Пишем о том, что полезно вам будет
и через месяц, и через год

Цитата

Сей город, бесспорно, первый в России после Москвы, а Тверь – лучший после Петербурга; во всем видно, что Казань столица большого царства. По всей дороге прием мне был весьма ласковый и одинаковый, только здесь еще кажется градусом выше, по причине редкости для них видеть. Однако же с Ярославом, Нижним и Казанью да сбудется французская пословица, что от господского взгляду лошади разжиреют: вы уже узнаете в сенате, что я для сих городов сделала распоряжение

Письмо А. В. Олсуфьеву
ЕКАТЕРИНА II И КАЗАНЬ

Хронограф

<< < Ноябрь 2024 > >>
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30  
  • 1954 – Состоялось торжественное открытие памятника студенту Владимиру Ульянову, приуроченное к празднованию 150-летия Казанского университета

    Подробнее...

Новости от Издательского дома Маковского

Finversia-TV

Погода в Казани

Яндекс.Погода

Моя Юнона

Среди тех, кто учился в Казанском театральном училище у замечательной казанской актрисы и талантливого педагога Юноны Ильиничны Каревой, заслуженной артистки РТ,  заслуженного деятеля искусств  Республики Татарстан и Российской Федерации, была Лика КНУБОВЕЦ, ныне живущая в Израиле. Мы уже печатали ее воспоминания.

К дню памяти Юноны Ильиничны (она умерла 27 мая 2013 года) она прислала продолжение своих воспоминаний.

«Была, Вас не застала.

Целую Вашу дверь.

Ваша Лика»

Эта надпись в подъезде у входной двери Юноны Каревой, сделанная мною в мае 1997 года, давно пережила не одно десятилетие, растворившись в памяти наших прожитых дней.

Я находила тысячи причин прогуляться под окнами её дома, в которых долгожданный свет порой так и не появлялся, но стоило вечерней лампе загореться в окне, как тут же появлялось ощущение сопричастности момента, и возвращаться в обратную сторону было не так мучительно одиноко.

Нет, я не решалась зайти всякий раз. Берегла свои детские «причины» на самые безысходные случаи, когда судьба подводила меня всё ближе и ближе, ещё только чертила наброски наших судеб.

Мне было 11 лет. В мою жизнь вошла Юнона. День, когда впервые произошла эта первая встреча, я помню, как вчера. Закрывая глаза, и по сей день с точностью воспроизвожу дневной свет, разливающийся по нашему классу в ожидании педагога урока «театра», который был скорее экспериментальным, чем входившим в обязательную программу школы при консерватории.

В класс вошла невероятной красоты и магии Юнона Карева. Чёрная водолазка, юбка в пол, павлопосадская шаль на плечах, бархатный голос и зелёные с поволокой глаза. Класс замер, и мы кажется все застыли в одном большом любовании.

Урок проходил один раз в неделю, и шесть мучительно длинных дней ожидания уже тогда образовывали в моём маленьком мире очевидную пустоту. Я согласна была стать тенью Юноны, лишь бы видеть её, слышать и утопать в бархатном звуке её завораживающего голоса.

Я и 20 лет спустя ощущала себя вот также беспомощно, в неотъемлемом желании быть ещё раз «с», «при», около». После школьных уроков я поджидала Юнону у дома, т.к. её занятия в театральном училище начинались во второй половине дня, провожала через всю улицу до поворота. Этим и жила.

Юнона Ильинична не только невероятно красивая, но и тонкая, умная, мудрая женщина, которая, конечно же, замечала все мои, казавшиеся мне такими незаметными шаги, как бы случайно придуманных мною встреч. Она брала меня после школы к себе домой и кормила тарелкой горячего супа, ведь жила я в свои 11 лет вдали от родителей, в интернате специальной музыкальной школы при консерватории, и это её всегда невероятно трогало.

Суп мне вовсе не хотелось есть, но ценнее этого подчас недосоленого блюда, вкус которого я помню и по сей день, ничего не было.

Это позже, когда судьба подарит мне лучшие годы жизни с Юноной Каревой под одной крышей, во время моей учёбы в консерватории, вот тогда уже я буду жарить нам по вечерам картошку и печь блинчики по выходным.

Юшенька была абсолютно творческим человеком и благодарным за всякую помощь по хозяйству. Помню, как однажды она купила какие-то полуфабрикаты в виде шницелей, а когда я пришла с занятий, в слезах рассказывала мне, что хотела сделать для нас вкусный ужин, но обнаружила, как где-то потеряла свой кошелёк.

