Нужен ли театральный музей Казани? Конечно, нужен!

Любовь АГЕЕВА

02 декабря 2012 года

Таково мнение главного редактора газеты "Казанские истории", заслуженного работника культуры РФ и РТ Любови АГЕЕВОЙ.

В марте 2012 года большая группа деятелей культуры и искусства Татарстана подписала обращение к Президенту Республики Татарстан, в котором, в частности, говорится: «В наши дни, когда общество с тревогой наблюдает за состоянием культуры, никакие затраты не могут быть высокими во имя обеспечения духовного здоровья нации. Имея в виду именно эту благую цель, просим вас решить вопрос о создании в Казани музея театральной и музыкальной культуры».

«В Казани достаточно старинных особняков и усадеб, которые уже многие годы стоят с заколоченными окнами, – отмечается далее в обращении. – В качестве примера можно привести угловой дом №3 по улице Лобачевского. На этом доме висит мемориальная доска, сообщающая, что здесь в 1897-99 гг. жил великий артист В.И. Качалов, тут была гостиница, в которой останавливались многие актеры. Где, как не здесь, мог бы располагаться Казанский государственный музей театрального и музыкального искусства?»

В числе подписавших обращение – председатель Союза театральных деятелей РТ, главный режиссер ТГАТ им.Г.Камала Фарид Бикчантаев, директор Института истории им. Ш. Марджани АН РТ академик Рафаиль Хакимов, главный режиссер Татарского театра драмы и комедии им. К.Тинчурина Рашид Загидуллин, народные артисты России и Татарстана Нинель Юлтыева, Зиля Сунгатуллина, Ринат Тазетдинов, Вадим Кешнер и другие.

В казанских театральных кругах о необходимости такого музея говорят давно – как минимум лет тридцать. Неоднократно этот вопрос обсуждался на коллегиях Министерства культуры, на конференциях музейного сообщества, но дальше разговоров дело так и не сдвинулось.

17 марта газета «Республика Татарстан» опубликовала интервью заведующего музеем Казанского БДТ им. В.И. Качалова Юрия Благова, чья подпись также стоит под обращением первой.  В СМИ появилось несколько откликов.

Приведу один из них:

«Ответ на вопрос об открытии театрального музея связан напрямую с другим: станет ли Казань притягательным для европейцев туристическим центром? Театр – искусство интернациональное, пьесы русских драматургов ставятся во всем мире. И жителю Европы было бы интересно узнать, как в Казани ставились пьесы английских, французских, немецких, норвежских, испанских, греческих драматургов, тем более как интерпретировались они на национальной сцене. К тому же музей, представляющий театральное искусство в его многообразных формах, использующий театральные средства выразительности в решении экспозиции, очень зрелищен и привлекателен. Эскизы и макеты декораций, театральные костюмы и аксессуары, театральная техника в сочетании с красочными афишами, программами спектаклей, фотографиями актеров вовлекают зрителя в атмосферу театра.

Дело за городскими властями, которые должны пожертвовать одним из казанских особняков, предназначенных к продаже предприимчивым дельцам за бесценок. Но жертва эта окупится сторицей, ибо музей – это еще и центр культуры, одно из мощнейших средств воспитания.

Богатый казанский промышленник И.И. Алафузов в свое время прекрасно рассчитал, какую пользу он может извлечь, если рабочие его фабрик проведут воскресный вечер не в пивной, а в театре, и выстроил для них Народный дом, который функционирует и поныне.

Не пора ли задуматься над этим и нашим нынешним промышленникам и не жалеть денег на поддержание отечественной культуры? История казанского театра, пользовавшегося всегда славой одного из лучших театров России, право же, заслуживает такой поддержки».

К сожалению, о том, какова была реакция на обращение деятелей культуры, нам не известно. За это время в Интернете появился виртуальный театральный музей. Его адрес – http://www.kzntm.ru/. Он пока не имеет всей необходимой информации. Например, есть история и иллюстрации к опере Н. Жиганова «Качкын», но под заголовком «Опера «Алтынчеч» пока ничего нет.

К сожалению, на сайте нет сведений о том, кто поддерживает этот сайт. Судя по тому, что на нем размещено много архивных иллюстраций, это не простые любители. Но виртуальный музей всех проболеем не решить.

Нужен музей реальный. Когда культурная общественность Казани начала обсуждать концепцию музея татарской литературы, я вспомнила, что в своем время написала отклик на публикацию в газете «Республика Татарстан», но по каким-то причинам до конца ее не довела. И вот сегодня решила статью дописать.  

