Вадим Кешнер: «Это было начало моей новой жизни»

Любовь Агеева

08 октября 1997 года

Основа крепости семейных уз, считают Вадим Кешнер и его жена Татьяна, – в том, что муж и жена исповедуют одни и те же жизненные ценности. Супругам с двадцатилетним стажем совместной жизни можно верить.

Муж – Вадим Кешнер. Родился в Казани. Выпускник школы N5. Когда ему исполнилось 60 лет, но никто в это не поверил. Народный артист Российской Федерации, народный артист Республики Татарстан. Почти 40 лет своей жизни отдал Большому русскому драматическому театру имени В.Качалова.  

Жена – Татьяна Кешнер, в девичестве Гаранина. Родилась в Казани. Моложе мужа на 17 лет. Выпускница школы N11 и кафедры химической кибернетики КХТИ (везде была отличницей). Любимые цвета – белый и красный. Любимые духи – «Черная магия» и «Турбуленция». Коронные блюда – гусь с яблоками и жульен. Особых пристрастий ни в еде, ни в одежде нет. По знаку Зодиака – Козерог.  

О Вадиме Кешнере рассказывают и пишут достаточно часто. Однако в основном речь идет о его творчестве, о ролях, которые он сыграл в Качаловском театре и театре «99». Его личная жизнь чаще всего оказывается за скобками. Не любят актеры старшего поколения, когда об этом говорят. Между тем для актера она означает слишком много, чтобы оставлять за кадром область семейные отношения.

Благодаря личному знакомству четы Кешнеров с журналисткой Любовью Агеевой у нас есть возможность восполнить этот пробел и поговорить с ними именно об этой стороне жизни.  

Начиная разговор, я спросила их, помнят ли они первый поцелуй. Татьяна дня не помнит, но точно знает, что это случилось в поздней юности, поскольку в юности ранней она все свое время отдавала учебе, книжкам.

Вадим: Я помню все: это было 22 августа 1957 года. Мне было 20 лет. Это был сад. Падали яблоки... В ту ночь я стал мужчиной... А до этого была Пасха, и я боялся даже поцеловать ее. Когда решился, испытал такой страх и такой трепет в сердце, который до сих пор помню. Мы дружили с детства. Она и сейчас живет в Казани. Зовут ее Наташа. Возможно, она прочитает это интервью.

Корр.: Я не открою Америки, если предположу, как очевидное, что Вадим Кешнер всегда ловил на себе взгляды прекрасного пола. Женщины это любят. А как мужчина чувствует себя в такой ситуации?

Вадим: Я задумался об этом очень поздно, уже тогда, когда меня такое внимание особо не интересовало. Взгляды на себе, конечно, ловил, но почему-то по наивности не придавал им значения. А может, по глупости.

Корр.: Вы не кокетничаете?

Вадим: Нет. Замечу, что в разном возрасте – разное восприятие женщины, разная оценка ее ценности в жизни. А вся совокупность этого богатства, как это ни парадоксально, открылась мне уже в зрелом возрасте.

Корр.: В молодости каждый пытается представить будущую семейную жизнь. Насколько ваши представления совпали с реальной действительностью?

Вадим: Я очень долго занимался творчеством, одним творчеством, и только творчеством, о будущем не думал. Женщины-подруги у меня, конечно, были, но вне дома или дома, но не в роли жены. Твердо могу сказать, что я никогда не разбрасывался. Не то, чтобы слишком разборчивым был – я был скромно сдержанным, скажем так. Семейную жизнь не планировал. А вот когда познакомился с Татьяной, такие мысли посещать меня стали.

Корр.: Вы к тому же времени поняли, что пора остановиться на какой-то одной подруге? Вадим: Наверное, да. Годы подпирали. Но не это явилось главным. Когда в двери 27-й комнаты Дворца химиков, где я вел занятия кружка художественного слова, появились брови... Это было главное, что я заметил тогда в облике Татьяны. Это был мой рок. Это было начало моей новой жизни.

Корр.: Вы сразу это поняли?

