Марина Подольская крупным планом

Любовь Агеева

28 июля 2024 года

28 июля у Марины Подольской был юбилей. «Вот и я ступила на восьмую дорожку!», ― написала она мне в ответ на поздравление.

Мы познакомились сравнительно недавно, но я знала ее давно, по публикациям в журнале «Казань». Они появлялись так часто, что я предположила, что Юрию Балашову дали еще одну штатную единицу. Оказалось, с производительностью штатного журналиста работала доцент Казанской медицинской академии врач-физиотерапевт.

Первая публикация, после которой захотелось познакомиться поближе, появилась в первом номере журнала «Казань» в 2001 году. Я тогда работала над книгой о композиторе Назибе Жиганове. Прочитала ее воспоминания о нем с очень эмоциональным заголовком – «Музыка с небес» ― о далеких годах ее детства в Школьном переулке, когда семьи Жигановых и Подольских жили в одном подъезде. Правда, тогда мы пообщались только по телефону. Ближе познакомились много позднее.

Помню, поразили не столько факты, я к этому времени уже многое знала о жизни Назиба Гаязовича, сколько творческая манера опытного очеркиста, умеющего рисовать с помощью слов, чего, кстати, мне всегда не хватает. Я утешаю себя тем, что я не очеркист, а аналитик – это совсем другая стихия. Но многие публикации Марины, похожие на рассказ, не лишены аналитики. Через судьбы конкретных людей она всегда рассказывает о жизни города, страны, народа...

Поскольку Марина ― внештатный автор, то может сама определять, о чем и о ком писать. У нее много очерков о людях, которых я знала. По именам, конечно. Например, мне было известно, что среди спасателей челюскинцев был казанский врач ― кардиолог Леопольд Рахлин. Из ее очерка я узнала, как он там оказался.

С некоторыми, как с профессором Яковом Юрьевичем Попелянским, доводилось общаться. Марина написала о нем книгу. Такое объемное признание в любви учителю, всемирно знаменитому невропатологу.

«Профессор Клячкин и последний приют Тукая», ― так она назвала очерк о докторе, о котором я не могла не знать. Вспоминала о нем каждый раз, проходя мимо больницы напротив ТЮЗа, где теперь офис Министерства здравоохранения РТ. Больница многие десятилетия называлась Клячкинской.

«Двадцать шестого февраля 1913 года владелец казанской больницы на Вознесенской улице доктор медицины Гирш Клячкин госпитализировал истощённого чахоточного юношу Габдуллу Тукаева. Свои последние тридцать шесть дней поэт прожил рядом с этим врачом.

Через много лет один из ведущих физиотерапевтов СССР, один из создателей в 1920 году Казанского клинического института, будущего Государственного института для усовершенствования врачей имени В. И. Ленина, заведующий клиникой и кафедрой физиотерапии профессор Григорий Абрамович Клячкин многократно рассказывал в семье и в клинике о весне 1913 года, о месяце рядом с умирающим юношей, великим Габдуллой Тукаем. Клячкину в 1913 году было сорок семь, Габдулле на двадцать лет меньше.

Но в нескончаемом людском потоке большой больницы Григорий Абрамович безошибочно ощутил богоизбранность угасавшего на его глазах юноши, его душевный огонь, мудрость не по возрасту, будто тот прожил долгую-долгую жизнь».

Казалось, в жизни классика татарской литературы в Татарстане уже нет ничего неизвестного. И то, что он умер в этом здании, знают все. Мемориальная табличка на стене – об этом. Но Марина писала не столько о Тукае, сколько о докторе Григории (Гирш-Давид) Абрамовиче Клячкине (1872 – 1946).

Эмоциональное по духу повествование базировалось на знании архивных документов. Этим, кстати, отличаются все ее очерки. Открыв в Казани в 1897 году лечебницу с массажем и ваннами, Гирш Клячкин в 1903 году арендовал здание площадью 2300 квадратных метров для стационара с тремя отделениями и поликлиники. И преуспевал. Лечебницу сразу казанцы прозвали Клячкинской.  Клячкин поладил с новой властью и помог в организации здравоохранения и подготовки врачебных кадров. В 1920 году возглавил кафедру физиотерапии в Казанском Клиническом институте (потом ― ГИДУВ, ныне Казанская медицинская академия).

Нельзя сказать, что казанцы не воздали одному из основателей советской физиотерапии по заслугам. Но все-таки сегодня это имя больше известно врачам. Очерк Марины Подольской в журнале «Казань», как и другие ее публикации, воскрешают память о  знаменитых казанцах для ее современников.

