70-летний юбилей Миркасыма Усманова – юбилей «задумчивый»

Резеда Даутова

28 августа 2004 года

3 июня 2004 года Ученый совет Казанского государственного университета чествовал профессора Миркасыма Усманова. Известному историку исполнилось 70 лет.

Миркасым Усманов – автор многочисленных научных трудов и популярных книг, общественный деятель, признанный авторитет в области национальных проблем. Многогранность и масштабность характеризуют эту, бесспорно, мощную и неординарную фигуру. Кто хоть раз соприкасался с этим человеком, непременно заряжался его основательностью, неспешностью выводов, духом поиска. Научного поиска, которому нет конца.

Накануне юбилея журналист Резеда Даутова взяла у заведующего кафедрой татарского народа КГУ, профессора Усманова интервью.

«Наши предки из деревни Большие Менгеры»

– Миркасым Абдулахатович, вы – один из самых известных и авторитетных татарстанцев, но родились, о чем, наверное, не все знают, в Китае. Как так получилось?

– Я родился в Западном Китае, в городе Кульджа. Мои предки попали туда из Казахстана. А в Казахстан перебрались в поисках счастья где-то в 20-30-х годах ХIХ столетия.

Три-четыре поколения большого клана Усмановых родились и формировались в Казахстане. Поэтому утверждать, что я – уйгурский татарин, как некоторые говорят, будет не очень точно. Скорее всего, мы относимся к казахстанским татарам – это та этническая группа татар, которая вышла из Среднего Поволжья и по воле судьбы оказалась в Казахстане.

А в 1917-м мои дед и бабушка (отец и мать были тогда еще малолетними) оказались за пределами Российской империи. Они искренне надеялись, что революционные события закончатся, и они вернутся на родину. Но, как известно, граница закрылась, и люди остались жить в Китае.

Надо сказать, там была очень большая татарская диаспора – около 10 тысяч человек. А вернулись мы на родину – на территорию Советского Союза – только в середине 1950-х годов. Мне уже шел 21 год. Я был достаточно взрослым человеком. Так что мое становление происходило в Западном Китае. Однако и там мы ощущали себя татарами. У нас существовало очень сильное культурное общество, работала хорошая татарская школа, где мы учились по учебникам, изданным еще до революции. Кстати, это я наблюдал позднее, когда бывал в Турции, Финляндии, Америке, Германии. Люди хотя и не говорят по-татарски, но чувствуют себя татарами! Потому что наш менталитет окончательно сложился еще ХVIII-ХIХ веках и очень сильно подтвердился в начале ХХ столетия – в эпоху так называемого татарского Возрождения.

– Насколько я знаю, вы составили довольно подробную родословную своей семьи. В процессе работы какие-то открытия сделали для себя?

– Большой клан Усмановых уже имел большую родословную таблицу, составленную где-то в ХVIII-ХIХ веках. В семье трепетно относились к прошлому. Мы никогда не были иванами, не помнящими родства. Хорошо знали свое происхождение. Знали, что наши предки вышли из-под Казани, из деревни Большие Менгеры, а уже потом переехали в Казахстан.

После окончания университета однажды мне удалось организовать поездку в Большие Менгеры, ныне деревня находится в Атнинском районе. Вы не можете представить, как я обрадовался, когда у одного местного старика мы увидели большую книгу, состоящую из родословных таблиц жителей Менгер. Там я нашел статью о своих предках – об Усманай бабае, человеке, который дал нам фамилию. Так вот, там было написано, что его дети уехали в казахские земли, но от них пока известий нет.

Таким образом, уже документально подтверждено, когда примерно уехали Усмановы из Среднего Поволжья. Эту книгу с родословными менгерцы передали в архивохранилище ИЯЛИ АН РТ. На сегодняшний день известна история моего рода до 12-го поколения.  

«Казанский университет я считаю родным домом»

– Вы закончили Казанский университет и связали свою судьбу с ним. Почему?

– Я приехал в Казань специально, чтобы поступить в университет. Меня очень увлекала история Востока, тюркология. Мне было уже 24 года, и этот выбор был осознанным. В Китае закончил только восьмилетку, в Казахстане, работая, закончил вечернюю школу, чтобы получить аттестат зрелости. И потом приехал в Казань.

Меня всегда привлекал авторитет Казанского университета, его роль в науке, культурной жизни России. Но казанской школы востоковедения, о которой когда-то с гордостью писали, в Казани к тому времени практически не существовало. И я поступил на историко-филологический факультет, на отделение татарской филологии. После третьего курса меня перевели на историческое отделение, чтобы я мог заниматься с письменными источниками на тюркских и старо-татарском языках.

