События в Югославии под микроскопом истории

Любовь Агеева

26 марта 2019 года

В марте 2019 года мир вспоминает бомбардировки стран НАТО бывшей Социалистической Федеративной Республики Югославии. Это случилось 20 лет назад и было так далеко от Казани. И так близко в историческом пространстве.

О событиях и их последствиях размышляет Любовь Агеева.

В Республике Сербия юбилейные мероприятия носили официальный характер, в других бывших республиках некогда процветающей страны в центре Европы о тех событиях стараются забыть и всем советуют сделать то же самое. И впрямь – не оживут ведь сотни жертв тех страшных бомбардировок.

В агрессии против суверенной страны приняли участие 19 государств – членов блока во главе с США. Операция «Союзная сила» стартовала без санкции Совета Безопасности ООН и продолжалась 78 дней – с 24 марта по 10 июня 1999 года. До сих пор установить точное количество жертв авиаударов не удалось. По оценкам Белграда, тогда погибли около 2,5 тысяч человек, включая 89 детей. Ещё 12,5 тысячи человек были ранены. Сейчас идет скорбный подсчет онкобольных, надышавшихся тогда пылью с примесью урана. Теперь уже никто не скрывает, что бомбы были с убийственной «начинкой».

Горит Белград

Подробности: https://regnum.ru/news/2596509.html

Разворот над Атлантикой Евгения Примакова

Из всех событий того времени в моей памяти остались аэропорт в Приштине, который неожиданно для всех 12 июня взяли под контроль российские десантники во главе с майором ВДВ, разведчиком Юнус-беком Евкуровым (сейчас – глава Республики Ингушетия), преподнеся тем самым неприятный сюрприз руководству НАТО, а также фраза Евгения Примакова «Мы принципами не торгуем», сказанная после возвращения в Москву. А главное – легендарный разворот над Атлантикой самолета Премьер-министра, который летел в США, чтобы согласовать условия списания долгов России и очередного транша МВФ, на которых страна сидела, как наркоман на игле. Украина сейчас повторяет наши ошибки.

Это событие, согласно распространенным оценкам политологов, вошло в историю как поворот России к возрождению полноценной государственности. Не все в Москве оценили это решение положительно. Кто знает, возможно, именно этим обстоятельством объясняется неожиданная отставка с поста Председателя российского Правительства Примакова, сумевшего оттащить страну буквально от пропасти экономической катастрофы после дефолта 1998 года.

Евгений Максимович занимал эту должность с 10 сентября 1998 по 12 мая 1999 года.

Фото с сайта https://rusplt.ru/wins/prishtinskiy-brosok-26133.html

Мое познание США

Так получилось, что мне довелось ближе других соотечественников прикоснуться к варварским бомбардировкам Белграда. Прикоснуться, конечно, опосредовано, но на встрече в Государственном департаменте США в июле 1999 года, в которой я участвовала, жизнь пульсировала совсем рядом, вызывая вполне реальную боль. Ведь трагические события завершились чуть более месяца назад.

Я тогда входила в группу руководителей пресс-служб высших органов власти российских регионов, сформированную посольством США по предложению журналистских общественных организаций России. Мы представляли нашу страну от Астраханской до Калининградской областей, от Ставропольского края и Челябинска до Сахалина. Из Поволжья было четверо: я, И. Белов, руководитель пресс-центра секретариата Председателя Правительства Удмуртской Республики, Л.Такоева, руководитель пресс-службы губернатора Самарской области К. Титова, и О.Савинова, директор отдела общественных отношений администрации Нижегородской области, заместитель Б. Немцова. Среди нас был только один коллега федерального уровня – В.Лизун, руководитель аппарата заместителя спикера Государственной Думы ФС РФ А.Чилингарова.

12 человек – чиновники по долгу службы, в основном журналисты по призванию – две недели были в Америке по приглашению Информационного агентства США (ЮСИА) по гранту поддержки свободы слова в России. Программа была очень насыщенной и максимально полезной во всех смыслах.

