Цитата
<...> Казань по странной фантазии ее строителей – не на Волге, а в 7 верстах от нее. Может быть разливы великой реки и низменность волжского берега заставили былую столицу татарского ханства уйти так далеко от Волги. Впрочем, все большие города татарской Азии, как убедились мы во время своих поездок по Туркестану, – Бухара, Самарканд, Ташкент, – выстроены в нескольких верстах от берега своих рек, по-видимому, из той же осторожности.
Е.Марков. Столица казанского царства. 1902 год
Хронограф
<< | < | Ноябрь | 2024 | > | >> | ||
1 | 2 | 3 | |||||
4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | |
11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | |
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | |
25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 |
-
1954 – Состоялось торжественное открытие памятника студенту Владимиру Ульянову, приуроченное к празднованию 150-летия Казанского университета
Подробнее...
Новости от Издательского дома Маковского
Погода в Казани
Фотогалерея
Наш голос ― за Бориса Вайнера
- 01 апреля 2024 года
Среди номинантов Государственной премии РТ имени Габдуллы Тукая в 2024 году ― поэт Борис Вайнер. Мы решили напомнить об этом замечательном человеке именно сегодня, 1 апреля. Поскольку одна из граней его творчества ― юмор.
«Казанские истории» уже рассказывали о Борисе Вайнере («Полотенце в семь цветов» от Бориса Вайнера). Сегодня решили разместить на сайте публикацию Наталии Беспаловой в журнале «Татарстан», в апрельском номере 2005 года, под рубрикой «Секреты казанских кухонь», а также вспоминания Бориса Григорьевича о работе в редакции газеты «Вечерняя Казань», опубликованном в печатном альманахе нашего издания, увидевшего свет в 2018 году.
Это наш знак конкурсной комиссии Тукаевской премии ― наш голос за Бориса Вайнера!
Любовь к трем поросятам
Весна ― удивительная пора, когда, не наступая на горло собственной песне, то есть оригинальности, легко и радостно примиряешься с банальностью бытия. Потому как весенняя банальность есть часть великой мистерии перехода от смерти к жизни, за что ей прощается многое, если не все. Подобным расположением человека пользуется разве что любовь. Может быть, поэтому между весной и любовью испокон века ставится знак тождества.
Не будем оригинальничать. Поплывем по течению. Прогуляемся по апрелю.
Доверимся незабвенному Михаилу Афанасьевичу Булгакову, воскликнувшему четырнадцатого числа весеннего месяца нисана: «За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!».
― Только не это! ― восклицает мой визави. ― Там (имеется в виду у Булгакова, в «Мастере и Маргарите» ― Н.Б.) с человеком, который олицетворял любовь, поступили очень нехорошо...
Вот и приплыли!
Увы, сбивание журналиста с ритма на самом важном месте (а именно ― перед церемонией представления гостя широкой публике) так же наказуемо, как и инициатива! Посему я беру тайм-аут для восстановления хватки, а гость пусть отдувается сам...
СТИХИ О САМОМ СЕБЕ
Мистер Вайнер ― чудное творенье:
Он в краю парадоксов возрос.
Он дитя озорное Сомненья
И скорее Курьёз, чем Серьёз.
Жизнь свою посвятил он всецело
Сочиненью смешной чепухи.
Никогда не бывал на Сейшелах,
Но сейшельские пишет стихи.
...Он охотно гуляет на рынке
Средь хурмы, винограда и роз.
Не умеет играть на волынке,
Но волынить большой виртуоз.
Гости в доме у Вайнера редки,
И судачат соседи тишком,
Что не примет он даже таблетки,
Если мало с таблеткой знаком.
Перевожу. Борис Григорьевич Вайнер ― главный редактор детского журнала «Зонтик», член Союза журналистов, а также Союза писателей Татарстана и России, драматург, поэт, композитор, бард, автор восьми книг, лауреат премии «Артиада России» (1996 год), сатирик и юморист.
Прошу обратить внимание на одно обстоятельство: автор приведенных выше строк мимоходом замечает, что написаны они в соавторстве с неким Эдвардом Лиром, ровесником войны 1812 года! И это не единственная странность, замеченная за нашим героем. Поэтому призываю вас, уважаемые читатели, соблюдать надлежащие меры безопасности, из контекста не выпрыгивать и от текста надолго не отрываться.