Татарский язык я знал очень неплохо, наверное, благодаря и семье, и Кульджинской татарской школе. Она была очень славная, известная во всем регионе.

После окончания университета я получил новую для историков КГУ специальность – архивовед, потому что занимался по индивидуальном плану на кафедре истории СССР. Меня оставили в распоряжении кафедры. Очень пригодились мои знания в области тюркских языков – я в совершенстве владел казахским, уйгурским, хорошо понимал узбекский, киргизский и т.д. Собственно, на это в свое время обратили внимание преподаватели университета, рекомендовав мне заниматься изучением письменных источников, рукописей дореволюционного времени и даже средневековья.

В моей судьбе большую роль сыграли мой однофамилец – профессор Хатыб Усманович Усманов и заведующий кафедрой истории СССР Шамиль Фатыхович Мухамедъяров. С их благословения я поехал в первую археографическую экспедицию по деревням, привез первые старинные рукописи. Мне посчастливилось первым среди наших историков написать кандидатскую диссертацию по татарским историческим источникам ХVII-ХVIII веков, одновременно я стал собирать материалы по письменным источникам периода Золотой Орды и Казанского ханства. И в дальнейшем докторскую посвятил ханским ярлыкам.

Все это крепко связало мою судьбу с Казанским университетом, который я считаю для себя единственным родным домом в области науки и моей специальности.

– В 1989 году в Казанском университете вами создана кафедрой истории татарского народа. Когда вы решили, что такая кафедра нужна?

– Когда я после окончания университета остался на кафедре, мне поручили руководить секцией по истории Татарстана и татарского народа. Постепенно пришел к убеждению, что историю народа нельзя рассматривать только в пределах одной республики.

В советское время было очень модно заниматься историей Татарстана, историей Казахстана, историей Украины и т.д. – вообще не выходить за пределы республики. Но это же значительно ограничивает научный поиск! Самый яркий пример – в начале ХХ столетия татарская культура развивалась не только силами выходцев из самого Татарстана, но и теми, кто родился и жил определенное время в Башкирии, на Южном Урале, в Пензенской и Нижегородской областях. Достаточно назвать такие имена, как Галимджан Ибрагимов, Шариф Камал, Хади Такташ, Адель Кутуй, Кави Наджми, Карим Тинчурин. Все они выходцы из других регионов.

Так у меня возникла идея – создать кафедру истории не Татарстана, а татарского народа. Это стало возможно только после перестройки, в 1989 году. Из числа выпускников кафедры уже вышли не только кандидаты, но и доктора наук. А это уже говорит о преемственности школы.

– Каковы сегодня научные приоритеты кафедры?

– В значительной части мы работаем в области источниковедения, выявляем и изучаем письменные источники. Например, Искандер Аязович Гилязов занимается изучением архивов Германии с целью выявления новых обстоятельств участия татар в Великой Отечественной войне. Дина Абдулбаровна Мустафина изучает русскоязычные письменные источники по истории Среднего Поволжья и Приуралья, Джаудат Салимович Миннуллин – по истории татарских общественных организаций, и он не ограничивается только территорией Татарстана. Альта Хазиевна Махмутова исследует проблемы национального просвещения начала ХХ столетия.

Сам я занимаюсь письменными памятниками, как литературными, так и историческими. Опубликована уже значительная часть выявленных памятников.

Дело в том, что татарский письменный мир – это безграничная область. В этом смысле татары – уникальный народ. К такому выводу я пришел, почти 25 лет участвуя к археографических экспедициях, обойдя сотни деревень – от подмосковного Касимова до Иркутска. До революции, пока функционировал арабский алфавит, в татарских деревнях не существовало ни одного дома, где не было бы книг, рукописей. Многие из них в 20-30-40-е годы, конечно, уничтожены. Их сжигали, закапывали, ими топили печи. И все-таки рукописный фонд нашей библиотеки, благодаря нашим усилиям, значительно пополнился – поступило почти 10 тысяч рукописей и несколько сотен старопечатных редких изданий самого разного характера – от молитв и изречений из серьезных религиозных книг до любовных писем, записей по истории, философии, по хозяйственной деятельности. Много актовых документальных материалов.