В течение часа она обзванивала своих близких подруг и рассказывала им о случившемся как о самом ужасном недоразумении в жизни. Те, конечно же, незамедлительно предлагали деньги и всяческую помощь. А когда Юнона пошла доставать злополучные шницели из морозилки, то нашла там свою пропажу. Радовалась, конечно, как ребёнок, и мы хохотали весь вечер.

Помню, мы ещё несколько раз вспоминали этот случай, когда она однажды после ужина (а ужинали мы всегда только в гостиной) относила тарелку снова в морозилку, и уже открыв дверцу, смеясь, крикнула мне: «Ликуся, знаешь куда я поставила сейчас тарелку?».

Мне исполнялось 20 лет, и это был мой первый день рождения в любимых стенах, ставшими мне с первого дня вторым, но в некотором смысле единственным домом, с человеком, роднее и ближе которого никогда по сей день не было.

В детстве я призналась своей маме, что хотела бы родиться у Юноны Ильиничны, но мама очень мудро отнеслась ко всему сказанному. Юнону Ильиничну любила вся наша семья, и это всегда было взаимно.

Отмечать дни рождения как-то особенно пышно в нашей семье не было принято. Мы с раннего детства росли в максимально-рабочем режиме, занимались с сестрой по 7-10 часов в день, и в течение дня приходилось расписывать инструмент по часам. Чаепитие в узком семейном кругу даже в праздничные дни было только после многочасовых занятий.

Я благодарна Юноне, что она предоставила мне инструмент своей мамы для ежедневных занятий. Но в этот вечер её потрясло, что у нас не будет гостей, и она буквально настояла на том, чтобы я хоть кого-то позвала, а сама привела после занятий почти половину своего театрального курса, накрыла пышный стол – и этот день я, конечно, запомнила на всю жизнь. Ребята весь вечер пели под гитару, рассказывали друг другу о себе, и я даже не заметила, как мир театра незримо входил в мою жизнь.

Теперь уже я провожала Юнону не до поворота, а до самого театрального училища и просиживала на её гениальных уроках и прогонах невероятное количество часов. Ах, ведь это она, моя любимая Юнона, в тот момент, когда я решила поступать на актёрское, поставила ультиматум, что возьмёт к себе на курс только после окончания консерватории, а учиться театральному мастерству я хотела только у неё.

Шли годы, и мы шли рука об руку друг с другом. А я всё ещё ощущала необходимость наших встреч и часов. У меня уже подрастал сын, который называл её ласково Юшенька, и теперь мы приходили с ним вместе в эти родные стены. Я заворожено смотрела на вечно убегающую по делам Юнону, на бесконечно разрывающийся телефон в её квартире, делала себе, как и прежде, чёрный кофе в уютной маленькой кухоньке, где, как и раньше, всё стояло на своих местах.

Когда ты приходишь к себе домой, то неважно, каким количеством предложений ты успел перекинуться с близкими. Ты пришёл к себе в любимый дом - и согрелся.

Мне было важно, что именно Юнона поймёт мой отъезд в Израиль, страну, которую она так любила, приезжала и так много о ней мне рассказывала. Так и случилось – Юнона меня поддержала и благословила.

А в одну из наших последних встреч она возьмёт мои руки в свои тёплые ладони и скажет: «Моя девочка, это я уже должная у тебя учиться жизни».

Это было выше, чем степень нашего с ней доверия, и за эти годы мы стали ближе, чем могут стать даже самые родные люди. Юнона меня учила с раннего детства, что жизнь очень часто испытывает человека на прочность и победителем остаётся тот, кто научился держать удар.

Судьба унесла её так же легко, как и подарила однажды день нашей встречи. За тысячи вёрст друг от друга моя Юнона ушла от меня навсегда.

У каждого из нас была своя Юнона Карева. Для кого-то Юнона Ильинична, для кого-то –Юнона, а кому-то – просто Юшенька.

И вот мне вроде бы уже не нужно ключей, чтобы войти в этот дом. Я закрываю глаза и прохожу знакомые комнаты. В кухне, как и прежде, накрахмаленная короткая занавесочка, непременно открытая форточка, в которую Юнона так часто курила. На столе пепельница, кофе, сукразит.

В гостиной полутень, те же старые афиши, знакомые фото, торшер и непривычно молчащий телефон.

Пус-то-та. Невыносимая, оглушающая пустота. Я стараюсь скорее уйти, но точно знаю, что скоро вернусь сюда вновь.

 

«Была, Вас не застала.

Целую Вашу дверь».

 

Читайте в «Казанских историях»:

Юнона Карева: «Неси свой крест и веруй...»