«Ревизор» – спектакль не только про Хлестакова и Городничего. Он прежде всего о нас

Любовь Агеева

27 июня 2022 года

10 и 11 июня Казанский академический Большой драматический театр имени В.И. Качалова в завершение очередного театрального сезона показал премьеру спектакля «Ревизор» по пьесе русского классика Николая Гоголя.

«Ревизор», которого я не знаю

Не скрою, я вышла из зрительного зала, как говорится, в смешанных чувствах. Так бывает, когда наденешь модное платье, а тебе в нем не комфортно – не по размеру оно и не по фигуре…

Вроде хорошо знаю текст пьесы Гоголя «Ревизор», смотрела немало ее сценических версий и даже один кинематографический… Но то, что я увидела на первом премьерном спектакле Качаловского театра, было так не похоже на то, что я видела раньше. Текст был тот же, памятный до отдельных фраз, но комическая история о том, что произошло в одном уездном городке, где местные отцы во главе с Городничим обмишурились, признав за ревизора лгунишку Хлестакова, мелкого чиновника без гроша за душой из Петербурга, пугала своей «незнакомостью».

Зная пристрастие художественного руководителя театра, народного артиста РФ и РТ Александра Славутского в роли режиссера-постановщика к музыкальным номерам и танцам, с трудом воспринимала назойливый лейтмотив – «Ландыши, лютики/ Ласки любовные». «Песня без слов» Константина Бальмонта, положенная на музыку Альфредом Шнитке, звучала практически в каждой сцене, куплетами или отдельными фразами. Пляшущий Городничий с подтанцовкой подчиненных трудно вписывался в знакомые обстоятельства. Все это придавало спектаклю некую водевильность, что, в моем представлении, плохо вязалось с гоголевским текстом.

Особенно поразил конец спектакля, где не было знаменитого финала. Немая сцена в полторы минуты вошла во все театральные учебники как образец выразительной театральной паузы. Известно, что сам Гоголь придавал такому финалу огромное значение. Писатель подробным образом описал позы, в которых застывают герои пьесы в финале.

У Гоголя немая сцена возникает как реакция на сообщение о том, что в город приехал настоящий ревизор. Слова в спектакле есть:

Жандарм. Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе. Он остановился в гостинице.

Но ожидаемой реакции на это сообщение ни на сцене, ни в зале я не увидела. И спектакль не завершился, как можно было ожидать. В последней сцене Илья Славутский, исполнитель роли Городничего, вышел на авансцену, прямо к зрителям, и произнес знаменитую фразу «Чему смеетесь? — Над собою смеетесь!..». Он послал ее в зал, как задумал Гоголь, но зрители 2022 года ее почему-то не услышали. Так мне показалось, во всяком случае…

Этим словам придавали особое значение постановщики всех спектаклей, которые я видела. Городничий адресовал их подчиненным – им в радость унижение начальника, которого надули, у которого дочь осталась без жениха. Они не поняли, что они тоже унижены.

Зато всё понимали зрители. Вдоволь насмеявшись над комическими ситуациями, они вдруг осознавали, что, глядя на сцену, всё время смотрелись в зеркало. И были среди них и городничии, и хлестаковы, и ляпкины-тяпкины, и попечители богоугодных заведений земляники, и даже унтер-офицерские вдовы…

Всегда после этой сцены в зале повисает напряженная тишина. Актеры знают это и не торопятся с поклоном.

На этот раз всё было по-другому. Знаменитая фраза просто повисла в воздухе… Зрители сразу переключили свое внимание с персонажей гоголевской пьесы на актеров. Зал приветствовал их стоя. Аплодисменты быстро переросли в овации. Были даже крики «Браво!». Было много цветов. Актерам вместе с постановочной группой пришлось выйти на поклон несколько раз.

 Всеобщее премьерное настроение захватило и меня. Подумалось – может, так и надо сегодня ставить классику. Чтобы было легко смотреть, чтобы не забивать головы зрителей умными мыслями. Тем более, сам Гоголь говорил, что «Ревизор» – комедия. Здесь, действительно, есть над чем посмеяться.

