Трагедия в Буинске: реальная и виртуальная

Любовь АГЕЕВА

11 февраля 2012 года

В газете «Республика Татарстан» 9 февраля 2012 года опубликован материал «В Буинске вспомнили «кровавый понедельник», в котором сообщается о том, что 4 февраля перед обелиском на центральной площади Буинска прошел памятный митинг.

Я вспомнила, что изучала это преступление скрупулезно, эпизод за эпизодом, когда готовилась к семинару, который мы провели в Доме журналистов и по результатам которого вышла книга «Чрезвычайная ситуация на страницах газет: Сенсация или социальная проблема? (по следам события)», изданная в 2002 году в Казани, в издательстве «Мастер Лайн», где есть мой очерк.

Итак, в ночь с 3 на 4 февраля 2002 года двое военнослужащих – Алмаз Шагеев и Михаил Сухоруков, проходившие службу в 99-м отдельном гаубичном батальоне 31-й Ульяновской воздушно-десантной бригады, самовольно покинули расположение войсковой части, что всего в 25 километрах от Ульяновска и направились в Казань. Ушли солдаты не с пустыми руками – прихватили с собой два автомата и 135 патронов к ним.

Младший сержант Алмаз Шагеев 1981 года рождения был призван на службу Зеленодольским райвоенкоматом Татарстана и дослужился до заместителя командира взвода. Второй – рядовой Михаил Сухоруков 1982 года рождения – был призван из Пензы и командовал отделением десантников.

«Тогда этот случай называли ЧП российского масштаба, а местные газеты выходили с заголовками «Такого в Татарстане еще не было», – пишет Игорь Простатов. – Действительно, даже за несколько лет командировок в Чечню татарстанская тогда еще милиция потеряла меньше сотрудников, чем за те сутки. Тогда были убиты девять человек, в том числе пятеро милиционеров. Трагический день с подачи журналистов сразу же окрестили «кровавым понедельником». Одни говорили о звериной жестокости дезертиров, другие признавали высочайший уровень их подготовки, третьи размышляли о причинах бессмысленной бойни. Так или иначе, на поиски преступников была брошена не только вся ульяновская и татарская милиция, но и десантники из ульяновской бригады. На ключевых КПМ стояли БТРы, в небе кружили вертолеты, местным жителям рекомендовали без нужды не покидать свои дома».

Обложка книги "Чрезвычайная ситуация на страницах газет: сенсация или социальная проблема?"

Публикация в газете «Республика Татарстан» показала, что разговор в Доме журналистов, увы, не имел последствий. Поскольку нахожу в нем те же самые вольности с фактическим материалом, с которыми встретилась тогда. Пишется о том, что согласно официальной версии Шагеев получил весьма нерадостные вести из дома: будто бы его бросила девушка, к тому же родственники жаловались на соседа, который задолжал крупную сумму денег. Я была на пресс-конференции следователя, и не слышала, что была такая официальная версия. Официальная – значит версия следствия. Однако это были предположения, и я могу предположить, что они появились в средствах массовой информации.

Мне пришлось разговаривать с той самой девушкой, которая якобы бросила Шагеева. Со слезами в голосе она просила защитить ее от наветов, поскольку этот факт не имел под собой никаких оснований. Она сама была в шоке от того, что случилось с ее возлюбленным. Она ждала, когда он вернется после службы домой.

Конечно, милиционерам, которые погибли на посту, другим жертвам этого чудовищного преступления, наши разговоры о чистоте фактов уже не помогут. Профессионально они действовали или нет, могли бы остановить преступников или у них не было такой возможности? Ответы на эти вопросы для их семей несущественны – они потеряли близких. И хорошо, что в Буинске им поставили памятник, что через 10 лет помянули их на митинге.

Важно другое – какие выводы  были сделаны после этого? В воинских частях, и прежде всего в 31-й Ульяновской воздушно-десантной бригаде. В органах внутреннего порядка. В редакциях СМИ, публикации которых мы обсуждали на семинаре в Доме журналиста.

