Остановись, мгновенье! И это оказалось под силу коронавирусу

Любовь Агеева

07 апреля 2020 года

Когда живешь в режиме самоизоляции по случаю коронавируса, жизнь как бы притормаживает свой бешеный ритм, и ты просто вынужден существовать совершенно в другом режиме. На твоих глазах реализуется невозможное - «Остановись, мгновенье...».

Есть возможность притормозить бег времени, отбросить суетное, подумать, об общем и конкретном, расставить акценты с учетом нового опыта, новых знаний. И не только о кавиде, но и о людях, их сообществах и даже об истории человечества. Поскольку теледискуссии, которые теперь целиком посвящены болезни и борьбе с ней, наводят на многие размышления.

С утра слушала, как Игорь Ильинский читал стихи. Разные – Маршака, Шекспира, Бернса, других не известных мне поэтов. В другое время я бы посмотрела эту передачу и сразу переключилась на другое дело, поскольку день расписан буквально по часам даже на пенсии. А, может, и не посмотрела бы, поскольку раньше не проводила столько времени у телеэкрана.

Сегодня передача, созданная еще при жизни Ильинского, вызвала целый поток эмоций, размышлений. И есть время их осмыслить и даже сразу перенести на бумагу.

Телепередача была из прошлых времен, создана творческим объединением «Экран». Она была посвящена творчеству великого детского поэта Самуила Маршака. В перерывах между стихами Игорь Ильинский рассказывал о нем.

В конце передачи он вспоминал свои встречи с ним в больнице. О том, например, как однажды они говорили о памяти, о том, кто останется в памяти народной. Маршак назвал ему несколько имен. Ильинский не сказал, кого конкретно, лишь заметил, что поэт ошибся – не назвал себя. Сегодня могу дополнить этот список именем самого Ильинского.

Они оба, как мы привычно говорим, вошли в список выдающихся деятелей искусства советской эпохи, их творчество – уже давно национальное достояние.

Они работали в разных сферах отечественной культуры: один – поэт, второй – актер. Но в моем представлении у Маршака и Ильинского есть нечто общее, что их объединяет в нашей памяти. Я имею в виду не память людей сведущих, самих деятелей культуры, а также зрителей, слушателей, читателей, которые обладают широкими и глубокими познаниями в области искусства (увы, таких с каждым годом становится все меньше).

Я имею в виду память народную, о которой в больничной палате говорили Маршак и Ильинский. Ведь в конечном итоге именно она ранжирует людей в списках знаменитых.

Бывает, ее оценки не совпадают с оценками людей сведущих. Так, фильмы Феллини, Тарковского и при их жизни не пользовались спросом (написала – успехом, но решила заменить слово, поскольку успех – не есть оценка массовой аудитории), и сейчас вызывают восторг только у тех, кто настроен на их волну, умеет распознать истинный замысел создателя, смотреть и читать, как говорится, между строк.

Правда, окончательные оценки все-таки расставляет время. Как известно, Баха не признали современники, и сто лет его имя было сокрыто пеленой забвения. Сколько веков прошло с тех пор? Бах сегодня – как будто наш современник. Так много его исполняют в самых разных аудиториях.

Так и с фильмами Феллини и Тарковского. Они не пришлись ко двору обществу потребления, у которого на первом месте развлечения. Хочется надеяться, что это – временное явление. Пройдет, как морок. И когда-нибудь люди будут вспоминать всеобщее помутнение рассудка так, как мы сегодня вспоминаем времена средневекового мракобесия.

Имена Маршака и Ильинского, несомненно, известны многим, смею надеяться, и моим молодым современникам. Кому в детстве не читали замечательных стихов Самуила Маршака? Кто не смотрел легендарную «Карнавальную ночь»? Книжки Маршака переиздаются, фильмы, в которых блестяще играл Игорь Ильинский, по счастью, постоянно возвращаются на экран, и не только на телеканале «Культура».

И как бы за кадром остается часть их жизни, их творчества. Признаюсь, я не читала ранее переводов Маршака. А как замечательно прозвучали в исполнении Ильинского его Шекспир, его Бернс! Ильинский читал стихи – как рассказывал. При этом совершенно не чувствовалась их форма – ямб или хорей (порой, читая стихи самостоятельно, трудно попасть в размер строки). Читал артистично, что естественно при таком театральном опыте. Запало в душу стихотворение «Три подарка»: актер разбил его по ролям, наделил Его и Ее яркими сценическими красками, прочитав последние строчки со знакомой лукавинкой во взгляде.

