Александр Авдеев: «Делать из школы тюрьму не надо»

Любовь Агеева

17 июля 2021 года

Собеседник Любови Агеевой – ветеран МВД Александр Дмитриевич Авдеев, полковник милиции в отставке.

 «Мы точно проиграем, если гаджеты будут для детей самым главным в жизни», — уверен замначальника УВД Казани в годы прогремевшего на всю страну «Казанского феномена» Александр Авдеев. В интервью для «БИЗНЕС Online» он проводит параллели между подростковой преступностью тех лет и сегодняшней, стремясь понять, что нужно делать, чтобы не повторилась страшная трагедия, произошедшая в казанской гимназии №175.

 Выходит, в Казани сигнала Керчи не услышали?

— Александр Дмитриевич, мы давно не виделись, не знаю, чем вы сейчас занимаетесь. На трагедию в казанской гимназии № 175 реагируете как частное лицо — или вы по-прежнему в деле? Спрашиваю не просто так: по себе знаю, что это сильно меняет оценки.

— На меня в тот же день, 11 мая, вышли с телеканала «Эфир» и предложили принять участие в передаче, посвященной ЧП. Я сказал: «Простите, у меня информации никакой, кроме той, что вижу по телевизору, нет, и в связи с этим не могу ничего говорить. Нужно вначале понять, что произошло, как произошло и только после этого высказывать свое мнение».

— Вы долго работали в органах, многое повидали. Наверное, можно привыкнуть к шокирующим подробностям преступлений. Есть ли в этом массовом убийстве что-то, что вас поразило?

— Поразила меня не сама трагедия. Вы правы, мы много чего видим по роду своей работы. Поразило то, что эта трагедия нашла своих жертв в Казани после Керчи, где в политехническом колледже произошло нечто похожее.

— Напомню читателям: 17 октября 2018 года в Керченском политехническом колледже в результате взрыва и стрельбы погиб 21 человек из числа учащихся и персонала учебного заведения, в том числе убийца, а всего пострадало 67 человек. Слава Богу, у нас потерь меньше.

— Керчь была сигналом, после которого надо было принимать действенные меры. Выходит, в Казани этого сигнала не услышали.

— Как вы оцениваете реакцию журналистов на события в казанской гимназии? Они рассказывали о трагедии в мельчайших деталях.

— Вопрос о том, как показывать такую трагедию в СМИ, — вопрос принципиальный. И, отвечая на него, журналистам стоит прислушиваться к специалистам. Помните события в Москве, на Дубровке, с захватом заложников во время спектакля в культурном центре «Норд Ост»? Тогда с комментариями для СМИ выступал заместитель министра МВД России Владимир Абдуалиевич Васильев, заместитель руководителя штаба по освобождению заложников. Насколько тонко он комментировал ситуацию… Правда, был телевизионный канал, который в прямом эфире показал расстановку сил спецназа перед штурмом здания.

— Помню. Тогда по интервью в прямом эфире одного культурного деятеля террористы расстреляли музыкантов оркестра, которые, как им казалось, спрятались надежно: он сообщил, где.

— Я не сторонник того, чтобы информации в таком случае не было вообще. Но она должна даваться осмотрительно. Возьмем события в 175-й гимназии. Сколько было сумятицы в сообщениях СМИ, в итоге — масса противоречивой информации, фактические ошибки. Ведь многие редакции, особенно московские, не посылали своих корреспондентов на место трагедии.

Помню, когда случилась беда с «Булгарией», с нашим теплоходом, который затонул, МЧС республики взяло предоставление информации в свои руки. Журналистов вывезли на место аварии, своевременно рассказывали им о спасательных работах. А информация, которая шла от других республиканских ведомств, зачастую была недостоверной. Руководству МЧС стоило больших усилий добиться того, чтобы журналисты работали только с этим министерством.