Недавно она систематизировала свои журнальные публикации за 30 лет и переплела. Получилось семь толстых  томов из 250 очерков в журналах «Казань» и «Наш дом ― Татарстан».

Особое место в творчестве Марины занимают очерки об ученых медиках. Часть из них превратились в книги. Я уже писала о книге «Война и мир профессора Попелянского», вышедшей в 2019 году. Стержнем повествования в ней стали письма и дневники Якова Юрьевича с десятилетнего возраста до предпоследнего дня.  Судя по тому, что на обложке указано «первая книга», будет и вторая.

Недавно Марина подарила мне свое последнее издание ― книгу о Ливерии Осиповиче Даркшевиче, выдающемся российском неврологе и недооцененном христианском философе. О книге напишу особо, поскольку узнала из нее много нового и интересного.

Когда я начинала работать над каталогом-справочником исторических захоронений Арского кладбища, в нем оказалось более десятка имен казанцев, о которых я уже знала из публикаций Марины. И прежде всего это были люди из ее ближнего круга. Например, ее дедушка Николай Степанович Подольский, кандидат медицинских наук, доцент, участник Великой Отечественной войны, заведовал кафедрой патологической анатомии КГМИ. Захоронен на первой аллее вместе с тещей ― Екатериной Михайловной и тестем Ильей Ароновичем Гаркави.

Екатерина Михайловна Ротт, или Рот, прабабушка Марины, вышла замуж за крещеного еврея Илью Ароновича Гаркави, губернского ветеринара. Родила 14 детей, но многие младенцы умирали, выжили шестеро: 2 дочери и 4 сына. Все сыновья учились в университете.

Екатерина Михайловна Ротт

Одна из дочерей ― бабушка Марины Ольга Ильинична Гаркави, тоже была врачом, стаж работы ― 52 года, из них в Казанском ГИДУBe ― 30 лет. Инфекционист с уникальным клиническим мышлением ― так назвал ее Александр Дмитриевич Царегородцев, один из студентов КГМИ, ныне директор Московского научно-исследовательского института педиатрии и детской хирургии. 

Отец Марины, известный в свое время анестезиолог-реаниматолог Алексей Николаевич Подольский, первый давал в Казани наркозы с миорелаксантами.

 Он в юном возрасте, а также бабушка и дедушка стали героями очерка Марины по фронтовым письмам деда «Дед, бабушка, папа и большая война», который дважды публиковал журнал «Казань» (Дед, бабушка, папа и большая война).

Мама Марины ― Дина Васильевна Подольская ― попала в Казань во время войны вместе в эвакуированным из Москвы 22-м авиационным заводом имени С.П. Горбунова.  Дед Марины ― Василий Андреевич Беляков ― работал до войны начальником цеха на Московском авиационном заводе № 22 имени С.П. Горбунова. В Москву семья уже не вернулась. Закончив с медалью школу, Дина в 1947 году поступила на лечебный факультет Казанского мединститута, окончила его с красным дипломом, вышла замуж за своего школьного товарища Алешу Подольского и стала Диной Подольской. 

С первого октября 1953 года ее жизнь была связана с Казанским ГИДУВом ― именно в этот день Дина Подольская стала ординатором кафедр физиотерапии и нервных болезней. В 1956 году окончила ординатуру под руководством профессора И.И. Русецкого и доцента Л.Н. Клячкина по специальности «нервные болезни и физиотерапия». Двенадцать лет Дина Васильевна была преподавателем и завучем Казанского медицинского училища, по совместительству работала невропатологом в инфекционной больнице. В ГИДУВ вернулась в 1969 году ― заведовать отделением физиотерапии. В 1976–м защитила под руководством профессора Московского института курортологии А.П. Сперанского поистине фундаментальную кандидатскую диссертационную работу на тему «Неспецифическая резистентность и иммунологическая реактивность при низких интенсивностях ультразвука». Эта работа внесла много ясности в спор между советской и американской школами физиотерапевтов о допустимых, не повреждающих ткани интенсивностях ультразвука, открыла немало принципиальных механизмов лечебного действия этого физического фактора.  С 1 сентября 1969 до 30 сентября 2007 года она бессменно руководила отделением физиотерапии, сначала Казанского ГИДУВа, потом РКБ-3.

Очерки Подольской связали для меня несколько семей, которые я знала или о которых была наслышана. В Казани среди старожилов много таких семей. Когда потянешь за ниточку ― и увидишь целый клубок. У Марины так же.