В свое время я подробно рассказала в «Казанских историях» об этой поездке. Я тогда нашла в Америке ответы на многие вопросы, на которые не находила ответов дома, в России. Поверила, что свобода слова – не эфемерное понятие. США были в то время страной, у которой мы в России могли многому научиться. И прежде всего умению журналистов и власти выстраивать объективную информационную картину событий.

Через многие годы, наблюдая за тем, что происходит в журналистике Штатов, слушая рассказы очевидцев, заново анализируя впечатления американской командировки, я пришла к выводу о том, что мы стали свидетелями не просто важного исторического события. На наших глазах начали рушиться устои американской демократии, но в то время это еще никем не осознавалось, в том числе нашими американскими коллегами. Они, в отличие от нас, были, действительно, более свободны в своей работе и взаимоотношениях с властью. Если на кого и жаловались, так на рекламодателей, которые существенным образом влияли на редакционную политику.

В зале пресс-конференций Палаты национальностей Конгресса США

Выделю из поездки несколько событий, как связанных с конкретной встречей в Государственном департаменте, так и с другими фактами, которые в той или иной степени дают представление о том, что происходило тогда в Америке и аукаются теперь во всем мире.

Маша Иованович из Госдепа

В Государственном департаменте с нами мило беседовала молодая женщина с доброй улыбкой. Маша Йованович в прошлом работала в Москве, в американском посольстве. В мае 1998 года она была назначена заместителем директора отдела по делам России Госдепа.

Как непредсказуема порой бывает судьба. Теперь та самая Маша Йованович – известный в США дипломат, с августа 2016 года посол этой страны в Украине.

Мари Йованович в Украине

Википедия сообщает о ее биографии следующее. Ее дед по отцовской линии был сербом, дед по материнской линии эмигрировал из России в Германию, где и выросла ее мать. Отец Михаил Йованович родился в Чите вскоре после Октябрьской революции, во время Второй мировой войны совершил побег из нацистского лагеря для военнопленных. Родители Йованович встретились в Канаде уже после того, как ее мать покинула Германию. В возрасте трех лет дочери семья переехала в США. Она выросла в штате Коннектикут, в 1976 окончила школу Kent School, в которой ее отец преподавал французский и русский языки, а мать – немецкий. Окончила Принстонский университет, в 1980 году – Институт русского языка имени А.С. Пушкина в Москве. В 2001 году получила степень магистра в Национальном военном колледже (ныне Университет национальной обороны США). После окончания университета работала в Нью-Йорке в рекламном бизнесе. С 1986 года на дипломатической службе. Она свободно владеет английским, французским, русским и киргизским языками.

Маша Йованович (она так представилась) сразу назвала свою национальность – сербка. С большой укоризной в голосе она рассказывала нам о зверствах своего народа на Балканах, о том, что США просто вынуждены были взять на себя миротворческую функцию в Югославии. По своим служебным обязанностям члены нашей делегации не могли не следить за событиями на Балканах. Мы, конечно, мало что знали об истинной подоплеке событий, еще меньше понимали, как можно назвать миротворческими бомбардировки мирного населения. Наша собеседница терпеливо отвечала на наши колючие вопросы, пропуская мимо ушей наши обвинения. Она хорошо знала русский язык и понимала, ЧТО говорят в адрес НАТО и ее лично гости из России.

Помню, тогда меня в Америке удивил один парадокс. Все журналисты, с которыми мы общались в США – в Вашингтоне, городах Оклахома-сити и Де-Мойн – к бомбежкам Югославии относились одинако – отрицательно. Однако изучив уже дома русскоязычные переводы американских газет, я увидела, что СМИ и общество в целом, тем не менее, поддерживали военных и осуждали этнические чистки, учиненные руководством Югославии, не особо вдаваясь в подробности сообщаемой информации.

