Зильберы, два казанских раввина: жизнь и судьба

Любовь Агеева

18 июля 2025 года

Среди советских евреев, уехавших в Израиль, уроженец Казани Ицхак Зильбер занимает особое место.

Он был одним из тех, кто помогал им осваиваться на земле обетованной, возвращал атеистам веру отцов и дедов, учил жить по иудейским правилам и традициям.

Кто-то сказал мне, что он погребен на Арском кладбище, но, как оказалось, захоронен не он, а его отец — Бенцион Хаим Зильбер (Циюни). С помощью Анатолия, внука Михаила Лейбовича Майданчика, старосты (габе) казанской еврейской общины, я нашла место его захоронения на 4-й аллее.

На Арском же, но в другом месте — на Католическом участке, захоронена его мать — Лея Гита Шапиро. Она обрела последнее пристанище на семейном захоронении Михаила Майданчика, который после 1960 года, когда из Казани был вынужден был уехать раввин Ицхак Зильбер, фактически исполнял его обязанности.

Матери нет в базе данных по итогам цифровизации, поскольку ее надгробие безымянно. Нет и сведений о могиле отца. О приблизительном месте его захоронения знает всего несколько человек. Кто бы мог подумать, что могила находится в кирпичной пристройке к небольшому кирпичному сооружению в еврейской части 4-й аллеи?! (подробности — Место вечного покоя последователей закона Моисея). Впрочем, возможно, это не совсем точная информация.

Думаю, казанцам будет интересно узнать о Зильберах, старшем и младшем. Нашла достаточно много информации, чтобы рассказать о них в подробностях.

РАВ БЕНЦИОН ХАИМ ЗИЛЬБЕР

Бенцион Хаим Циони родился в 1885 году в городке Режицы, на территории, которая в XIX веке входила в Российскую империю. Латгалия была сначала немецкой, потом русской, что отразилось в названии городка: немецкий Резиттен, русский Режицы, с 1920 года — латышский Резекне.

Его родители происходили из потомственных иудейских раввинов (священнослужителей). Раввином (кратко — рав) были его дед и прадед. Он родился в семье раввина Ицхака и Хавы, дочери раввина Йосефа Равинсона из Креславки Витебской области. Учился Торе у своего деда, а также у рава Меира Симхи из Двинска (Даугавпилс).

Во время первой мировой войны поменял фамилию Циони (из Сиона) на Зильбер, чтобы избежать мобилизации.

В 1914 году его женой стала Лея-Гита Шапиро, дочь рава Моше Мишл Шмуэля Шапиро, главного раввина небольшого городка Рагувы в Литве.

В том же году семья переехала в Казань. Возможно, по своей воле, возможно, принудительно — в условиях военного времени тысячи еврейских семей из Латвии и Литвы отправили в Россию.

Их брак был совершен по еврейскому обычаю (хупа), но, видимо, советская власть, не признавая национальные традиции, потребовала узаконить семейные отношения по новым порядкам.  

В архивах ЗАГСа хранится документ, удостоверяющий, что 10 мая 1920 года Янкел Зиськович Зильбер, гражданин Витебской области, города Режице, раввин, 38 лет, Лея-Гита Мителевна Шапиро, гражданка Ковенской губернии, города Поневежа, домашняя хозяйка, 28 лет, заявили о добровольном желании вступить в брак и именоваться фамилией Зильбер. Жили они тогда на Большой Проломной (ныне Баумана), в доме №24 (ныне не существует).

На жизнь глава семейства зарабатывал частными уроками по начальной письменности, русской и еврейской. Нет сведением о месте (или местах) его учебы, но, говорят, был он человеком грамотным по тем временам. Возможно, те, кто давал ему религиозное образование, учили своих учеников не только Торе. 

Его сын вспоминает, что отец стремился быть образованным человеком, чтобы научить его наукам, поскольку не хотел, чтобы он учился в обычной школе.  Цитата из его воспоминаний:

«Я не знаю другого отца, которому сын был бы столь обязан знаниями, как я — моему отцу, благословенна его память. Это отец учил меня «алеф-бейт» (еврейскому алфавиту), дал мне знание Танаха (Пятикнижия, Пророков, Писаний), учил со мной «Шулхан арух» (свод еврейских законов), Мишну, Гемару (составные части Талмуда).

