Муса Джалиль: «Я заслужил другую жизнь – «жизнь после смерти»

Ида Андреева

15 августа 2022 года

25 августа — памятная для татарского народа дата. В этот день в 1944 году в берлинской тюрьме Плётцензее были казнены Муса Джалиль, Гайнан Курмашев и их соратники.  Уже много лет дважды в год – 15 февраля, в день рождения Мусы Джалиля, и 25 августа  – у памятника, открытого в 1966 году (скульптор В. Цигаль), проводятся митинги памяти с возложением цветов к монументу.   

Смертный приговор был вынесен в феврале 1944 года, приведен в исполнение только в августе. На гильотине фашисты казнили тогда тех, кто был виновен в государственной измене. В графе «обвинение» в карточках осужденных было написано: «Подрыв мощи, содействие врагу».

В подпольную группу входили бывший разведчик, до войны учитель из Актюбинска Гайнан Курмашев, которого называют руководителем, а также Фуат Сайфульмулюков, Абдулла Алиш, Фуат Булатов, Гариф Шабаев, Ахмет Симаев, Абдулла Батталов, Зиннат Хасанов, Ахат Аднашев и Галлянур Бухаров. Немецкий верхмахт  обвинил 11 татар из легиона «Идель-Урал»,  подразделения, созданного гитлеровцами из советских военнопленных, прежде всего, татар, в тяжком военном и политическом преступлении.

Смертный приговор был вынесен в феврале 1944 года, приведен в исполнение только в августе. На гильотине фашисты казнили тогда тех, кто был виновен в государственной измене. В графе «обвинение» в карточках осужденных было написано: «Подрыв мощи, содействие врагу».

В подпольную группу входили бывший разведчик, до войны учитель из Актюбинска Гайнан Курмашев, которого называют руководителем, а также Фуат Сайфульмулюков, Абдулла Алиш, Фуат Булатов, Гариф Шабаев, Ахмет Симаев, Абдулла Батталов, Зиннат Хасанов, Ахат Аднашев и Галлянур Бухаров. Немецкий верхмахт  обвинил 11 татар из легиона «Идель-Урал»,  подразделения, созданного гитлеровцами из советских военнопленных, прежде всего, татар, в тяжком военном и политическом преступлении.

Картина художника Хариса Якупова

Уже много лет дважды в год – 15 февраля (в день рождения Мусы Джалиля) и 25 августа (годовщина казни) у памятника, созданного известным скульптором В. Цигалем и открытого в 1966 году, проводятся митинги памяти с возложением цветов. В 1994 году рядом, на гранитной стенке, появились барельефы десяти казненных товарищей Джалиля.

Стихи поэта не затерялись, дошли до Родины. Сохранились два блокнота из Моабитской тюрьмы, в которых Муса Джалиль записал 92 стихотворения, в одном  –на татарском языке, во втором — латинской графикой. Они хранятся сегодня в литературном фонде Музея-квартиры Мусы Джалиля в Казани. До недавнего времени в дни памяти бесценные экспонаты демонстрировали в главном здании Национального музея РТ.

Сбылось то, о чем писал поэт в одном из своих последних писем с фронта жене:

«Я не боюсь смерти. Это не пустая фраза. Когда мы говорим, что смерть презираем, это на самом деле так. Великое чувство патриотизма, полное осознание своей общественной функции доминирует над чувством страха. Когда приходит мысль о смерти, думаешь так: есть еще жизнь за смертью. Не та «жизнь на том свете», которую проповедовали попы и муллы. Мы знаем, что этого нет. А есть жизнь в сознании, в памяти народа. Если я при жизни делал что-то важное, бессмертное, то этим я заслужил другую жизнь – «жизнь после смерти».

В «Казанских историях» много материалов о Мусе Джалиле. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию еще один. Его автор – Ида Андреева, выпускница филологического факультета Казанского государственного университета имени В.И. Ульянова-Ленина, которая с 2006 года живет в Санкт-Петербурге, выбрала тему, которой мы не касались. Это ее взгляд на роль русской литературы в творческом становлении поэта Мусы Джалиля.

У нас есть договоренность с Идой Андреевой о дальнейшем сотрудничестве. Она предложила нашей редакции несколько тем о Казани и казанской жизни, которые наверняка заинтересуют казанцев, и не только старожилов.