В течение дня с нами работали руководители пресс-служб и других подразделений республиканских министерств: внутренних дел; чрезвычайных ситуаций; здравоохранения; экологии и природных ресурсов, юстиции; ГИБДД – тех ведомств, которые могут быть задействованы в какой-либо чрезвычайной ситуации. В диалоге приняли участие следователи военной прокуратуры, прокуратуры РТ, судмедэксперт, психиатр, юрист, социологи. К концу дня к разговору присоединились руководители МВД, МЧС Татарстана.

Когда под одной крышей собрались журналисты и пресс-секретари, мы обрадовались, что посадили их по разную сторону большого стола. Иначе они бы кинулись в рукопашную. Каждая сторона обвиняла другую, даже не пытаясь критично проанализировать собственные действия.

Как выяснилось, отдел информации Министерства внутренних дел не владел ситуацией, не имел нужной информации. Его руководитель не был включен в специальную комиссию, созданную в министерстве.

Тогда в Доме журналистов нам удалось прийти к консенсусу, договориться о том, что в таких ситуациях у журналистов и органов  правопорядка не может быть разных интересов.

Мы публикуем мой очерк из книги «Чрезвычайная ситуация на страницах газет: Сенсация или социальная проблема? (по следам события)» без каких-либо изменений.

Выводы делают  по журналистским сообщениями

Когда в 2001 году летом в Казани была обнаружена холера, я была вне Татарстана, в отпуске, и узнавала о том, что происходит, как и все россияне, из газет, радио и телевидения. Информация была столь противоречивой, что не знала, кому верить. Позвонила домой и узнала, что многие сообщаемые факты действительности не соответствуют. Потом собирала газетные вырезки, чтобы, вернувшись в Казань, окончательно разобраться в ситуации. Сказалась профессиональная привычка журналиста-аналитика и опыт педагога кафедры журналистики.

Разобралась – и ужаснулась непрофессионализму коллег и их безответственности. Например, показывали больных возле больничной ограды – и говорили, что это те самые холерные больные, хотя люди лежали совсем в других отделениях.

А какие серьезные выводы можно было сделать – и делали! – по журналистским сообщениями!

Так и лежали бы результаты этих изысканий мертвым грузом, если бы не дикий случай с двумя дезертирами, о котором не написал разве что журнал «Мурзилка».

Два солдата 31-й отдельной воздушно-десантной бригады, расквартированной неподалеку от Ульяновска, без особого труда завладев двумя автоматами и 135 патронами, направились в Казань, совершив на этом пути несколько убийств. На их поимку, по разным сведениям, было задействовано от трехсот до тысячи человек. На ноги был поднят весь Татарстан, поскольку основные события разворачивались на его территории. Один из беглецов призывался из Буинска, небольшого городка в Зеленодольском районе. Здесь-то их и взяли. Правда, уже мертвыми.

Публикации СМИ о трагедии содержали множество ошибок, в том числе фактических. Каждое издание по-своему интерпретировало масштабы и версии происшедшего, настаивая на достоверности публикуемых сведений. Разночтения были столь масштабные, что нельзя было не дать всем этому принципиальную оценку. Но как? Обвинения и наказания в этой истории не дали бы должного эффекта.

На одной из встреч с московскими «пиарщиками» я услышала о подробном «разборе полетов» при подведении итогов трагедии с атомоходом «Курск», в котором принимали участие журналисты и военные, соприкасавшиеся во время этой трагедии. Идея провести такой учебный семинар на материале побега десантников, нашла поддержку у председателя Союза журналистов Республики Татарстан Риммы Ратниковой и у доцента кафедры журналистики Казанского государственного университета Светланы Шайхитдиновой, с которыми мы провели уже не один журналистский семинар. В качестве организатора семинара выступило и местное отделение Фонда «Открытое общество».

