Пришествие «Идиота» в Казань

Любовь АГЕЕВА

20 июня 2012 года

18 июня 2012 года я посмотрела в Камаловском театре Казани спектакль Эймунтаса Някрошюса «Идиот», поставленный в театре «Мено Фортас» (Meno Fortas) из Вильнюса.

Впервые отступила от правила, которому следую, когда пишу рецензию. Целый час гуляла по Интернету – собирала мнения об этой постановке. Обычно делаю это уже после того, как напишу сама. Чтобы чужие мнения не мешали.

Впрочем, собирала я не мнения. О том, что спектакль – явление в театральном искусстве, слышать и читать приходилось и раньше. И в том, что отклики будут только положительные, не сомневалась.

Премьера «Идиота» состоялась в июне 2009 года в Италии. Этот спектакль уже видели в Литве, Португалии и в двух городах России – Санкт-Петербурге и Москве. Летом 2012 года пришествие «Идиота» случилось в Казани.

В своей жизни много пришлось смотреть спектаклей и фильмов по долгу службы. Приучаешь себя к тому, что не принимаешь во внимание личные симпатии и антипатии – и просто анатомирушь режиссерскую работу, игру актеров, художественное решение спектакля. И чем больше тебе спектакль не нравится, тем прагматичнее, без эмоций  это делаешь.

Признаюсь, литовского «Идиота» я анатомировала с самой первой сцены. Но совсем не потому, что мне спектакль не нравился. Вообще к явлениям подобного рода трудно подходить с обыденной меркой: понравился – не понравился. Они поглощают твое внимание в любом случае, даже если ты будешь этому сопротивляться.

Мне хотелось в откликах других зрителей найти разгадки загадок, которые задали режиссер и актеры литовского театра и которые я сама не отгадала. Сценических метафор было так много, что я не поспевала за ассоциациями, а в таком спектакле они – самое главное. Совсем не действие. Тем более что это действие ты знаешь близко к тексту. В памяти Идиот Юрия Яковлева, Иннокентия Смоктуновского, Евгения Миронова.

Сотворчество зрителей тут - обязательное условие.

Почти все отмечают как одну из самых ярких метафор огромную двухстворчатую дверь, подвешенную на тросах. Она зеркально отражает странный мир странных людей, живущих на сцене. Порой они все кажутся  идиотами, но этот вывод, помнится, нас должен посетить к окончанию спектакля. Дверь, конечно, служит по прямому назначению – через нее входят и выходят, но главная роль у двери другая. Она - как граница между разными мирами, за которыми мы наблюдаем. Дверь  - как источник неуюта, экзистенционального сквозняка в жизни героев - так ее определил Дмитрий Десятерик (сетевой ресурс «День»).

Кстати, этот автор назвал спектакль, увиденный в 2010 году в Киеве, как неудачу. Неудачу великого режиссера, уточнял он. А потому  это не помешало рецензенту при критическом взгляде на постановку написать восторженную рецензию.

Кажется, на сцене нет ни одной вещи, у которой не было бы второго плана (сценография Марюса Някрошюса). Содержание известного романа Федора Достоевского расширяется, ты постоянно живешь как бы в двух измерениях – один мир видишь и слышишь, другой – чувствуешь.

В чем-то мои разгадки всех этих метафор со зрителями Интернета совпали, в чем-то – нет. Очень понравился еще один отзыв о спектакле в Киеве. Одна из зрительниц, разгадывая первую мизансцену – когда Рогожин таскает князя Мышкина по сцене, предварительно вывернув его пальто наизнанку, написала: «Это Рогожин душу свою выворачивал наизнанку».

А вот сценографию третьего действия с двумя длинными шестами, деревянными опилками у их основания, молоточками, которые приводит  в движение, если память не изменяет, Фердыщенко,  честно признаюсь, я не разгадала.

Мост над Невой из двух чемоданов представила не сразу, но все-таки представила – слишком много на сцене петербургского, да и бумажные кораблики помогли. А тут вышла промашка.

На одном из сайтов нашла такое объяснение: «И почти постоянно стучат молоточки. Молоточки аукциона, на котором торгуют живым человеком? Молоточки-дятлы, снимающие стружку с деревянных столбов? Молотки могильщиков, забивающих гвозди в крышку гроба? Молотки палачей, распинающих Христа?»

Несмотря на прекрасную актерскую игру, этот спектакль – режиссерский. От режиссера тут все – художественное решение (кто видел другие спектакли Някрошюса, утверждают, что он всегда отличается минимализмом в декорациях и костюмах), необычная пластика исполнителей (они мне иногда казались артистами балета – так красноречивы были их позы и жесты), музыкальное сопровождение (музыка – как саундтрек к фильму). В одной из интернет-публикаций я узнала имя композитора – Фаустас Латенас. Но в музыкальной ткани спектакля слышны знакомые классические мелодии и церковные песнопения, в нее вплетены шумы – гудки паровоза (первая сцена), прерывистое дыхание героев, эхо, которое сопровождает некоторые их реплики...

В этом спектакле своя роль даже у звука. В третьей сцене актеры время от времени подходят к микрофону на авансцене – и звук их голоса усиливается до невероятной силы. Они словно хотят докричаться друг до друга. А, может, режиссер задумал что-то другое...

Нетеатральный человек наверняка устанет разгадывать все эти загадки, или они ему покажутся виртуозной демонстрацией художественных приемов, которые на вооружении современного театра. Но просто придумать такое вряд ли возможно. Пояснение дает сам режиссер: «Для кого-то это, может быть, и метафоры, но для меня это натуральный способ мышления. Я не сижу и не выдумываю метафоры. Я просто так мыслю…».

