пополнение. К сожалению, в большинстве своем это был негодный человеческий материал. Один был психически неуравновешен, и его было опасно держать в землянке, где на стойке под боекомплектом стояли карабины – личное оружие каждого бойца. От него удалось избавиться, отправили обратно. А от двух других не удалось, один был туберкулёзным (в начальной стадии), никто не хотел пускать его в землянку, вместе спать на общих нарах. Другой страдал недержанием мочи и в первую же ночь осрамился, надолго отравил атмосферу в землянке. Это вносило нежелательные изменения в наш быт, в круг обязанностей боевого орудийного расчёта. Часовые ночью должны были его будить и выводить, буквально вытаскивать на прогулку. Упустишь момент – получишь «всемирный потоп». И смех и грех. Но было ясно, что страна измотана и лучше не будет.

– Где и как встречали победу?

– В Москве Салютом победы, который был произведен батареей в составе тысячи орудий Особой Московской армии ПВО после выступления по радио Сталина.

Рустам Валеевич замолкает. Видно, что он устал так много говорить. Я благодарю его за интервью и гостеприимство. Рустам Валеевич и Гузель Галимовна благодарят за мой визит, за то, что их не забыли.

Двери лифта закрываются, и я остаюсь наедине со своими мыслями. О том, что мы знаем всего лишь десятки имен героев, а их были сотни и сотни тысяч. Эти люди понимали: идет священная война. Быть самоотверженными повелевали им душа и сердце. Они – образец того, как следует любить, беречь и защищать Родину, а если надо, то и умирать за неё.

Производственная практика 2010 года