Вадим: Нет. Шесть лет мы дружили. Я переженил всех своих кружковцев. Женились они в основном на своих. Свободной оставалась только Татьяна. (Оба смеются). Мы ходили на лыжах...

 Корр.: Всем кружком? Вадим: Нет, на лыжах мы ходили только вдвоем. И это доставляло мне немало удовольствия. Рядом с Таней возникали какие-то новые чувства, неизвестные мне ранее.

Корр.: Татьяна, а как вы вспоминаете эти годы?

Татьяна: Мои подружки, которые позвали меня в кружок, говорили про Вадима так: «Ничего, отличный, но пожилой». А было ему тогда 35 лет. Посмотрев на Вадима, точнее – Вадима Валентиновича (мы очень долго были на «вы»), подумала: «Вроде бы ничего...» Дело в том, что ровесники меня никогда не интересовали, я общалась в основном с друзьями брата.

Корр.: Подружки рекомендовали его как потенциального жениха?

Татьяна: Нет. В юности такая оценка чаще всего дается безотносительно такой перспективы. Когда у нас в кружке бывали танцы, Вадим обычно не танцевал. Я думала, что эта сторона жизни его уже не интересует. Каково было мое изумление, когда на одной из наших кружковских свадеб он пригласил меня танцевать. Руку держал так чинно... Все вокруг, как заговорщики, улыбались...

Корр.: Значит, о вашем романе было известно?

Вадим: Нет, мы даже между собой особых чувств друг к другу не проявляли. Правда, бывало не раз, когда я, провожая ее домой после каких-то наших кружковских застолий, говорил: «Ах, как бы я хотел иметь от тебя сына!..»

Татьяна: В первый раз для меня такие слова, конечно же, были потрясением. Подумала: раз от меня хотят ребенка – значит, на мне хотят жениться. (Смеется).

Вадим: Судьбу нашей семьи решил город Сочи.  

Корр.: Как это случилось? Вы там вместе отдыхали?

Вадим: Я был в санатории, Татьяна ко мне приехала. Татьяна: Поскольку Вадим долгое время не делал мне предложения, а я не знала, как дети получаются без брака (смеется), мне сделал предложение мой одноклассник. Я в Сочи поехала, чтобы по этому поводу с Вадимом поговорить, объясниться, можно сказать – попрощаться...

Вадим: А я ей сказал: здравствуй!

Татьяна: Мой одноклассник долгое время был на меня в обиде, а потом простил. Всю жизнь ко мне идут его письма с объяснениями в любви, в дружбе...

Вадим: Эти письма достаю из почтового ящика я... У нас так принято: если даже письмо будет открыто, другой никогда в жизни в него не заглянет, какой бы соблазн ни был.

Корр.: Как отразился ваш роман на отношении к поэзии? Вы про нее не забыли? Татьяна: Нет, специалисты говорили, что я читала стихи профессионально.

Корр.: Вопрос к обоим: что вы цените в семейной жизни больше всего?

Вадим: Я особо ценю тишину. Мне ее так не хватает. Несуетность дома в доме.

Татьяна: Ощущение надежности.

Корр.: Вадим дает такое ощущение? Как правило, люди творческие беспомощны в быту, все хлопоты ложатся на жену. Какая уж тут надежность?..

Татьяна: Только не Вадим. Вадим: Тут важно ощущать себя главой семьи. Я, при всей моей занятости в театре, многое делаю дома. Хожу в магазины и на базар...

Корр.: Есть актеры, певцы, которые не делают этого принципиально.

Вадим: Ну почему? В общественных местах я веду себя достойно, как в театре, в театральном училище, где преподаю. То есть я везде остаюсь самим собой. А если серьезно, здесь уместно вспомнить слова Ахматовой, правда, сказанные по другому поводу: «Я была с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был».