О том, что жил в Казани знаменитый военный летчик Михаил Ильич Гаркави, брат  Марининой бабушки, герой Первой мировой войны, мне рассказал исследователь казанской авиации Ильдар Валеев. Михаил Ильич человеком был замечательным. Бравый летчик, которого ценили и в царской российской, и в советской армиях, нашел себя и в мирной жизни.

Пилот 1-го класса Михаил Гаркави ― рейс 1925 года в Рязань

После Гражданской войны он летал на самолетах авиационной базы Совнаркома Татреспублики, демонстрируя возможности советской авиации. Известно, что в 1924 году он пилотировал самолет, который совершил первый рейс по маршруту Казань ― Нижний Новгород ― Москва.

Михаил Гаркави с женой Надеждой

Однако работа в гражданской авиации его не очень устраивала ―  он стал химиком. После окончания химфака Казанского университета работал главным инженером Казанского мехового объединения.

В 1950 году им был разработан важнейший тогда для военных и мирного населения СССР способ производства советского мутона, засекреченный чехами и американцами. Можно сказать, одел страну в красивый легкий мех. До этого на шапках и воротниках была нестриженная овчина.  В 1932 году Михаил Ильич, как рационализатор овчинно-мерлушкового красильного и утилизацион­ного завода, был удостоен звания Героя социалистической стройки Татарии, получил Сталинскую премию.

Как оказалось, семья Ипполита Ипполитовича Брюно, преподавателя Объединённого технического училища, инженера-архитектора, имевшего в Казани собственное проектное бюро (на Арском кладбище захоронен он сам и его сын Александр Ипполитович, заслуженный строитель РСФСР, почетный строитель РФ) ― муж старшей сестры Марининой бабушки. В 1922 году, после Гражданской войны, Президиум Казанского горсовета рабочих и крестьянских депутатов попросил Ипполита Брюно возглавить техническую службу восстановления коммунального хозяйства Казани, полностью разрушенного за семь лет войн и революций. Восстановительные работы Брюно начал с электричества. И уже в 1922 году заработала трамвайная электростанция, по Казани опять начали ходить трамваи.

Анна Ильинична, в девичестве Гаркави, и Ипполит Ипполитович Брюно

В 1923 году Ипполит Ипполитович занялся городским водопроводом... Марина назвала очерк о нем «Бельгийский француз возродил Казань из руин». Он был опубликован в журнале «Наш дом ― Татарстан». Процитирую его, чтобы связать семьи Гаркави и Брюно:

«В 1914 году первая беда пришла в семью — в Старой клинике нежданно умерла жена Ипполита Ипполитовича. Вдовец с тремя детьми решил, что им нужна мать. Его познакомили с Анной Ильиничной Гаркави, зубным врачом и дочерью земского ветеринара Ильи Ароновича Гаркави. Анна была на 15 лет младше. Но веселый остроумный француз так необычно и  галантно за ней ухаживал, так проникновенно играл ей на виолончели, да еще и смешил постоянно, что Анна влюбилась абсолютно, раз на всю жизнь, и не побоялась троих чужих детей.

С 1915 года семья жила на Поповой горе в одном из домов Екатерины Александровны  Гаркави, рядом с Аниными родителями, братьями и сестрами. Это было так приятно — не ходить далеко в гости. Вечерами музицировали. Ипполит Ипполитович играл на виолончели, Анина мама Екатерина Михайловна Ротт — на рояле и профессионально пела, младшая сестра Леля тоже росла пианисткой, братья Ани — студенты университета Женя, Юра и Шура были скрипачи и альтисты. Полный квартет и квинтет собирали без труда. А уж шуток было! А смеху!

Но пришла революция, за ней страшная Гражданская война. Накануне входа войск Троцкого в Казань 8 сентября 1918 года в доме Брюно был совет: обе семьи решали будущее. Казань покидала ее интеллигенция, профессура, врачи, военные, купцы, промышленники. Ипполит Ипполитович твердо решил остаться — стар уже. Будь что будет. Дети маленькие, куда их тащить… Верочке шесть. Шурику всего год. Женя, Юра и Шура навстречу смерти ушли на восток с войсками Учредительного собрания. Навсегда».

О событиях осени 1918 года Марина вспоминает не в одном очерке. Для ее семьи это рана, которая не зажила до сих пор. Потому она безжалостна в оценке новой власти, которая нарушила вполне благополучную жизнь ее родственников.

