Чурики-мокурики – и в озеро головой

Любовь Агеева

10 июня 2018 года

В рамках Летнего книжного фестиваля, организованного Центром современной культуры «Смена», в парке «Черное озеро» прошла презентация книги «Чурики-мокурики острова Свияжск», в которой участвовала Любовь Агеева.

Книгу представляла один из ее авторов – кинорежиссер Марина Разбежкина, а также издатель Артём Силкин и представитель издательства «Трехречье» Ксения Шачнева. Вел беседу кинокритик Михаил Ратгауз.

Второго автора – отсутствующего художника Рашита Сафиуллина – довольно часто вспоминали. И это понятно. В необычном альбоме о Свияжске художник – не просто иллюстратор. Ведь текст и оформление в нем партнерствуют на равных.

– Вы знаете, это замечательный художник, – заметила Марина. – Он, к сожалению, не смог сегодня приехать, но всё, что касается живописной, визуальной части – это дело рук Рашита, а всё, что касается букв всяких, – это мои записи.

А текст в книге – это не только строчки, написанные Мариной Разбежкиной специально для этого издания, но и фрагменты деловых бумаг – выписки из больничных журналов, другие документы. Есть еще много фотографий, которые существенно дополняют содержательную часть повествования.

Некоторые из документов Марина зачитала. И это помогло читателям переместиться и во времени, и в пространстве. Ведь книга рассказывает о том, что происходило в Свияжске тогда, когда молодых читателей еще в планах не было. Да и не все казанские старожилы знают, что было тогда на острове.

Марина рассказала, что первый раз попала в Свияжск, когда ей было 14 лет. Она была абсолютно потрясена увиденным. Неподалеку от большого города, где она жила, – пейзаж, который привел бы в замешательство даже взрослого человека.

– Это был совсем другой остров, – уточнила Марина. – Там было ощущение какой-то длинной-длинной жизни, которая везде уже прошла, а на острове она еще была, ещё застряла. И это было потрясающее ощущение погружения в другое время.

Помню, что тогда я впервые написала первую какую-то свою статейку, её опубликовали в газете «Комсомолец Татарии» (так она раньше называлась), и меня туда позвали быть автором.

Я в общем-то не собиралась заниматься журналистикой. И Свияжск впервые заставил меня что-то написать. Я стала там жить. Я жила там часто, всё время, когда у меня было свободное время.

Все, кто бывали в Свияжске, наверняка видели дом, где я жила, когда поднимались вверх на гору по дороге. Справа – домик над Свиягой. Половину дома снимала я, потом снимали мои друзья, потом мы с Рашитом и его семьей тут жили. Хозяева были тетя Тая и дядя Ваня. Тетя Тая работала в психиатрической больнице – она стирала белье, а дядя Ваня когда-то охранял заключённых Гулага (гулаговская тюрьма была в Успенском монастыре), а потом, когда больные заменили зэков, был охранником в сумасшедшем доме.

Снимок из книги: Марина Разбежкина на острове

Мы стали как-то частью этой семьи. Я ее очень запомнила и однажды начала записывать то, что тетя Тая и дядя Ваня рассказывали. Потом начала записывать за соседями. Соседку звали тетя Тамара, соседа – дядя Ваня. Еще дядя Вася, дядя Гена, и дальше очень много было еще жителей Свияжска. Сейчас их мало осталось.

Сколько сейчас, Артём, в Свияжске потомственных жителей?

Артём Силкин: Потомственных, я думаю, осталось не меньше ста.

– Тогда там жили люди, которые еще помнили, что происходило во время Гражданской войны. И мне показалось, что это очень важно записать, и записать не как их воспоминания, а как прямую речь. Это то, что теперь в театре называется вербатим. Вербатим – когда ты записываешь немножко корявую речь, в которой нет литературной правильности, но в которой есть живая речь, а она ценнее литературной чистоты.

Вот так в течение 30 лет я записывала, Рашит рисовал картинки, фотографы снимали. Очень ценная часть книги – это фотографии Серёжи Литовца, которые были сняты в психиатрической лечебнице. Мы тогда, в 1991 году, снимали там с Литовцем фильм «Успение». Серёжа снял совершенно потрясающую коллекцию портретов людей, живших в психиатрической больнице.