Муса Джалиль и русская литература

Ида Андреева, кандидат филологических наук, доцент

Сегодня трудно себе представить нашу российскую многонациональную литературу, особенно поэзию о Великой Отечественной войне, без имени Мусы Джалиля.

Мало известное фото Мусы Джалиля в молодости

Поэт-воин, единственный, кто был удостоен в Советском Союзе двух высших правительственных наград за цикл стихов «Моабитская тетрадь», созданный в фашистских застенках (1956 год – звание Героя Советского Союза, 1957 год – Ленинская премия), он на протяжении всей своей жизни был тесно связан не только с родной, татарской литературой, но и с литературой русской, с русскими писателями, поэтами и переводчиками, равно как и с представителями других национальных литератур (башкирской, чувашской, украинской и др.).

 Выходец из бедной многодетной семьи, Джалиль рано начал писать стихи, учился в татарском медресе в Оренбурге, затем на рабфаке Татарского института народного образования в Казани. Далее, как талантливый его выпускник и начинающий поэт, получил возможность продолжить свое образование в Московском университете, на литературном факультете (1927-1931), который окончил, получив специальность «критик - публицист». За годы учебы в университете Джалиль прослушал полный вузовский курс русской и зарубежной литературы, активно приобщился к русской классике, писал стихи. В Москве он был принят в Московскую ассоциацию пролетарских писателей, где вскоре возглавил ее татарскую секцию.

 Интересно, что в студенческие годы он жил в общежитии в одной комнате с Варламом Шаламовым, известным писателем и поэтом, который в те годы был студентом юридического факультета МГУ. Вот что впоследствии писал о нем Шаламов:

«Муса Залилов был маленького роста, хрупкого сложения. Муса был татарин и как всякий «нацмен» принимался в Москве более чем приветливо. Достоинств у Мусы было много. Комсомолец — раз! Татарин — два! Студент русского университета — три! Литератор — четыре! Поэт — пять! ...Залилов охотно читал Пушкина, только ошибался в ударениях в произношении».

С особенным уважением автор статьи «Студент Муса Залилов» (журнал «Юность», 1974, №2) рассказывает о том, как Джалиль выбирал первое стихотворении Пушкина для заучивания наизусть: «Это был не «Арион», не «Я вас любил», не «Памятник». Первым русским стихотворением, которое выучил Муса Залилов перед тем, как стать Джалилем, был «Узник» Пушкина». В этом выборе, по мнению автора статьи, «было что-то такое, что привлекало, обещало решить что-то важное в судьбе, научить чему-то важному».

 Действительно, для Джалиля с пушкинского «Узника» началось активное освоение русской классики, той «Волшебной горы», по словам чукотского писателя Ю. Рытхэу, под благотворной сенью которой вырастали тогда многие молодые национальные писатели и поэты.

 Так Пушкин стал, наряду с татарским классиком Г. Тукаем, главным учителем Мусы Джалиля на всю его дальнейшую, такую короткую жизнь. Это подтверждается и тем, что в личной библиотеке Джалиля, которая насчитывает более двухсот книг и хранится в его Музее-квартире в Казани, среди 29 книг художественной литературы на русском языке (по свидетельству хранителей этого музея Н. Фаттаховой и Л. Харасовой) главное место занимают именно произведения А. Пушкина.  Здесь можно увидеть несколько томов из полного собрания сочинений поэта, а также отдельные издания «Стихотворений», «Повести Белкина», роман «Евгений Онегин» и др. Свою библиотеку Джалиль, по воспоминаниям его сестры Хадичи Джалиловой, начал собирать еще в годы жизни в Москве, а затем перевез в Казань.

Переводить с русского языка на татарский Джалиль (когда стал заниматься переводами) начал тоже с Пушкина, еще в московский период своей жизни. Всего, как выявили исследователи, он перевел 14 пушкинских стихотворений, в том числе «Узник», «Талисман», «Арион», «В Сибирь», «Зимний вечер» и др.

Переводил он и других русских поэтов: Н. Некрасова («Свобода», «Тургеневу»), В. Маяковского, Н. Тихонова, песни М. Голодного, В. Лебедева-Кумача, М. Коваля, а также национальных авторов - всех с русского: украинского поэта Т. Шевченко («Наймичка»), чувашского Я. Ухсая, грузинского Шота Руставели (поэма «Витязь в тигровой шкуре» - в соавторстве с Л. Файзи).