Как и большинство юмористов, с виду Борис Григорьевич ― человек серьезный и где-то почти мрачный. Чем вводит в заблуждение даже тех, кто знаком с ним не первый год. Купишься на серьезную мину, потеряешь бдительность и в момент станешь мишенью вайнеровского остроумия. Вот, скажем, не успела я расположиться с комфортом для проведения длительной и плодотворной беседы, как получила «шпильку».
― Это что, привычка, выработанная в процессе общения с VIP- гостями? ― хмуро вопросил БГ, наблюдая за тем, как я усаживаюсь.
Смешно... Если учесть, что устроилась я ― на правах старой знакомой ― почти у ног хозяина квартиры, на ковре.
Проглотим. Тем более, что Борис Григорьевич не церемонится и с героями собственных произведений. Человек, столь категорично отказавшийся выступить в роли жертвы любви, пусть даже и по Булгакову, коварно и изощренно расправляется со своими детищами, выдавая результаты личных творческих экзекуций за плоды русского фольклора. К таковым автор причисляет, например, песню «Лунатики», написанную им в стиле деревенского шансона. Цитирую.
Полюбила я лунатика, полюбила я печаль,
Погулять его, касатика, так и тянет по ночам.
А куда дружок захаживал, целовал ли кто его ―
Не старайся, не выспрашивай: он не помнит ничего.
А потом, как лето позднее, и моя пришла пора,
Потянула ночка звездная прогуляться со двора.
Где ходила до рассвета я, целовал ли кто меня ―
Не старайся, не выведывай: ничего не помню я.
Ой ты цветик мать-и-мачеха, ой ты месяц ясный май,
Жили-были два лунатика, кого хочешь выбирай.
Ой вы шишечки латунные, опустелая кровать ―
Разошлись дорожки лунные, нам друг дружки не видать.
Так и бродим по отдельности под совместною луной,
Что из чистой светит вредности и над ним, и надо мной.
Ой законы тяготения ― вас попробуй одолей!
Хоть бы лунное затмение приключилось поскорей!..
Следует заметить, что господин Вайнер прикрывается не только английской изгородью и русским плетнем, он не брезгует и японской ширмой. Сейчас Борис Григорьевич готовит к изданию две детские книжки. Одна из них написана в экзотическом для наших мест жанре хайку.
Хайку переводится с японского как «песня» и представляет собой трехстрочие. Когда-то, поделился знаниями Борис Григорьевич, жители Страны восходящего солнца устраивали поэтические турниры. Состязание вроде нашего буриме. Только последнее «плетется» с помощью рифмы, а японцы как истинные философы, игнорирующие мелкие условности, нанизывали свои перлы на тематический стержень. Именно из этих групповых полотен впоследствии вычленились хайку ― трехстрочия как вполне законченные произведения. Поначалу они были исключительно комическими. Впоследствии приобрели лирическую
окраску и сохраняют таковую по сей день.
― Школьных хайку, ― говорит гость нашей рубрики, ― в российской литературе практически не встречается. Я знаю лишь одного человека, который писал детские хайку ― сценариста «ОСП-студии» Леонида Каганова. Но у него это пародии на советские детские стихи. У меня же совсем иное... Поскольку я родился почти в Японии, мне захотелось представить, как бы писал в этом жанре наш, российский школьник, шести- или семиклассник.
Действительно, наш герой появился на свет на краю земли ― на одном из островов Курильской гряды, а именно, на Итурупе. Для того, чтобы это случилось, массе его предков пришлось сорваться с насиженных мест. В частности, будущая мама Бориса Григорьевича, Ида Иосифовна, закончившая перед самой Великой Отечественной войной Одесский мединститут, отправилась по распределению на Дальний Восток, где к тому времени уже жил и работал будущий отец нашего героя Вайнер-старший, начинающий юрист. Его путь в эти края был более заковыристым. Еще во время первой мировой он вместе с родителями мигрировал из Прибалтики на Волгу, в наши края, а уже потом в качестве молодого специалиста оказался на Дальнем Востоке.
Иллюстрации из журнала
Об Итурупе у писателя остались смутные воспоминания (Борис покинул остров вместе с семьей в весьма юном возрасте), что, похоже, только подогревает его тягу к японской культуре. Однако и сие обстоятельство господин Вайнер стремится стыдливо прикрыть чужой личиной: на обложке книги в жанре хайку в качестве автора будет фигурировать некто Васё.
― Авторство принадлежит воображаемому школьнику, ― объясняет Борис Григорьевич. ― Он накатал больше сотни хайку, 77 из которых я включил в книжку. Есть среди них и произведения о любви. Но поскольку это тинейджер с менталитетом Вовочки, то и свои симпатии он выражает специфическим образом.