Собрал в одну кучу все дурное в России

Но великий писатель видел в смехе над комической ситуацией в «Ревизоре» почти мистическое целительное свойство. Чиновники уездного города, ставшие героями его пьесы, воплощали все человеческие пороки: лицемерие, лживость, тупость, бездушие, чинопочитание, взяточничество, казнокрадство. Их прототипы не раз встречались ему по жизни. И он призывал зрителей, вдоволь посмеявшись над приключениями Хлестакова, посмотреть на себя со стороны и посмеяться над самими собой. Это смех терапевтический, считал он.

Писатель категорически возражал против водевильной формы первых постановок своей пьесы. Несмотря на то, что сам построил сюжет на типично водевильном приеме.

«Ревизор» сыгран — и у меня на душе так смутно, так странно… моё же создание мне показалось противно, дико и как будто не моё», — вскоре после премьеры писал Гоголь. И через много лет вспоминал: «Представленье «Ревизора» произвело на меня тягостное впечатление. Я был сердит на зрителей, меня не понявших, и на себя самого, бывшего виной тому, что меня не поняли».

Источник: https://aif.ru/culture/theater/ochen_nervnyy_vecher_kak_nikolay_i_i_gogol_postanovku_revizora_smotreli

После премьеры в Александринском театре автор еще долгое время дорабатывал пьесу. Сегодняшний текст «Ревизора» был написан только к 1842 году.           

«В Ревизоре я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости,какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем»,— писал Гоголь в «Авторской исповеди».

Многие тогда не увидели или не захотели увидеть за классической ширмой типичного сюжета «комедии ошибок» общественный фарс, в котором уездный городок олицетворял всю Россию. Известно, что присутствовавший на премьере император Николай I хохотал от души и после спектакля заметил, что «тут всем досталось, а больше всего — мне!». Хотя были в зале и те, кто возмущался «оскорбительным для искусства фарсом» – слишком уж неприглядным был мир, изображенный Гоголем.

Не могу не заметить, что сценическая судьба пьесы сложилась не сразу. Добиться разрешения на постановку удалось лишь после того, как Жуковский сумел убедить лично императора, что «в комедии нет ничего неблагонадежного, что это только веселая насмешка над плохими провинциальными чиновниками»

Первую постановку «Ревизора» историки русского театра относят к 1836 году – премьера состоялась 19 апреля (1 мая по новому стилю) в Петербурге, в Александрийском театре.

Заведующий музеем театра имени Качалова Роман Копылов в разговоре с корреспондентом газеты «Аргументы и Факты» напомнил, что комедию «Ревизор» на провинциальной сцене впервые сыграли в Казани. Этот спектакль осенью 1836 года поставил выдающийся актер Александрийского театра Михаил Щепкин, сыгравший роль Городничего. Он в то время гастролировал в нашем городе.

В советское время на сцене Казанского русского драматического театра было семь постановок гоголевской комедии. Одной из самых удачных в масштабах СССР, по признанию московских критиков, видевших казанского «Ревизора» на гастролях в столице, была версия Григория Ардарова 1939 года, в которой Хлестакова играли корифеи Качаловского театра того времени: Николай Якушенко (Хлестаков) и Федор Григорьев (Городничий).

 Комедия «Ревизор» стала одним из первых спектаклей, который поставил в Качаловском театре Александр Славутский. Премьера состоялась в 1994 году, и я видела тот спектакль.

Но вернусь к сценической версии нынешнего года.

Все дни после похода в театр я воспринимала нового «Ревизора» как загадку, которую очень хотелось разгадать. Не может быть элементарной творческой неудачи у такого театрального мэтра, как Славутский. Значит, он заложил в свой спектакль нечто такое, чего я и другие зрители не увидели.

Помог разгадать эту загадку он сам, когда коллеги-журналисты процитировали его слова, сказанные на встрече перед началом спектакля. К сожалению, я не смогла на нее прийти.