О прошлом больше думаешь, когда годы склоняются к закату. Это общее правило, из которого, увы, не бывает исключения. Но когда потом, в зрелые годы, начиная осмыслять то, что было с тобой, твоими близкими, твоей страной (нашему поколению не грех подумать и об этом), видишь, как несовершенна человеческая память, если у нее нет подпорки в виде фотографий, документов, артефактов быта и работы.

Пример могу привести из своей жизни.

Могла ли я предполагать, что увижу важные процессы развития полиграфического производства своими глазами? Когда в 1963 году я пришла работать в редакцию газеты «Трудовая жизнь», которая тогда выходила в небольшом городке Отрадном Куйбышевской жизни, она набиралась буквами-литерами. Потом, уже в Казани, тексты газет, в которых я работала, набирались на линотипе и верстались из металлических строк.

Когда вся предпечатная подготовка газеты «Казанские истории» и даже книг проходит у меня на домашнем компьютере, трудно объяснить студентам, как все было раньше. Кстати, в бывшем Татарского газетно-журнальном издательстве Татарского обкома КПСС (ныне издательство «Идел-Пресс») не удалось найти ни одной такой строки, ни одного реглета (так назывались линейки пробельного материала).

До недавнего времени в фойе издательства «Идел-Пресс» стоял один из целой батареи линотип, и я водила туда экскурсии своих студентов. Не знаю, уцелел ли он в ходе масштабной реконструкции здания и увидим ли мы его снова.

Но газетное производство – производство особого рода. История любой газеты – это прежде всего подшивки, которые хранятся в архивах и крупных библиотеках. Правда, они безбожно потрошатся варварами, в чем не раз приходилось встречаться, работая в отделе периодической печати Национальной библиотеки Республики Татарстан.

Сегодня, когда любую газету можно сохранить в виде электронного файла (некоторые редакции уже начали оцифровку своих архивов), варвары будут не страшны.

Но есть виды человеческой деятельности, которые сохранить трудно, порой невозможно. Конечно, концерт и спектакль можно оставить на пленке, но электронный файл, какого бы отличного качества он не был, не передаст всех эмоций и особой атмосферы сотворчества зала и артистов. Отголоски этого сотворчества порой находишь в немых свидетельствах былого – в черно-белых фотографиях (цветные не дают этого эффекта), в предметах одежды и реквизита, в клавире, испещренном рукой композитора или дирижера.

О композиторе Назибе Жиганове мне больше рассказали не многочисленные публикации о нем в газетах и журналах и даже не личное общение, а его квартира, вещи, которые его окружали, пальма, которая, как рассказывают, выращенная им, томик стихов Габдуллы Тукая с комментариями композитора и торопливыми нотными строчками…

Все это ушло бы в небытие, если бы Нина Ильинична Жиганова не добилась создания мемориального музея, который был открыт в 2001 году. Все здесь – история: казахский национальный костюм, который ему подарили на малой родине, в Уральске, статуэтка желтого аиста, которая вдохновила его на прекрасную музыку, навеянную китайской сказкой, рояль, за которым родились многие его симфонии, и даже его домашние тапочки.

Только в этой квартире начинаешь понимать величие этого человека, весьма скромного и неприхотливого в быту, для которого мир материальный всегда был на втором плане. Моих студентов, посетивших в мае музей Назиба Жиганова на Малой Красной, больше всего удивило именно это – скромность обстановки, большая библиотека и кабинет в самой большой комнате, там, где обычно бывает гостиная.

В этом сила мемориальных музеев. Но таких музеев, тем более мемориальных, у нас немного. В современных условиях, когда культура финансируется порой много хуже, чем при советской власти, вряд ли их число будет расти. И в этой связи огромное значение приобретают музеи, объединяющие память о целых творческих коллективах, театральные прежде всего.

Помню, когда-то в музей Качаловского театра мог попасть любой желающий.  Игорь Германович Ингвар, его заведующий, мог провести увлекательную экскурсию в прошлое этого театра хоть для целой группы, хоть для одного человека. Такой был увлеченный человек.

Однажды он рассказал мне историю письма Фаины Григорьевны Раневской. Оно пришло в театр неожиданно. «Вы, – иронизировала великая актриса, – не могли лучше изобразить Василия Ивановича на своей программе, так я вам посылаю его фотографию». Оказывается, кто-то из знакомых, зная привязанность Раневской к Василию Ивановичу Качалову, передал ей театральную программку театра имени Качалова, на которой великий актер был, действительно, изображен не лучшим образом. Игорь Германович ответил ей. Завязалась дружелюбная переписка. На своей фотографии, присланной в музей, актриса написала: «Смерть Качалова – боль и утрата моя на всю жизнь».

