Кафиль Амиров: «Бороться нужно с ветхим жильем, а не с историей»

Любовь АГЕЕВА

18 августа 2004 года

Интервью профессора К.Ф.Амирова, Прокурора республики, началось с воспоминаний о событиях, которые привели к тому, что прокурорский работник, крупный руководитель стал известным краеведом, автором книги, которая для многих является настольной.

Кстати, ему недавно присвоено звание государственного советника юстиции 2-го класса. Выяснилось, что ничего случайного в человеческой жизни не бывает.

Свои пояснения Кафиль Фахразеевич начал с воспоминаний о своей журналистской деятельности. Сегодня, после многочисленных публикаций по случаю юбилея в прессе, ни для кого не секрет, что он очень хотел стать журналистом. Но так получилось, что в 1967 году в Казанский государственный университет его не приняли. Жизнь распорядилась так, что высшее образование он получил другое – юридическое, закончив Харьковский юридический институт.

Вот какие события вспомнил Кафиль Фахразеевич, с видимым удовольствием погружаясь в юношеские годы:

— В детстве ребенок сегодня говорит, что будет врачом, завтра – кем-то другим. Когда я учился в школе (я жил тогда в Удмуртии), у нас была прекрасный историк Тамара Федоровна, кстати, выпускница КГУ. Она так живо вела уроки, что мы все были увлечены историей. И более того – помогали ей делать наглядные пособия. Мне, например, досталось делать из папье-маше пещеру и сидящего перед ней древнего человека, завернутого в шкуру – он разжигал костер. Но где-то в классе седьмом она мне и еще одному мальчику сказала на уроке, что мы будем юристами. Я об этой профессии не помышлял. В это время я уже мыслил себя историком, преподавателем истории. Все посмеялись – и на этом все это дело забылось.

В восьмом классе меня избрали секретарем комсомольской организации школы – и вдруг во мне проснулось желание писать в газету. Случилось так, что к нам на семинар в загородный лагерь приехали писатели, редактор областной молодежной газеты, радиокорреспондент… И я сразу в журналистскую профессию влюбился. Живое дело – с людьми встречаешься… Я стал юнкором районной и республиканской молодежной газет.

После девятого класса меня пригласили в районную газету поработать в отделе писем.  После девятого класса меня пригласили в районную газету поработать в отделе писем. Заведующая отделом оказалась прекрасным педагогом – она многому меня научила. Это было время подготовки к 20-летию Победы. Я писал о героях Великой Отечественной войны. Писал об этом и в республиканскую газету.

Приглашение в редакцию было случайным – в редакции думали, что я уже закончил 10 классов и, видимо, хотели взять меня корреспондентом. И когда вернулся в школу, у меня другой мысли не было, как поступить на журналистику. Ближайший факультет был в Казани. Но оказалось, что берут туда только с двухгодичным стажем. Меня это не огорчило. Я закончил школу с золотой медалью. Решил, что смогу до поступления в университет поработать в газете. Как сейчас помню, 19 мая решил зайти в редакцию. Зашел – и стал фотокорреспондентом. Это была единственная свободная должность. Фотографией до этого не занимался. Семья у нас была большая, а это дело требовало много денег. И кружка у нас такого в школе не было.

27 июня (даже нисколько не отдыхал после выпускных экзаменов) пришел в районную редакцию. Мне дали фотоаппарат Зенит 3М, я стал его осваивать. Конечно, первые мои снимки были не очень… Пришлось сесть за книги, и не только по фотографии, но и по живописи. Потом мне это дело понравилось. Неплохие вроде бы стали снимки получаться. Я любил делать неформальные снимки. А главное – коллектив нашей редакции был очень творческим. Я это сейчас особенно понимаю. В «Алнашском колхознике» было 5 членов Союза писателей и всего лишь 3 члена Союза журналистов. Газета – двуязычная. Сначала делали русский вариант, потом переводили на удмуртский язык, хотя на удмуртском тираж был в два раза больше. Я на удмуртском – ни бум-бум. Я за год выучил удмуртский язык до такой степени, что мог не только общаться, но и выступать на собраниях.