Начиная со второй половины ХIХ века татары во многих деревнях стали составлять истории своего села, деревни. Подобных памятников обнаружено до сорока. Один мой ученик даже написал кандидатскую диссертацию по местным историям. Правда, из-за бедности татарские рукописи не отличаются торжественностью, пышностью украшений. Они просты и демократичны, но это не умаляет их ценности, оригинальности.

В настоящее время руководит археографическими экспедициями Джавдат Миннуллин. Каждый год они находят более ста рукописных единиц. Но это уже «рожки да ножки», жалкие сохранившиеся остатки. Приходится с сожалением констатировать, что подавляющее большинство старотатарских письменных памятников погибло.

– Вы много работаете в архивах ближнего и дальнего зарубежья. Назовите, пожалуйста, наиболее яркие, с вашей точки зрения, открытия, сделанные, благодаря обнаруженным там документам.

– Это очень большая работа, и перечислить все находки в газетной публикации не представляется возможным. Например, обнаружены новые списки ранее известных, но дефектных рукописей поэта Мухамедъяра периода Казанского ханства. Обнаружились лиро-эпические достаны, которые нам были известны до этого момента по сказочным вариантам, а теперь мы имеем письменные тексты, относящиеся к ХV-ХVII векам.

Нельзя не сказать и о моих изысканиях в области ханских ярлыков, которых в оригинале было известно только восемь, а мне удалось, работая в архивах Ленинграда, Симферополя, Киева, Одессы, найти чуть ли не 50 новых. Сейчас общее количество тюркоязычных оригиналов ханских ярлыков, которые раскрывают социально-экономическую историю того времени, достигает 61. Стоит задача опубликовать эти тексты. Думаю, если мне отпущено еще несколько лет творческой деятельности, я обязательно сделаю это.

Особая тема – Булгарская эпоха домонгольского периода. Нам были известны имена булгарских ученых, крупных богословов, философов, известны и названия их научных трудов. Но самих произведений мы долгое время не видели. А мне удалось, изучая различные каталоги в Иране, найти медицинский трактат Таджетдина Булгари «Ат-тирйак ал-кабир» («Большой Тирьяк»), датированный 1223 годом. Оказалось, список этого трактата сохранился в одной из библиотек. В 1996 году я побывал там и получил копию. В настоящее время этот письменный памятник опубликован, очень помог осуществлению этого покойный Анас Халидов, так как трактат был написан на арабском языке.

Изучая это сочинение, удалось выявить также, что другое сочинение этого же автора сохранилось в Турции. В 1999 году мы съездили туда и познакомились с этой рукописью. А при встрече с татарами Турции мне удалось получить письма наших известных ученых, волею судьбы работавших там и оставивших после себя редчайшие документы. Самое главное достижение этих поисков я считаю то, что наш кругозор относительно рукописного наследия стал намного шире и глубже.

– У вас около 400 научных трудов, в том числе 12 монографий и сборников. Какие из них вам самому дороже всего – и почему?

– Для родителя каждый ребенок дорог. И для ученого каждая его работа – частичка сердца. Назову наиболее значительные, с моей точки зрения, – это книга «Жалованные книги Джучиева Улуса», в которой раскрывается довольно большой пласт нашей истории и культуры. Мне самому в свое время очень нравилась книга «Заветная мечта Хусаина Фаизханова».

Когда я исследовал деятельность этого замечательного человека-гуманиста, настоящего подвижника, я писал, что его трактаты и проекты относительно реформы татарских учебных заведений утеряны навсегда. Но именно благодаря этому утверждению эти проекты… найдены! Ко мне пришли люди, в течение нескольких десятков лет хранившие эти рукописи, и подарили их Научной библиотеке университета. Сейчас мы готовим новое издание о Хусаине Фаизханове, куда войдут и его труды в переводе на современный татарский язык.

Есть еще одна дорогая моему сердцу книга, по сути, книга моей жизни. Она называется «По следам рукописи», уже вышло два издания. Это мой рассказ о том, как я начал заниматься выявительской собирательской деятельностью в области письменных памятников. Отражены первые 25 лет организации и проведения археографических экспедиций в Казанском университете.

– Вы ведете дневники?

– Во время экспедиций веду только краткие записи: какие посетили села, где что найдено. Но восстановить могу, в каких условиях и при каких обстоятельствах обнаружен тот или иной ценный документ. Экспедиционных блокнотов у меня набралось около 20.