Когда передача закончилась, я вспомнила, что в моей библиотеке есть Бернс, и как оказалось – в переводах Маршака. Почему-то этот факт не запечатлен в моей памяти. Нашла стихи, которые читал Ильинский: «Финдлей», «Ода к зубной боли», «Моему незаконнорожденному ребенку»…

У каждого, кто читает сейчас эти строки, есть возможность найти эти, а также другие стихи в Интернете –  http://lib.ru/POEZIQ/burns.txt. В любой подборке обязательно будет хорошо всем знакомое стихотворение «Любовь и бедность», которое в популярном фильме «Здравствуйте, я ваша тетя» стало песней «тетушки Чарли из Бразилии»:

Богатство, честь в конце концов

Приносят мало счастья.

И жаль мне трусов и глупцов,

Что их покорны власти.

Кстати, эту тему Бернс развивал не в одном стихотворение. Это строчки из стиха «Честная бедность». Приведу его полностью в переводе Маршака:

Кто честной бедности своей

Стыдится и всё прочее,

Тот самый жалкий из людей,

Трусливый раб и прочее.

При всём при том,

При всём при том,

Пускай бедны мы с вами,

Богатство –

Штамп на золотом,

А золотой –

Мы сами!

Мы хлеб едим и воду пьём,

Мы укрываемся тряпьём

И всё такое прочее,

А между тем дурак и плут

Одеты в шелк и вина пьют

И всё такое прочее.

При всём при том,

При всём при том,

Судите не по платью.

Кто честным кормится трудом, –

Таких зову я знатью!

Вот этот шут – придворный лорд,

Ему должны мы кланяться,

Но пусть он чопорен и горд,

Бревно бревном останется!

При всём при том,

При всём при том,

Хоть весь он в позументах, –

Бревно останется бревном

И в орденах, и в лентах!

Король лакея своего

Назначит генералом,

Но он не может никого

Назначить честным малым.

При всём при том,

При всём при том,

Награды, лесть

И прочее

Не заменяют ум и честь

И все такое прочее!

Настанет день и час пробьёт,

Когда уму и чести

На всей земле придет черёд

Стоять на первом месте.

При всем при том,

При всем при том,

Могу вам предсказать я,

Что будет день,

Когда кругом

Все люди станут братья!

На сайте по адресу и http://eng-poetry.ru/Poet.php?PoetId=43 это стихотворение дано также в переводе Е. Фельдмана и Т. Щепкиной-Куперник. Можно сравнить и увидеть, как по-разному переводчики выражают мысль автора. Жаль, не владею английским, чтобы прочитать оригинал и увидеть, кто ближе к автору.

В юности, в университете, я читала эти строки. Тогда и купила книжку Бернса, изданную в 1976 году в Москве. За годы она изрядно поистрепалась, но уже давно не брала ее в руки. Но прочитала сейчас несколько стихотворений – и увлеклась. Положила на книжную полку, где стоят книги, если говорить журналистским языком, в номер, то есть для срочного чтения.

Сегодня два этих стихотворения Роберта Бернса воспринимаются совсем не так, как в молодости. Они удивительно актуальны в наше время. То, что во времена моей юности казалось аксиомой, сегодня гипотеза, которую надо доказать.

Награды, лесть

И прочее

Не заменяют ум и честь

И все такое прочее!

 Я в дни самоизоляции чаще смотрю канал «Культура». Впрочем, не только сейчас. Когда перед тобой уже не широкая длинная дорога, а узкий и короткий проулок, начинаешь совсем по-другому ценить время и более избирательно относиться к выбору своих занятий. Если вчера ты был всеяден и часто хотелось объять необъятное, то сегодня на это нет уже ни сил, ни времени. Думаешь только об одном – почему эта мысль не посещала тебя раньше? И ты так много не видел, так много не знаешь. Ведь сегодня в твоей голове и твоем сердце наверняка было бы меньше мусора. Тогда бы ты не прошел мимо чего-то действительно очень важного, существенного.

Всегда буду благодарить свою работу в отделе культуры и науки «Вечерней Казани», которая в значительной степени выстраивала мой жизненный график, определяла мои симпатии и антипатии. Выбери я другую профессию, мир наверняка был бы для меня не пространством без горизонта и границ, а лоскутным одеялом, сотканным из случайных фактов и событий, стандартных представлений и чужих мнений.

Ну разве раньше, когда мы жили без ежедневных «фронтовых» сводок о больных и умерших, я нашла бы время, чтобы поразмышлять обо всем этом?..