Почему комментарии по случившемуся в гимназии давала только пресс-секретарь президента? Где МВД с огромным аппаратом пресс-службы? Где полицейские спецы, которые могли подготовить разумный меморандум для СМИ, для населения, с точными фактами и профессиональными комментариями?

Лилия Галимова умница, она очень хорошо преподносила информацию. Но она не специалист. Она многое знает, ряд деталей прокомментировала прекрасно. Но требовалось более солидное обоснование ряда моментов.

— Может, республиканское МВД потеряло инициативу из-за того, что на место трагедии сразу прибыло столько спецов из Москвы, включая председателя Следственного комитета России Александра Бастрыкина? Как я понимаю, оперативные решения принимали именно они, а не казанцы.

— У нашего МВД нет права терять инициативу. Ну, и что — приехали федералы? Наше МВД всегда должно быть на уровне, именно оно отвечает за безопасность в республике. Я убежден в этом.

То, что приехали специалисты из Москвы — это разумно. На мой взгляд, здесь в первую очередь должны были быть представители Академии МВД, Юридического института. Ученые, одним словом. Чтобы оперативно проанализировать, что случилось. И продумать систему профилактических мер.

Вся беда в том, что порой в таких сложных ситуациях из Москвы приезжают люди, которые только мешают работать. Я вспоминаю времена «Тяп-ляп», когда представители МВД, Прокуратуры СССР отрывали нас от работы на несколько дней, задавая непрофессиональные вопросы.

— В 1999 году я была в США, где наша делегация знакомилась с взаимодействием органов власти и СМИ в период торнадо. Нам показали специальный зал в пресс-службе администрации штата Оклахома, где столько телевизоров, сколько каналов смотрят граждане во время этого стихийного бедствия. Реакция на сообщение, которое сеет панику, моментальная — сразу опровержение. Как мне кажется, полезный опыт.

— Речь ведь не идет об ущемлении прав журналистов. Все мы должны думать о тех, кто смотрит телевизор, читает сообщения о трагедии в Интернете. В том числе, о родителях детей, которые учатся в гимназии. В каком напряжении их заставили жить несколько часов?!

Я тоже считаю, что в критической ситуации надо брать под контроль распространение новостей. Чтобы сделать их более информативными и точными. И чтобы они поднимали авторитет и органов внутренних дел, и прокуратуры, и Следственного комитета, всех наших подразделений.

А тут что получилось? Какие телевизионные картинки нам показали? Бегут, задыхаясь, сотрудники Росгвардии с автоматами — а в это время тот мерзавец уже задержан. Чего они бегут? Какие эмоции это всё могло вызвать у людей?

«Ружье он мог купить где угодно, патронов — сколько угодно. Это никто не отслеживает. Он прошел все комиссии, которые предусмотрены законом об оружии» Фото: «БИЗНЕС Online»

Ружье он мог купить где угодно, патронов — сколько угодно. Это никто не отслеживает

— Не припомню, чтобы было столько гостей во времена «казанского феномена». Хотя резонанс и тогда был, как сегодня, на всю страну.

— Тогда не было столько средств массовой информации, как сейчас. Не было Интернета. Поэтому страна узнала о банде «Тяп-ляп» с большим опозданием.

— К истории банды «Тяп-ляп» мы еще вернемся. Пока продолжим разговор о майских событиях 2021 года. Судя по всему, каких-либо официальных пресс-релизов редакции СМИ не получали. Данные и по биографии Галявиева, в том числе о приобретении оружия, и по обстоятельствам трагедии существенным образом отличаются. Прошу прокомментировать некоторые факты, которые по-разному интерпретировались в СМИ и экспертами: нарушена ли процедура выдачи Ильназу Галявиеву лицензии на оружие? нет ли нарушения в том, что он купил ружье в другом городе, и даже в другой республике? как ему могли продать столько патронов?

— Я, наверное, очень всех удивлю, но никаких нарушений в этом случае допущено не было. Ружье он мог купить где угодно, патронов — сколько угодно. Это никто не отслеживает. Он прошел все комиссии, которые предусмотрены законом об оружии. Вопрос в другом. Мы увидели результат серьезного сбоя в системе правового регулирования оборота боевого оружия.