Этот семинар был особенный. Во-первых, в Дом журналистов были приглашены и авторы публикаций из всех казанских газет (к сожалению, не все журналисты откликнулись на приглашение, и это не могло не мешать при обсуждении), и представители пресс-служб силовых ведомств: МВД, ГИБДД, с которыми журналисты взаимодействовали в ходе поисковой операции.

Еще мы пригласили специалистов по связям с общественностью тех министерств и ведомств республики, которые могут оказаться в центре общественного внимания в случае чрезвычайных происшествий – министерств здравоохранения; экологии и природных ресурсов; по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям; Государственной противопожарной службы.

Особо стоит отметить, что в подведении итогов семинара участвовали два заместителя министра и другие высокие должностные лица Министерства внутренних дел Татарстана. Участниками разговора стали старший следователь военной прокуратуры Иннокентий Антонов, который вел уголовное дело по факту преступлений двух десантников, и начальник Республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы Юрий Калинин. В качестве экспертов выступили психологи Александр Салагаев и юрист Этери Ильина.

Во-вторых, состоялся не просто разговор о пользе профессионализма вообще и не обмен «любезностями» двух сторон, у каждой из которых были в этой операции свои задачи, подчас диаметрально противоположные. У нас, трех ведущих семинара, как людей, стоящих как бы в стороне, претензии были к обеим сторонам. Нельзя было не видеть ошибок в работе специалистов по связям с общественностью, как журналисты, мы терялись в ворохе фактов, которые настолько противоречили друг другу, что понять, что происходит на самом деле, было просто невозможно. Участникам семинара было предложено обсудить конкретные публикации, причем, каждый получил полный пакет газетных вырезок и интернет-сообщений. В библиографическом перечне оказалось 73 публикации в газетах Казани и московских изданиях.

Тему учебного семинара мы назвали так – «Чрезвычайная ситуация на страницах газет: сенсация или социальная проблема?». Светлана Шайхитдинова поставила перед его участниками конкретные вопросы, а потом в течение целого дня мы вместе искали на них ответы. Общение было столь интересным, что дискуссии продолжались во время перерывов и обеда.

Подробный анализ действий участников информационного процесса на всех этапах трагедии – побег, жертвы, развязка, версии, итоги – позволил выявить все неточности в публикациях СМИ и воссоздать реальную картину трагедии.

 Факты или домыслы?

Прежде всего бросались в глаза ошибки в фамилиях, должностях, названиях населенных пунктов. Железнодорожную станцию в Буинском районе, возле которой были убиты три милиционера, в СМИ называли по-разному – Лащи, Лощи, Лаши, а некоторые вообще перенесли действие в соседнюю деревню – Черки-Гришино (вариант Черки Гришино). Можно было бы попенять журналистам, однако в ходе анализа обнаружилось, что ошибки им порой подбрасывали официальные пресс-релизы и заявления должностных лиц. Например, версия о том, что документами десантников воспользовались некие преступники, стала тиражироваться после пресс-конференции в Ульяновске, а утверждение о том, что милиционеры убили солдат в перестрелке, принадлежит одному из руководителей Министерства внутренних дел Татарстана.

Зачастую журналисты повторяли домыслы коллег из других изданий или «творчески» трансформировали заимствованную информацию. В пример можно привести материал собственного корреспондента «Комсомольской правды». Р. Ахиярова опиралась в нем на рассказ очевидца захвата автомобиля Радика Шурбина, которому удалось сбежать от преступников. Судя по всему, именно после этой публикации по разным СМИ пошли гулять версии о том, что Сухоруков и Шагеев были наркоманами (вариант – пьяницами); что сбежавшие десантники ехали в Казань, чтобы вернуть какой-то долг в 300 тысяч. Но если Римма писала об этом с определенной долей неуверенности, понимая, что разговаривала с человеком, который только что глядел в глаза смерти, то другие журналисты все это подавали как реальные факты. Причем, даже тогда, когда от версии о долге следователи отказались окончательно.