Нельзя не заметить, что вся правда об этих событиях только сейчас начинает пробиваться сквозь завесу лжи и забвения. И дело не только в том, что в гражданской войне не бывает правых и безвинных. Пожалуй, именно с того времени начался процесс сознательного искажения реальной картины мира, который мы наблюдаем сегодня практически ежедневно. В наше время фейк-ньюс – привычная технология информационной войны, а в 1999 году американские коллеги, как древние рыцари, стояли на страже чистоты фактов.

Один пример из истории войны на Балканах. В документальном фильме «НТВ-видение», показанном к годовщине бомбардировок, рассказывается о трагедии одного села албанских косоваров, в котором не осталось ни одного живого человека. Как утверждает автор фильма Владимир Кобяков, в то время это было одно из самых впечатляющих обвинений против сербов (советую найти время и посмотреть этот фильм.

А теперь оказалось, что сербы к тому убийству не имели никакого отношения. Возможно, это вообще была инсценировка. Как химическая атака в Сирии.

Сегодня, возвращаясь к событиям 1999 года, я могу задним числом обозначить глубинные процессы, у истоков которых мы невольно оказались. В течение многих лет удалось сделать невозможное – «зачистить» информационное поле огромной страны в угоду конкретным политическим силам. Для этого не понадобилось вводить цензуру, ломать журналистов через колено. Поскольку для формирования нужного общественного мнения используются привычные демократические процедуры. На мой взгляд, более всего сработали три обстоятельства.

Слуга народа – президент страны

Во-первых, патриотизм в США вполне можно назвать государственной идеологией. Мы с удивлением наблюдали, как трепетно относятся в США к символам государственной власти, например, к Государственному флагу. Это очень сильно отличало нас от американцев. Это сегодня триколор стал настоящим символом России, чему в немалой степени поспособствовали успехи наших спортсменов. Но тогда в Советском Союзе, позднее – и в Российской Федерации государственные символы существовали как бы вне личной жизни граждан. К тому же 90-е годы в обществе шла ожесточенная дискуссия о том, какой гимн петь, какому флагу поклоняться.

Поразило одно наблюдение – для американцев не были синонимами слова ГОСУДАРСТВО и ВЛАСТЬ, ВЛАСТЬ и ЧИНОВНИК, как в нашей традиции. Причем, это была норма не только для граждан, но и для первого лица страны. И расхожая фраза «слуга народа» не звучала за океаном так иронически, как у нас.

Сказанное – вовсе не вопрос для дискуссии о значении слов. Критикуя действия военных в Корее и Вьетнаме, американцы критиковали конкретных людей, а не власть и тем более не государство в целом. Маша Йованович, с которой мы встречались в Госдепе, сказала на этот счет ключевую фразу: «Когда американские солдаты оказываются за границей, мы должны их поддержать».

Тут мы с американцами сильно не похожи. Каждый раз попытки изменить страну, сменить власть завершаются у нас практически демонтажем государства.

Будучи в Штатах, я не раз убеждалась в том, что слова «ГОСУДАРСТВО – ЭТО МЫ» для американцев не пусто звук. А в 2000 году, посмотрев американский сериал «Западное крыло» (The West Wing), который можно назвать хорошим учебником американской демократии, уже в этом не сомневалась.

В центре сюжета – работа вымышленной администрации президента США от партии демократов Джеда Бартлета, роль которого блистательно сыграл актер Мартин Шин. Сериал был создан в 1999 году.

Один из опросов 2000 года газеты «Нью-Йорк Таймc» (тогда Америка выбирала 43-го президента) показал, что Джед Бартлет собрал бы около 75 процентов голосов избирателей, если был бы реальной личностью. В России премьера «Западного крыла» состоялась в октябре 2000 года на телеканале «ТВ-6», был показан только первый сезон из семи. Впоследствии в ночном эфире телеканала НТВ был выпущен четвертый сезон сериала, показ начался с 21 февраля 2005 года.