— Тогда понятно, почему именно на это было обращено внимание на специальном совещании у президента РФ, когда глава Росгвардии Золотов внес несколько предложений по изменению законодательства. Например, он сказал, что медсправки должны выдавать только государственные медучреждения.

— Но именно так и происходит. Ни у одного частного медучреждения таких прав нет. На мой взгляд, дело в другом. В советское время все вопросы по гражданскому обращению охотничьего оружия были в компетенции одного органа — милиции. Сегодня это и полиция, и соответствующая служба Росгвардии.

— А у семи нянек, как известно, дитя без глазу.

— Но это еще не всё. Стоит вспомнить советскую систему, когда в этом деле был жесткий порядок. Человек, который хотел приобрести охотничье оружие, должен был обязательно вступить в Общество охотников. Других случаев просто не предполагалось.

— В одной из публикаций в сети есть сообщение о том, что Галявиев вступил в это общество.

— Но по какой процедуре? Я сегодняшних правил не знаю. Возможно, и тогда процедура могла быть формальной, но регламент движения к лицензии предусматривал много страховочных мероприятий. Вся процедура занимала не менее девяти месяцев.

Что будущий охотник делал, прежде чем получить право на боевое оружие? В Обществе охотников новичок проходил так называемый охотничий минимум. В течение трех месяцев изучал законодательство по оружию, требования по защите краснокнижных животных. Тут масса нюансов, которые охотник должен знать. Потом ему давали возможность пострелять, еще не из своего ружья. Таким образом проверялась степень его владения оружием. Кроме того, он вместе с другими охотниками осуществлял хозяйственные работы в охотхозяйстве. И только после этого получал в Обществе охотников удостоверение, с которым шел к врачам.

Обязательно проводилась проверка по военкомату. Если новичок не служил в армии, ружье ему продать не могли. Тех, кто не мог служить по каким-либо причинам, проверяли дополнительно.

А дальше начиналась милицейская бюрократия: изучение человека по месту жительства, работы, учебы, знакомство с его родственниками, соседями… Если человек не работал или не учился, право на оружие он получить не мог.

— То есть если бы в мае нынешнего года эти правила работали, то факт исключения Галявиева из колледжа ТИСБИ был бы известен еще до того, как он получил лицензию?

— Да, обязательно. И это стало бы препятствием к реализации его преступного замысла. Если бы сегодня процедура доступа к боевому оружию была такой, как в советское время, Галявиев не смог бы купить ни оружия, ни патронов.

«Центр имени Сербского даст заключение: был он адекватен и произошедшее — просто асоциальное поведение, или мы имеем дело с последствиями психической болезни?» Фото: «БИЗНЕС Online»

Сейчас могут повесить много кусачих змей на шею людям, которые были причастны к событиям в гимназии

— Я понимаю, есть тайна следствия, но, возможно, вам знакомы какие-то подробности следственных действий, о которых говорить можно? Есть ли какие-то требования к срокам следствия? На каком этапе может возникнуть решение о направлении Галявиева на судебно-психиатрическую экспертизу?

— Только на этапе следствия. Суд может принять решение о дополнительной экспертизе по требованию адвоката, но ни одно обвинительное заключение без результатов судебно-психиатрической экспертизы не утвердит прокурор, оно не будет принято во внимание судом.

У нас масса людей, которые состоят на учете у психиатра. Масса людей, которые должны состоять на таком учете. Но сегодня закон предусматривает направление на обследование с согласия самого человека. Что за ересь? Если мы видим, что человек неадекватен, почему мы не можем взять на себя ответственность и отправить его к психиатру на обследование? Правда, сейчас мало людей, которые желают брать на себя такую ответственность. Но закон должен это разрешать. Такой человек должен быть на учете, с ним должны работать особо.