Игорь Германович как-то показал мне любимую бамбуковую трость Качалова, которую прислала его внучка – Мария Шверубович, артистка театра «Современник». Долгое время музей поддерживал связь с сыном Качалова – Вадимом Шверубовичем. Он подарил музею личные вещи отца и свою книгу «О театре, о людях и о себе».

Публичного музея в театре уже давно нет, но десятки уникальных раритетов, рассказывающих о долгой жизни русского драматического театра в Казани, бережно хранит Юрий Алексеевич Благов, сегодняшний руководитель. Не имея возможности показать все это людям (единичные выставки никогда не заменят постоянной экспозиции), он сохраняет память в многочисленных статьях. Его книга «Качалов и качаловцы», изданная в 2008 году, – это, если можно так сказать, виртуальный музей, в котором можно узнать не только о конкретных артистах: Василие Качалове, Николае Якушенко, Людмиле Миловой, Александре Гусеве, Евгении Лисецкой, Николае Провоторове, Вере Улик, Евгении Кузине, но и о разных театральных эпохах.

Увы, сорвавшееся с языка сравнение книги с виртуальным музеем может стать реальностью, поскольку уже несколько лет судьба музея Качаловского театра висит на волоске. Постоянную экспозицию закрыли сначала из-за недостатка помещений в театре, хотя места она занимала немного, потом был ремонт… Нынешнему руководству театра (это сегодня одно лицо: Александр Славутский – и художественный руководитель, и главный режиссер), видимо, не интересны не только Евгений Кузин и Людмила Милова, но даже и Василий Качалов. Есть ведь в атриуме театра его бронзовая скульптура…

Разве этого не достаточно?

На сайте театра историческая справка о театре не превышает пяти тысяч знаков – обо всем одной строкой. Ведь история Качаловского театра начинается с 1791 года, когда по инициативе казанского губернатора князя С.М. Баратаева в Казани возник публичный театр, дававший регулярные представления для горожан в специально арендованном для этой цели помещении на центральной улице города – Воскресенской.

Цитата из статьи Юрия Благова «Опираясь на традиции прошлого», опубликованной в газете «Республика Татарстан» 18 сентября 2004 года, многое объясняет:

«Сколько бы ни декларировал главный режиссер свою приверженность традициям Качаловского театра, он строит совершенно другой театр. Наверное, это естественно, ведь театр вступил в третье столетие своего существования и стремится соответствовать вкусам и потребностям того зрителя, который сегодня заполняет его зал. Насколько конструктивен этот диалог, покажет время. Однако, думается, никогда нелишне обратиться к историческим урокам, ибо «ничто никогда не проходит бесследно».

Но только ли Александр Славутский определяет, что из исторического опыта Качаловского театра надо сохранять, а чем можно легко пожертвовать? Как правильно пишет, еще не известно, что будет востребовано нашими потомками. Есть еще надежда на то, что после масштабной реконструкции в театре найдут все-таки место для театрального музея, но что-то мешает мне в это верить.

Потому что дело вовсе не в отсутствии свободных помещений. Когда-то была постоянная музейная экспозиция и в театре оперы и балета. Если память мне не изменяет, она работала в одной из гостиных второго этажа. Руководитель театрального музея Ф. Саллави рассказывал мне много интересного об истории театра.

Работая над книгой о композиторе Н. Жиганове, я общалась уже с нынешним главным хранителем музейных фондов музея – Рамзией Идиатулловной Такташ. Как видим, ее должность даже не предполагает наличия музея. Зато она ближе к истине. Рамзия Идиатулловна – хранительница верная. Два раза в год она достает из фондов свидетельства истории театра, оформляя выставки, работающие во время Шаляпинского и Нуриевского фестивалей. Правда, возможности таких экспозиций небольшие. Показать можно только снимки и документы.

В газете «Республика Татарстан» Р. Такташ привела два примера, которые свидетельствуют, что театр может потерять музейные ценности. До афиши спектакля «Сания» (премьера прародительницы татарской оперы состоялась в 1935 году) страшно дотрагиваться – в любой момент она может рассыпаться. Хорошо, что сегодня есть возможность сохранять афиши в виде электронных файлов. Например, для книги о Назибе Жиганова мы получили электронные копии афиш оперы «Качкын» на русском и татарском языках, при этом татарская афиша – на латинице.