 Актеры, занятые в сериале "Западное крыло"

Удивительно, но американцы воспринимали своего президента как человека, нанятого обществом на службу, даже бездомные, с которыми мы общались в сквере возле нашего отеля в Вашингтоне. Мы посмеивались между собой над такой святой уверенностью, но в истории этой страны есть немало фактов, которые подтверждают силу общественного мнения, и прежде всего война в Корее и боевые действия во Вьетнаме. Наши собеседники были уверены, что прекратил их не Белый дом, а люди, избиратели. В отличие от нас у американцев не было противоречий между словами и делами, они точно знали права и возможности большинства и меньшинства.

Мы в той командировке особо изучали предвыборные технологии (США уже начали готовиться к выборам 43-го президента, и мы были у самого истока предвыборной кампании). Я потом почти до Нового года изучала непростую ситуацию с подсчетом голосов, с помощью американского посольства получила большую подборку материалов на этот счет. И не нашла ни тени сомнения в том, что пересчет голосов во Флориде связан с техническими проблемами. А мы не сомневались, что против Альберта Гора был использован административный ресурс (в этом штате губернатором был брат Джорджа Буша).

Помню, меня тогда очень поразило спокойствие, с которым страна встретила нового президента США Буша-младшего, хотя большая часть избирателей выбрала Гора. Демократия, однако. И меньшинство подчинилось большинству.

Что произошло с Америкой за эти годы, если этот принцип перестал работать? Антитрамповская кампания тому наглядный пример.

Первая поправка – превыше всего

В американских СМИ всегда много материалов с официальной точкой зрения: репортажи с брифингов и пресс-конференций, комментарии и оценки чиновников и военных. Именно эта страна дала миру новую профессию – пиармена. Органы власти заинтересованы обеспечить максимально открытый доступ журналистов к информации, поскольку для них СМИ – это еще и возможность прямого общения с населением. В Пентагоне нам дали статью генерал-лейтенанта Сухопутных сил США Джона М.Кина, заместителя главнокомандующего ВС США в зоне Атлантического океана. Он так определил основные принципы взаимоотношений армии с журналистами:

«Попытки избегать СМИ означают, что мы избегаем общения со своим собственным народом. А это непозволительно. Наш народ – это наши клиенты, чьими налогами оплачиваются наши бюджеты. Мы обязаны информировать их о нашей деятельности и о том, как мы распоряжаемся их деньгами, – говорилось в статье. – У нас нет возможности общаться с каждым гражданином, и поэтому нам приходится пользоваться своим главным каналом связи с общественностью – средствами массовой информации».

В Пентагоне нам рассказали о том, что все воинские гарнизоны и базы имеют отделы по связям с общественностью и СМИ или хотя бы одного пресс-офицера. Одной из обязанностей каждого командира является повышение «оборонной сознательности» СМИ. Отделы по связям с общественностью разрабатывают планы работы с ней одновременно с разработкой оперативных планов военных. Ресурсы, необходимые отделу, заранее включаются в общую заявку на материально-техническое обеспечение операции.

Военные понимают, что журналисты напишут об операции даже в том случае, если не получат информации. Но с ошибками и, возможно, предвзято. Генерал-лейтенант писал: «Нам необходимо ознакомить СМИ с нашей версией событий... При взаимодействии со СМИ, как в бою, вам нужно занимать передовую позицию».

Эта особенность американского подхода к СМИ – принцип опережающей информации – хорошо выявилась в ходе войны на Балканах, а потом и в событиях вокруг Косова. Как нам рассказали в США, брифинги в Белом доме, Пентагоне и Госдепе проводили, начиная с марта, по два-три раза в день. Представители власти успевали отвечать на журналистские запросы раньше, чем они появлялись. Это избавляло от более острых вопросов на пресс-конференциях и спасало от слухов в СМИ.

Военные в Пентагоне, наши собеседники в Палате представителей Конгресса, чиновники различных государственных ведомств на наших встречах не раз напоминали нам про Первую поправку к Конституции США – ничто не может ограничить свободу слова. Умению американского государства защищать свои интересы в информационном пространстве, можно было поучиться. Помню, смутил меня тогда только один факт: коллеги из редакции газеты в г. Де-Мойн сказали нам, что редакции было категорически запрещено сообщать число американцев, погибших во время операции «Буря в пустыне» (1991). Именно информация о потерях американской армии вывела людей на митинги протеста против боевых действий в Корее и Вьетнаме.