— Сообщалось, что Галявиева уже этапировали в Москву, он с 12 июня находится в следственном изоляторе «Бутырки». Поскольку в резонансных случаях судебно-психиатрическая экспертиза проводится в Национальном медицинском исследовательском центре психиатрии и наркологии имени Сербского.

— Значит, Центр имени Сербского даст заключение: был он адекватен и произошедшее — просто асоциальное поведение, или мы имеем дело с последствиями психической болезни?

— Писали в СМИ, что у Галявиева болезнь мозга, хотя, как я выяснила, эта болезнь не приводит к психозу, к шизофрении.

— Много примеров, когда люди, у которых есть какие-то отклонения в головном мозге, преступлений не совершают, работают, и работают очень хорошо, в том числе и ученые. Наша пресса раздувает то, чего журналисты не знают.

У меня не было сомнений, что Москва возьмет это резонансное дело в свои руки. Ведь сразу в состав следственной группы были включены специалисты Следственного комитета России, которые приезжали в Казань по горячим следам.

По срокам следствия — здесь мне сложно что-то сказать, поскольку я не знаю, какой объем следственных мероприятий предусматривает план расследования. Но в любом случае следователи имеют право продлевать его сроки. Главное не в сроках, а в том, насколько квалифицированы люди, которые разрабатывали этот план, насколько квалифицированы сотрудники, которые привлечены к его исполнению.

Опасность заключается в том, что сейчас могут повесить много кусачих змей на шею людям, которые так или иначе были причастны к событиям в гимназии. В том числе, например, куратору группы в колледже, где учился Ильназ.

— Уже досталось ректору ТИСБИ на одном из московских телеканалов.

— Любой адвокат отметет в суде бездоказательные обвинения. Важно, какие цели поставила перед собой следственная группа: только обвинить Галявиева или все-таки разобраться, что с ним произошло?

— Судя по многочисленным материалами в сетевых СМИ, с которыми я знакома, ясности пока никакой. Не уверена, что следователи легко найдут ответы на возникшие вопросы. Я подробно изучала уголовное дело банды «Тяп-ляп» и видела, с какими трудностями встретилась следственная группа. Есть тут какие-то рецепты?

— Рецептов на все случаи жизни нет, но не могу не вспомнить следствие по уголовному делу банды Пустовита в 1979–1980 годах. Задержанный главарь банды молчал, отказывался от всех вменяемых ему преступлений. А доказательств у нас было еще мало. Начальник уголовного розыска Володя Миличенко трое суток не выходил из своего кабинета — разговаривал с задержанным. Они и ели в кабинете, и спали там — в нарушение всех правил. Мы сознательно на это шли. И в конце третьих суток парень попросил бумагу и ручку, написал признательные показания.

— Напомните, что это была за банда?

— Сначала банда из четырех человек промышляла в казанском аэропорту. Они встречали приезжих, грабили их, разбивали им головы, оставляя, еще живыми, истекать кровью. Постепенно стали промышлять на территории города, на озере Лебяжье. Выйти на преступников было очень сложно, ведь члены банды никогда с милицией дела не имели. Сам Виктор Пустовит был умным молодым человеком, начитан, поступал, правда, неудачно, в МГИМО. Мне кажется, Пустовит был даже благодарен, что его разговорили, ведь убийства лежали тяжелым грузом на его душе. Пустовита расстреляли.

— Мы мало знаем об Ильназе Галявиеве, но я не верю в его изначальную порочность. Что его подтолкнуло к этому страшному финалу? Только он сегодня может дать точный ответ на этот вопрос. Интересный комментарий нашла на свой пост в Фейсбуке о случившемся. Заметки по свежим следам в «Казанских историях» я назвала «Трагедия в гимназии № 175: торопиться не будем. Будем думать…» И получила такой комментарий: «Зачем думать? Чтобы простить убийцу?». За точность не ручаюсь — текст не сохранила. Я ответила: судьбу убийцы определит суд, наша задача — подумать, что сделать, чтобы подобное не повторилось. Кстати, велика ли опасность повторения преступления по примеру ситуации в гимназии № 175, ведь молодых людей с девиантными отклонениями, которые и в 20 лет остаются подростками, много?