Очерк Подольской «Одному из самых лучших — пианисту Жоржу Ротту. Так подписал свое фото знаменитый Александр Вертинский» я прочитала после рассказа о семье Ипполита Брюно. И увидев фамилию РОТТ, тут же связала семью Гаркави-Подольских с семьей виртуозного пианиста и аранжировщика Георгия Ротта, имевшего собственные оркестры в Шанхаве, с которыми он покорял зрителей от Китая до Австралии, аккомпанировал Александру Вертинскому, Федору Шаляпину, почти сорок лет служившего музыке в Казани. Фамилия не сказать, чтобы очень распространенная. Тем не менее, в Казани оказалось два Ротта. И они были лишь однофамильцами.

Родственник Марины, дед ее бабушки Екатерины Михайловны ― Михаил Михайлович Ротт (Рот), был потомком шведского короля Густава Ваза. Его отец ― Михаил Христианович, «Рот 7-й» ― происходил из немецких дворян, давно перешедших на русскую службу. Подполковник, командир батальона Несвижского карабинерного полка погиб в сражении. Был женат на Пелагее Ионимовне, помещице Казанской губернии.

Михаил Людвиг Карл Ротт (или Михаил Михайлович), рожденный 3 сентября 1831 года на мызе Лозовицы Брестского уезда Гродненской губернии, тоже служил, воевал, был награжден бронзовой медалью на Андреевской ленте в память войны 1853-1856 годов. Женился на владелице поместья в сельце Тюгульбаево Спасского уезда Казанской губернии Вере Михайловне Макаровой. Был одним из создателей Казанского губернского земства, в 1877-1882 годы его председателем.

Род Роттов внесен во 2-ю часть дворянской родословной книги Казанской губернии по определению Казанского дворянского депутатского собрания от 14 мая 1870 года, утвержден указом Герольдии 12 декабря того же года.

В нынешнем году Марина нашла еще один способ рассказать о знаменитых казанцах ― она провела в Доме-музее Василия Аксенова серию публичных лекций, объединенных одним названием ― «Казанский блокнот», выбрав семь докторов медицины: конечно же, Якова Попелянского, Гирша Клячкина, Владимира Казем-Бека, Александра Самойлова, Семена Семеновича Зимницкого и Леопольда Рахлина.

Особо хочу выделить ее рассказ о Владимире Казем-Беке. В Казани больше знают знаменитого востоковеда Александра Касимовича Казем-Бека (его дочь Ольга была женой Николая, сына поэта Евгения Боратынского, и матерью Александра Боратынского, предводителя дворянства Казанского и Царевококшайского уездов, гласного уездного и губернского земских собраний, члена третьей  Государственной думы Российской империи (1907-1912), юриста по образованию, расстрелянного в 1918 году), меньше ― его брата Николая Касимовича (Николай Касимович из рода Казем-Беков; Казанское древо дербентского рода Казем-Беков).

В семье Николая Казем-Бека было три доктора: Алексей Николаевич, видный терапевт и организатор здравоохранения в Казанской губернии, Петр Николаевич, акушер-гинеколог, а также внук Владимир Алексеевич (14.11.1892 ― 04.08.1931), о котором Марина рассказала тем, кто пришел на ее лекцию в Доме-музее Аксенова.  

С 1920 года Владимир Казем-Бек жил в Харбине, работал в больнице Восточно-Китайской железной дороги.  Лечил всех: и богатых бизнесменов, и служащих железной дороги, и грузчиков в порту, и опустившихся жителей городских трущоб, и спившихся попрошаек с рынков. По свидетельству современников, проводить рано умершего Владимира Алексеевича 5 августа 1931 года пришли более двухсот тысяч людей. Друзья и коллеги издали в Харбине книгу «Светлой памяти доктора В.А. Казем-Бека. Сборник статей и воспоминаний», в которой собраны воспоминания, стихи, посвященные доктору, благодарственные письма, адресованные ему.

Марина знает о Владимире Алексеевиче гораздо больше, чем написано в этой книге, поскольку она уже многие годы по крупицам собирает сведения о нем. У нее есть и зарубежные источники информации ― судьба разбросала потомков братьев Казем-Беков по всему миру. Об этой семье Марина написала несколько очерков.

Ее вполне можно назвать одним из летописцев казанской медицины. Надо слышать ее голос по телефону, когда она в очередной раз сообщает, какой интересный документ об истории Казанского ГИДУВа обнаружила в архиве...