Параллельно с потоком официальной информации существует авторская журналистика. Редакционные коллективы свободны выбирать темы и героев своих публикаций. Как нам объяснили перед поездкой в американском посольстве, журналисты не считают органы власти инстанцией, на которую следует ориентироваться в своей работе и своих оценках. По словам одного из отцов-основателей Штатов Джеймса Мэдисона, цензорскими полномочиями обладает народ над правительством, а не правительство над народом.

Некоторые журналисты довольно жестко критиковали бомбардировки Югославии. Эта точка зрения присутствовала почти во всех СМИ. Если не в редакционных комментариях, то в интервью общественных деятелей или читателей. В редакции газеты штата Айова «Де-Мойн реджистер» (The Des Moines Register) нам рассказывали о том, что корреспонденты регулярно выходили на улицы города и узнавали, как относятся к событиям люди. Мнения были разные. И все публиковались.

Смущало только, что людей больше интересовала история Моники Левински и президента Клинтона, а не военные действия в Югославии.

Не читайте «мусорные газеты»

Ким Смит, руководитель школы журналистики и коммуникации университета Дрейка, расположенного в городке Эймс штата Айова, в беседе с нами обозначил важную проблему: в последние годы граждане США стали более аполитичными. Я спросила у него, каким образом общество может оградить себя от откровенных манипуляций, от лжи и передергивания фактов. Профессор Смит ответил так:

– Пресса свободна высказывать любые мнения. Поскольку СМИ работают на прибыль, они вряд ли изменятся к лучшему. С юридической точки зрения сделать со СМИ ничего нельзя. И не надо. Ведь выбор делают не журналисты, а люди, избиратели. Чтобы разбираться в том, что происходит, им надо много знать, читать газеты, много газет, смотреть политические программы по телевидению. И не читать «мусорные» издания.

По мнению профессора, общество может повлиять на ситуацию не тем, что будет что-то запрещать, а только тем, что будет стремиться поднимать политическую культуру своих граждан.

Профессор не скрыл, что выборная кампания в стране демократична лишь на поверхности, на самом деле судьбу страны решает меньшинство, самая активная и динамичная (что не значит – лучшая) часть населения. Важной частью электората становятся те, кто в обязательном порядке приходит к избирательным урнам: женщины среднего достатка и бедные мужчины пожилого возраста. На них все и ориентируются. По мнению некоторых наших собеседников, засилье масс-культуры сильно снизило образованность американцев, многие из них стали ограничиваться «желтой» прессой. Умные люди опасаются: какого президента выберет такой избиратель?

Кстати, многие опасения руководителя школы журналистики и коммуникации университета Дрейка нам показались непонятными. Ведь в 1999 году в России погоду в мире информации еще определяли умные читатели, слушатели, зрители.

Никто тогда в США, ни один наш собеседник, будь то журналист или чиновник, не подверг даже малейшему сомнению Первую поправку к Конституции. Коллеги не сомневались в том, что свобода слова в стране действительно ничем не ограничена. Так, корреспондент крупнейшего мирового информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс», с которым мы встретились в здании парламента штата Айова, убежденно говорил о том, что, при наличии в Америке продажных журналистов и «желтой» прессы, СМИ, как общественный институт, играют роль «сторожевого пса американской демократии».

И у нас тогда не было оснований ему не верить.

В 1999 году поток официальной информации для СМИ сильно увеличился. Но характер публикаций и их число определялось, скорее, не идеологически, путем приказов и запретов, а чисто организационно. Я уже писала о некоторых представлениях американцев о своей стране, ее политической системе. Далее обращу внимание на специфичные правила работы с журналистами в учреждениях госвласти. Некоторые процедуры на глубинном уровне позволяли управлять вниманием журналистов и формировать нужное общественное мнение. «Настройка» на это в США была много изящнее, чем у нас, где всегда предпочитают разговаривать с журналистами прежде всего языком запретов.