Рядом с Пушкиным на полках книжного шкафа сегодня стоят произведения и других русских классиков: М. Лермонтова, Н. Гоголя, И. Тургенева, А. Чехова, а также стихи В. Маяковского, украинских поэтов Т. Шевченко и П. Тычины.

Для московского татарского детского журнала «Октябрь баласы» («Октябренок») Джалиль не только сам писал стихи, но и перевел произведения таких классиков детской поэзии, как С. Маршак (цикл «Детки в клетке»), К. Чуковский, А. Барто. Начинал работу над переводами детской прозы: сохранились отрывки его перевода романа В. Катаева «Белеет парус одинокий». При этом, по мнению критиков, Джалиль в своей практике и в критических статьях следовал принципам адекватного художественного перевода, полагая, что «проявление творческой индивидуальности переводчика не в добавлении того, чего в оригинале не было, а в своеобразном, личном понимании и толковании переводимого произведения».

 После окончания университета М. Джалиль активно сотрудничал в татарских газетах и журналах, издававшихся в те годы в Москве (публиковал свои стихи, рецензии, критические статьи), был литературным консультантом Татарской оперной студии при Московской консерватории. Среди его друзей и близких знакомых были артисты, композиторы, писатели и поэты, журналисты как татарские (Г. Кашшаф, А. Исхак, Д. Файзи, Н. Жиганов и мн. др.), так и русские (М. Светлов, А. Безыменский, М. Голодный, А. Жаров, А. Молдаванов, В. Лебедев-Кумач и др.).

Можно вспомнить, что в проводах поэта на фронт (куда он пошел добровольцем) в январе 1942 года, устроенных ему друзьями в Казани, принимали участие и русские писатели А. Сурков, С. Липкин, В. Бахметьев. На вечере были также иностранные писатели – антифашисты, эвакуированные из Москвы: итальянский прозаик Д. Джерманетто, французский поэт Ж.-Р. Блок, немецкий писатель И. Бехер. В результате, по верному замечанию известного знатока жизни и творчества Джалиля, автора книги «По следам поэта-героя» Рафаэля Мустафина, «вечер принял интернациональный характер».

Особо нужно отметить ту большую роль, которую сыграли известные русские писатели в дальнейшей судьбе Джалиля. Известно, что в апреле 1945 года на развалинах берлинской тюрьмы Моабит, разрушенной авиабомбой, одним из бойцов была обнаружена предсмертная записка поэта:

«Я, известный поэт Муса Джалиль, заключен в Моабитскую тюрьму как пленный, которому предъявлены политические обвинения, и, наверное, буду скоро расстрелян. Если кому-нибудь из русских попадет эта запись, пусть передадут привет от меня товарищам – писателям в Москве».

Ее сразу же переслали в Союз писателей Александру Фадееву, чья фамилия стояла в записке первой (рядом с фамилией татарского друга поэта –Гази Кашшафа).

 С Александром Фадеевым поэта связывало многое. Перед войной Джалиль был Ответственным секретарем Союза писателей Татарии, и, как говорится, им доводилось встречаться по долгу службы. Кроме того, Фадеев знал и ценил его как известного татарского поэта.

 Исследователь жизни и творчества поэта Р. Мустафин в уже названной книге приводит выдержки из письма Фадеева в редакцию газеты «Правда» осенью 1941 года, где говорится о том, что Мусу Джалиля «как одного из известных и талантливых татарских поэтов... в интересах дела обороны было бы правильным и целесообразным использовать в качестве работника фронтовой печати». И сразу же после этого фамилия Джалиля была включена в «Список писателей народов СССР, которые могут быть рекомендованы в качестве военных корреспондентов от местных республиканских газет».

 В феврале 1942 года состоялась последняя личная встреча руководителя Союза писателей СССР и поэта, которому Фадеев предложил газетную работу в Москве, но Джалиль отказался. Тогда же он показывал Фадееву (по свидетельству журналиста А. Молдаванова, присутствовавшего при этой встрече) подстрочники своих новых стихов и получил от него совет, «к кому из поэтов-переводчиков лучше всего обратиться». А в ноябре 1942 года Джалиль дважды просит Фадеева в письме помочь ему с отправкой на фронт: «Хочется принести как можно больше пользы Родине, находясь в рядах действующей армии».

