Цитата
<...> Казань по странной фантазии ее строителей – не на Волге, а в 7 верстах от нее. Может быть разливы великой реки и низменность волжского берега заставили былую столицу татарского ханства уйти так далеко от Волги. Впрочем, все большие города татарской Азии, как убедились мы во время своих поездок по Туркестану, – Бухара, Самарканд, Ташкент, – выстроены в нескольких верстах от берега своих рек, по-видимому, из той же осторожности.
Е.Марков. Столица казанского царства. 1902 год
Хронограф
<< | < | Ноябрь | 2024 | > | >> | ||
1 | 2 | 3 | |||||
4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | |
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | |
25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
-
1855 – При Казанском университете открыт повивальный институт, и с тех пор в университете начали учиться девушки
Подробнее...
Новости от Издательского дома Маковского
Погода в Казани
Фотогалерея
Родимый аквариум (к юбилею газеты «Казанские ведомости»)
- Вадим Шамсулин
- 15 марта 2011 года
О редакции газеты «Казанские ведомости» в момент ее становления вспоминает Вадим Шамсулин, бывший заведующий отделом культуры, в настоящее время главный редактор газеты «Моя семья» (Москва).
15 марта 2011 года редакция и все, кто когда-то в ней работал, отмечают 20-летие издания.
В первые годы редакция «Казанских ведомостей» располагалась на улице Ленина, в доме номер семь. Сейчас такой улицы нет, она переименована в Кремлёвскую, но старинное здание с массивными стенами, конечно, сохранилось, и в нём по-прежнему находятся учреждения казанской мэрии.
«Ведомости» тогда занимали одну большую угловую комнату на первом этаже. В комнате было много окон, и потому она казалась похожей на аквариум. В аквариуме каждый день наблюдалось большое оживление: здесь обитали и главный редактор, и корреспонденты пяти отделов, и агенты по распространению, вдобавок к нам грозили запустить меченосцев из верстального и корректорского цехов.
В силу своего географического положения редакция служила мощным магнитом для горожан. Нам не надо было держать руку на пульсе городской жизни, жизнь сама врывалась к нам в редакцию без всякого предупреждения. Широкие окна выходили на главную улицу Казани, и чуть ли не все прохожие считали долгом если не навестить редакцию, то хотя бы заглянуть сквозь стекло и понаблюдать за творческим процессом, как это происходит на Монмартре, где студии художников точно такие же прозрачные и открытые для любых нескромных взглядов.
Вадим Шамсулин продает первый номер газеты. Фото Владимира Зотова
Редакция жила в полном соответствии с ритмом жизни большого столичного города. С утра до позднего вечера у нас были посетители.
Важные и пахнущие дорогим одеколоном депутаты входили в редакцию уверенной поступью и тут же направлялись к Игорю Александровичу Котову – вести с ним длинные диспуты, обрисовывать перспективы ближайших выборов и периодически выходить в коридор курить крепкие папиросы.
Скромно одетые и всегда грустные учителя направлялись к столу корреспондента Ольги Кондревой и часами тихо беседовали с ней о народном образовании, в котором явно наблюдались тревожные тенденции.
Визитёры пенсионного возраста были бодры, веселы; они регулярно приносили в редакцию какие-то зловещие предметы, завёрнутые в мешковину, и легко находили себе благодарного собеседника – Валентину Васильевну Гудимову. Она описывала в газете дачную жизнь и потому не пугалась мешков, а деловито рассматривала их содержимое – саженцы смородины и вишни, выращенную собственными руками посетителя чудо-свёклу и принесённые в подарок редакции спелые яблоки сорта симиренко.