— Конечно, такая опасность есть. Это всё может повториться. Не в Казани, так в другом городе. Не услышали сигнал после Керчи. А после Казани услышали?

«У нас есть две наиболее уязвимые детские организации — детские сады и школы. Со школами легче — сейчас есть прекрасные технические средства охраны» Фото: «БИЗНЕС Online»

В вопросах безопасности граблей нет. И не должно быть

— В сети полно рецептов на будущее. Чего только не предлагают! Чаще всего говорят об ужесточении мер безопасности. Например, что надо поставить на охрану школ росгвардейцев. Какие предложения, на ваш взгляд, заслуживают внимания?

— Дурней у нас много с такими инициативами. Все прекрасно понимают, что это невыполнимо, но для красного словца сказать можно. Делать из школы тюрьму не надо.

У нас есть две наиболее уязвимые детские организации — детские сады и школы. Со школами легче — сейчас есть прекрасные технические средства охраны. Достаточно установить на входе, помимо металлоискателя, особую систему допуска, например, по отпечатку пальца — и чужой не войдет. Почему по отпечатку? Его школьник не потеряет, как брелок.

Не забывайте, Ильназ дважды в этот день был в школе. Первый раз пришел на разведку, и его пропустили. И только во второй раз, когда он пришел с оружием и вступил в борьбу на ступенях школы, вахтер нажала кнопку экстренного вызова полиции. Она умница, она молодец. Она свое дело сделала. Но убийца легко преодолел это препятствие.

Сейчас везде пластиковые двери, в том числе входные. Конечно, надо думать об эстетике. Железные двери не производят хорошего впечатления. Значит, должны быть красивые двери, которые невозможно открыть ударом ноги. Технические средства охраны позволяют сделать так, чтобы сначала открывалась калитка, а потом входная дверь.

Многих детей в гимназии спасли закрытые двери классов. Убийца попал только в один, открытый, и там было большинство жертв. Речь не о том, что все двери должны быть железными, но на каждой нужны нормальные запоры. Надо учить учителей и школьников правильно вести себя в таких ситуациях.

Говорят, надо охранять внешний периметр школ. Но как это сделать, я не представляю. Есть, конечно, системы промышленной сигнализации, есть лучевая охранная сигнализация. Но сегодня масса школ имеет прекрасные спортивные площадки, которые активно используются населением ближайших домов. Значит, нужно периметр ограждения школ выносить за эти площадки. Это, конечно, потребует много денег. Вообще создание полноценной системы безопасности требует довольно больших средств. И эти деньги надо найти. Не родители должны найти, а государство, муниципалитеты.

В вопросах безопасности граблей нет. И не должно быть. Не понял с одного раза, дальше может быть черепно-мозговая травма. Это элементарные вещи.

Учитывая, что такие преступления, какое случилось 11 мая, чаще всего бывают безмотивными, предотвратить их можно только в одном случае — если перед преступником будет ряд препятствий, для преодоления которых нужно время.

В 175-й гимназии помощь подоспела быстро, но к этому времени уже были убитые. Ни одна машина ППС не может прибыть на место происшествия за минуту. Значит, нужно сделать расчет времени, которое необходимо для критической ситуации во всех школах. И все системы безопасности должны предусматривать задержку преступника до тех пор, пока патруль не сможет прибыть на место ЧП.

— А детские сады?

— С детскими садами сложнее. Каждый детсад тоже должен иметь тревожную кнопку. Там тоже нужны нормальные двери, которые не позволят быстро проникнуть в здание. Но здесь трудно надежно оградить территорию. Обычно родители, экономя время, идут не через главную калитку — они проделывают лазы в заборе. Есть такое, это жизнь.