 Как известно, вскоре (с апреля 1942 года) Джалиль, действительно, стал фронтовым корреспондентом армейской газеты «Отвага» на Волховском фронте (куда попал по рекомендации заместителя редактора газеты, журналиста Л. Моисеева, с которым вместе учился в университете). В качестве литературного сотрудника газеты он сменил на этом посту убитого Всеволода Багрицкого, сына известного поэта Э. Багрицкого, раненого журналиста А. Кузмичева и контуженого Е. Вучетича (впоследствии известного скульптора).

 А вскоре при выходе из окружения в составе редакции под Великим Новгородом в июне 1942 года Джалиль, тяжело раненный и контуженный, попал в плен («Отказался, от последнего слова отказался друг-пистолет...»), где и началась его антифашистская деятельность в подпольной группе Волго-татарского легиона «Идель-Урал», созданного из числа военнопленных на территории Германии.

(Небезынтересно напомнить, что в первые недели плена поэт содержался в Рождественском концлагере под селом Сиверское Ленинградской области, недалеко от усадьбы Набокова).

 Выданные предателем члены группы были арестованы, а затем казнены. Но даже в берлинских тюрьмах (Моабит, Тегель, Шпандау, Плетцензее), после жестоких пыток и истязаний, поэт продолжил борьбу против врага, создавая свои героические стихи («как волшебный клубок из сказки, песни — на всем моем пути», «я жив, и поэзия не умерла»), ставшие символом стойкости и верности Родине:

Нет, врешь, палач, не встану на колени,

Хоть брось в застенки, хоть продай в рабы!

Умру я стоя, не прося прощенья,

Хоть голову мне топором руби!

Впоследствии, когда на Родину пришло известие о гибели Джалиля и началось выяснение обстоятельств его пленения, борьбы и смерти, чтобы «рассеять черную сеть подозрения, нависшую над именем поэта», инициатор этой работы Гази Кашшаф (которому поэт завещал всё свое литературное наследие) обратился за помощью именно к Фадееву и нашел у него поддержку, так как тот не верил в предательство поэта и «пообещал лично заняться этим делом», читаем у Р. Мустафина.

Фадеев же сообщил Амине, жене поэта, о полученной из Берлина записке Джалиля, а далее обратился с письмом к А. Ерикееву, тогдашнему секретарю Союза писателей Татарии, с предложением начать активное расследовании судьбы поэта.

Затем его эстафету подхватил К. Симонов, которому Г. Кашшаф представил подстрочники стихов из первых, уже вернувшихся в 1946-1947 годах блокнотов «Моабитской тетради». Но тогда организованные поэтом переводы Джалиля для публикации в журнале «Новый мир» не были пропущены цензурой. И только 25 апреля 1953 года, всего через несколько недель после смерти Сталина, в «Литературной газете», редактором которой тогда являлся Константин Симонов, была напечатана первая подборка стихов из «Моабитской тетради» (перевод И. Френкеля, вступительная статья К. Симонова). Поэтому 25 апреля 1953 года по праву считается днем второго рождения Мусы Джалиля.

После этого один за другим стали выходить многочисленные сборники произведений поэта в разных изданиях и разных городах страны как на татарском, так и на русском языках. Первыми были «Моабит дэфтэрлэре» (1953, Казань, Таткнигоиздат, под ред. Г. Кашшафа) и «Из «Моабитской тетради» (1954, М., «Советский писатель», под ред. С. Щипачева).

Можно с уверенностью сказать, что с русскими переводчиками Джалилю повезло. Интерпретацией его стихов занимались в разное время известные поэты (А. Ахматова и Э. Багрицкий, П. Антокольский и С. Маршак, В. Тушнова и М. Львов, И. Сельвинский и А. Тарковский, М. Лисянский и Н. Гребнев) и талантливые переводчики (С. Липкин, М. Петровых, Я. Козловский, С. Северцев, С. Ботвинник и др.). Естественно, что в своей работе они пользовались подстрочниками.

Но затем появились переводы и тех поэтов, кто свободно владел обоими языками. Среди них особенно интересны и ближе всего к подлиннику переводы Б. Зернита, Р. Бухараева, В. Ганиева, владеющего несколькими тюркскими языками, и др.