Самая первая наша поездка была организована по моей инициативе в Каргалы в 1963 году. Дело в том, что моя дипломная работа была посвящена изучению путевых записок Исмаила Бикмухаметова, который проделал большой путь через Индию, Аравию, Турцию и через 30 лет вернулся в родные Каргалы. Я надеялся, что, может быть, обнаружатся новые списки этого произведения. Мы нашли там несколько ценных эпиграфических памятников, но не письменные источники. Народ тогда был еще пугливым, и трудно было растопить недоверие.

Люди начали раскрываться только в 70-х годах. Впоследствии в Каргалах работали мои ученики. Так вот, после того, как мы уехали, в университете было много разговоров о том, что же мы сможем привезти оттуда. Один острослов даже съязвил: мол, как всегда, привезут отчет. Когда мы вернулись с интересными результатами, все были поражены. А Михаил Тихонович Нужин, ректор университета, послушав нас, сказал: «Продолжайте поиски дальше». С тех пор наши экспедиции стали постоянными.

– Для возвращения татарскому народу его подлинной истории сейчас делается очень много. Но не вмешивается ли порой в написание исторических трудов политическая конъюнктура? Как вы относитесь к мнению о том, что политические интересы неизбежно влияют на историю как науку?

– Я не отношу историю к традиционным наукам. История – это особая область знания о прошлом, и она неизбежно находится в теснейшем контакте и с политикой, и с социологией, и с культурой, и с философией. Да, действительно, в новейшее время большое давление на историю оказывает политика, от чего, на мой взгляд, не выигрывает, а проигрывает, превращаясь в спекулятивную политику. От этого теряет и история. Надо помнить, что фальсификаторы канут в лету, а историки типа Карамзина останутся на века. Чтобы политические явления приобрели значение и смысл в истории, нужно, чтобы прошло время. И здесь нельзя торопиться.  

«Мы несчастный народ, мы переживаем распад»

– Вы являетесь научным консультантом Всемирного конгресса татар. А в прошлом году Конгресс даже наградил вас Почетным дипломом с вручением специальной медали, таким образом оценив ваш большой вклад в его деятельность. Поскольку вам хорошо известна эта деятельность, скажите, пожалуйста, удалось ли Конгрессу стать для всех татар действительно духовным центром?

– Национальное движение, я считаю, нормальным, естественным явлением. Когда только-только начал действовать ТОЦ, у меня произошел с Малюковым такой разговор. Я у него спрашиваю: чем занимаетесь? Он не без гордости говорит: вот организовываем Татарский общественный центр. Я тогда и предложил: «Почему только татарский? Пригласи евреев. Помоги и им создать свое общество». Через некоторое время началось движение евреев, а потом они и самостоятельное общество организовали. Потом активизировались чуваши, марийцы и другие национальности.

Я убежден, национальное движение не должно быть делом только одной нации, оно должно коснуться всех. Меня очень радует, что Всемирный конгресс татар стал более активно заниматься диаспорой. Это я считаю очень правильным. Замыкаться только на работе в республике – несправедливо. Некоторые современные достижения в области культуры, образования, свободного развития и т.д. больше нужны диаспоре, чем татарстанцам. Здесь у нас кое-что все-таки есть, хотя и не всегда качественное, а там ведь совсем нет. Поэтому то, что делают для татарской диаспоры татарстанцы, – это очень гуманно.

О жизни татар, проживающих за пределами республики, в том числе и за рубежом, я знаю лучше, знаю изнутри, испытав на своей собственной шкуре, что это такое – родиться и вырасти вдали от исторической родины. Этой теме посвящена моя книга «Ябылмаган китап», где я рассказываю о татарской диаспоре Западного Китая. Конгресс, даря книги, аудио– и видеозаписи своим соплеОживление национального движения чувствуется даже на Дальнем Востоке. И самое главное – в этом нет ничего враждебного к людям других национальностей. Наоборот, люди, заботясь о своей родной культуре, становятся добрее. Это очень важный момент. Как правило, людей озлобляет запрет.

Стремительный развал Советского Союза произошел именно из-за постоянных запретов. Посмотрите, как быстро разбежались союзные республики!

– Но через некоторое время ко многим пришло осознание того, что с развалом СССР мы потеряли что-то очень важное…

– Поверьте, сожалеют только старики. И обратного воссоединения не будет. Сближение – да, а соединение – нет. Мы очень много потеряли, но иногда люди идут на потери сознательно. Я сам много потерял: у меня 99 процентов друзей, коллег на Украине, в Казахстане и в других республиках Средней Азии. Мои родственники остались там, я один фактически здесь, в России.