― Неужто пошлит?
― Нет, до пошлости он не опускается, ― полагает господин Вайнер. ― Я и сам этого не люблю и считаю, что «автор» грань фола не переходит. Впрочем, люди бывают разные. Не исключено, что у кого-то на сей счет сложится иное мнение. Но я так не думаю, иначе б не писал.
Добавим, что на самом деле «автора» зовут Вася. Псевдоним Васё появился как подражание Басё ― самому известному исконно японскому поэту. Сам Борис Григорьевич отвел себе скромную роль переводчика.
Так чем же дышит современный школьник в стиле хайку? Да тем же, чем и его собратья по несчастью во все времена и эпохи...
Желтые листья
В окна тюрьмы ветерком занесло...
В школу пора.
Фиги водятся только
В тропиках. И у Петровой в кармане.
Если взаймы попросить.
Видел случайно:
Химичку физрук целовал.
Тоже ведь люди.
Стою у доски,
А Дашка все глазки мне строит.
Ну время нашла.
Капнула птичка
Мимо директорской шляпы...
Мазила.
― Борис Григорьевич, объясните, пожалуйста, с какой стати вас тянет то в женские одежды рядиться, то школьную форму напяливать? Это что, влияние японского театра кабуки: у них там мужики вечно за всех отдуваются?..
Нет, господин Вайнер к искусству кабуки не тяготеет, хоть к театру отношение имеет и самое непосредственное. Во-первых, в свое время он окончил режиссерское отделение при Казанском пединституте. Во-вторых, является автором ряда пьес, к чему мы еще вернемся. Просто...
―У детского писателя, как известно, два возраста, ― говорит наш герой. ― В одном, физиологическом, он пребывает здесь и сейчас, во втором ― пишет. Что же касается «женских» песен... Я думаю, что поэт ― это человек, который, если можно так выразиться, транслирует...
― Вы поклонник идеи Вернадского о существовании ноосферы?
― Я бы этого не сказал. Но иногда не могу объяснить, что и откуда берется. Есть у меня, например, песня «Незабудка». Единственная блатная. Точнее, пародия на блат. Задумывалась она как история о провинциальной девушке. И вдруг откуда-то «вылезает» мужичок. Странный такой тип, с готовой «легендой»: неудачно подломил коммерческий ларек, за что был сослан на «химию». Шпана, в пиджаке на голое тело. Откуда он вылез, не знаю. Когда пишешь, иногда получается совсем не то или не совсем то, что задумывал.
― Продолжение эпопеи о трех поросятах из числа таких творений?
―В определенной мере, ― считает автор.
Первая проба драматургических сил пришлась на пору его юности. Тогда была написана научно-фантастическая пьеса, которая по ряду причин сразу же отправилась в дальний ящик стола, где до сих пор, надо полагать, и отлеживается под названием «Универсальный звукосниматель». Вслед за рукописью в дальний ящик Борис Григорьевич сунул и сам литературный жанр: никаких пьес не писал, если не считать таковыми сценки для эстрады.
― А как-то ко мне обратилась Женя Кузнецова, ― вспоминает писатель. ― Она тогда работала завлитом в Качаловском театре, сейчас ― помощник Галины Волчек (художественного руководителя, режиссера и актрисы московского театра «Современник» ― Н.Б.). Попросила переделать пьесу «Белоснежка и семь гномов», написанную некогда Олегом Табаковым и Львом Устиновым.
Это нормально: пьесы периодически освежаются. С них сдувают «пыль веков» и придают им налет современности. Кажется, это самое американцы и называют римейком. Впрочем, в российском кинематографе тоже есть прецеденты. Например, любимый киношедевр «Обыкновенное чудо», снятый по сценарию Марка Захарова им же самим, есть новая версия фильма, сделанного по пьесе Евгения Шварца. Борис Григорьевич обновил «Белоснежку» почти на треть, написал к пьесе с десяток песен, и она, превратившись в мюзикл, несколько лет шла на сцене казанского Качаловского театра. С этого и началось новое обращение к драматургии.
― Пару раз, ― вспоминает БГ, ― на концертах в Доме актера мы встречались с Людмилой Александровной Дьяченко, режиссером Казанского театра кукол, которая живо интересовалась, почему я не пишу пьес и для них. Когда у меня возникла некоторая пауза в делах, небольшая, я подумал: а действительно, чего это я для них не пишу? Взял и предложил свои услуги. Первое, что заказал мне театр, были «Три поросенка»...