Читал предложение о том, что патрули ППС должны регулярно проверять школы и детские сады. А если патруль вызвали на преступление? Школа в течение нескольких часов будет безнадзорной. К тому же современные полицейские не очень любят вылезать из машины. Подъехали, посмотрели — всё спокойно. И поехали дальше. А через 10 минут — ЧП!

— У меня есть опасение, что козлом отпущения сделают директора гимназии. Как вы оцениваете поведение взрослых во время трагедии? Были ли у них возможности предотвратить такие тяжкие последствия?

— Возможностей предотвратить трагедию не было никаких, но директор гимназии и вообще все взрослые сделали всё возможное, чтобы уменьшить количество жертв. Я снимаю шляпу перед ними. Молодцы! И я согласен с президентом Путиным, который сказал: «Представьте к наградам».

 Фото: «БИЗНЕС Online»

Опыт нашей работы во времена «казанского феномена» показал, что мы не такие уж дураки…

— У меня с первого дня после этого преступления возникло ощущение дежавю — мне кажется, я с этим встречалась раньше. Нет, не с преступлением, это эксклюзив, а с реакцией на него. Помните времена «казанского феномена»? Сначала было время простых решений — обвиняли милицию, потом метали громы и молнии в адрес школы, учителей, досталось семье и отдельным родителям. Виноваты были и мы, журналисты, что вынесли сор из избы. Далеко не сразу все пришли к выводу, что надо искать не виноватых, а пути выхода из случившегося. Что из того опыта можно применить в сегодняшней ситуации?

— Милиция, полиция всегда будет виновата. Но опыт нашей работы во времена «казанского феномена» показал, что мы не такие уж дураки… Мы единственные, я скажу не хвалясь, смогли отработать алгоритм работы с подростковыми группировками и начальной стадии расследования уголовных дел по массовым дракам. Этот алгоритм ушел на всю страну. Это наши следователи, наши опера сумели переломить ситуацию. Конечно, при поддержке широкой общественности.

Хотел бы заметить — первые сигналы о неблагополучии в подростковой среде подали мы, информируя партийные органы о массовых драках. Но там не придали им значения — «детские шалости»! А во что потом нам это «детство» вылилось?

— Да уж, прославились на всю страну с «казанским феноменом»…

— Но вы-то прекрасно знаете, что никакого «казанского феномена» не было. Дворовое соперничество подростков существовало и раньше. По своему детству знаю. Я рос на Калуге, и мы дрались за то, чтобы нас местные мальчишки пускали в кинотеатр Свердлова. Когда в начале 70-х у нас начались массовые драки с увечьями, Казань была не единственной: Москва, Ленинград, Киев, Уфа, Ижевск…

— В книге «Казанский феномен: миф и реальность» я называла Дзержинск Нижегородской области. Там ситуация была тяжелее¸ чем в Казани.

— Но Юрий Щекочихин из «Литературной газеты» приехал почему-то к нам. После выхода его статьи мы написали в редакцию о его ошибках. Ответа не получили. И пошло гулять по СССР — «казанский феномен».

Говорить сегодня о делах давно минувших дней смешно. Ситуация совсем другая. Да что ситуация — государственная система другая, вся жизнь другая.

Давайте пофилософствуем. Любое общество задумывается над тем, что происходит, только тогда, когда случается что-то неординарное. И такое неординарное событие произошло у нас в Казани 11 мая, в 175-й гимназии. По моему мнению, это серьезный повод, чтобы подумать не только о Галявиеве, но и о том, как мы живем, как живут наши дети. Самое время для парламентских партий перед выборами попытаться поднять гражданское общество на серьезный разговор, предложить какую-то идеологию.

Вопрос об идеологии возникает все чаще и чаще, ее отсутствие ощущается всё острее. Никто не говорит об идеологии коммунистической или какой-то другой — православия, мусульманства… Должна быть идеология гражданского общества, которая побуждала бы людей в трудную минуту дружно браться за общее дело, противодействовать всему, что выходит за пределы человеческой морали. Для того чтобы общая беда не наступила. Я об этой идеологии и философии говорю.