Вот что вспоминал в 2004 году В. Ганиев о начале работы над стихами Джалиля и значении ее для всей его последующей деятельности:

«Мой первый опубликованный перевод- это перевод с татарского языка: стихотворение Мусы Джалиля «Перед казнью»; публикация состоялась в 1954 году, то есть 48 лет тому назад; нынче я буду вправе праздновать полвека своей работы в области поэтического перевода».

Особенно же примечательна личность еще одного двуязычного поэта и переводчика Джалиля – Рувима Морана. Родом из Одессы, он начинал свой путь в литературе под руководством Э. Багрицкого как один из ярких представителей так называемой южной школы советской поэзии 20-30-х годов. Но после переезда в Москву в 1935 году ему пришлось стать журналистом и военным корреспондентом газеты «Красная звезда». Первые свои корреспонденции он посылал, участвуя в известных событиях на озере Хасан. Начало войны встретил в Ленинграде. Потом был Брянский фронт, откуда он посылал в родную газету очерки, статьи, стихи. Тяжелое ранение – и снова на передовую, и опять – «ни дня без строчки».

В 1948 году Моран был арестован по делу Еврейского антифашистского комитета и провел 7 лет в сталинских лагерях.  «Убежищем» для него после освобождения, по собственному признанию,  стали переводы с татарского. Но, в отличие от других переводчиков, он поставил своей целью не пользоваться подстрочниками, а овладеть татарскими языком в совершенстве, с чем блестяще и справился.  Он перевел произведения многих татарских поэтов: Г. Тукая, Х. Туфана, С. Хакима, Ш. Галиева и др. Из Джалиля — более 10-ти стихотворений, в основном написанных поэтом на Волховском фронте. Среди них есть и любовная («Синеглазая озорница», «Любовь», «Латифе», Снежная девушка»»), и фронтовая лирика («Каска», «Твоя доля», «Перед атакой»), стихи о дочери («Когда она росла», «Сон в тюрьме») и элегические размышления о судьбе и дружбе («Расставание», «Одинокий костер»).

Приведем отрывок из замечательного перевода Р. Мораном известного стихотворения Джалиля «Сон в тюрьме»:

Дочурка мне привиделась во сне.
Пришла, пригладила мне чуб ручонкой.
— Ой, долго ты ходил! — сказала мне,
И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,
Я крошку обнимал, и сердце пело.
И думал я: так вот ты какова,
Любовь, тоска, достигшая предела!

Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме,
И камера угрюмая все та же,
И те же кандалы, и в полутьме
Все то же горе ждет, стоит на страже

 Рувим Моран часто приезжал в Казань, дружил со многими татарскими поэтами. За свою работу над их переводами получил звание заслуженного работника культуры Татарской АССР. Именно в Казани в 1968 году, благодаря помощи Сибгата Хакима, ему удалось напечатать небольшой сборник «Выбор», где рядом с переводами из татарской поэзии увидели свет и его собственные оригинальные стихи (после долгих лет их замалчивания).

Как справедливо пишет М. Сафин, автор статьи «Татарский язык – в утешение и в награду» (журнал «Идель», 17 февраля 2020 г.): «Имя переводчика живет, пока публикуют его переводы. И если встретятся вам строки с упоминанием «перевода Р. Морана», то вспомните этого талантливого человека, полюбившего чужой язык и сделавший его своим».

Но первые переводы произведений М. Джалиля на русский появились еще до войны, в московский период его жизни. И об этом мало что известно. Можно только найти краткие сведения о том, что еще в 1935 году в Москве вышел его сборник «Стихи» (Гослитиздат, в авторизованном переводе А.Миниха). А еще ранее, в 1931 году, в Москве, в «Альманахе художественной литературы тюркских народов» (под ред. И.Н. Бороздина) было опубликовано стихотворение «Мать батрака» (в переводе А. Чачикова). Больше нигде фамилии этих переводчиков Джалиля в обширной на сегодняшний день литературе о поэте не встречаются.