А сколько ценных исторических свидетельств еще на руках? Например, известный казанский музыковед Георгий Кантор в нынешнем году подарил архиву Казанской государственной консерватории свой личный архив, в котором я нашла много ценных документов и сведений. Но так ли уж много возможностей даже у свидетелей даже у исследователей попасть в ведомственный архив?

Почтительное отношение к своим истокам, к тем, кто был первым, я нахожу только в Татарском академическом театре имени Г. Камала. Там есть не только портретная галерея современных актеров (кстати, очень оригинальная), но и галерея памяти, где представлены и актеры, и режиссеры, и даже драматурги, сотрудничающие с театром. К сожалению, возможностей показать музейные фонды здесь тоже нет.

Фотографии, тем более портреты, не дают полного представления о театре. А что может быть в запасниках, можно показать на примере того же Качаловского театра, в архиве которого найдены ноты музыки к двум спектаклям, написанной Назибом Жигановым: комедии Н. Исанбета «Жирэн чичен» («Рыжий поэт и красавица Карачач»), премьера которой состоялась в декабре 1943 года, и спектакля «Саубановлар» («Саубановы») по роману К. Наджми «Весенние ветры», поставленного в 1954 году.

Создание Музея театральной и музыкальной культуры в Казани вряд ли возможно. Потому что Музей музыкальной культуры в Казани уже есть. Википедия сообщает, что это филиал Национального музея РТ. Заведует музеем Гульназ Рашитовна Зигангирова. В реестре музеев России, по данным на март 2012 года, есть сведения о том, что идет разработка концепции музея, цель которого – сохранение, изучение и популяризация памятников музыкальной культуры Республики Татарстан.

Созданию Музея музыкальной культуры (называется конкретная дата – 24.10.2005) предшествовала серия тематических выставок музыкальных инструментов. Так, в 1998-1999 годах экспонировалась первая выставка музыкальных инструментов под названием «Все струны сокровенные сердец…».

В 2002 году в Литературном музее Г. Тукая работала серия выставок, показывающих тесную взаимосвязь поэтического наследия Г.Тукая с музыкальным творчеством. Цикл состоял из трех выставок: «Мелодии Кырлая», «Саз мой нежный и печальный…» и «В ритмах Тукая».

В 2006 году на основе музыкального инструментария Национального музея Республики Татарстан был создан научно-исследовательский проект «Музыка музея», который был признан победителем грантового конкурса музейных проектов «Меняющийся музей в меняющемся мире» Благотворительного фонда Владимира Потанина. В рамках проекта была проведена музейно-образовательная программа, состоящая из цикла экскурсий-концертов, был создан Каталог музыкальных инструментов Национального музея Республики Татарстан». В музее завершается исследовательская работа по созданию научной концепции, ведется работа по комплектованию фондов музея, работает музыкальная гостиная.

Но это не отменяет возможности создать театральный музей. О непочтительном отношении к тому, что было до нас, я уже писала не раз. Но беда в том, что чье-то личное недомыслие может стать серьезной общественной проблемой, поскольку потери в памяти порой носят невосполнимый характер.

Вспоминаются годы работы в Бауманском Доме пионеров и школьников, открытого в здании бывшей второй мужской гимназии на Булаке. Это был дом с большой историей. Когда-то в нем работала гимназия, потом – одна из лучших в Казани общеобразовательных школ – вторая,и в обоих учебных заведениях училось много достойных людей, имена которых можно найти на страницах Татарской энциклопедии. Среди них: до революции – профессиональный революционер Н. Бауман, действительный член Академии наук СССР В. Адоратский, талантливый историк, профессор педагогического института М. Бушмакин, доктор медицины, заслуженный деятель науки РСФСР И. Домрачев; после революции – профессора Г. Салихов, А. Рифкинд, Н. Тарнопольский, Л. Козлов, А. Цианчук, Ф. Хамидуллин, композитор Дж. Файзи, ученый и краевед В. Аристов…

Став директором Дома пионеров и обходя свои «владения» в старинном здании, в одном из бывших классов я увидела на полу целую гору исторических раритетов – все, что осталось от школьного музея. Маргарита Антонова, руководитель нашего краеведческого кружка, все это разобрала, систематизировала. Она мечтала о новой экспозиции, но в 1968 году, когда начался капитальный ремонт здания, она, как и я, в Доме пионеров уже не работала. Потом мы безуспешно пытались найти следы тех экспонатов…

Какую-то память о второй школе восстановить удалось – в 2005 году «Казанские истории» опубликовали материал к 170-летию второй гимназии, инициированный выпускниками школы №2 Бауманского района. И тут выяснилось, что школа №2 теперь находится где-то на Горках. Вот так и рвутся времен связующие нити…