И вот тут во весь рост встает тема любви, отмечает Борис Григорьевич, поскольку автор ввел в действо девочку-поросенка. Ее зовут Нюся. Трое братьев наперебой ухаживают за Нюсей. По-своему, разумеется, в уже известном нам стиле а-ля Вовочка: ставят бедняжке подножки, за косичку дергают... Зато когда ее крадет злой и жадный Серый Волк, дружно, как в сказке, бросаются ее спасать и в том преуспевают. Из чего следует, подсказывает Борис Григорьевич, что это есть настоящая любовь.
― Вслед за «Тремя поросятами» я написал пьесу «Мистер Никто» ― это уже была моя идея ― по мотивам рассказов Рэя Бредбери. Получился ужастик, но с хэппи-эндом, массой песен и балетными номерами... Сейчас мюзикл идет в том же кукольном под названием «Сказка волшебной ночи». Потом была «Алмазная гора» по мотивам татарских народных сказок. Планирую взяться за «Маугли» Киплинга...
Увлечение драматургией оказалось столь заразительным, что в создание пьес включилась и жена Бориса Григорьевича. И не в качестве подмастерья, а как самостоятельная творческая единица.
Туг, по закону жанра, самое время поинтересоваться, а кто у нас жена и не превратит ли она забредших на огонек поклонников «Казанских кухонь» в крыс или лягушек. Ну, это вряд ли. Вот в белых ворон может. Потому как супруга господина Вайнера ― поэтесса, член Союза писателей Татарстана Наиля Гарифзяновна Ахунова ― вот уже семь лет является патронессой литературного объединения «Белая ворона». Под ее началом многие казанцы, нынешние и бывшие, оттачивали и продолжают оттачивать свои поэтические перья, становясь признанными мастерами слога и рифмы, лауреатами всяческих конкурсов и просто поэтами. Литобъединению госпожа Ахунова обязана, кроме всего прочего, огромной коллекцией игрушечных ворон, которых ей увлеченно дарят все знакомые.
Кроме ворон, а также мадемуазелей Эрато, Эвтерпы, Каллиопы, Мельпомены, Полигимнии и Талии (олимпийских муз любовной поэзии, музыки, эпической поэзии, трагедии, песни и комедии ― Н.Б.), в доме творческой четы водятся и более приземленные существа. Например, приблудившийся полгода назад кот Лёлик, к настоящему моменту занявший место главы семьи. Дочь Ида (учится за границей, посему наведывается периодически) ― девушка необычайно и разносторонне талантливая и при этом, пожалуй, наиболее здравомыслящий и практический человек в семье. Если мама «расшивает бисером дождя серый шелк реки...», то дочь к тому же лихо управляется с обычными крючком да спицами, иголками и нитками. Недавно одарила папу кашне, а маму роскошным палантином собственной ручной работы.
― В бабушек пошла, ― уверена Наиля Гарифзяновна. ― Кстати, в честь их обеих мы дочь и назвали. Маму Бориса звали Идой, а мою зовут Шаидой.
Стоит заметить ― случай-то неординарный! ― в роду Вайнеров- Ахуновых пятеро членов Союза писателей. Двоих мы уже знаем. И все-таки супруги не обидятся, если на первое место мы поставим отца Наили, народного писателя Татарстана, академика Гарифа Ахунова. Увы, уже покойного. Не этим ли печальным фактом навеяны грустные думы его дочери:
Когда-то я себе казалась
Веселым майским листиком на ветке,
Удачно вписанным в весенний окоем,
Совсем как у Иванова.
Сейчас же из последних сил
Цепляюсь за родную ветку
И вниз взглянуть боюсь,
Где палая листва...
Мама и брат Наили Гарифзяновны ― тоже литераторы со стажем. Шаида ханум, правда, уже отошла от дел. А вот брат Рашит сейчас пишет роман, который, по мнению младшей сестры, наверняка станет явлением в мире современной прозы.
Что касается хозяйки «Белой вороны», то ей более свойственно проявлять себя посредством рифмы. Муза ее лирична, носит шляпки с черной вуалью и прячется от будней «в скорлупке спасительных снов».
Борис и Наиля с готовностью подставляют друг другу плечо. Он ведет мастер-классы в ее объединении, она в качестве зама редактирует его «Зонтик». Он остужает ее чересчур пылкие фантазии, она подогревает его честолюбие. И оба ― прямо как школьники ― «переписываются»: посвящают друг дружке стихи и песни.