Но вот что можно прочитать в последней публикации известного исследователя литератур народов Советского Союза П.А. Бороздиной, доцента ВГУ, недавно ушедшей из жизни в 96 лет, под названием «Подвиг дружбы. Гази Кашшаф и Муса Джалиль. История двух автографов» (журнал «Берегиня - 777 - Сова», Воронеж, 2015, № 1(24):

«Впервые о татарском поэте-герое я узнала в апреле 1953 года, когда прочитала в «Литературной газете» подборку его стихов. В этот же день мой муж, ученый-историк и известный в прошлом литературовед и общественный деятель, профессор Илья Николаевич Бороздин (считавшийся одним из «первооткрывателей татарской культуры», по словам поэта А.Ерикеева – И.А.) показал мне «Альманах художественной литературы тюркских народов», изданный под его редакцией в 1931 году, где был опубликован перевод стихотворения Джалиля «Мать батрака», осуществленный А. Чачиковым. Возможно, это была первая публикация его стихов на русском языке, хотя в это время он был уже достаточно популярным поэтом. Илья Николаевич рассказал, что включить это стихотворение в «Альманах» ему посоветовал его друг, выдающийся общественный деятель и крупный татарский писатель Галимджан Ибрагимов».

Меня очень заинтересовали эти воспоминания, так как мне тоже довелось держать в руках «Альманах», о котором идет речь. Где-то в конце 80-х годов я приезжала в Воронеж по приглашению Полины Андреевны Бороздиной как ее коллега (тоже читавшая в те годы курс «Литературы народов СССР» в Казанском университете в полном его объеме, а не по региональному принципу). Она готовила тогда к изданию свою уникальную монографию «Очерки литератур народов СССР» (вышла в 1991 году) и предложила мне быть ее редактором. Зашла речь и о татарской литературе, и о Г. Кашшафе (замечу, мы с ним работали на одном факультете), и о М. Джалиле. В ходе нашей беседы Полина Андреевна достала с какой-то дальней полки в сохранившемся кабинете мужа «Альманах» и показала мне. Очень жалею сейчас, что не рассмотрела в то время его внимательно.

И вот сейчас, в продолжении разговора о первых переводах Джалиля на русский язык, удалось несколько прояснить историю публикации «Матери батрака» в «Альманахе». Дело в том, что И.Н. Бороздин, известный археолог, ученый-востоковед, тюрколог, знаток восточных литератур, в 1928-1929 годах по поручению Москвы возглавил первые раскопки, начавшиеся в Иске-Казани, казанском кремле и Булгарах. Тогда он познакомился со многими татарскими учеными и писателями, в том числе и с известным прозаиком Г. Ибрагимовым, с которым потом переписывался.

А несколько раньше, в 1925 году, молодой комсомольский поэт М. Джалиль навестил больного Г. Ибрагимова, произведения которого хорошо знал, в Ялте и получил от него в подарок авторский сборник статей «О пролетарской литературе» (изданный в 1924 году в Москве). На внутренней стороне обложки красивыми арабскими буквами написано: «На память молодому поэту, товарищу Мусе Джалилю. Галимжан Ибрагимов, 1925, февраль» (книга с автографом хранится в библиотеке Джалиля в его казанском Музее-квартире). Поэтому, вероятно, именно стихи Джалиля, которые тот читал своему старшему товарищу по перу, ему понравились, и Г.Ибрагимов рекомендовал их редактору-составителю И.Н. Бороздину к публикации в «Альманахе».

Но по-прежнему ничего не было известно о переводчике стихотворения – А.Чачикове, равно как и о другом – А Минихе, что было особенно интересно, так как последним был переведен целый сборник, да к тому же перевод значится как авторизированный. Кстати сказать, такой у Джалиля оказался единственным, что особенно ценно. Только в результате упорных поисков удалось выяснить, кто же были эти люди и почему в дальнейшем они не обращались к переводам татарского поэта.

Александр Миних (настоящая фамилия – Маслов Александр Викторович) в предвоенные годы был известен как «самобытный, своеобразный поэт» и переводчик, широко печатался в газетах и журналах. О нем сказано несколько слов в «Воспоминаниях» В. Шаламова, где автор упоминает о встречах поэта с А. Грином. В 1931 году успел издать единственный сборник стихов «Лицо профессии: стихи 1928-1930 гг.».

Сдружившись в Москве с Джалилем (который был всего на 3 года младше), он выполнил перевод его стихов. И в 1935 году вышла первая книга татарского поэта на русском языке (в нее вошли стихи: «На заводе Орлес», «Из дневника студента», «Комсомольцам», «Песня девушки-рыбачки», «Пожар», «Путевые заметки», «Утро», «Шаланда №24»). Авторизация же перевода вполне очевидно свидетельствует о том, что Джалиль его одобрил.