В ншей книге нет совсем современного Свияжска. Мы закончили эту книгу в девяностые годы. Больше 20 лет этой книге. Спасибо издателям, только сейчас она напечатана. Мы решили ничего не править. Возможно, сейчас я немножко иначе бы ее сделала, поняла бы как-то иначе всё это. Но мы решили не трогать, потому что это было наше ощущение Свияжска 25-летней давности.

Мы закончили книгу, когда закрылась психиатрическая больница. Больных развезли по разным больницам, а в монастыре поселилась Русская православная церковь. В конце книги есть словарик, который много расскажет о жизни старого Свияжска.

Марину не могли не спросить, что означает словосочетание «чурики-мокурики».

– Чурики-мокурики – это от тёти Тамары. Чуриками-мокуриками называлось буквально всё, что попадало ей в руки. Допустим, фанфурики.

Вы знаете, что такое фанфурики? А тетя Тамара знала, что такое фанфурики. Это маленькие такие пузырьки, в которых могло содержаться всё, что угодно. Это были фанфурики. А чурики-мокурики – в рифму фанфурикам получалось.

Чурики – это детская присказка «чур меня». Я как-то заглянула в этимологический словарь и увидела, что «чур» – это граница, край, а для острова это основная пространственная координата. Остров – это всегда край, предел, пограничье. Поэтому, наверное, родились чурики. Тогда, может быть, «мокурики» – это то, что за границей острова? Мокрое место, вода.

Я не встречала больше нигде это словосочетание – чурики-мокурики. Только в Свияжске. Любимое ругательство тёти Тамары, нашей замечательной соседки, было (вот она здесь, на фотографии): «Чурики-мокурики – и в озеро головой».

Марина взяла в руки книгу, раскрыла на первом попавшемся развороте – и начала читать. Кстати, многие пришли на презентацию, предварительно купив книгу на стенде издательства «Трехречье».

– Знаете, здесь есть очень важный текст, который оказался еще и озвучен. В прошлом году композитор Александр Маноцков написал оперу на свияжские тексты.

Эта опера была показана на закрытии первого фестиваля международного документального дебютного кино «Родник», который проходил в прошлом году на острове-граде Свияжск. Кто не видел, могут восполнить потерю – опера композитора и режиссера-постановщика Александра Маноцкова «Сны Иакова, или Страшно место в музее-заповеднике «Остров-град Свияжск» будет показана 15 июля. Художник – Ксения Шачнева. Мероприятие проводится совместно с Фондом поддержки современного искусства «Живой город» и Фондом развития исполнительского искусства Sforzando («Усилие»).

В основу либретто оперы, написанной по заказу Государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедникв «Остров-град Свияжск», легли тексты разной степени документальности – от Ветхого Завета и монастырских летописей до личных дел заключённых и медицинских карт пациентов. Персонажи оперы проживают одновременно несколько сюжетов, объединённых одной темой – борьбой со смертью и попыткой победы над ней.

«В сущности, это сюжет любой оперы, но эта написана и ставится именно в Свияжске. И именно о нём», – так представляет свое сочинение Александр Маноцков.

На книжном фестивале можно было купить диск с оперой. Нынешним летом оперу покажут в Свияжске трижды. С расписанием показов можно познакомиться на сайте фонда «Живой город», усилиями которого, собственно, и возникла эта опера, и на сайте музея-заповедника ««Остров-град Свияжск». Александр Маноцков обещал поставить вторую оперу на тему свияжской истории, которая будет представлена в августе, после работы театральной лаборатории «Свияжская артель».

– После того, как выехал сумасшедший дом, осталось очень много ненужных документов, которые нужно было просто отправить в мусор, а я очень люблю мусор. И я прошлась по всем этим бывшим палатам. Я прошлась по монастырю и подобрала всё, что можно было подобрать, всё, что, как мне казалось, имеет ценность. Там были журналы, которые вели медсёстры. Часть записей из этих журналов – тоже в этой книжке. И я подобрала вот этот жёлтый лист.

Марина нашла в книге текст, который стал сольной партией в опере Маноцкова, и прочитала его полностью.