До самого конца солдат числили по разряду пьяниц и наркоманов, хотя уже на первой пресс-конференции, в Ульяновске, говорилось, что они в таких делах замечены не были. Домыслы журналистов не остановил даже вердикт судебных медиков, которые при исследовании трупов не нашли в крови десантников следов алкоголя и наркотиков.

Уже в ходе семинара, в разговоре с начальником Республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы Ю.Калининым, выяснилось: у медиков есть серьезные основания полагать, что Сухоруков мог каким-то образом употреблять препараты опийного ряда, что было встречено журналистами с облегчением (не надо ломать голову, чего же все-таки этим десантникам не хватало). Юрий Павлович, слыша, как в ходе обсуждения они интерпретировали его слова, подчеркнул, что у судебных экспертов, тем не менее, нет оснований утверждать, что Сухоруков был наркоманом. Но это не помешало репортеру телекомпании «Эфир» в сюжете о пресс-конференции, на которой было сообщено, что уголовное дело против Сухорукова и Шагеева закрыто, заявить, что первый был наркоманом.

Самым «лихим» материалом можно назвать полосную публикацию «Братки по оружию» Елизаветы Маетной в «Московском комсомольце». Материал начинается с главки «Заметка в газете», в которой рассказывается о благодарственном письме в редакцию местной газеты «Зеленодольская правда» от командования 31-й отдельной воздушно-десантной бригады, в котором «подробно, на двух листах, перечислялись заслуги младшего сержанта: и с парашютом он прыгает лучше всех, и стреляет великолепно, и вообще – побольше бы нам таких бойцов, тогда бы и армию перестали хаять». Мы специально пригласили на семинар редактора этой газеты Нину Киркину, и выяснили, что такого письма в редакцию не приходило. И где-либо, в материалах следствия, в том числе, его следов не отыскалось. Военные пояснили, что такие письма в адрес родителей (не исключено, что и в адрес местных газет), действительно, посылают, но пишут их стандартным текстом и вряд ли на двух листах.

Во время обсуждения мне пришлось сыграть роль глуповатого читателя, для которого просто необходимо знать, сколько вертолетов искало беглецов (выяснилось, что не два, а один); сколько было угнано автомобилей (их было четыре: водителей первых двух солдаты убили, третий бросили возле заправки, перед этим убив трех его пассажиров, в том числе младшего сержанта ГИББД И. Хайруллина, дежурившего на КПМ «Восток» при въезде в Татарстан с Ульяновской области), четвертую машину они отняли у экипажа отдела вневедомственной охраны, убив одного из милиционеров и ранив двоих), сколько же человек десантники убили – 9 или  11 (жертв было 9, журналисты, видимо, не учли смысловой разницы между двумя словами: 11 было трупов, ведь к окончанию поисковой операции мертвыми были и сами десантники).

Можно было бы и не придираться к кричащим противоречиям в фактическом материале (у журналистов московских СМИ подобных оплошностей было гораздо больше, поскольку они тиражировали все ошибки – и казанских коллег, и должностных лиц. Если учесть, что события развивались столь стремительно, что факты уточнялись порой буквально в течение часа, это было естественно. Но у редакций не было времени, а, может, желания дожидаться результатов проверки фактов. И в итоге картина складывалась весьма противоречивая. Как в том анекдоте – то ли Иванов украл, то ли у Иванова украли… Я представляла себя на месте матери нашего земляка – Шагеева (тьфу-тьфу!) – в каком смятении прожила она эти два дня. Можно сказать, все журналисты России тщательно искали какую-то «компру» на ее сына, потому что никак не вязалось – хороший солдат и хладнокровный убийца.

Надо сказать, что в своих писаниях коллеги никого не щадили. Все было на кону – и невеста Шагеева, которая якобы ушла к другому, и второй муж его матери, с которым, по одной из версий он с сослуживцем хотел разобраться… Ни одна из этих версий не нашла подтверждения, но весь Буинск перемывал косточки семье Шагеевых. В цивилизованных странах такое называется – вторжение в частную жизнь и чревато судебной ответственностью. Выходит, мы не цивилизованная страна...