Отмечу, что смотрю постановки Александра Славутского с 1994 года, когда он возглавил труппу Качаловского театра. Об одной из них – «Пиковой даме» – писала в 1999 году (газета «Республика Татарстан», 9 июля). Вырезку с моей рецензией сегодня можно видеть в постоянной экспозиции театрального музея, в одной из витрин первого этажа. Начиналась эта рецензия так:

Александр Славутский с первых спектаклей в Казани проявил себя как сторонник яркой театральной формы. Он стал предлагать казанским театралам спектакли-зрелища, в которых два извечных театральных вопроса: что сказать зрителю? и как это сделать? – если не поменялись местами, то уж во всяком случае стали одинаково значимыми. И что самое важное – А. Славутский стал таким образом ставить классику. Таков был его «Ревизор». И вот теперь – «Пиковая дама».

В творческой копилке Славутского на качаловской сцене сегодня десятки самых разных спектаклей. Он остался верен театральным принципам, заявленным в первых постановках, несмотря на то, что нередко становился объектом едких упреков в традиционализме и консерватизме. Его творческий стиль отличают яркая музыкальность, унаследованная им от традиций Вахтанговской школы (в 1974 г. он закончил режиссерский факультет Высшего театрального училища им. Б. Щукина при Московском театре имени Е. Вахтангова) и желание видеть хорошее даже в плохом. О таком желании он не раз говорил журналистам на пресс-конференциях. По себе знаю, в почтенном возрасте такое сострадательное отношение к жизни, к окружающему миру чувствует каждый человек.

В спектаклях Славутского нет заведомо плохих людей, даже отъявленным злодеям он не отказывает в сочувствии. Жизнь конечна, и пора думать, как ты ее прожил, говорит он своими спектаклями. Славутский воплотил эту мысль в полной мере в «Васе Железновой». Помню, на премьере он поразил журналистов признанием о том, что делал этот спектакль о себе.

Видимо, этой мыслью Александр Яковлевич руководствовался и на этот раз, сознательно снизив градус беспощадной сатиры пьесы Гоголя. Как мне кажется, он пытался высветить в  его пьесе другое, можно сказать, философское начало.

Самый строгий судья — совесть наша

 «Я убежден, что Гоголь писал не просто комедию, он написал беспощадную правду о человеке, о грехе и покаянии, о душе человеческой, о совести, о жизни и смерти, о том, что за все придется платить. Мы, к сожалению, живем так, как будто вечны, как будто не придется отвечать за свои поступки перед самым строгим судьей — совестью своей. И Гоголь предупреждает нас об этом, заставляя судить, прежде всего, самих себя», - сказал он моим коллегам.

Эти слова Александра Славутского заставили меня снова прокрутить в памяти то, что я видела в театре. И я увидела спектакль как бы заново. Мне стали понятны многие мизансцены, шокировавшие во время спектакля. И прежде всего финал – когда Городничий, узнав о настоящем ревизоре и произнеся коронный монолог-саморазоблачение, медленно исчезает из наших глаз. Если для режиссера Славутского это просто театральный прием, то для его Городничего это нечто похожее на сошествие в ад.

Новое прочтение финальной сцены заставило меня переосмыслить в спектакле многое. И теперь он показался мне даже сильнее по своей социальной направленности.

Сильная социальная составляющая в пьесе Гоголя была изначально. Во время своего появления это была очень злободневная пьеса. Время действия «Ревизора – непосредственная современность, Писатель подверг осмеянию то, что видел вокруг себя, указав на проблемы и изъяны русского общества, представив в карикатурном виде практически все человеческие пороки своего времени. Гоголь пытался максимально охватить все стороны общественной жизни. Власть, полиция, образование, здравоохранение, почта – мы получаем очень широкий взгляд на Россию того времени.

Возможно, в момент создания пьесы Гоголь чувствовал себя журналистом, наивно полагая, что общество, увидев себя со стороны и посмеявшись над собой, непременно переродится к лучшему. Но этого не случилось.