– «Моя Автобиография. Автобиография» – так и написано было сверху:

«Я бедняк, Якимов Иван Александрович, я работал грузчиком, я работал трактористом, я работал токарем 7-го разряда, я работал наладчиком токарных станков, я работал шофером, я защищал родину Союза ССР сорок первый – сорок пятый год. Якимов Иван Александрович. Я больной, больной, нахожусь в больнице, 20 лет я больной. Якимов Иван Александрович. Верхнеуслонский район, село Свияжск, больница, 1-е отделение мужское. Якимов Иван А. Мать моя бедняк, работала в колхозе. Мать моя бедняк, Мать моя умерла. Отец мой умер в 1943 году с голоду. Ефимов Александр Дементьевич. Отец мой бедняк. Отец мой работал в колхозе. Я бедняк. Я защищал родину Союза ССР. Якимов Иван А. Александрович. Я с 1926 года рождения. Якимов Иван А.»

Больной без конца повторял одни и те же слова, и эти повторы больно царапали за душу.

– Я не знала этого человека, но теперь мы его запомним по этой автобиографии, которая напечатана в книге и стала частью оперы. В книге есть записи и менее драматичные. Есть очень смешные записи. Сейчас я попробую что-то менее драматическое вам прочитать…

Больной спрашивает санитара: «Знаешь, в чём разница между лифтом и лифчиком? Санитар тужится, пытается острить. Больной подробно объясняет, что лифт – это машина, которая людей поднимает наверх и спускает вниз, а лифчик – то, что женщины на себя зачем-то одевают.

Это – к разговору о природе смешного.

Кто-то в ходе встречи поинтересовался, кто лежал в Свияжской «психушке», были ли там политические «больные». Ответ был отрицательный. Такие «больные» жили в Казани, в республиканском психдиспансере. В Свияжске жили самые обычные больные. Это, собственно, была даже не больница, потому что люди оттуда никогда не выходили. Там жили так называемые хроники, люди, которые по 30 лет проводили в больнице. Они и на погост отправлялись оттуда. Оказывается, хоронили их в Казани, и были времена года, когда это было большой проблемой.

В фильме Разбежкиной «Успение» мы видим лица больных, отмеченные печатью неизлечимой болезни, и нормальные, человеческие лица. На презентации Марина развернула книгу к зрителям, и мы увидели одно из этих лиц.

– Я некоторых помню по именам. Фантастический был человек, с грандиозным лицом. Его звали Гена. Я помню, он когда-то был водителем, потом попал в аварию, и в результате отправился на всю жизнь в эту больницу. У него был большой шрам на голове. По виду он был физически здоровый, крепкий. Ходил по всему острову. Вы видите, какое сильное лицо у этого человека. Мы его очень хорошо запомнили. Он был руководителем рабочей бригады, которая была организована из больных, которые помогали жителям острова вскапывать землю, что-то сажать. Он приходил ко многим жителям острова, но никогда не заходил в дом. Почему-то боялся зайти внутрь дома. Он садился на ступеньки, и мы его кормили. Он ел – и уходил.

Это лицо, мне кажется, стоит запомнить.

Марину спросили, зачем она ездила на остров, зачем общалась с «психами». Вопрос этот не может не возникнуть при виде этой книги. Ведь это не просто предмет холодного анализа любопытного человека. Наша собеседница с такой симпатией рассказывала о свияжских обитателях, что чисто профессиональным интересом такое внимание к ним объяснить было невозможно. И Марина удовлетворила наше любопытство.

– Вы знаете, это очень мощное состояние – когда мы были со стороны, не внутри. Оттуда всё время доносились какие-то звуки, голоса; гармошка вдруг играла какую-то мелодию; шум, крики… Потом всё затихало.

И я подумала, что очень важно понять, а что чувствуют люди, которые внутри? И так как мы, снимая там кино, подружились с медсёстрами и санитарами, то они пускали и меня, и Литовца внутрь здания. Несколько раз я ночевала внутри в палатах и видела этих людей, знаю, как они проводили ночи. Ночь – самое страшное для них время. Ночью особенно жутко. Ночью они как бы каждый раз, ложась спать, умирали, а потом снова рождались.

И мне нужно было слышать эти звуки, видеть этих людей. Я видела, как они забирались в постель друг к другу,  чтобы почувствовать тепло другого. Они обнимались и, прижавшись друг к другу, просто лежали. Женщины с женщинами, мужчины с мужчинами. Потому что им было очень страшно.