Зачем журналисту пресс-конференция?

Этот вопрос вызовет недоумение у моих коллег по всему миру. Брифинг, пресс-конференция – один из основных источников информации. Организаторы дают журналистам свое видение события, те, пытаясь, что называется, читать между строк, надеются узнать больше, чем им хотят сказать. При этом журналисты пишут, что хотят и как хотят, могут вообще ничего не написать. Как организатор пресс-конференций с большим стажем, могу сказать, что порой сожалеешь, что выбрал именно эту форму общения с пишущими и снимающими.

Но так – у нас. В США – совсем другая картина. В Государственном департаменте у нас была еще одна интересная встреча – с заместителем начальника отдела информации Бюро общественных отношений Джеймсом Фоули. Он пришел к нам сразу же после очередного брифинга, а потому довольно подробно рассказывал об этом виде деятельности отдела.

В Госдепартаменте проводится три вида брифингов. Два отличаются друг от друга тем, что на один можно прийти с телеоператором, на другом никаких съемок делать нельзя. Есть еще брифинг с фиксированными правилами обнародования информации: журналист имеет право передать информацию в редакцию только после окончания брифинга. Как нам показалось, это ограничение связано с необходимостью обеспечить равные стартовые условия для всех СМИ. Сообщая редакциям о брифинге, пресс-служба Госдепа предупреждает, каковы правила его проведения. Брифинги проводятся ежедневно, пресс-конференции – по необходимости.

Если журналист по каким-то причинам вынужден уйти с брифинга раньше, обязан предупредить об этом заранее дежурного корреспондента Ассоциации корреспондентов Госдепа. Есть такая общественная организация, и у нее довольно много прав по организации работы с журналистами. Именно она занимается аккредитацией, а также ее лишением.

Кстати, в июльских пресс-релизах Госдепа 1999 года сообщалось обо всех важных визитах и выступлениях не только Госсекретаря М. Олбрайт, но и ее заместителей, советников и помощников. Пресс-релизы записывались вечером на автоответчик, журналисту советовали с утра узнать в пресс-службе, нет ли изменений.

Кстати, после возвращения в Казань я заимствовала эту форму общения с парламентскими корреспондентами. Как вы понимаете, в 1999 году такого Интернета, как сейчас, еще не было.

Сведения о том, что журналисты в западных странах могут свободно пройти в любое правительственное здание, сильно преувеличены. Пройти, конечно, могут, но при соблюдении определенных, порой довольно строгих процедур. Мы убедились в этом на собственном опыте. Каждый шаг пребывания в любом правительственном здании регламентирован. После массовых выступлений курдов, протестующих против ареста их лидера, правила входа в правительственные здания были ужесточены. Вокруг Государственного департамента появились железобетонные блоки. При входе в залы заседаний Конгресса, в Госдеп и Пентагон мы увидели детекторы. У нас их тогда еще не было. Все коридоры просматривались службой охраны, и не дай вам Бог уклониться от запланированного маршрута. «А что будет?», – шутя спросил П. Большаков, пресс-секретарь губернатора Челябинской области. Наш провожатый – милая женщина пенсионного возраста, тоже ответила шуткой, после которой нам всем стало не по себе: «Боюсь, что самолет с вашей делегацией вернется в Москву без вас».

Мистер Фоули подарил нам любопытный документ – Правила работы с журналистами, и вот что мы узнали:

Аккредитации как таковой в Департаменте, в отличие от Конгресса и Пентагона, нет, но есть право на постоянный пропуск, который дает возможность свободно войти в здание в часы работы пресс-службы, бывать на брифингах и пресс-конференциях, посещать службы сервиса. Пропуск дает право только на посещение офисов двух первых этажей. Выше нужен специальный разовый пропуск, который выдается по просьбе чиновника, назначившего встречу.