При распаде любой империи люди страдают невероятно. Но когда из семьи выделяются сыновья и дочери, они обратно уже не соединяются. Исключение – один на сотни случаев. То же самое и государства. Пример – отношения России с Белоруссией, Украиной.

– Миркасым Абдулахатович, вы, как всегда, мыслите глобально. А я позволю себе конкретный пример из недавней жизни. В Москве забили насмерть таджикскую девочку. Только за то, что она – таджичка. Скажите, пожалуйста, разве такое могло случиться раньше?!

– Без глобального нет конкретного. А в советское время, когда выселяли целые народы, разве убийств не было?! Убивали народы! Так что начало этого зла заложено еще в советское время. Об этом пишите открыто. Это бомба замедленного действия. Еще в сталинской национальной политике заложена вражда между народами, когда делили по сортам: эти – высшего сорта, а те – низшего.

В Советском Союзе народы жили, как в большой тюрьме. Когда чеченцев выселяли и половина их погибло по дороге – разве за это может быть не стыдно?! Вот где надо искать корни сегодняшней озлобленности этого народа. Так что проблема очень сложная.

К сожалению, процесс распада будет идти еще долго. Несчастен тот народ, который переживает такой период. Мы сейчас именно такой народ!

– Многие сегодня говорят, что СССР выиграл бы, если бы выбрал в свое время китайский путь реформ. Вы с этим согласны?

– Китай выбрал путь постепенных действий, и это, на мой взгляд, мудрый подход. А у нас и экономику распустили, и политику сделали неуправляемой, и на духовную сферу махнули рукой, поэтому мы полностью разболтались.

Многое зависит и от качества общества. Если будешь 150 дней в году гулять и пьянствовать, сколько не руководи – ничего не получится. Беда заключается в том, что мы очень любим жить за счет чего-то, стараемся иметь льготы. Один французский мыслитель сказал: развивая льготы, вы готовите почву для революции. Согласитесь, над этим стоит подумать…

А потом необходимо учитывать следующее: в Китае не успели уничтожить полностью частное хозяйство. Социализм, культурная революция функционировали примерно 15-20 лет, и когда дали обратный ход, народ был готов взяться за хозяйство. Китайское правительство без особых рассуждений раздало землю на 50 лет в аренду: мол, что угодно растите, но платите налоги. А у нас до сих пор спорят: продавать землю или нет? Опять же заводы и фабрики в Китае приватизировали постепенно, а не одним махом, как у нас. И вот такая постепенная китайская неторопливость, видимо, дает свои положительные результаты. Национальная валовая продукция Китая равняется ежегодно 8-9 процентов в то время как в Америке – не более 3-4, в западной Европе – 1-2. Вы можете сказать: в России – больше, 4-5 процентов. А сколько у нас приписок?!

Я был в животноводческих районах Китая. Скот здесь тоже раздали по 50-60 голов каждой семье с одним условием: это золотой фонд, который вернешь по первому требованию, а любой прирост – твой. И сейчас в некоторых местах западного Китая не хватает пастбищ – настолько сильно выросло поголовье. Я прошелся по рынку: такое изобилие всего! С другой стороны и в Китае в ближайшие годы ожидаются серьезные проблемы. Например, есть опасность демографического взрыва, и мы можем потерять Дальний Восток. Мы сейчас практически ничем не обеспечиваем жителей этого района, они в очень трудном положении, и местные правители пускают китайцев к себе в неограниченных количествах. Даже на работу принимают лучше китайцев, чем россиян.

– А вы давно были в Китае, там, где прошло ваше детство и юность?

– В Китай я съездил в последний раз в 2000 году. Там, конечно, все очень изменилось – города стали более современными, европейского типа. Поразило меня и то, что китайцы большое внимание обращают на строительство дорог. До этого я считал, что самые лучшие дороги в Западной Европе, оказывается – в Китае.

Город Кульджа, где я родился и жил до 21 года, уже не похож на прежний. Только окраины сохранили прежний облик. Из моих знакомых осталось очень мало людей. Мне посчастливилось встретить одноклассника, с которым я сидел в первом классе за одной партой. Потом он приезжал к нам в Татарстан. Раньше в Кульдже только в нашей школе училось 500 татарских детишек, а всего в городе проживало, как минимум, 4-5 тысяч татар. Сейчас там их не более сотни. 60 процентов уехали в Советский Союз, около 30 процентов – в Турцию, Австралию, примерно 10 процентов разъехались по другим городам Китая.