Чувствую, что «распухаю» от опыта – потому что кругом мастера. Я наблюдал, как другие журналисты с людьми беседуют, как пишут. Например, многому научился у Николая Белоногова. Писал заметки, статьи, даже несколько раз фельетоны были. Летом 1967 году написал о своем школьном учителе, участнике гражданской войны под Петроградом, материал робко назвал «очерк». Сегодня когда перечитываю, что написал тогда, удивляюсь – неужели это я написал? Гордость какая-то за себя…

Кафиль Фахразеевич вспомнил в подробностях, как, поехав однажды в один колхоз на собрание, привез очерк «Лаврентьевна», который похвалили не только в редакции. Он привел этот материал как пример того, что к любому делу надо относиться творчески. Слушая эти воспоминания, нельзя было не видеть, что журналистика потеряла в лице Амирова отличного журналиста. А театр – оригинального артиста (мало кто знает, что он мог без вступительных экзаменов поступить в Московский ГИТИС).

…Провалившись на вступительных экзаменах в КГУ, он вернулся домой, рассчитывая через год повторить попытку. Причем профессия журналиста ему нравилась все больше и больше. Вскоре он перешел на работу радиорганизатором, а потом, в марте 1968 года, его выдвинули на работу в райком комсомола, заведующим организационным отделом. Работа была вроде бы временная, до лета, однако это обстоятельство сыграло в судьбе молодого человека решающую роль. Именно как комсомольского работника его направили учиться на юриста. После окончания Харьковского института он приехал работать в Казань.

— Я нисколько не жалею, что работал журналистом. Наоборот, даже рад. Почему? Потому что это дало мне огромное чувство языка. Многие наши работники, особенно молодые, с которыми я беседую, они смотрят на такое понятие как-то отвлеченно. Умеешь писать – и ладно. Я объясняю, что это большой дар. Вы – юристы, и ваша продукция излагается на бумаге – говорю. И чем лучше вы изложите свои мысли, тем больше доверия к ним. Я книгу написал о составлении служебных документов, она 6 изданий выдержала. У меня несколько книг по юриспруденции.

Второе, что дала мне редакция, – это умение беседовать с людьми. Это нужно и для нашей профессии. Журналистика сродни нашей профессии как раз умением задавать вопросы, находить контакт с людьми. И третье: журналистика требует высокой культуры автора, эрудиции, а это очень важные качества и для следственного работника.

— Кафиль Фахразеевич, а как вы пришли к мысли написать книгу о казанских улицах?

— Начнем с того, что никакой книги я не писал. Чувство истории у меня, конечно, было еще со школьной скамьи. Когда приехал в Казань, по старой журналистской привычке стал собирать газетные материалы о Казани, делал какие-то пометки. У меня скопился огромный архив, большая библиотека получилась. В то время книги не ценились… Нет, неправильно я выразился – они были недорогие. Я собрал такую хорошую библиотеку по истории Татарстана и Казани, в том числе дореволюционной. То, что мне не удалось купить, я брал в библиотеке и делал копии. Ксероксов тогда не было. Мне помогал знакомый из института «Татаргржданпроект». А поскольку у них и переплетчик был, я сразу получал книгу. Со временем выработалась своя система хранения информации, в том числе и по казанским улицам. Было настроение –  писал отдельные статьи.

Однажды, в 1995 году (в это время я уже был заместителем Прокурора республики), ко мне пришел Юра Балашов. Я ему стал показывать свои материалы. Он и говорит: «Так это же готовая книга!» Я сел за компьютер… Книгу написал за месяц. Но материал-то собирал по существу 20 лет. Поскольку денег в редакции журнала «Казань» не было, книгу напечатали на самой дешевой бумаге. Фотографии там – из моего собрания старинных казанских открыток.

Книгу я хотел выпустить под псевдонимом, но Юра уговорил меня поставить свою фамилию. Вот так книжка родилась.

Книга стала распространяться, ее заметили в топонимической комиссии республики, куда меня пригласили.  Пришел на первое заседание комиссии – она заседала в здании Академии наук. Собрались многие известные люди, в том числе профессор КГУ, доктор филологических наук Гумар Фаизович Сатаров, который меня в лицо не знал. Вдруг он начал:

— В последнее время топонимикой стали заниматься люди непосвященные. Вот, некто Амиров выпустил книжку…

Наступила гробовая тишина — многие меня знали. Все на меня смотрят. Я, обращаясь к Сатарову, говорю:

— Можно мне вопрос?