Так вот, я ничем от других не отличаюсь. А потому не стесняюсь выносить мусорное ведро и стоять в очереди. Отоваривал талоны, когда они были. У меня большой хозяйственный опыт: я обслуживал свою семью с девяти лет. Меня в семье звали «папочка». С другой стороны, я прекрасно понимаю – при таком близком общении теряется таинство актерской профессии. Джигарханян об этом говорил так: «Когда ты куришь с попутчиком в тамбуре электрички, он, придя домой, наверняка скажет: «Я курил с самим Джигарханяном» – и тем самым как бы похлопает меня по плечу».

Вадим Кешнер в гостях у студентов Института социальных технологий КНИТУ-КАИ

Корр.: Мужчины творческого труда любят, когда жены кладут свою жизнь на алтарь их таланта. Как с этим у вас?

Вадим: В нашей семье все наоборот. Но если бы дома были пуховички и другие приметы такой жертвенности, я не знаю, что было бы. Внутренне, наверное, всего этого мне хотелось бы... Но, наверное, именно их отсутствие дает мне те дополнительные возможности, которые я черпаю в семье.

Моя молодая жена тихого отдыха не дает. Мои года, мое богатство, подают другие сигнальчики: лучше посидеть на дачке, никуда не ехать, а она меня вечно куда-то тянет. И вот это сопротивление дает дополнительный стимул и дополнительные силы. Например, в эту зиму я ни разу не вставал на лыжи, а в конце февраля моя жена вдруг говорит: «Пойдем на лыжах». «Ты хочешь, чтобы я перед юбилеем умер?» – отвечаю. «Нет, не умрешь», – говорит. А когда мы приехали в Центральный парк и увидели березы, синее небо... А потом еще солнце выглянуло после затмения...

Во общем, я испытал такое счастье, соединившись с природой и женой! Самое любопытное – нисколько в тот день не устал. А самое большое счастье – когда мы с женой на речке или на море.

Татьяна: На море, конечно, лучше. Не могу сказать, что у нас семейная идиллия, розовые отношения. Это противоречило бы нашим характерам. Мы оба сильные, ключи надо подбирать к каждому в отдельности. На каком-то этапе жизни я дала толчок мужу, а он мне. У Вадима сейчас полоса творческого подъема. Я считаю, это связано с его личной жизнью тоже. Очень здорово, когда такое происходит в семейных отношениях.

Корр.: Таня, вы мужа ревнуете?

Татьяна: Наверное, нет. Хотя, конечно, бывали отдельные всплески. Не ревную, наверное, от того, что я его хорошо знаю. Важно очень сохранить между мужем и женой определенную дистанцию и ее не нарушать. У нас такая дистанция есть. Бывают случаи, когда Вадим куда-то идет один, без меня. Возможно, к женщинам, которые его нежно любят, скажем так.

Корр.: Они его любят. Татьяна: Да, они.

 Корр.: Вообще-то сегодня у Вадима больше оснований для ревности: жена у него маленько моложе.

Вадим: Не маленько, а много. Я могу сказать, что, как и Татьяна, безусловно, доверяю. Иногда бывают какие-то моменты, но они, пожалуй, объясняются особенностями моего возраста.

Корр.: Есть ли в вашей семье деление домашних дел на мужские и женские?

Вадим: Нет. Кто свободен, тот и делает. Мы все умеем готовить. Я, например, люблю и хорошо жарю котлеты. Фирменное мое блюдо – это пасха из творога. Особый рецепт, еще от мамы. Самая моя любимая еда – это астраханская вобла, с пивом или без. Выше всякой красной и черной икры.

Корр.: Жена не злоупотребляет готовностью мужа так активно хозяйничать?

Вадим: Таня, ответь честно. Татьяна: Нет. Хотя я тоже очень занята на работе. А если у меня есть немного свободного времени, предпочту надеть наушники и включить английские кассеты... Практически не смотрю телевизор, кроме каких-то редких передач, которые мне нравятся, Познера, например.

Вадим: Огромное спасибо моей теще – Лидии Георгиевне, которая дает нам с женой огромное освобождение по бытовой части.

Татьяна: Да, огромное количество домашней работы у нас делает мама.

Корр.: Кстати, как у вас складываются отношения с тещей?