У многих молодых коллег удивительно безответственное отношение к точности информации.

«Подумаешь, ошибся!» – говорит один журналист. «Да какая читателю разница, как этот документ называется – договор или соглашение?!» – негодует другой в ответ на замечание. Возражать при этом бессмысленно. На мой взгляд, при подобных убеждениях журналисту стоило бы выдавать своего рода «желтый билет», чтобы в других редакциях знали, с кем имеют дело.

Будем объективны: ошибки журналистов порой объясняются недостаточно качественной работой специалистов по связям с общественностью. Они могут вообще уклониться от встречи с журналистами, поскольку сами не имеют никакой информации, или потому, что получили такое распоряжение. Обе причины – за пределами допустимого, особенно в органах государственной власти. Понятно, что не обо всем можно сообщить журналистам, но минимум сведений, причем точных и достоверных, должен быть в пресс-релизе представлен. Журналист ведь все равно найдет источник информации. Им вполне может оказаться уборщица отдела внутренних дел. А с нее – какой спрос?

Пресс-релизы в таких случаях должны направляться в СМИ не раз в день, ближе к вечеру, а по несколько раз. Причем в упреждающем характере. Например, в Оклахома-сити после взрыва террористом Тимоти Маквеем федерального здания пресс-конференции и брифинги проводились три раза в день. Во время семинара я не раз вспоминала этот штат, где группу пресс-секретарей высших органов власти российских регионов учили американскому опыту взаимодействия служб по связям с общественностью и редакций во время чрезвычайных происшествий. Было чему поучиться. У нас установка чувствуется принципиально иная, и нам на семинаре в Доме журналистов честно сказали – «дайте нам поймать преступников, дайте нам похоронить погибших милиционеров, а потом мы вам все расскажем...»

Ситуация с ульяновскими дезертирами представляла в этом смысле особый случай, поскольку МВД и его пресс-служба сами не знали, что на самом деле происходило. Как признался один из участников семинара, люди в погонах порой узнавали последние новости по радио и телевидению. К тому же отношения милицейских чинов и журналистов в Татарстане можно назвать без всякой натяжки доброжелательными и партнерскими, что, кстати, исключило при выяснении отношений на семинаре скандальность и предвзятость.

Публикация регулярных пресс-релизов была необходима еще по одной причине. В первые три дня СМИ, в том числе сетевые, опубликовали много ложной информации. Иногда буквально через час становилось известно, что та или иная версия не имеет под собой оснований. Если бы отдел информации МВД своевременно оповестил об этом СМИ, возможно, многие небылицы далее не тиражировались бы.

Сколько нелестных слов прозвучало в адрес коллег из служб по связям с общественностью на семинаре! Я думала – меня побьют, когда я предложила в обязательном порядке и без какой бы то ни было правки публиковать официальные пресс-релизы в газетах. Но ведь именно так делается в других странах. Правило, обязательное для любого СМИ, кому бы оно ни принадлежало и какие бы взгляды не исповедывало. Я журналистам – про необходимость публикации официальной информации, чтобы сверить факты, они мне – про ошибки в пресс-релизах…

Случай с десантниками важен не просто как иллюстрация профессиональной небрежности или безответственности участников информационного процесса. Читателю в конечном итоге без разницы, чем объясняется ошибка или неточность в публикациях газет на эту тему (жаль, нет возможности столь же скрупулезно проанализировать радио– и телесообщения, там огрехов было еще больше). Он оценивает ситуацию, делает выводы на основе той информации, которой располагает.

Разные фактические неточности в целом очень серьезно исказили общую картину преступления.