Постоянный пропуск дают далеко не каждому, а только тем, кто выдержит испытательный срок: регулярно в течение 4-6 недель после подачи заявки будет посещать брифинги (хотя бы 2-3 раза в неделю), тем самым доказав заинтересованность своего издания в информации Госдепа. Только после испытательного срока заявка редакции на пропуск пойдет по необходимым инстанциям. В ходе проверки заявитель подвергнется тщательной проверке на предмет его принадлежности к террористам, наркоманам и прочим плохим людям. Органы безопасности поинтересуются и тем, был ли он судим. В Правилах сказано, что право на постоянное посещение Госдепа дается только с одобрения американского правительства.

Правила аккредитации, по сравнению с российскими, довольно жесткие. Если бы наши государственные чиновники позаимствовали их у американских коллег, в СМИ непременно началась бы мощная волна протестов. Но аккредитация стоит того, чтобы выполнить все ее условия. Во-первых, у вас всегда есть оперативная информация из первых рук, во-вторых, везде прекрасные условия для работы аккредитованных журналистов. У каждого СМИ – отдельный кабинет.

Помню, нас тогда более всего смутил испытательный срок для тех, кто подал заявку на аккредитацию. В России она была (и, по-моему, остается) уведомительной. Кое-кто из нашей группы даже посожалел, что не может воспользоваться американским опытом.

Но, как я теперь вижу, собака была зарыта в другом месте.

В США регламентирована процедура не только написания материала после брифингов (официальную информацию, как нам сказали, комментировать в отчете нельзя), но и участия в них. Мы поинтересовались, по каким причинам редакция может лишиться аккредитации, и узнали, что это непременно произойдет, если аккредитованный журналист без особых причин пропустит несколько пресс-конференций и брифингов. Зачем редакции аккредитация, если ее не интересует точка зрения государственной власти?

Процедуры не такие обременительные, но во многом благодаря им  Госдеп и Пентагон имели возможность регулярно доводить свою точку зрения на события в Югославии до самых широких масс. Что, впрочем, не мешало редакциям высказывать свое мнение. Если оно у них было.

Кому сегодня служит «сторожевой пес»?

Наличие этого баланса многие десятилетия обеспечивало равные возможности для работы в информационном пространстве для государства в лице высших государственных органов власти и общества в лице журналистов. Только однажды, конкретно в 1942 году, возникла опасность дисбаланса, вызванная монополизацией СМИ. Была создана специальная комиссия по свободе печати (так называемая Комиссия Хатчинса), которая сформулировала принципы социально ответственной журналистики. Комиссия рекомендовала отделять новости от мнений и редакционных статей, предоставлять место различным точкам зрения. СМИ могут принадлежать частным лицам, их могут использовать все, у кого есть что сказать людям. Журналистика контролируется общественным мнением и профессиональной этикой журналистики.

В какой-то степени монополизму удалось противостоять. Но не в полной мере. Все чаще в США закрывались самостоятельные СМИ, все более активно влияли на общественное мнение крупные медиа-конгломераты, все очевиднее становилось, что от имени государства часто говорят конкретные политические силы. Об этом мы, в частности, узнали в редакции газеты «Де-Мойн реджистер». Журналисты с гордостью рассказали о том, что именно их газета, созданная еще в 1849 году, способствовала визиту в США в сентябре 1959 года Никиты Хрущева. Во время нашего пребывания в штате издание принадлежало тресту «Ганнет компании» (Gunnet Company, Inc.). Видимо, редакция имела независимый характер. Мы с большим недоумением разглядывали «слепую» газету, напечатанную по устаревшей технологии печати. Только через год я получила в подарок первый офсетный номер. То ли редакция стала «послушней», то ли число читателей и прибыль от рекламы увеличились.

Вот так сходятся в одной точке, казалось бы, разные события и факты, что позволяет прочертить глубинные связи между ними и увидеть то, что не было видно на близком расстоянии. Мне посчастливилось в 1999 году быть в одной такой точке, за что большое спасибо журналистской судьбе.