Как отцу это удалось — ума не приложу».

В 1917 году Бенцион Зильбер стал главным раввином Казани, где в это время собралось много еврейских беженцев из Белоруссии.  В том году у него родился сын Ицхак.  

В двадцатых годах Бенцион Зильбер стал «лишенцем» (его лишили права голоса). Из «лишенцев» его вывели, но пришла новая беда: в 1926 году в Казани ликвидировали всё, что было связано с еврейской религиозной жизнью. Синагогу закрыли, деятельность общины стала тайной, поскольку была вне закона. Тем не менее, рав Зильбер, как мог, сохранял еврейскую общину Казани в условиях советского безверия.

Как вспоминает Ицхак Зильбер, его отец «был очень мягкий и даже застенчивый человек. Он говорил: «Если кому-то что-то нужно, пусть приходит ко мне и я ему помогу». А мама была очень активной. Если она знает, что у кого-то в чем-то нужда, то сама туда побежит».

Бенцион Зильбер умер в 1944 году в результате тяжелой болезни. Мог бы выжить, но у семьи не было денег на лекарства. О том, как отец умирал, как семья жила в это время, иногда без крова надо головой, без средств к существованию, его сын — Ицхак Зильбер — довольно подробно описал в своих воспоминаниях. Так было и в трудные тридцатые годы, и, тем более, в годы войны. Приведу небольшой фрагмент из этих воспоминаний:

Моего отца как «лишенца» отправили на принудительные работы, далеко за город. Каждый день он проделывал пешком многочасовой путь - туда и обратно. Работал отец в поле - другой работы ему, бывшему раввину, не полагалось. Но по субботам отец оставался дома - как ему ни грозили, как на него ни кричали. Следовало ожидать серьезных неприятностей.

Однако потом отца все-таки освободили от этих работ по состоянию здоровья, а со временем, благодаря хлопотам его сестры Леи, которая жила в Москве, и совсем отменили статус «лишенца». Почему мне и удалось попасть в вуз.

Когда нас выкинули из квартиры, мы сняли комнаты у частника, у него был маленький дом и дворик. Он был очень порядочный верующий русский человек, христианин.

Жили мы трудно, но были рады крыше над головой. Помню, однажды, когда денег не было даже на хлеб, мама хотела пойти занять три рубля. Отец подумал и говорит: «В «Биркат а-мазон» (благодарственной молитве после трапезы с хлебом) мы постоянно просим: «Сделай так, чтобы мы не нуждались ни в подарке от смертного, ни в одолжениях его...». Поищи что-нибудь дома, может, найдешь?».

Мама поискала, нашла полстакана муки, еще что-то, набрала щепок, испекла пару лепешек, и мы мирно и счастливо прожили три дня, ни у кого не одалживая.

Квартира у нас по тем временам была большая - две с половиной комнаты. Помню, каждый день мама возносила руки к небу и говорила: «Б-же, благодарю Тебя за то, что мы под крышей».

Но радость наша была недолгой: где-то в двадцать девятом году мы благоустроились, а в тридцатом нас снова выкинули на улицу».

Как пишет Ицхак Зильбер, место для могилы нашли не сразу. Долго искали «правомерных иудеев», которые жили бы по законам Торы. Похоронили между двумя могилами: раввина Гершона Менделевича Кассиля, умершего в 1890 году (кстати, его внук – писатель Лев Кассиль) и Абрама Залмановича Персона, председателя Хозяйственного правления Казанского еврейского молитвенного дома, скончавшегося в 1919 году.

Их могилы уже давно считаются утраченными. А вот место погребения равы Зильбера, оказывается, сохранилось, и Анатолий Майданчик мне его показал. Это небольшая кирпичная пристройка к кирпичному же сооружению, которое краеведы считали недействующей еврейской часовней.

Вряд ли теперь удастся узнать, когда и каким образом появилось это скромное надгробие неприглядного вида, поскольку все, кто мог это знать, давно умерли. Тогда можно предположить, что три могилы, о которых писал в воспоминаниях Ицхак Зильбер, точно находились с правой стороны 4-й аллеи.  