И в самом Кульдже той экономически мощной татарской диаспоры, которая содержала школу, две мечети, огромное кладбище в порядке, уже нет. Но оставшиеся татары стали преподавателями, учеными, видными деятелями. Много профессоров, доцентов вузов. Со многими из них я встречался. Интересная цифра: по количеству людей, имеющих высшее образование, татары занимают первое место среди китайцев.

– Давайте вернемся в Татарстан. Наша республика претендует на роль не просто исторической Родины всех татар, но и их идеологического центра. Вы считаете, это реально в сегодняшних политических условиях, когда суд вычеркнул из Конституции РТ слово «суверенитет»?

– Человек предполагает, Бог располагает. Старая формула, но очень мудрая. Вписали-вычеркнули – процесс бесконечный. Это еще и еще раз может повториться, мы же развиваемся по спирали.

Я считаю, впереди стоит самая важная проблема – создание гражданского общества. А это значит, что механизмы управления будут совсем иные – не только по указу «сверху», из федерального центра. Но это, видимо, будет еще не скоро. А пока мы можем активно развивать нашу духовность, культуру. Это в наших с вами силах!

– Миркасым Абдулахатович, кажется, мы все ближе и ближе к воплощению идеи о создании Татарского университета. Какова ваша концепция такого университета? Каким он должен быть?

– На мой взгляд, необходимо более реалистично планировать, а нам порой мешает глобализм. Например, прежде всего в этом университете должны быть науки гуманитарные. Развивать химическую школу параллельно с Казанским университетом будет глупо. А вот специалистов по татарской филологии, истории, литературе, философии вполне можно было бы готовить в этом университете. Важно найти свободную нишу, а не дублировать уже имеющиеся и не догонять в развитии уже сложившиеся на протяжении многих лет вузы.  

«Юбилеи у меня вызывают ироническое отношение»

– Поговорим о юбилеях. У вас, как у выпускника и экс-проректора КГУ, наверняка, есть собственный взгляд на то, как развивается один из старейших университетов России, которому нынче исполняется 200 лет…

– Меня очень беспокоит финансирование науки. Она сегодня в сложнейшем положении. Настоящая наука создается не только на кафедрах, но и в лабораториях, экспедициях. Из-за существующей глупой тарифной системы молодые преподаватели находятся в тяжелом материальном положении. На эту зарплату невозможно содержать семью! Поэтому молодые люди, распыляясь, вынуждены работать в нескольких местах. От этого наука не выигрывает, а проигрывает. В итоге происходит старение научно-преподавательского контингента. Университет стареет, нарушается преемственность.

Ситуация меняется очень медленно. Боюсь, за это время мы потеряем многое. Подобное отношение к науке может подорвать высшую школу, в том числе и Казанский университет.

– Не могу не спросить о приближающемся 1000-летии Казани. Пройдет много-много лет и этот юбилей станет предметом исследований историков. Как вы считаете, что они напишут?

– В ведении споров насчет даты не вижу смысла. Наш берег Казанки – прекрасное место, которое никогда не пустовало, а Х-ХI столетия – период возникновения многих городов Среднего Поволжья, среди которых и Казанская крепость. Камиль Шамильевич Исхаков, несомненно, войдет в историю Казани как один из мощных разрушителей и строителей. Одновременно! Я думаю, историки будущего отметят то, что 1000-летний юбилей позволил городу значительно преобразиться, особенно обновились общественные здания.

А вот на то, что делается относительно жилья, я смотрю скептически. По-моему, за количеством забывается качество.

– Юбилей крупного ученого – событие не только для него. Вообще, как надо бы отмечать такой юбилей? У вас есть собственная… научная концепция?

– Юбилеи у меня вызывают ироническое отношение. Юбилей в 50 лет действительно похож на юбилей: человек еще здоров, есть планы, и главное, он может их реализовать. 60-летие – уже смешной юбилей: молодой пенсионер. А 70-летний юбилей – юбилей, я бы сказал, задумчивый. Подведение итогов, прощание с значительным периодом жизни. Дальше осталось намного меньше, чем прожито. Это нужно осознать.

Но с другой стороны, что меня успокаивает: дошел на своих двоих! Это уже неплохо. А ведь многие не дошли, где-то остановились. И исчезли.

На мой взгляд, гораздо правильнее было бы отмечать не 70-летие, а 45-летие или 50-летие научной и творческой деятельности. Предел жизни, по моему убеждению, – не предмет для юбилейных торжеств…

Беседовала Резеда ДАУТОВА

«Казанские истории», №11-12, 2004 год