Особенно это видно по двум эпизодам. Первый – встреча Сухорукова и Шагеева на КПМ «Восток» и дальнейшая «погоня» на частном автомобиле. Здесь что ни подробность – все ложь. Не было никакой захватывающей погони – было рядовое преследование обычных нарушителей правил дорожного движения. Как же язвили некоторые коллеги по адресу Ильнура Хайруллина: надо же, поехал догонять вооруженных преступников на частном автомобиле да еще с пассажирами! Но покойный, кстати, на счету которого было и задержание опасных преступников, ничего не знал о сбежавших десантниках, за что и поплатился своей жизнью. Как и экипаж вневедомственной охраны, который был задействован в рядовой операции «Перехват». Каково было читать обвинения в их адрес семьям милиционеров, их друзьям и коллегам?

Неточности в описании второго эпизода, впрочем, не имели принципиального значения. Каждая газета сочиняла на свой манер. Разобраться, кто в кого стрелял, было непросто. Доподлинно, по материалам уголовного дела известно, что раненого в обе ноги Шагеева добил снайперским выстрелом в голову (видать, хорошо его в Ульяновске учили) Сухоруков. Когда он увидел, что сопротивление бесполезно, покончил с собой, тоже метким выстрелом в голову.

Вспоминаю об этом эпизоде только потому, что он ярко демонстрирует «художественные» способности моих коллег, которые живописали все случившееся так, словно были в это время на месте событий. Но журналистика – это не литература.

Зачем мы пишем о трагедиях?

И последнее, о чем хотелось бы сказать. Не могу не удивляться двум вещам. Почему московские журналисты так много уделили внимания событиям в Татарстане, почему с той же дотошностью не изучали причины побега десантников из части, дислоцированной в Ульяновске? А там столько вопросов возникает! И по поводу конкретного воинского подразделения, и по поводу армии вообще.

Почему коллеги, пристальным образом наблюдавшие эту жуткую эпопею, сразу потеряли к этому случаю интерес, как только пришло сообщение о развязке трагедии?

А ведь это уголовное дело, даже будучи закрытым, представляет немалый интерес для журналиста-аналитика. Причины побега и такой необычайной жестокости не ясны до сих пор. Лишь три газеты попытались разобраться в этом по-настоящему – «Восточный экспресс», «Жизнь» и «Комсомольская правда». Остальные ограничились публикацией «жареных фактов».

Казанских журналистов уже не волнует судьба поселка Васильево, откуда родом один из дезертиров, где каждый второй подросток имеет судимость и это считается нормой в подобной среде. Кстати, хоронили Шагеева как героя, как человека, который таким чудовищным образом восстал против… Трудно выбрать, какое слово дальше написать – против милиции, против существующей системы, против чего-то еще.

Московские СМИ вновь отодвинули на задворки общественного внимания проблемы армии, оперативно откликаясь на какие-то события и обязательно поминая при этом «кровавый рейд» ульяновских десантников.

Интересы читательской аудитории таковы, что хороший аналитический материал может остаться за пределами внимания скорее, чем сенсационный репортаж с места трагедии с фотоснимками, не соответствующими этическим нормам. Но это не значит, что репортаж ценнее статьи. Если репортаж адресован каждому конкретному читателю, слушателю, зрителю, то статья или корреспонденция – обществу в целом, органам государственной власти.

От простой констатации кричащих фактов и проблем ничего не изменится. А где гарантия, что нечто подобное завтра не случится в другом месте?

Что же с нами со всеми происходит, если происходит такое? Ответа на этот вопрос сегодня, похоже, не ищет никто. Мертвых похоронили, кого-то наказали, уголовное дело оправили в архив… И еще – провели мощную пиаровскую кампанию. Кто-то против армии, кто-то против милиции. В какой редакции кого больше не любят…

Меня удивило, что на итоговую пресс-конференцию следователя Иннокентия Антонова не пришли авторы многих публикаций казанских газет об этом преступлении, и даже некоторые участники нашего семинара.

Так что я бы не рассматривала ошибки и огрехи журналистов просто как свидетельство их непрофессионализма. Средства массовой информации, увы, не стали той силой, которая может заставить общество, наконец, опомниться: не все нормально в «датском королевстве», если солдаты-десантники просто так берут в руки автомат и просто так убивают ни в чем не повинных людей.