Георгиевич Персон вспоминает, что на могиле его предка — казанского  купца и общественного деятеля, был кирпичный склеп. Но вокруг есть только одно кирпичное сооружение — та самая «часовня».

И она вполне может быть склепом. Кто тут был погребен, сказать точно нельзя. Ицхак Зильбер написал — между двумя могилами.  Кто был справа — купец Абрам Залманович Персон, владелец кирпичных заводов, основатель фирмы «Братья Персон В. и А.», или раввин Гершон Менделевич Кассиля, не известно.   И потому не определить, чей склеп сохранился, а какой превратился в груду кирпичей. Поэтому еврейская община хочет облагородить это место еврейского участка, указав все три имени.

Свою веру рав Бенцион Хаим Зильбер передал сыну, дав ему настоящее еврейское образование, научив, несмотря на запреты, соблюдать религиозные правила.

Ицхак Зильбер вспоминал:

«Как-то сидели мы с отцом и говорили о заповедях, которые еврей не должен нарушать даже под угрозой смерти. Еврею категорически запрещены три вещи: отказ от веры в единого Б-га (например, переход в христианство), разврат и убийство. Эти три запрета еврей обязан соблюсти даже ценой жизни.

Другие заповеди можно при определенных условиях нарушить. Так, если, скажем, под угрозой смерти хозяин — ради выгоды — заставляет работника-еврея работать в субботу как в любой другой день, еврей должен уступить. Даже если заставляют работать только для нарушения субботы, но это происходит не публично, предписано нарушить, если, отказываясь, рискуешь жизнью.

 Только если требуют нарушить какой-то закон Торы в присутствии как минимум десяти евреев — должно умереть, но не нарушить. Отречение же от Б-га, разврат и убийство запрещены безусловно».

РАВ ИЦХАК ЗИЛЬБЕР

О своей жизни Ицхак Зильбер pассказал в воспоминаниях, которые были изданы еще при его жизни. Процитирую:

«Я никогда не собирался писать воспоминания. Считал, что это некрасиво, - самому себя расписывать. Но в частных разговорах и в лекциях, перед аудиторией, мне случалось вспоминать людей и события, которые, как казалось, могли многому научить. Собеседники же и слушатели убеждали меня, что описываемые происшествия и судьбы производят глубокое впечатление и жаль, если они не станут общим достоянием. В конце концов я уверился в том, что это действительно важно.

А как получилось, что я стал рассказывать? В семьдесят втором году я приехал в Израиль, и в том же году мне и еще двум репатриантам «из России» предложили поехать в Америку для участия в «динере» - благотворительном обеде, где собирали деньги для системы религиозного образования в Израиле. Наше присутствие должно было показать, что религиозные школы необходимо поддержать и ради детей новых репатриантов, которых будет становиться все больше. Я согласился.

В Америке рав Пинхас Тайц (мой двоюродный брат, я о нем еще расскажу) спросил: «Хочешь поговорить с одним из умнейших людей в мире?» — и привел меня к раву Ицхаку Гутнеру, благословенна память праведника.

Рав Ицхак Гутнер — один из крупнейших еврейских авторитетов современности. Среди выдающихся людей нашего времени немало его учеников, в их числе и живущий сейчас в Израиле рав Моше Шапиро, глубочайший знаток Талмуда и еврейского мировоззрения, к мнению которого все относятся с огромным интересом и уважением.

Я зашел к раву Гутнеру на десять минут. А пробыл, наверно, больше получаса. Эта встреча многое изменила в моей жизни и в моем поведении.

Рава Гутнера интересовало, как же я растил и воспитывал своих детей (в Советском Союзе — религиозными евреями). Я стал рассказывать, но много говорить боялся. Хорошо ли это, думал я, сидеть в гостях у великого человека, и болтать о себе. Я подумал: наверно, лишнее говорю, и извинился — простите меня, ребе, что много говорю. А он воскликнул: «Поверьте — если бы я не стыдился, я бы заплакал. Рассказывайте, рассказывайте и рассказывайте всем!».

С тех пор я начал рассказывать. Если бы не рав, я бы никогда ничего не рассказывал. Раньше я молчал».