Мне, как человеку молодому и здоровому, был совершенно непонятен этот страх, но я чувствовала, что он есть. Это чувство, которое испытывает наше тело, оно, наверное, одно из самых сильных вообще, которое человек может переживать. И я понимала эти телесные чувства больных. Вот поэтому я там была.

Все эти звуки, они у меня до сих пор звучат в ушах. Я их до сих пор слышу, все эти шорохи, всю эту музыку…

Там был гармонист, который постоянно играл на гармошке. Он есть у нас на фотографии. И больные танцевали на площадке посреди соборов, когда он играл. И это было совершенно невероятное ощущение их жизни, другой жизни. Мне кажется, что каждому из нас очень важно почувствовать другую жизнь, а не только свою. Мы становимся тогда тоже немножко другими и лучше понимаем других людей. Для меня, как для документалиста, это очень важно – почувствовать другого человека.

Марину спросили, что ей запомнилось со времени первого посещения Свияжска. Она напомнила, что он тогда был еще островом. Летом на остров можно было попасть на кораблике, зимой – пешком, по льду. Дорога, по которой сегодня так легко добраться до Свияжска, возникла сравнительно недавно.

– Кто-то мне сказал, что есть заброшенное место под Казанью, где остались церкви и живёт не очень много людей. И это было мне почему-то интересно в 14 лет. Я поехала на пароходике, и до сих пор помню очень сильный запах лебеды, который меня встретил. Для меня Свияжск остался с этим запахом. Для всех, для кого очень важны запахи, Свияжск – это лебеда.

Сейчас лебеду скосили. У нас вечный спор с Артёмом, но сейчас мы не будем ругаться… Конечно, сегодня Свияжск, наверное, пахнет чем-то другим. Но мой Свияжск пах лебедой. Я сразу познакомилась с местными бабушками. И это настолько отличалось от моей жизни в городе, что мне было на острове хорошо. Поэтому я и решила быть там столько, сколько это возможно.

Отдельная тема презентация – два взгляда на современный остров-град Свияжск. Было видно, что Марина Разбежкина и Артем Силкин не раз скрещивали на этом предмете «шпаги». В присутствии большого числа будущих читателей книги они старались мило улыбаться друг другу, но временами за дипломатическим обменом репликами скрывались серьезные разногласия.

– Мне ближе тот, бывший, Свияжск. Сегодняшний мне не близок, – сказала Марина. – Мне кажется, что это такое маленькое место, крошечное (километра полтора где-то, да?), просто кочка такая, к нему, к каждому миллиметру этого пространства надо было относиться с какой-то невероятной нежностью и тщательностью. Я не знаю, что касается реставрации церквей, но общее состояние Свияжска, расположение улиц, домов, всё это ушло. Это сейчас просто экскурсионный объект. Это уже не то место, в котором ты чувствуешь время. У меня уже нет здесь ощущения времени. Рационально оно вроде бы есть. Чувствами я уже не ощущаю это место.

Мне не нравится, как проложили дороги. Мне кажется, не нужен был Свияжску ни асфальт, ни эти страшные бетонные плиты, которые проложены. Они уничтожили историческую вертикаль, которая там была, и те чувства, которые мы испытывали по отношению к Свияжску.

При этом мне очень нравится, как работает музей в Свияжсе, директором которого Артём является. Он очень современный, этот музей.

Упоминание Марины про лебеду вызвало комментарий Артема. Оказывается, ещё в прошлом году была сделана попытка заказать исследование, чтобы выяснить, какая растительность была присуща исторически Свияжску. В советское время была лебеда, полынь. А что было раньше? Оказывается, в зоне археологических раскопок нашли семена растений, по которым можно выяснить, какая флора была характерна раньше для этой местности.

А еще Артему приходится бороться со «светлыми силами», которые пытаются засадить Свияжск голубыми елями. По его мнению, на острове нужна дикорастущая растительность, и ее стоит восстановить и сохранять. Как восстанавливают сейчас знаменитую соловьиную рощу, которой Свияжск был славен в XIX веке.