В начале войны А. Миних ушел добровольцем в народное ополчение, в знаменитую «писательскую роту», созданную из числа московских писателей, и пропал без вести осенью 1941 года в жестоких боях под Вязьмой, которые называли «мясорубкой».

Александр Михайлович Чачиков (Сандро Чачикашвили) – поэт старшего поколения, футурист, друг Бурлюка, Крученых, Городецкого. Участвовал в Первой мировой войне и писал о ней стихи. Выступал как сценарист, поэт (автор нескольких сборников), драматург, переводчик поэзии национальных поэтов (чувашских, мордовских, коми, зырян, дагестанских). В 1933 году вышел в свет авторский сборник его переводов «Семь республик». Очевидно поэтому И.Н.Бороздин и предложил ему сделать переводы для «Альманаха художественных литератур тюркских народов». В том числе было переведено и стихотворение М. Джалиля, оказавшееся, по всей видимости, ПЕРВЫМ его произведением, опубликованным на русском языке.

Как и А. Миних, А. Чачиков добровольно записался в народное ополчение в первые дни войны, хотя ему было уже под 50 лет, оказался в той же «писательской роте» и погиб от пули всего на третий день пребывания на фронте.

 Оба они, как видим –  из «тех, кто принял смертный бой», но оказался забыт. Хотя их имена значатся на памятной доске в Центральном Доме литератора в Москве: «Московские писатели, погибшие в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.».

Удивляют те переклички, которые мы видим в судьбе поэта и его первых переводчиков на русский язык: все они – поэты, активно заявившие себя перед войной, добровольцами ушли на фронт в самом ее начале и погибли. Но пророческими оказались стихи из «Оды грядущему» А. Миниха, написанные еще в 1923 году:

Лет через двадцать так и я уйду,

Как малые или большие люди.

Но и в две тысячи двадцать втором году

О наших днях всё славной память будет.

Так взвесится на правильных весах 

Все то, за что мы гибли в лютом споре,

И в этих самых, может быть, стихах

Найдет печать высокого историк.

Да, можно сказать, что русские переводчики Джалиля дали ему вторую жизнь после смерти, но это стало его бессмертием. Подобно вольной пташке, вырвавшейся из тюрьмы на волю и обретшей новые, могучие крылья, его поэзия разлетелась по всему свету.

 Вернуться на родину стихам Джалиля помогали люди разных национальностей, и «прилетели» они из разных стран. Татарин и бывший легионер Габбас Шарипов вынес их из Моабитской тюрьмы по просьбе поэта, а потом в лагере во Франции передал своему земляку Нигмату Терегулову, откуда тот и привез их в Казань. Бельгийский участник Сопротивления Андре Тиммерманс, сидевший в одной камере с Джалилем, спас еще один блокнот поэта со стихами и в 1946 году отправил в советское посольство в Брюсселе. В том же году турецкий подданный Казим Миршан, татарин по национальности, навещавший поэта в тюрьме, принес в посольство Советского Союза в Риме еще одну тетрадь Джалиля (судьба которой пока не известна, но может быть найдена в архивах СМЕРША, как полагают исследователи). Бывший итальянский солдат Р. Ланфредини в своих воспоминаниях (присланных Р.Мустафину и переведенных на русский Альбиной Александровной Лейно, преподавателем итальянского языка Казанской консерватории) рассказал о последних днях жизни поэта в тюрьме Плетцензее, где он находился в одной камере с Джалилем перед его казнью.

 И эти спасенные стихи сегодня звучат более чем на 60-ти языках народов мира, потому что несут в себе общечеловеческой и гуманистический смысл. Добавим, что преимущественно их переводы осуществлялись именно через посредство первоначальных русских переводов.

Мне воочию самой удалось понять и почувствовать, чем же привлекал татарский поэт читателей в других странах. В начале 80-х годов, когда я работала преподавателем русской литературы в Ханойском университете Вьетнама, мне довелось одновременно консультировать вьетнамских переводчиков издательства «Ван Хок» («Иностранная литература»), где я и познакомилась с первыми переводчиками Джалиля на вьетнамский язык – Ань Чуком и Тхюи Тоаном. Хотя оба они хорошо владели русским (учились в Советском Союзе), но, узнав, что я из Казани, дотошно стали расспрашивать о татарах, жизни поэта, его семье, татарской литературе, чтобы лучше понять стихи Джалиля, над переводами которого они (пользуясь русскими изданиями) как раз и работали в это время. По их словам, в произведениях поэта их поразили невиданная стойкость духа и мужество, любовь к Родине, к своим родным и ко всем людям, сочетание трагического и лирического начал с юмором.