Я уже писала, что Ицхак Зильбер  (Исаак Яковлевич Зильбер, Ицхок Йосеф Циони) родился   в 1917 году, за несколько месяцев до революции. Известный казанский историк Альтер Литвин, написавший  очерк о нем для журнала «Эхо веков», называет другую дату  — 15 февраля 1918 года. В копии документа из архива ЗАГСа точная дата - 5 мая 1918 года.

Предоставлено Владом Шамесом

Можно только удивляться, как ортодоксальный иудей, живущий строго по законам своей веры, мог вписаться в советскую действительность той поры и даже стать студентом, работать учителем.

Как он учился в вузе, рав Зильбер написал. Причем, в двух вузах: КХТИ и КГУ. А как он чувствовал себя в школе, как ему удалось не стать пионером, комсомольцем, не написал. В разных источниках о его детстве написано разное. Сам он вспоминал, что в школе не учился вообще, но какие-то авторы пишут, что он все-таки получил документ о среднем образовании.

На какие только ухищрения он не шел, чтобы соблюдать строгие религиозные правила Торы, например, не работать и не учиться в субботу! В университете он изучал расписание предметов, которые преподавались по субботам, и сдавал по ним экзамены и зачеты досрочно. Работая учителем в школе, по субботам, как правило, проводил контрольные работы.

С трудом могу представить, как жилось ортодоксальному еврею в агрессивном атеистическом обществе. Еще раз процитирую очерк А. Литвина:

«И.И. Зильбер в 1935 г. учился на вечерних подготовительных курсах Казанского химико-технологического института. Затем поступил, проучился там год, но увлечение математикой заставило его перейти на математическое отделение Казанского университета. В заявлении на имя ректора Г.X. Камая он писал о своем «страстном» увлечении математикой и обещал учиться только на «хорошо» и «отлично».

Из КХТИ Зильбер был отчислен по собственному желанию 14 июля 1936 г. Этим же днем датировано и его заявление о переводе на второй курс физмата КГУ.

Свое обещание Зильбер сдержал, университет закончил с отличием в 1941 г. Научным руководителем его курсовых работ и дипломного сочинения был выдающийся математик профессор Н.Г. Чеботарев.

После окончания университета Зильбер работал учителем математики в школах и техникумах Казани и в Столбищах».

Доктор Яаков Цацкис вспоминает, как непросто Ицхаку Зильберу  приходилось в субботу, когда иудеям запрещено работать. В университете он изучал расписание предметов, которые преподавались по субботам и сдавал по ним экзамены и зачеты досрочно. Работая учителем в школе, по субботам, как правило, проводил контрольные работы. Он писал о том, как дети ему сочувствовали, а работники районных отделов народного образования специально по субботам приходили его проверять.

Еще одна цитата из воспоминаний самого Зильбера-младшего:

Как случилось, что я окончил университет, хотя поступал в Химико-технологический институт? Дело в том, что, проучившись год, я убедился - инженеру-химику не избежать проблем с субботой...

Уже в институте лабораторные работы, как нарочно, приходились на субботу. А ведь в таких работах что ни действие — то нарушение: и электроприборы надо включать, и химические опыты проводить, и записи вести...

Выход, однако, нашелся. Поскольку одну тему давали на двоих студентов, я всю практическую сторону опытов сваливал на напарника, а сам морочил голову руководителю лаборатории, засыпая его теоретическими вопросами и не прикасаясь к приборам.

Я настолько вошел в роль дотошного исследователя, что преподаватель как-то спросил:

—    Слушайте, а почему я никогда не вижу вашего напарника? Ему что — все ясно?

Преподаватель решил, что мои расспросы объясняются исключительным прилежанием. Представляете себе?

Разумеется, остальную неделю я добросовестно занимался, наверстывая что можно, но все больше сознавал, что эта специальность не для меня. Я решил уйти.

В университете у меня был целый набор уловок, позволявших избежать нарушения шабата. Я мазал, например, пальцы йодом и перевязывал руку: вызовут к доске — я нетрудоспособен. Понятно, что каждую субботу так не сделаешь, но раз в месяц — можно.