Вадим: Наверное, я один из тех редких зятьев, которые, прожив 20 лет с тещей, сохранил с ней добрые, замечательные отношения. Много лет мы жили вместе с ее мамой. Свою маму я звал «муленька». Она со мной всегда. Тещу я зову мамой.

Татьяна: Причем, это не сразу пришло... Такие человеческие отношения идут от души, от ума, от культуры.

Корр.: Что вы больше всего цените в особах противоположного пола и соответственно в своем партнере?

Вадим: Больше всего люблю в женщинах женственность и беззащитность. Когда женщина беззащитна, мне хочется ее охранять, оберегать. Ненавижу женщин с саблей на боку. У меня есть такой образ – когда женщина диктует... Но тем не менее сильных женщин люблю. Жену я себе, можно сказать, вычислил... Все, о чем я сказал, относится к ней тоже.

Татьяна: Сильная, но без сабли на боку. Как тут не вспомнить слова Моруа: мужчина – это противоречие. Слабая, беззащитная женщина ему нравится, но она быстро его утомляет. А сильная женщина его напрягает... У Виктории Токаревой есть замечательный рассказ – «Лошади с крыльями». Там говорится о том, что идеал мужчины – это ангел с железными мускулами. Или лошадь с крыльями.

Корр.: А какой мужчина вам нравится?

Татьяна: Лет 20 назад я бы сказала, что в мужчине мне больше всего нравится ум, а сейчас ценю доброту. Видимо, это более философский взгляд, который пришел с возрастом. Хотя если мужчина неинтеллектуален, он мне неинтересен.

Корр.: А теперь давайте поговорим о вашем сыне.

Вадим: Саша учится на втором курсе социально-юридического института. Люди, с которыми он общается, говорят, что потенциал у него есть. Совсем скоро ему будет 19 лет. Рос Саша очень болезненным.

Вадим Кешнер с внучкой

Татьяна: Плохо ел. После обеда бабушка говорила ему: «Спасибо, что ты поел». Вадим: Долго не говорил, а в два года заговорил чистым, совершенно потрясающим текстом, без единой ошибки, без картавости. Очень трудно и сложно учился в школе, но умные и тонкие педагоги видели в нем интеллект и те добрые начала, которые в каждом заложены, и работали на них. Благодаря этому, а также титаническому труду моей жены все закончилось успешно. Можно сказать, что школу Саша и его мама закончили вместе.

Корр.: Выбирая профессию, ни маму, ни папу не повторил?

Вадим: Слава богу, хотя он не без артистических способностей. Но тех данных, которые нужны, чтобы выстоять в театре, у него нет. Не знаю, как бог распорядится дальше, а сегодня нет.

Корр.: Любой дом может многое рассказать о своих хозяевах. В этом смысле что в вашей трехкомнатной квартире особо примечательного?

Татьяна: Разбросанные вещи, которые некогда убрать.

Вадим: Не знаю, что сказать...

Корр.: Могу помочь. По обстановке вашего дома хорошо видны могучие казанские корни. Не у всех есть фотографии предков, не у каждого стоит такое старинное пианино...

Вадим: Это инструмент моего брата. Был еще рояль, мы его отдали, потому что ставить негде.

Корр.: Благодаря газетным публикациям, многие казанцы знают, что аптека на улице Баумана когда-то принадлежала вашему деду.

Вадим: И я этим очень горжусь. Не тем, что он был богат, а тем, что он для этого города сделал много хорошего.

Татьяна: Бывают дома холодные, у нас, я считаю, дом теплый. Есть ощущение домашнего очага.

Вадим: У нас очень горячие батареи. (Оба смеются).

Татьяна: Поэтому у нас бывает так много гостей. Кто бы ни пришел, тут же приглашаем к столу. Это норма и для Кешнеров, и для Гараниных.

Корр.: Первый семейный опыт мы черпаем дома, из отношений отца и матери. Какой урок семейной жизни родителей пригодился вам больше всего?