– Пожалуйста». – Он ведь не знает, с кем разговаривает. – Вам фамилия Балакирева известна?

— Да, это композитор.

— Ничего подобного – это был известный химик! А музыкой он занимался так – любя, шутя… А Даль…

— Кто Даля не знает?

— Так Даль был медиком. А вы знаете, что Менделеева знали в Петербурге не как знаменитого химика, а как мастерового, делающего саквояжи?

— А вы кто такой?

— Я тот самый Амиров. В науке каждому найдется место. Не было такой книги – сейчас она появилась. Возможно, несовершенна, возможно, что-то там неправильно, но вы можете выпустить лучше.

Я предложил ему заключить мир. Предложил ему пройти по книге с карандашом, отметить все погрешности – и мы выпустим книгу с исправлениями.

Кто знает, кем я останусь в истории? Может быть, меня запомнят как краеведа? Кстати сказать, профессор Саттаров, который особенно рьяно на меня нападал, в позднейшей своей научной статье сделал ссылку на мою книжку. Мне было очень приятно. На нее вообще много ссылок, потому что в свое время она заняла свободную нишу.

Камиль Фахразеевич неразлучен с фотоаппаратом 

Когда меня спрашивают, сколько времени я писал эту книгу, я отвечаю: «А какую цифру вам назвать? Я ее написал за месяц. Но материал собирал по существу 20 лет. А теперь со мной консультируются специалисты…

— Можете привести конкретный пример?

— Пожалуйста. Хотят переименовать улицу Кирова в Московскую. Объяснение такое – на ней была церковь Московских чудотворцев. Неправильно. Эта улица складывалась как начало Московского тракта, и стихийно сложилось название  – дорога на Москву. А потом жизнь востребовала строительство церкви, чтобы люди перед дорогой могли помолиться…

— Может, вы и нашим читателям дадите консультацию? Они спрашивают, почему будущую станцию метро назвали Аметьево, тогда как поселок в этом районе называется Ометьево?

— Есть разночтения. Еще есть Ометово. А вообще-то улица получила название от имени мурзы, который там жил. Такие разночтения необходимо приводить к общему знаменателю.

Работая в топонимической комиссии, куда меня пригласили после выхода книги, я считаю, два полезных дела сделал. Первое – предложил от имени комиссии выйти на заседание Кабинета министров с примерными правилами наименования и переименования географических объектов, в том числе улиц. Предложение было поддержано. После этого провели специальную топонимическую конференцию, на которой прозвучало много ценных предложений. Например, о том, что  географические названия – имена собственные на другой язык переводить не надо. Я поддержал это предложение. Рекомендации комиссии 5 августа 1997 года были утверждены постановлением Правительства.

И второе дело – по моей инициативе был разработан нормативный справочник названий улиц Казани – на русском и татарском языках. Для чего он нужен? Для изготовления вывесок, для почты – как стандарт. В процессе подготовки с помощью ученых сформулировали несколько топонимических принципов. Эти правила  утверждены главой администрации города. К сожалению, в полном объеме документ не опубликовали. Правда, в «Казанских ведомостях» (4 декабря 2001 г.) напечатали перечень наименований улиц Казани на двух государственных языках.

— Я видела эту публикацию. В предисловии указывалось, что  при составлении справочника использовалась книга «Казань: где эта улица, где этот дом?»

— Сейчас по моему предложению топонимическая комиссия разработала список улиц, которые нельзя переименовать. Я еще соглашусь с переименованием улицы Кирова в Московскую, но когда в Кировском районе предлагают сделать улицу Петра I… Хотя там и было Адмиралтейство, учрежденной Петром, это все равно надумано. Или улицу Свердлова предлагали назвать Георгиевской, вернув ей старой наименование. Но так можно переименовывать без конца, в зависимости от политической ситуации

Не очень мне нравится и современное название улицы Кремлевской. Во-первых, с точки зрения лингвистической: Кремлевская – значит в Кремле, во-вторых, если уж переименовывать, то возвращать надо было одно из старых названий. Раньше улица называлась Центральной, Спасской, Воскресенской. Название улицы  – это тоже история и наше духовное богатство.