Когда-то я училась в одной из лабораторий Всероссийского театрального общества. Мы смотрели постановки корифеев советского театра:   Марка Захарова в "Ленкоме", Анатолия Эфроса в Театре на Таганке, Льва Додина в Ленингарде, а потом разбирали их на части, чтобы научиться видеть спектакль в деталях. «Идиот» Эймунтаса Някрошюса в этом смысле – как хорошее учебное пособие. Отчетливо видишь режиссерские решения. Он не просто не скрывает их, он их акцентирует. Например, несколько раз актеры повторяют одну и ту же мизансцену. У Настасьи Филипповны, по-моему, две таких мизансцены, и обе – с Рогожиным. В одной из них он пытается причесать строптивую красавицу, но у него ничего не получается.

Такие повторы, наверное, тоже не случайны.Еще одна загадка…

Но самой большой загадкой для меня стало то, что при таком постоянном анализе происходящего на сцене я ни на минуту не выключалась из действия, если не считать нескольких досадных  пауз в переводе. Спектакль захватывает настолько, что напрочь забываешь, что он идет на литовском языке. Ты совсем не замечаешь времени, и пять с половиной часов пролетают, как одно мгновение.

Меня приятно удивил зрительный зал. Спектакль не назовешь легким для восприятия. Любая встреча с Достоевским для меня лично - как рубец на сердце.  А тут еще постоянный удар по нервам, на которых режиссер и актеры играют, как на музыкальном инструменте. Конечно, некоторые уходили. Но в целом публика оказалась подготовленной к сопереживанию, к сотворчеству. В нескольких местах зрители выразили свое восхищение актерской игрой аплодисментами. В драматическом театре это большая редкость.

Уже после спектакля я думала о том, что же видела. Оказалось,  не только «Идиота» Федора Достоевского. Я видела непривычный для меня театр, который разительно отличается от русского театра. Русский театр, следуя заветам Станиславского, пленяет психологизмом, игра актеров в нем похожа на акварель – контуры чуть помечены, все остальное – в глубине глаз, в оттенках голоса, в легком повороте головы. Здесь же – сплошная экспрессия. Характеры создаются крупными мазками. Чувства -  целиком во внешнем рисунке роли. Впрочем, некоторая экзальтация - вполне в духе Достоевского. Актеры много жестикулируют (такое ощущение, что для рук в этом спектакле написана особая партия). Они размахивают руками, как птицы. Если хотят кого-то поддержать, кошачьими движениями дотрагиваются до плеча этого человека и гладят его по голове. И в то же время каждый жест четко осмыслен, запрограммирован.

В движении по сцене нет ничего лишнего, все продумано до мелочей. Возможно,  в этом театре вообще нет актерской импровизации. Или актеры похожи по мировосприятию на режиссера. Все это помогает воспринимать не отдельных актеров, а спектакль в целом. И это уже заслуга артистов (на одном из сайтов нашла список главных действующих лиц: Даумантас Цюнис – Мышкин, Сальвиюс Трепулис – Рогожин, Эльжбета Латенайте – Настасья Филипповна, Диана Ганцевскайте – Аглая).

Актеры настолько естественны в этой экзальтации, что напрашивается еще одно сравнение – с оперным театром. Ты же не удивляешься в опере, что там не говорят, а поют.

Признаюсь, мне ближе психологический театр. Там тоже есть двойной план, и тоже есть загадки, но разгадывая эти загадки, увеличиваешь пространство характеров, тогда как в спектакле театра из Вильнюса дополнительные смыслы прежде всего приобретает спектакль в целом.

Такой театр не может не быть ансамблевым. Тут все должны быть солистами. Для понимания Достоевского такой подход полезен. Но как, интересно, в такой интерпретации предстают «Три сестры» Чехова? Очень бы хотелось посмотреть. И еще раз встретиться с театром Meno Fortas, поскольку у Някрошюса такой спектакль есть.

Да, чуть не забыла. Всегда сложно смотреть спектакль в переводе. Но не в этот раз. Достоевского читал приятный мужской голос. Не бубнил, не читал сухо, как меню в ресторане. Мы как будто слышали еще один спектакль, но уже на русском языке. И потому происходящее на сцене было понятнее, точнее по акцентам.

Фото с сайта http://www.teatral.org.ua

Эймунтас Някрошюс – выпускник режиссерского факультета ГИТИСа (курс Андрея Гончарова).  Среди его многочисленных наград – премия Союза театров Европы (UTE) и Театрального комитета в Таормине (Италия) «Новая театральная реальность в Европе», российская национальная премия «Золотая маска»... Его карьера началась в Молодежном театре Вильнюса – это первая послевоенная авангардистская площадка Литвы, где в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов прошлого века Някрошюс поставил сделавшие его знаменитым спектакли: «Квадрат», «И дольше века длится день», «Пиросмани, Пиросмани». В этих работах определился фирменный стиль Някрошюса – минимализм декораций, упор на пластику актеров, игры со звуком и цветом. В 1998 году Някрошюс открыл в Вильнюсе театр «Мено Фортас», существующий на контрактной основе. Спектакли создаются здесь вместе с зарубежными продюсерами, среди которых, к примеру, Венецианская биеннале. «Мено Фортас» часто называют «Метафорическим театром Някрошюса». Впрочем, сам режиссер в одном из интервью говорил о своих сложных сценических экспериментах: «Для кого-то это может быть и метафоры, но для меня это натуральный способ мышления. Я не сижу и не выдумываю метафоры. Я просто так мыслю…». Спектакль «Идиот» – первое обращение Някрошюса к творчеству Достоевского. До этого он ставил в основном западную классику: Шекспира и «Фауста», из русской – Чехова. «Я всю жизнь ставлю один и тот же спектакль. Только слова разные», – любит «объяснять» Някрошюс...

Прочитано в газете «Вечерняя Казань»