Вадим: Я очень любил своих родителей, но в 4 года лишился отца – его забрали, как много других отцов. Мама поднимала нас с братом одна. Мать моя – Елена Гавриловна Тихонова – происходила из купеческой семьи. Чистокровная русская. А со стороны отца – кровь немцев и датчан. Наверное, это и на моей крови как-то сказалось.

Мои родители научили меня огромному трудолюбию, они очень уважительно относились друг к другу. Помню, папа всегда все покупал с запасом, и однажды, в войну, нас это очень выручило. Как-то у нас совсем не было еды. Мы сидели, голодные, с закрытыми шторами – немецкие самолеты уже к Казани подлетали. Мама утешала: «Бог даст день и даст пищу». И ночью, роясь в шкафу, нашла там несколько банок розового варенья, когда-то купленного папой. Мы с братом, помню, просили у мамы: «Дай то, что бог послал!»

У меня с тех пор то же самое наблюдается: мне нужно одно мыло – я покупаю десять... Это не куркульство, это желание обеспечить свою семью.

Корр.: У ленинградцев, говорят, такое особое отношение к хлебу.

Татьяна: Кстати, у меня мама – ленинградка, она во время войны в Казань эвакуировалась с вертолетным заводом. У нас тоже была очень трудолюбивая семья. Папа – Дмитрий Леонидович Гаранин – долгие годы работал в тресте «Казремстрой», был там секретарем парткома. Его в тресте до сих пор добрым словом поминают. И не только в тресте. Помню, на юбилее кафедры химической кибернетики КХТИ меня представили не как ее выпускницу, а как дочь Гаранина. Папа был человеком очень обязательным. Когда его о чем-то просили, он говорил: «Я не обещаю, но постараюсь». И обязательно делал. Я тоже стараюсь жить так.

Вадим: Здесь Гаранины и Кешнеры абсолютно одинаковы.

 Корр.: Сегодня принято оценивать себя по гороскопу. Как у вас с этим?

Вадим: Овен и Козерог, согласно гороскопам, абсолютно не совместимы. А мы с Таней уже двадцать лет живем. Наверное, гороскоп гороскопом, но нельзя сбрасывать со счетов ум, чувства. У нас бывают взрывы и срывы. Мы оба взрывные. Но оба скорее хотим помириться, оба – отходчивые.

Корр.: А кто чаще всего идет на примирение?

Вадим: Чаще всего я. Мои родители за 15 лет совместной жизни ни разу не сказали друг другу «дурак». Когда папа бывал чем-то недоволен, он называл жену просто «Ляля», а не «Лялькин», как обычно. Это было высшее проявление недовольства.

Корр.: Таня, а вы по каким признакам узнаете, что Вадим недоволен?

Татьяна: Сразу каменеет лицо, холодным становится взгляд. Мы настолько понимаем друг друга, что слов не надо.

Корр.: В последние годы наблюдаются две взаимоисключающие тенденции. С одной стороны, сегодня люди оценили особую притягательность домашнего очага, где не предадут и не продадут. Что говорить, в наших традициях ранее не было особого почтения к частной, личной жизни. С другой стороны, бытовая неустроенность, всевозможные трудности провоцируют разводы. Недавно читала, что из тысячи браков распадаются более семисот. Какая из этих тенденций победит, как вы думаете?

Вадим: Почему разводов много, мы говорить не будем. Мы разводиться не собираемся. И даже не хочется, честно говоря, эту проблему обсуждать. Если в семейном союзе нет уважения друг к другу, то союз крепок не будет. Своего партнера надо уважать, по-российски говорят – жалеть. Я жалею, когда Таня устает. Я жалею, когда у нее сложности на работе, когда ее долго нет. Убежден, что у нее то же самое по отношению ко мне. Как это лучше назвать? Любовь, уважение, притертость, жаление... Не знаю.

Основа крепости семейных уз, считают Татьяна и Вадим Кешнеры, – в том, что муж и жена исповедуют одни и те же жизненные ценности. Супругам с двадцатилетним стажем совместной жизни можно верить.

Любовь АГЕЕВА

"Вечерняя Казань" (приложение "Конец недели"