— Если вы вовлечены в процесс переименования, то в каком направлении он идет?

— Направления два. Первое – политическое. Появилась улица Санкт-Петербургская, будет Московская… Я считаю, что обдуманно надо принимать подобные решения. К тому же  улица Кирова в городе должна остаться. Пусть в другом месте. Киров жил в нашем городе, учился в промышленном училище… Второе направление – называть по именам людей, которые прославили Казань.

— Как вы относитесь к тому, что часть улиц, которые нашли отражение в вашей книге 1995 года, в новом издании уже не будет? Например, не будет Профессорского переулка, выходившего на улицу Щапова.

— Могу добавить Ярмарочную улицу, есть другие примеры. Исчезновение улицы ведь вторично. Если исчезли здания, которые ее составляли  – исчезнет и улица. Считаю, что здесь бед мы натворили много.

— Давайте сообщим читателям, что вы – автор нескольких краеведческих книг.

— Есть еще две книги, обе вышли в издательстве  НПО «Медикосервис». Первая – «Казань. Исторические зарисовки» – вышла в 1997 году, вторая – на следующий год. По сути, вторая – это переиздание первой, заказанное Всемирным конгрессом татар.

— Как бы вы определили своеобразие Казани?

— Один из наших великих предков, еще в позапрошлом веке характеризуя Казань, сказал: это место, где Восток встречается с Западом. Действительно, своеобразие ее в этом и состояло, и сохранялось оно очень долго. По счастью, Казань не была местом каких-то ожесточенных битв, после которых город отстраивался бы заново. Что очень важно, никто это своеобразие не планировал и не лелеял. Оно складывалось стихийно, и это был естественный процесс.

Приходили разные губернские архитекторы, каждый строил в своем стиле, но все эти стили уживались – и в результате получилась неповторимая и красивая Казань. К сожалению, последние годы показали, что если Аллах спас эту красоту от бомбежек, то он не спас ее от чиновников. И я с большой горечью наблюдаю, как теряются красота Казани и ее своеобразие. В итоге получится обычный европейский город, каких много. Ничего своеобразного в нем не будет, за исключением, может быть, Кремля – если и в него не начнут вторгаться.

Есть места, которые необходимо было сохранить нетронутыми. Нам обещали, что нетронутой останется Старо-Татарская слобода. А вы сходите туда – и в Старо-Татарскую слободу собственник заползает…

Мне обидно, что уничтожаются дома, которые надо сберегать особо, чтобы можно было показывать гостям. Говорить, например: вот это дом, который принадлежал Бронниковым, самое старое в Казани деревянное здание. Дом уничтожили в середине 70-х годов прошлого века.

Очистили площадку у Кремля. Хорошая вроде бы мысль: Кремль требует обзора. При этом уничтожили самое старое каменное здание Казани, которое находилось в начале улицы Баумана. Такой невзрачный вроде бы был оштукатуренный кирпичный дом с мезонином в самом начале улицы Баумана, но он представлял историческую ценность! Хорошо: сегодняшнее руководство захотело, чтобы Кремль был виден, пройдут годы, новое руководство захочет по-другому…

На грани уничтожения особняк начало XVIII  века купца Михляева-Дряблова. Эта семья очень много сделала для города. Напротив Выставочного зала уничтожен деревянный дом, выкрашенный в зеленую краску. Архитектурной ценности он, может быть, не представлял, но в нем родилась и выросла Гала, будущая жена Сальвадора Дали. И это уже мировая история. А сам выставочный зал построили на месте дома Бронниковых.

На «Кольце» уничтожены Музуровские нумера, в которых жили студенты, бедная казанская интеллигенция. Дореволюционный архитектор продумал эту площадь до мелочей… Уничтожается начало улицы Вишневского: знаменитый хлебный магазин на углу уже разобран. Все эти двухэтажные кирпичные особнячки, которые стояли на улице Вишневского, принадлежали казанской профессуре, поэтому улица называлась Академической.