– Надо понимать, что без проведения каких-то работ, которые были сделаны в Свияжске, мы бы просто это место потеряли, = заметил Артем. - Потому что там уже начинались необратимые процессы – здания разваливались. Необходимо было провести хотя бы мероприятия по укреплению этих зданий, а это потянуло за собой и всё остальное. И это было сделано на том уровне, на котором мы на сегодняшний день в состоянии это сделать. Кстати, я должен сказать, что в процессе этой работы все члены команды, которая этим занималась, многому научились. Даже те чиновники, которые вначале немножко шашкой махали, пытаясь навязать свои решения, они на сегодняшний день многие свои позиции изменили. Общаюсь с экспертами, и российскими, и международными, они начали понимать всю ценность того, что мы имеем. И это очень важный момент.

Ясно, что Артёму близок сегодняшний Свияжск. Он сейчас главный в музее-заповеднике «Остров-град Свияжск», а до этого был главой сельского поселения. Там, где Марина видела первозданность бытия, он – сплошные проблемы. Остров на отшибе жизни, куда свет провели не так уж давно. И его не может не радовать нынешняя ухоженность полуострова, большое число туристов, приезжающих сюда со всех концов света. Они видят отреставрированные здания, людей, которые живут в нормальных современных условиях… Теперь это объект мирового культурного наследия, который находится под защитой ЮНЕСКО.

Но Артем застал ту часть жизни Свияжска, которую помнит Марина:

– Помимо того, что я с детства езжу в Свияжск, бывал там и в семидесятые годы. Застал мир коммунальных квартир, проблемы с отсутствием дров, которые почему-то забывали завозить тогда на остров.

Мне кажется, важно не забывать и этот аспект нашей истории. В этом вообще-то сила нашего народа, в том, что мы не должны от каких-то неприятных вещей, которые нам хотелось бы забыть, открещиваться. Мы должны хранить память об этом точно так же, как память о великих свершениях. Потому что это – тоже часть нашей истории, то, что формирует наш национальный характер, если говорить высоким стилем. Это часть нас, и почему мы должны от этого отказываться, собственно говоря?

То, что в книгу не внесены никакие правки (она отражает то, каким Рашит Сафиуллин и Марина Разбежкина увидели Свияжск много лет назад), превращает издание в важный документ эпохи.

Марина Александровна, как знает большая часть присутствующих, – великий документалист земли Российской, поэтому её видение, её взгляд, он, безусловно, очень важен. Для нас издание этой книги – очень важный сюжет, мы должны сохранять историю острова такой, какой она была.

Благодаря последним изменениям, у всех жителей сейчас есть работа, есть занятие. А после того, как была закрыта психиатрическая клиника, которая создавала около 200 рабочих мест, на острове была достаточно сложная такая социальная обстановка: из 110 трудоспособных человек работала только половина. И в общем никто особо не задумывался, как и чем они должны жить.

Сегодня большинство местных жителей работает в музее-заповеднике. По сути, это единый организм – музей и поселение. Есть возможность людям получить высшее образование. Мы поощряем повышение квалификации местного населения. По большому счёту с социально-экономической точки зрения сейчас всё, конечно, изменилось к лучшему.

Но та архаическая жизнь, пахнущая лебедой, коровьим навозом и лошадьми, то есть всё то, что так любили в Свияжске приезжие городские жители, оно потихоньку уходит из внешнего контура. Но в то же время никуда не исчезает, становится местной историей, местным фольклором, передается от отца к сыну, от деда к внукам и так далее. На острове-граде по-прежнему есть местные очень интересные персонажи. Кто в Свияжске бывал, с ними, наверное, сталкивался неоднократно. Например, есть Женя, который всех с праздником поздравляет. Наш знаменитый, мне кажется, персонаж. Просто у него каждый день праздник, и он поздравляет всех с каждым днем как с праздником. Есть Гена голубятник. То есть у нас что ни житель, у каждого какая-то своя интересная история, куча жизненного опыта, про который очень интересно всегда послушать, особенно городскому человеку. Наши люди не лезут за острым словом в карман, дают очень чёткие определения всем явлениям в политике, в нашей современной жизни…

Я всех жителей очень люблю, можно сказать, обожаю, и для меня общение со свияжцами доставляет такую же радость, как Марине Александровне.