В нашей Конституции записано, что у нас нет идеологии. Это, на мой взгляд, огромнейшая ошибка, которую нужно исправить.

— По факту идеология у нас есть, и она культивируется уже многие годы — идеология индивидуализма.

— Проанализируем случившееся с этих позиций. Все ахали, охали после телекартинок: шел человек с ружьем — и никто не позвонил в полицию. А не потому ли так получилось, что в обществе за последние десятилетия сформировалось устойчивое мнение — это не мое дело? У меня нет статистики, но наверняка много людей умирает на улице, когда им плохо. Потому что люди проходят мимо. Мы утратили практически все традиции коллективизма. В том числе и в воспитании подрастающего поколения.

Как раньше было? У каждого дома сидели бабушки, мужики в домино играли… И все дети были как бы под присмотром. Соседки и накормят, если надо, и замечание сделают…

— А сегодня никто замечание сделать не рискнет.

— Потому что это чревато тем, что человек может оказаться потерпевшим. Если он будет с подростками общаться. И никто в его защиту не вступится. Но мы не делаем замечание даже малышам. Не наше это дело. И это не единственная беда, которая пришла в наш дом, когда в 90-х годах мы захотели жить по-другому.

Я согласен с теми, кто считает, что предотвратить такие преступления, какое произошло в казанской гимназии, на 100 процентов невозможно. Но есть одна деталь, которая очень хорошо просматривается по всей практике моей работы в правоохранительных органах: человек, особенно тот, кто не включен в коллектив, подвержен всевозможным влияниям извне. И не обязательно это будет влияние организатора запрещенной террористической организации или какого-то дурного сайта. Достаточно посмотреть наши телевизионные программы. Нет ни одного фильма, где не было бы сцен убийств или насилия. А соцсети — это ужас.

Ильназ Галявиев. Фото: pixabay.com

«Дети не расстаются с гаджетами, все меньше общаются со сверстниками, с родителями. Но на то и целый сонм учителей и воспитателей, которые должны думать, что делать»

Общество другое — и проблемы другие

— Говорят, Галявиев и в школе, и в колледже был нелюдим, не принимал участия ни в каких мероприятиях…

— Позвольте вспомнить наших писателей-классиков, которые описывали деревенский быт XIX века. Я не помню, у кого читал, по-моему, у Телешова, о том, что каждая деревня имела своего дурачка, и таких дурачков привечали. С ними разговаривали, их кормили, им дурного слова не говорили. И те были безобидны. Кто знает — если бы их третировали, что бы с ними стало? И был ли мир в такой деревне?

В наше время одиноких детей по разным причинам много. В том числе в благополучных семьях. Дети не расстаются с гаджетами, все меньше общаются со сверстниками, с родителями. Но на то и целый сонм учителей и воспитателей, которые должны думать, что делать. Если ребенок всех сторонится, нужно обратить на него особое внимание. Нужно беседовать с семьей, нужно родителям подсказать, что делать. Самое главное — ребенок, особенно подросток, должен видеть, что есть люди, которые интересуются им, которые могут ему помочь, которые хотят сделать его жизнь лучше. В истории с Ильназом Галявиевым мы этого не видим.

— К сожалению, многие традиции прошлых лет утеряны…

— Воспитание детей перестало быть делом всего общества. Раньше мы могли обратиться по месту работы родителей с просьбой помочь. Наставники были. Сейчас этого нет.

С «казанским феноменом» боролись широким фронтом. Помните, тогда удалось создать хорошую инфраструктуру для отдыха и внешкольных занятий подростков? А что сегодня? Все кружки и спортивные секции платные, и не каждая семья найдет деньги для этого. Зато мобильник есть у каждого подростка. И даже у первоклассников.