Мне показалась интересной подробность, вычитанная в эти дни в сети. Известно, что 1846-1847 годах Гоголь предпринял попытку переосмысления «Ревизора». Появилась «Развязка Реви­зора», в которой писатель, угнетенный зрительским непониманием своей пьесы, уточнял свои творческие намерения. Безымянный уездный город он уподобил внутреннему миру человека, его душе, безобразные чиновники — это наши страсти; Хлестаков — ветреная светская совесть; настоящий ревизор — это подлинная совесть, являющаяся нам в последние мгновения жизни.

Жизнь распорядилась так, что это почти мистическое толкование «Ревизора» забылось, и многие десятилетия, и до революции 1917 года и особенно после нее режиссеры обращали особое внимание именно на социальную сатиру гоголевской пьесы. Она воспринималась как общественное ристалище, на котором зрители побивают каменьями вечных грешников – чиновников и казнокрадов. В книге Игоря Ингвара и Ильтани Исхаковой «Русский театр в «Казани» (Казань, 1991) я прочитала, что в спектакле качаловцев 1939 года главным действующим лицом были не Хлестаков и не Городничий, а коллективный Чиновник.

Коллективный чиновник был страшен в николаевской России, он стал людской бедой и в России социалистической. Так что режиссеры всегда могли найти болевые точки конкретного времени. Нашлись они и для нашей жизни. Конечно, устарели какие-то жизненные подробности, но не устарела неприязнь простого человека к конкретному чиновнику и к чиновничеству в целом.

Но спектакль Славутского не про это. Его «Ревизор» – не приговор чиновничеству, не оценка общества и его нравов. Это спектакль, обращенный в зрительный зал, это стремление достучаться до каждого. Вслед за Гоголем он говорит нам: страшен тот ревизор, который ждет нас у гроба. Помните об этом. Иначе в конце – ад, преисподняя, как у Городничего. Рецензент газеты «БИЗНЕС Online» Анастасия Попова, назвав свою публикацию «Городничий вприсядку: как Александр Славутский чечеткой совесть пробуждал» была недалека от истины.

Смех пороки уже не лечит. Ведь они уже не пороки вовсе

По реакции на постановку, о которой я уже писала, могу предположить, что зрители, с которыми я оказалась в одном зале 10 июня, на первом премьерном спектакле, увидели другой спектакль, в котором ничего не поняли ни про совесть, ни про честь. Я не уверена, что они хорошо помнили «Ревизора», которого все изучали в школе, поэтому воспринимали постановку Качаловского театра буквально – как веселую комедию, и человеческие пороки, ярко представленные на сцене, никак не соотносили с собой.

Судья Ляпкин-Тяпкин берет взятки борзыми щенками, городничий считает, что взятка – дело обязательное, берет и при необходимости дает сам. Каждая реплика, звучащая со сцены, находит немедленный отклик в зале. Знаем, знаем!

И при этом мало кто соотносил себя с гоголевскими персонажами. Наверное, потому, что взятка стала делом естественным. Ее даже называют смазкой для общественного организма. Она вызывает возмущение только тогда, когда берут «не по чину».

Сцена, в которой попечитель богоугодных заведений Земляника, получая указание Городничего навести у себя порядок перед встречей с Хлестаковым, вызвала в зрительном зале большое оживление. Когда он философски заметил – если человеку суждено выздороветь, он выздоровеет, а если суждено умереть – он умрет, в зале даже раздались редкие аплодисменты. Знакомая картина… Конечно, медицина – не власть, но люди, встретив такого Землянику, будут слать проклятья не медицине, а власти.

Мы живем в поразительные времена, когда общество обходится без общих представлений о добре и зле, когда некоторые пороки воспринимаются как добродетель. И только одно остается неизменным – чиновник, по представлениям многих, просто не может быть хорошим. Проработав 8 лет в аппарате Государственного Совета РТ, могу сказать, что это ошибочное представление. Хотя гоголевские персонажи есть и сейчас, и мне они встречались.