Особенно шумно было у стола Димы Михайлина. К нему в отдел политики ежечасно наведывались казанские собкоры чуть ли не всех столичных изданий. Поскольку их каждодневный маршрут пролегал из Кремля на площадь Свободы, ноги сами несли их к Михайлину на улицу Ленина, дом семь. Казалось, Михайлин всегда знал о татарстанской политике больше, чем они, поэтому собкоры, получив от него секретные сведения, сначала с деланным равнодушием выходили покурить, а потом бросались к нашим редакционным телефонам, чтобы позвонить в свою московскую редакцию и немедленно поделиться с Москвой только что услышанными новостями. В связи с чем главный бухгалтер Альфия Халитовна, в очередной раз получив чудовищный счёт за междугородные переговоры, закатывала Диме скандалы и изгоняла из нашего аквариума этих прожорливых пираний.
Но самыми счастливыми посетителями оказывались те, которых принимала сама главный редактор. Во-первых, потому что они умудрялись её застать – в промежутке между сессией горсовета и совещанием в горисполкоме. Во-вторых, потому что Любовь Владимировна каждого принимала так, будто ждала этой встречи годами: с бурной радостью, заливистым смехом и счастливым «привет, приве-е-ет!».
Агееву знала вся Казань, и вся Казань желала её видеть. А также слышать: её телефон в течение дня не умолкал никогда; она вешала трубку, закончив очередной разговор, и, не отрывая руки, снова её поднимала. Через мгновение на всю редакцию опять звучало жизнерадостное «привет, приве-е-ет!» – и она ныряла в очередной разговор. Слава богу, тогда ещё не существовало мобильных.
Рабочий день главного редактора «Казанских ведомостей» – это было как биение пульса большого столичного города; пульс останавливается, только если «мы его теряем».
Да, посетители Любови Владимировны были самыми счастливыми людьми. А самыми несчастными, без всякого сомнения, были те, кто наносил визит Борису Семёновичу Бронштейну – с целью опубликовать хоть пару строк в его авторской рубрике «Уголёк юмора», которую читатели рвали на части. Борис Семёнович расправлялся со своими посетителями зверски: брал принесённую рукопись, секунд тридцать пробегался по ней глазами и немедленно возвращал автору, произнося отрывисто и безжалостно всего одно слово: «Нет».
Когда я увидел подобную сцену впервые, то буквально ахнул: да как же это, Борис Семёныч? Человек, судя по бледному виду, три ночи не спал, сочиняя опус, и данное творческое достижение очень важно для него, ну можно ли так резко отказывать человеку? Или как?
«Только так», – коротко отвечал мне Борис Семёнович, и очень быстро я понял, что это святая правда.
Нам в редакцию почти ежедневно приносили «юморески» и «фельетоны». Если не отказать сразу, то автор будет ещё полгода звонить и доказывать, что его острозлободневное произведение объёмом в два газетных разворота нужно опубликовать без промедления, иначе пропадут и острота, и злободневность.
Однажды такой автор, счастливо избежав встречи с Бронштейном (его в тот день не было), решительно направился ко мне и просидел у моего стола битых полтора часа, читая вслух свой «фельетон» о том, как тёща купила на рынке груши, а зять решил, что они отравленные, после чего в семействе происходит серия забавных катаклизмов.
Автор читал с выражением. Прослушивая с приклеенной улыбкой очередной диалог несчастной тёщи и мнительного зятя, я в полной мере оценил гуманистический метод Бориса Семёновича, который при мне ни разу не застрелил ни одного автора «фельетона» и никого из них не поколотил палкой.
Но самыми лучшими посетителями, без ложной скромности, были те, кто приходил к нам в отдел культуры. Сделав «по дороге» значительный крюк, они навещали нас каждый день – учёные и писатели, актёры и режиссёры, музыканты и художники, искусствоведы и литературоведы…
В «Ведомостях» им явно нравилось, их тянуло на улицу Ленина, ну а нам только того было и надо! Наш рабочий день проходил в постоянном общении, а поздно вечером, когда уходил последний гость, завотделом Оксана Гармай смотрела на часы и весело констатировала: «Опять за целый день ничего не успела написать, напишу ночью». Мы тогда вообще всегда работали по ночам.