Как было раньше? Случилось что-то в подъезде дома, квартиру обокрали — милиция шла к жителям. И не только к тем, кто мог сообщить полезную информацию. Участковый пройдет по всем квартирам, расскажет о случившемся, даст советы. Меня, как руководителя городского УВД, заставляли раза четыре в месяц встречаться с трудовыми коллективами. Тогда не говорили: «Милиция не работает». Что делал Искандер Галимов, когда руководил городским УВД? Брал с собой руководство райотдела, выезжал в какой-то жилой микрорайон, заходил в любую квартиру, представлялся и спрашивал: «А вы знаете своего участкового?».

Вспоминаю свою работу в БКД университета. Мы много внимания уделяли трудным подросткам. Подшефные к нам в университет приходили, с нами ездили за город на пикники. Они не могли не ощущать заботу о себе. Мы видели, что очень часто трудный подросток — это трудная семья. Некоторые родители, чаще всего пьяницы, студентов из дома выгоняли.

Если бы с Ильназом была индивидуальная работа, может быть, он не пошел бы на этот страшный шаг.

— Нельзя не заметить, что у наших внуков соблазнов стало больше. В сети нашла статью о том, что спусковым крючком преступлений в информационную эпоху являются деструктивные группы в соцсетях. К сожалению, пока проблема обсуждается на уровне одного тезиса — запретить, наказать. А что еще можно предложить?

— Я не технарь. Но могу заметить, что в соцсетях сегодня можно найти советы и о том, как изготовить взрывчатку, и как найти боевое оружие. Одно могу сказать: можно установить тысячи камер на людных местах, но посадить у компьютеров девчушек с низкой зарплатой — не будет результата! Так же и с соцсетями. Хотим результата — надо увеличить штаты в структурах «К» министерств внутренних дел — федеральном и региональных. Но обнаружить тревожный контент — еще полдела.

— Меня поразило, когда я узнала от завсегдатая соцсетей, что Галявиев вызывает у сверстников совсем не те чувства, что у нас. Помните, нечто похожее было во времена «казанского феномена»? Как трудно было убедить подростков в том, что группировки — это плохо.

— Я уже говорил, что простых решений не будет. Особенно если мы будем рассматривать случившееся как единичный случай, а не как тревожный сигнал, который заставит нас серьезно проанализировать, как и чем живут наши дети, внуки и правнуки.

На мой взгляд, одной из основных причин распространения преступности несовершеннолетних в 70-х годах была урбанизация. Переехав в город, семья забывала деревенские традиции, а новых морально-этических установок зачастую не воспринимала. Как мне кажется, особенности преступности несовершеннолетних сегодняшнего времени всё более будут определяться спецификой жизни в информационном обществе. И мы точно проиграем, если гаджеты будут для детей самым главным в жизни.

Как мне кажется, совсем не случайно Ильназ Галявиев имел особый интерес к Интернету, даже профессию выбрал соответствующую.

— К сожалению, как показывают комменты к публикациям о трагедии в гимназии № 175 в газете «БИЗНЕС Online», на этом уровне пока мало кто размышляет.

Интервью взято для электронной  газеты «БИЗНЕС Online»

Александр Дмитриевич Авдеев, полковник милиции в отставке

Пришел в органы внутренних дел в 1963 году по направлению комитета комсомола Казанского государственного университета. Первая его должность – старший инспектор детской комнаты милиции Советского РОВД города Казани. Далее – оперуполномоченный по делам несовершеннолетних в том же отделе милиции.

С 1966 по 1977 год – работа в аппарате МВД ТАССР: инспектор, начальник информационно-аналитического отделения штаба, оперативного отделения штаба, заместитель начальника штаба МВД ТАССР. С 1977 по 1989 год – заместитель начальника УВД Казани.

С 1989 года – начальник организационно-штатного отдела Управления вневедомственной охраны при МВД ТАССР. На пенсию вышел в декабре 1993 года. Далее работал в МЧС. Сейчас на пенсии.

 Фото с сайта "БИЗНЕС Online" и из открытых источников в Интернете