А возьмите наш парк Центральный – Русской, Немецкой Швейцарией его называли. Построили у центрального входа торговый павильон, который закрыл весь вид. Дорога задевает часть кладбища, придется делать перезахоронения, парк уже гибнет. Разве нельзя было найти другое место для дороги? Я по этому поводу даже с Президентом РТ встречался.

Так что неумных решений полно. Я внимательно читаю прессу с критическими статьями.

— А можно попросить вас посмотреть на такие факты не глазами горожанина, любящего свой старинный город, а глазами прокурорского работника, который знает, что за нарушение закона можно наказать. Ведь есть же законы, защищающие наследие прошлого – и федеральный, и республиканский. Выходит, они не работают? Куда в таком случае смотрит прокуратура?

— К сожалению, многие действия городской власти – в рамках закона. Москва взяла и сократила список охраняемых на федеральном уровне памятников культуры и архитектуры, передав их на региональный уровень. Соответствующее решение Правительства года 3-4 назад было опубликовано в «Российской газете». Наш Кабинет министров сделал то же самое – и огромное количество объектов отписал на уровень районов и городов. А город – сам себе хозяин: хочу – охраняю, хочу  – не охраняю.

Давайте проследим за судьбой здания бывшего магистрата в начале улицы Баумана, в котором до недавнего времени был хлебозавод. Его история – из XVIII века. Посмотрим, как будут развиваться события. Кто будет его хозяином? Здание-то на очень хорошем месте находится, его можно выгодно продать.

— Тогда давайте обратим внимание на факты, которые уж точно вне закона. Продают историческое здание с условием, что новые хозяева будут бережно сохранять его историю, а потом все про это забывают: и покупатели, и продавцы. Все разводят руками.

— Разводят руками те, на кого закон возложил обязанность охранять:  министерство культуры, в первую очередь, городское управление государственного контроля охраны и использования памятников истории и культуры. Они должны запрещать, штрафовать, расторгать договора аренды, если памятник не так используется. И уж если  их силы не хватает, обращаться в прокуратуру для привлечения виновных к ответственности. К сожалению, этого нет.

Вся архитектурная служба продажна, проституирована – я не боюсь употреблять такие слова, даже если они в печати появятся. Мы к ним обращаемся: дайте заключение, что сооружение перед детским миром нарушает архитектурный ансамбль и так далее. Умный человек это здание проектировал, он специально оставил там небольшую площадь. Второе – пространство проглядывалось со всех сторон, и как бы мы к нему не относились, оно вписывалось в архитектурный ансамбль центра города. И что вы думаете –  нам ответили, что никаких нарушений там нет. Среди тех, кто должен кричать «Караул!», нет ни одного человека, который способен это делать. Потому что они боятся за свое кресло… Все упирается в принцип «Чего изволите?»

Битва с ветхим жильем необходима. То, что мы с ним покончили, – огромное социальное завоевание нашей республики. Но ведь бороться нужно с ветхим жильем, а не с историей! Потомки нам этого могут не простить.

Считаю, что фасады домов, представляющих историческую или архитектурную ценность, надо было сохранить. А за ними строить современное жилье – но так, чтобы оно вписывалось в контекст застройки. Пройдите по улицам Горького, Карла Маркса и Большой Красной. Там торчат как, извините, чирьи, высотные дома, которые портят весь архитектурный облик улиц. Я думаю, что главного архитектора города через несколько лет предадут анафеме. За то, что в свое время он не проявил достаточного профессионализма и настойчивости.

— Какие в данном случае полномочия у прокуратуры?

— В основном прокуратура работает с обращениями. Дважды архитектурная экспертиза проводилась лично по моей инициативе. Я уже упоминал случай с торговым павильоном у детского мира. Еще был случай застройки зеленой площадки на улице Татарстана, перед девятиэтажными домами, где магазин «Кыстыбый».

Когда я в 80-е годы работал прокурором Вахитовского района, всегда приглашал для консультаций специалистов, из Государственного музея, например. Конечно, тогда не было такой реконструкции, как сейчас.

— Спасибо за интервью.

Фото Мансура ЗАЙНУЛЛИНА

Написано для журнала «Лидер. Татарстан»