Другой способ я построил на том, что дружил со слабыми студентами и помогал им в математике, а потому в аудитории сидел с ними рядом. И вот, когда на субботу выпадала письменная работа, я «случайно» забывал принести тетрадь и на вопрос преподавателя: «А вы почему не решаете?» — отвечал: «Мы вместе». Преподаватель был доволен, что я помогаю слабому.

Я обычно хорошо ориентировался в учебном материале и никогда не отказывался выйти к доске. Но вот однажды преподаватель механики профессор Николай Гурьевич Четаев вызвал меня к доске в субботу. Я сказал, что не готов. Он меня «подбодрил»: «Ничего, я вам помогу».

Я тупо отказывался. Четыре раза в течение занятия он пробовал извлечь меня к доске, но я так и не вышел. Приятного, сами понимаете, мало. К тому же смущало, что профессор может обидеться. Но он не обиделся.

Пришлось как-то бороться и с собственной высокой успеваемостью. Из-за нее меня хотели сделать ленинским стипендиатом, а я боялся, если мой портрет появится на Доске почета, я стану заметнее, труднее будет соблюдать шабат. Поэтому я специально старался получить отметку пониже.

Один случай запомнился как действительно жуткий. Все студенты были комсомольцами. Отказаться от вступления в комсомол было небезопасно. Ко мне постоянно с этим приставали, а я отговаривался, мол, еще не готов, еще не всего Ленина знаю, не всего Маркса, и тому подобное. Так и дотянул до пятого курса.

Но вот уже близятся выпускные экзамены, а я все еще не комсомолец! Недопустимая вещь! Парторг факультета Голованов подошел ко мне с этим вопросом сам. Я и ему отвечаю: «Я еще не готов, готовлюсь».

Дело было в пятницу вечером. Вдруг всех зовут на собрание, поговорить об организации госэкзаменов. Обычный ритуал: выбирают председателя, потом секретаря... Голованов предлагает: секретарем — Зильбера. У меня сердце екнуло: «Догадался, что ли? То о комсомоле говорит, то в секретари предлагает! Хочет принудить писать в шабат?».

Пробую отказаться — не выходит. Но если сейчас все обнаружится, меня выгонят из университета...».

И однажды он всё-таки угодил в поле зрения ревнителей советских порядков. 6 января 1960 г. в газете «Советская Татария» был опубликован фельетон «Кто же они?», в котором Зильбер, учитель математики школы рабочей молодежи № 13 г. Казани, и его жена Гита Беньяминовна, учительница школы № 6, обвинялись в религиозном воспитании своих детей.

Под угрозой лишения родительских прав семья была вынуждена переехать в Ташкент, а в 1972 г. эмигрировать в Израиль. Там Ицхак Зильбер стал духовным лидером выходцев из Советского Союза.  В Иерусалиме Зильбер организовал первую религиозную школу с преподаванием на русском языке и стал одним из наиболее известных теологов.

В 2000 г. он создал организацию «Толдот Йешурун», занимающуюся религиозным образованием русскоязычного еврейства в Израиле, и руководил ее до смерти в 2004 г.  Ицхак Зильбер — автор многих работ об иудаизме и его канонах, изданных во многих странах мира на русском, английском и иврите. О нем как о выдающемся теологе содержатся сведения во многих энциклопедиях мира, в том числе и в «Российской еврейской энциклопедии».

Раввин скончался после продолжительной болезни в 2004 году. В последний путь его провожали более 10 000 человек, в том числе крупнейшие раввины с мировым именем.

Он был похоронен на иерусалимском кладбище Гар а-Менухот рядом с женой.

Сегодня дело отца продолжает его сын, который носит имя деда. Рав Бенцион Зильбер возглавляет организацию, объединяющую более двухсот пятидесяти преподавателей Торы, в основном молодых.

Его дочь, Раббанит Хава Куперман, внучка казанского рава Бенциона Хаима Зильбера, руководит многочисленными программами для женщин.

ПОСТСКРИПТУМ

Казанские евреи Бенциона Хаима Зильбера не забыли, и, возможно, в каких-то семьях сыщется хотя бы одна его фотография для каталога-справочника памятных захоронений Арского кладбища.