Но писала она не только о медицине. И очерки, и книги. Марина ― один из авторов трехтомного исследования о Габдулле Тукае «О, душа, ты отметалась! К богу своему иди». Смерть Габдуллы Тукая. // Материалы   к хронике жизни и творчества Габдуллы Тукая», которая оценена премией Всероссийского конкурса Федерального агентства по делам национальностей «Ключевое слово» по сохранению языкового многообразия Российской Федерации в номинации «Лучший научный проект».

Не буду даже пытаться представить всё тематическое разнообразие журнальных публикаций Подольской. Назову лишь несколько из тех, которые использовала в своих материалах: журнал «Казань» ― «Тайна монаха Филарета. Историческое расследование истории Раифского монастыря»; «Любящий Вас Катанов (литературно-историческое расследование о дружбе и деятельности профессоров А.М. Покровского и Н.Ф. Катанова); «Дворяне Алябьевы. Шестой век с Россией. Расследование автора»; «Интернационал в семье казанских дворян Боратынских»; «Большой великий человек» (очерк о Марселе Салимжанове, главном режиссере Татарского академического театра имени Г. Камала); «Владимир Зотов. Позитивы с негативов, или Черно-белое досье эпохи развитого социализма (о фотографе Владимире Зотове к 75-летию); журнал «Наш дом Татарстан» ― «Эдуард Туманский без сиреневого тумана» (о солисте и нынешнем руководителе клезмерского ансамбля «Симха»), «Русский с китайской фамилией» (очерк об искусствоведе Михаиле Яо), «Джаз без границ» (очерк об Олеге Лундстреме»).

Для журнала «Наш дом ― Татарстан» она писала об армянской свадьбе в Казани, о мордовской общине Татарстана, о казанских ассирийцах...

Автограф актера Качаловского театра Вадима Кешнера на публикации о нем

Когда в неспешной беседе мы воспроизводим в памяти какие-то казанские события, вспоминаем кого-то конкретно, людей разных профессий и занятий, как правило, они оказываются нашими общими знакомыми. Если мой широкий круг общения объясняется профессией журналиста, то у Марины он, во-первых, шире, во-вторых, очерчен самой жизнью казанских старожилов, когда Казань была еще не очень большим городом и вся интеллигенция друг друга знала. И среди ее знакомых ― не только медики, что вполне понятно, но и композитор Назиб Жиганов, художник Геннадий Архиреев, актеры Вадим Кешнер и Юнона Карева, музыкант Александр Васильев и много других. Я называю только тех, о ком она писала и с кем я знакома.

Герой одного из очерков Марины фотомастер Владимир Зотов у нее на даче

В ипостаси краеведа она мне до недавних пор и была знакома. А при близком с ней знакомстве у Марины обнаружилось много других, кроме журналистских, талантов. Не зря говорят: талантливый человек талантлив во всем.

 Она пишет стихи, и не только к праздничным датам и дням рождения. Когда она присылает мне юмористические хохмы, написанные ею и другими медиками, можно помереть со смеху.  В последнюю нашу встречу Марина подарила мне две примечательные книжицы, которые я раньше не видела. Одну она издала с Львом Шером, известным стоматологом и не менее известном поэтом.

Это сборник стихов, пародий, песен и эссе, оформленный Григорием Эйдиновым. Вторая книга ― это стихи Марины в обрамлении рисунков Геннадия Архиреева. В журнале «Казань» в разные годы можно найти много ее поэтических подборок.

Еще она соавтор книги-альбома «О чём поют ракушки» (Р. Буруковский, М. Подольская. Издательство «Казань-Kazan», 2013), которая в 2017 году получила литературную премию имени советского писателя-фантаста Александра Беляева (Санкт-Петербург) и вошла в шорт-лист конкурса «Просветитель». 

Марина часто работает в жанре эссе, который позволяет ей соединить документальную основу с художественностью стиля. В душе она все-таки художник слова. Но даже в жанре повести у нее, как правило, реальные факты. Например, в повести «Ильин день», она рассказала об Илье Шкапе, отце Нины Ильиничны Жигановой, который долгие годы был литературным секретарем Максима Горького, написал о нем книгу.  

Журналу «Казань» она отдала много лет своей жизни. Была в нем не только внештатным автором, но и верной соратницей Юрия Балашова, автором идей и интересных тем. С ее легкой руки в журнале публиковали свои воспоминания многие именитые казанцы.

В 2018 году Марина была ведущей юбилейного вечера журнала «Казань» в Ратуше.