Зато в списках журналистов, которых приглашали на вернисажи, премьеры, концерты и фестивали, корреспонденты «Казанских ведомостей» стояли первыми. Именем Агеевой перед нами открывались любые двери. После наших публикаций взрывались телефоны, и мы с Оксаной Гармай и Татьяной Гольцман целый день, сменяя друг друга, принимали звонки и выслушивали выражения глубокой признательности вперемешку с пожеланиями сгореть в аду.
Потом к нам присоединилась Женя Кузнецова, которая в силу своего темперамента и духовной просветлённости умела так установить контакт со звонившим, что тот забывал себя и, потрясённый кузнецовским обаянием, мог лишь выдавить из себя признание в любви к газете и тихо, с благоговением, повесить трубку. Эти и другие таланты Евгении Борисовны обернулись для неё плачевным итогом: она стала женой автора этих строк.
Корреспонденты нашего отдела успевали везде. На любом «культурном мероприятии» обязательно присутствовал наш человек. И если «Ведомости» не написали – считай что события не было. Впрочем, тогда ещё не существовало телекомпании «Эфир». Тогда Шаляпинский фестиваль по-настоящему начинался, только когда на первой полосе «Ведомостей» появлялась карточка, сделанная патриархом казанской фотожурналистики Владимиром Николаевичем Зотовым, и репортаж с открытия.
Нашим тиражам было далековато до тиража «Вечерней Казани», однако, опубликовав очередной острый материал, мы поражались: его прочитали все! У нас была вроде не самая большая аудитория, но это была очень правильная аудитория – элита города, люди с именем, люди с большим авторитетом и взвешенной позицией. Вот почему «Ведомости» всегда влияли на общественное мнение и городскую жизнь.
…А город за окнами нашей редакции спешил из дома на работу и с работы домой; он проходил мимо наших окон то в виде компании симпатичных студенток КГУ, в шутку махавших нам руками, то в виде табунчика интуристов, то в виде демонстрантов с плакатами и транспарантами; город проносился на машинах с «мигалками», а то и на бандитских джипах, из которых орал Кай Метов. Целый день город врывался в настежь раскрытые двери редакции. У нас в гостях бывали люди, о которых теперь без сомнения можно сказать: они вошли в историю Казани.
Впрочем, порой заходили странные личности, которые, покрутившись по комнате и обойдя каждого сотрудника редакции с неясной целью, пытались затем незаметно исчезнуть, однако натыкались на преграждавшего им дорогу Игоря Александровича Котова. Под его суровым взглядом они сникали и безропотно доставали из-под пальто только что раздобытые в редакции стопки газет, календари, рукописи, обрывки бумаги – причём в несусветном количестве. Наверное, ни одна редакция в России не обходится без своих «штатных» клептоманов… Но это – тоже часть жизни большого города.
…Вечером на улице Ленина становилось немноголюдно, за окном опускались сумерки, у нас заканчивались летучки и планёрки, в комнате затихали телефоны, гости уходили, свои возвращались с задания, в редакции наконец включали чайник – и все наливали себе полные кружки чая. Тут начиналась обычная комическая перепалка между Светой Бесчётновой и Сашей Гавриленко за право занять лучшую пишущую машинку.
Всегда выигрывала Света, она с победоносным видом вставляла бумагу в каретку, а Гавриленко клял свою несчастливую хохляцкую звезду.
Ещё пару часов будут стучать машинки, и бульканье кипятка в чайнике уже никто не расслышит. А потом все заметки в номер будут написаны и вычитаны, утверждены редактором и отправлены на вёрстку. В комнате включат свет, город за окном окончательно погаснет, наступит время тихих разговоров, и в родимом аквариуме станет уютно как никогда.
И в этот момент покажется, что нет на свете места лучше, чем город Казань, улица Ленина, дом семь, редакция газеты «Казанские ведомости».
Вадим ШАМСУЛИН
P.S. Мой однокашник и товарищ ещё с тех давних времён Дима Михайлин собирался написать не менее объёмный текст, но злая журналистская судьба именно накануне юбилея «Казанских ведомостей» занесла его на Кубу. То ли разжигать революцию, то ли её подавлять – я ещё не разобрался. Но он передаёт свой революционный привет и просит, чтобы его не забывали.