Во все времена чиновника, даже самого мелкого, ничего не решающего и ни за что не отвечающего, люди олицетворяют с властью как с социальным институтом. Власть вроде меняется, на памяти нашего поколения уже неоднократно, но меткие гоголевские реплики остаются очень актуальными, что делает «Ревизор» историей на все времена. И всегда это будет история в первую очередь, про власть, а уже потом – про людей. Такова логика гоголевского текста. И, по моему мнению, она оказалась сильнее намерений режиссера-постановщика «Ревизора» Александра Славутского. Может, потому, что яркая зрелищность спектакля не настраивала зрителей на столь серьезные размышления. И хотя добродетель в «Ревизоре», по Гоголю, не торжествует, это не особо расстроило зал. Они увидели ЗРЕЛИЩЕ, и для многих этого оказалось достаточно.

И в завершение…

К сожалению, длительные серьезные раздумья о пьесе, о новой постановке отвлекли меня от сугубо театральной стороны этого события. Но о сценографии спектакля, об актерах, занятых в нем (народные артисты РТ Илья Славутский, Елена Ряшина, Марат Голубев, заслуженные артисты РТ Алексей Захаров, Александр Малинин, Илья Скрябин, Ирина Вандышева, Надежда Ешкилева, артисты Павел Лазарев, Алена Козлова, Виктор Шестаков, Владимир Леонтьев, Николай Чайка и другие), о режиссерских решениях, порой очень нестандартных, написали другие рецензенты. Кто не читал, почитайте:

Качаловский театр приглашает на премьеру спектакля «Ревизор» по комедии Гоголя - Татар-информ

Качаловский театр приглашает на премьеру спектакля «Ревизор» по комедии Гоголя - «Реальное время»

Городничий вприсядку: как Александр Славутский чечеткой совесть пробуждал - «БИЗНЕС Online» 

Упомяну лишь несколько деталей, на которые я обратила особое внимание.

Всегда с интересом отношусь к творчеству главного художника театра Александра Патракова, заслуженного деятеля искусств РФ, народного художника РТ. Его декорации, как правило, – не просто фон, на котором происходит действие. Это всегда яркая театральная метафора, в которой заключен немалый содержательный смысл спектакля.

«Ревизор» в этом смысле не исключение. Содержание метафоры, запрятанной в этой постановке, составляет не только деревянная конструкция с двумя параллельными лестницами, но и костюмы (конструктор Екатерина Борисова), световые эффекты (Денис Солнцев, Санкт-Петербург), а также, говоря театральным языком, предметы реквизита. Так, режиссер-постановщик мастерски обыгрывает кресло для инвалида, в котором раскатывает по сцене Хлестаков, и одеяло, в котором он оказывается то с дочерью Городничего, то с его женой. Все это создает красочную картинку, но содержание неизменно уходит на второй план. И некоторые сцены зритель вполне может воспринять как водевильные.

Из актерских работ отмечу только Илью Славутского в роли Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского. Эта работа была серьезным испытанием для актера, которому пришлось сочетать несочетаемое – яркую искрометность, знакомую нам по другим его ролям, и тяжелую серьезность большого чиновного человека, от воли которого зависит жизнь уездного города. На мой взгляд, не во всем это сочетание было плодотворным.

Загадкой для меня осталась последняя сцена – когда Городничий предстал перед нами со слезами на глазах. Как-то не очень я поверила тому, что вчерашний держиморда мог оказаться совестливым человеком. Да, неистово крестился, ставил свечки в церкви. Но постоянно крестился и весь остальной чиновный люд.

А если такой метаморфозы не случилось, если Городничий на наших глазах спустился в преисподнюю, настигнутый карой Господней, то откуда эти слезы раскаяния на лице?

Нетрудно заметить, что моя оценка спектакля даже в этом случае – взгляд со стороны содержания. Александр Славутский своим спектаклем заставил меня задуматься о том, какими будут в наше время и Городничий со своей семьей, и Хлестаков со своим слугой, и все остальные обитатели неназванного уездного городка, а значит, и сегодняшней России.

Фото предоставлены пресс-службой Качаловского театра