Марина добавила:

– А лет через 10 в этих жителей превратимся мы, и тоже будем рассказывать байки. Художники, которые там живут, будут рассказывать свияжские истории. Я поселюсь там, и будут туристам говорить: «Вот наша местная достопримечательность, поздравляет всех каждый день…

Артем признался, что тоже порой ощущает себя местной достопримечательностью и даже стал генератором свияжского фольклора. На книжном фестивале можно было купить его сказки, частично основанные на местных свияжских легендах.

Как выяснилось, и Марина, и Артем полагают, что у Свияжска есть свой дух. Весьма оригинальной оказалась интерпретация этого духа у Артема:

– Если вы посмотрите на снимок Свияжска в Google Map, то он вкупе с вновь построенной дамбой очень похож на ту самую клетку, в которой находится набор мужских хромосом – остров и хвостик такой... Мне кажется, это про Свияжск. Там каким-то загадочным образом что-то такое происходит с людьми, с природой, что порождает какую-то смутную, иногда не очень ярко проявляющуюся активность, которая, тем не менее, оплодотворяет всё окружающее.

Неожиданная метафора Силкина вызвала смех. Один из читателей вспомнил метафору Разбежкиной о деревянном ковчеге, стремящемся найти спасение на вершине Арарата. Он назвал книгу очень метафизически напряженной. Здесь речь идёт про смерть. Это – одна из главных тем в разных её модификациях; про кровь, которая лилась на этом острове в Гражданскую войну и позднее; и про незахороненных людей, которых весной просто оставляли в снегу, потому что не могли перевезти во время ледохода через реку.

Наша московская гостья уточнила:

– Это не просто метафора. Это герб Свияжска. Старый, причём, герб Свияжска. Мне кажется, что очень верный разговор – про смерть. Потому что если мы не поймем что-то про смерть, то мы ничего не поймём про жизнь. А Свияжск, он все время как бы возвращается и кончается, возвращается и кончается... Это совершенно поразительно, это происходит в одной человеческой жизни, умещается в одну человеческую жизнь. Смерть Свияжска как острова. Смерть Свияжска как жизни печальной, не монастырской. Вроде бы монастырская жизнь тоже печальной была. Она закончилась в восемнадцатом году, когда уничтожили монахов, отправили их в лагеря. Потом там образовался лагерь, и это тоже было – про смерть. Потом там образовался сумасшедший дом, и это тоже было про смерть.

На моих глазах на острове умерло очень много замечательных людей, чьи слова остались здесь, в книге, чьи голоса остались жить и сегодня. И мне кажется, это тоже про смерть, после которой постоянно начинается какая-то новая жизнь.

Я не знаю, сколько будет длиться эта жизнь. Может быть, через какое-то время Свияжск снова зарастет лебедой, столь нелюбимой директором музея. Но я думаю, что Свияжск все равно будет жить в каком-то своём варианте, в каком-то новом образе.

Напоследок несколько слов о книге. Впрочем, назвать ее книгой вряд ли возможно. Это скорее арт-объект. У книги, больше похожей на альбом, нет традиционной обложки, брошюровка не скрыта, как обычно, и при желании можно подсчитать, сколько в ней тетрадок (то есть печатных листов).

Бумага непривычно толстая. Тексты, снимки и рисунки даны на сплошном сером фоне. Снимки, естественно, черно-белые. Иногда на разворот. Текстам вольготно. Есть страницы, где вообще один абзац. Макет – от Рашита Сафиуллина и Ксении Шачневой.

Рисунки двух типов – графика, пейзажи, бытовые сценки, мифологические сюжеты. Это работы Рашита Сафиуллина. На обложке и кое-где внутри – детские рисунки. Настоящие, нарисованные Чингизом Сафиуллиным – только на двух разворотах. Остальное – умелая имитация. Абсолютное большинство снимков сделаны Сергеем Литовцем. Есть две фотографии Евгения Канаева.

Издание, прямо скажем, недешевое, но люди покупали охотно. И Марина тут же охотно давала автографы. Даже я не удержалась – тоже попросила расписаться.

После презентации еще долго не расходились. Ведь многие, пришедшие в этот день в парк "Черное озеро", знали Марину Разбежкину лично.

Фото Олега Маковского