 «Впервые я услышал о Джалиле в конце 50-х годов, когда учился в Москве. Я искал его книги, брал их в библиотеке, – вспоминал Тхюи Тоан, – почти все стихи из «Моабитской тетради» я переписал от руки ночами, а потом привез с собой во Вьетнам и начал постепенно переводить».

И. Андреева. «Вьетнам читает Джалиля. Письмо из Ханоя». «Советская Татария», 12.01.1984

Тогда оба переводчика перевели уже целый ряд стихотворений Джалиля, а потом мы подготовили сборник избранных его произведений, где была и вступительная статья о жизненном и творческом пути поэта. Поздее в письмах вьетнамские друзья мне сообщили, что сборник Джалиля был издан и получил широкий отклик. И это понятно: стихи татарского поэта-героя оказались созвучны душе вьетнамского народа, который 30 лет вел войну Сопротивления против иноземных колонизаторов и агрессоров.

 В завершение скажем о том, что и сегодня стихи Джалиля не утратили своего современного звучания. Сегодня мы воочию увидели, чем обернулся неофашизм для Европы (появился даже такой термин – «еврофашизм»).

В этой связи хочу напомнить стихотворение поэта «В Европе весна», которое почти не цитируется. Написанное на Волховском фронте в 1942 году, в разгар тяжелых боев с фашистами, оно звучит на удивление оптимистично и в то же время предостерегающе напоминая современной Европе о том, что ей пришлось пережить и кто ее спасал:

 В ЕВРОПЕ ВЕСНА

Вы в крови утонули, под снегом заснули,
Оживайте же, страны, народы, края!
Вас враги истязали, пытали, топтали,
Так вставайте ж навстречу весне бытия!

Там, где ветер фашистский пронесся мертвящий,
Там завяли цветы и иссякли ключи,
Смолкли певчие птицы, осыпались чащи,
Оскудели и выцвели солнца лучи.

В тех краях, где врага сапожищи шагали,
Смолкла жизнь, замерла, избавления ждя.
По ночам лишь пожары вдали полыхали,
Но не пало на пашню ни капли дождя.

В дом фашист заходил — мертвеца выносили.
Шел дорогой фашист — кровь дорогой текла.
Стариков и старух палачи не щадили,
И детей людоедская печь пожрала.

О таком исступленье гонителей злобных
В страшных сказках, в преданьях не сказано слов.
И в истории мира страданий подобных
Человек не испытывал за сто веков.

Как бы ночь ни темна была — все же светает.
Как зима ни морозна — приходит весна.
Эй, Европа! Весна для тебя наступает,
Ярко светит на наших знаменах она.

Этой солнечной, новой весны приближенье
Каждый чувствует чех, и поляк, и француз.
Вам несет долгожданное освобожденье
Победитель могучий — Советский Союз.

Скоро будет весна…
В бездне ночи фашистской,
Словно тени, на бой партизаны встают…
И под солнцем весны — это время уж близко! —
Зиму горя дунайские льды унесут.

И живая надежда разбудит мильоны
На великий подъем, небывалый в веках,
И грядущей весны заревые знамена
Заалеют у вольных народов в руках.

 (Перевод  В.Державина)

 Обратило на себя внимание название одной из недавних статей о Джалиле: «Муса Джалиль — наше Русское все». Ее автор переиначил здесь известное выражение критика А. Григорьева о Пушкине. Но тем самым он невольно связал татарского поэта и с Пушкиным, и с русской литературой, а еще и с литературой всей нашей России, о чем можно и нужно еще многое сказать и написать в дальнейшем.

Санкт-Петербург

 2022 год

Читайте в «Казанских историях»:

Муса Джалиль: «Песни — на всем моем пути»

Муса Джалиль: «Песни всегда посвящал я отчизне, Ныне отчизне я жизнь отдаю»

Подозревается Муса Джалиль

Две оперы об одном человеке: Муса Джалиль и Назиб Жиганов