А в 2023 году была на таком же вечере по случаю 35-летия уже просто гостьей. Почетной гостьей, как все, кто когда-либо работал или печатался в журнале.

Она хорошо рисует, и у нее дома можно увидеть и пейзажи, и серию кухонных досок, разрисованных картинками фривольного содержания (у нее прекрасное чувство юмора). 

В интервью Марины, которое я нашла в сети, отвечая на вопрос, откуда она берет время на свои многочисленные увлечения и почему одной медицины ей мало, Подольская сказала так:

«В юности я увлекалась книжкой Даниила Гранина «Эта странная жизнь» о профессоре Любищеве. Он анализировал, на что была потрачена каждая минута его жизни, и тем выигрывал себе время на действительно нужные дела.

У меня в доме уже пятнадцать лет нет телевизора. А сколько часов в неделю тратит на него среднестатистический россиянин? Могу посмотреть что-то интересное на компьютере, но отбор очень жёсткий. Не люблю болтать по телефону и ходить в гости ― беседа в шумной компании не удаётся, плясать и петь люди перестали. Зачем тратить вечер?

При этом все мои друзья играют на музыкальных инструментах, когда мы вместе поём у меня дома ― это здорово! Но собираемся нечасто, у всех много работы. Чем в гости, лучше схожу в оперу, я заядлая театралка. И очень быстро хожу (подчеркну ― езжу по правилам!). Мой макияж занимает ровно три минуты в день.

А ещё есть привычка доводить начатое до конца и выполнять одновременно несколько работ. Такая я стахановка! А медицины мало, потому что она не может заменить весь мир вокруг нас».

Она берет пример с деда, Николая Степановича Подольского, который заведовал в мединституте кафедрой патанатомии, а еще был живописцем, меломаном, знатоком литературы, «легко сочинял весёлые и добрые стишки, с упоением столярничал и растил цветники вокруг нашего дома на улице Тельмана».

«Я выросла у деда под крылом, его посев. Тоже рисую, столярничаю-малярничаю, ращу цветники и чаще шучу, чем грущу».

Мы запланировали с Мариной большой разговор под диктофон ― давно прошу ее дать мне интервью. Когда недавно сообщила ей, какие хочу задать вопросы, она, как мне показалось, даже обиделась, не найдя вопроса о ее дизайнерских проектах. Она начинала сад ― проект и растения ―­  в Ра0ифском монастыре, в Иоанновском казанском. Полностью её сад ― проект, растения, работа ― в Варваринской церкви на улице Карла Маркса (этот проект она задумала в честь любимой прабабушки Варвары Васильевны Маяцкой), в усадьбе Боратынских на улице Горького. А в свой день рождения Марина прислала мне с десяток снимков из ее личного сада. Красота неописуемая! 

Я уже так много написала, но еще ничего не сказала об основной работе Подольской. И не скажу. Поскольку мало что об этом знаю. Как профессионал Марина состоялась в клинике профессора Я.Ю. Попелянского. Двадцать лет была главным физиотерапевтом Татарстана, более тридцати лет преподает физиотерапию в ГИДУВе. Ее лекции пользуются успехом у врачей.

Могла убедиться, какой прекрасный Марина диагност. Ей не надо длинного списка лабораторных исследований ― по двум-трем симптомам она определила у моего знакомого ботулизм. К сожалению, уже поздно. Врачи до нее этого сделать не смогли.

Завершу еще одним ее ответом на вопрос моей коллеги, которая спросила Марину, как отражается медицинское образование на творчестве и как творчество отражается в работе врача, учёного, преподавателя. Вот что Марина ответила:

«В медицинской диагностике самое место для Агаты Кристи. Если я читаю лекцию, то это и театр одного актёра, и нейролингвистическое программирование, и строго сформированный блок информации, которую врачи не отыщут в Сети. Это мой упорядоченный и облечённый в эмоционально красивую форму медицинский, педагогический и жизненный опыт. Читать лекции по-другому ― это пар в гудок. В интернете есть всё, кроме мозгов лектора. В медицине нельзя быть троечником, то есть непрофессионалом. В любом творчестве, представленном зрителю, – тоже. Это категории долга и чести. Самодеятельность хороша, только когда собираешься с друзьями помузицировать и песни попеть».

Вот такая она, Марина Подольская. Человек, дружбой с которым можно дорожить и которым можно почти на каждом шагу восхищаться. Совсем не случайно и не по блату в 2010 году она была признана на традиционном конкурсе «Женщиной года».