Надо сказать, что в последнем жанре «юморной» Вайнер открывается с несколько неожиданной стороны...
«Актрисою немого кино она глядит в ночное окно. Туман под нею, как молоко, и так ее дыханье легко, как будто все мосты сожжены, как будто все ответы даны ― и нечего, и некого ждать, и все равно, когда умирать. А я ― простой прохожий внизу, я тоже свою ношу несу. Дела мои, как водится, швах, и горечь у меня на губах, и горе у меня за плечом, и что на этом свете почем, забыть не в силах сердце мое ― и нечем мне утешить ее. Она так безнадежно юна, любовь и кровь рифмует она, людского не боится суда и часто говорит «никогда» ― что было бы, наверно, смешно, когда бы перед ней не окно; окно, что распахнулось уже навстречу одинокой душе. Над небоскребом ангел кружит, у ангела задумчивый вид. Он, в сущности, мужик неплохой, но у него с утра выходной. И молча смотрит с горных высот незримый и незнаемый тот, кому известно очень давно, чем кончится наше кино».
Что-то мне подсказывает, что нынче «кино» обойдется без ритуальных литературных жертвоприношений. Может, весна нашептывает... Может, психологи наущают, что все осознанное нами теряет разрушительную силу...
И сие вселяет оптимизм, который, как заметил господин Вайнер, есть производная от веры. А не это ли есть признак настоящей, верной, вечной любви?
Прекрасный повод вкусить нечто особенное - вроде амброзии.
Борис Вайнер:
Это был для меня некоторый образец, модель
В «Вечернюю Казань» я пришёл осенью 1978 года. Насколько мне известно, Гаврилову меня рекомендовал Володя Рощектаев. Писал я в основном на темы городского хозяйства, поскольку именно в этом отделе под началом Нила Халиловича Алкина практически всё время и работал. Моими направлениями были также медицина, субботние фельетоны и раздел сатиры и юмора.
Конечно, «Вечерка» была для меня некоторым образцом, моделью. Не случайно я затем полтора десятка лет выпускал и редактировал детские журналы – «Зонтик» и «Будильник» – и подготовил к печати множество книг других авторов, в том числе не в пример моим серьезных.
В разделе юмора «Вечерки» нередко присутствовали московские авторы. У некоторых из них было обыкновение вставлять в рассказ – «для прикола» – имя какого-нибудь приятеля из писательской или иной близлежащей тусовки. И однажды мы опубликовали юмореску Нурали Латыпова, известного участника телеигры «Что, где, когда?». В ней описывался автобус, где один из пассажиров, некий кандидат наук Владимир Бампер (имя условное – Б.В.), вел себя грубо – толкал соседей и пр. Я понятия не имел, что этот персонаж – реальный москвич.
Как только газета с рассказом вышла, в Казани обнаружился человек по фамилии Бампер. Мало того – Владимир Бампер. Мало того – кандидат наук Владимир Бампер. Мы сообщаем ему, что Нурали живет в Москве и не может его знать.
Тогда В. Бампер переключается на меня, решив, что у Латыпова отрицательный герой, видимо, носил иное имя, а его собственное в газету по неизвестной причине вставил я. И он подает на меня жалобу и даже грозится написать на имя очередного съезда КПСС...
А разрешилась ситуация так: мы попросили нашу сотрудницу Таню Нурдинову, уезжавшую в это время в столицу, попасть на передачу и взять с Нурали письменное объяснение. Получив бумагу с автографом знатока, жертва совпадения посчитала наконец инцидент исчерпанным...
Всегда разрывался между журналистикой и литературой. И хотя первую никогда не забывал, вторая всё же победила: в 1989-м я ушёл «на вольные хлеба». Выпускал книги, главным образом для ребят, редактировал детские литературные журналы «Барабашка», «Зонтик», «Будильник».
Писать стихи и прозу (не считая школьных «проб пера») стал довольно поздно – около тридцати лет. Как и многие детские авторы, начинал с взрослой юмористики. С произведениями для детей публиковался в «Весёлых картинках», «Колобке», «Мурзилке», «Трамвае», «Простоквашино», «Огоньке» и других журналах. Автор нескольких десятков книг, среди которых «Удивительный волк» (1994), «Ни капельки не страшно» (2001), «Нинзя из Самураевки» (2006), «Школьные хайку» (2006), «Мокрые стихи» (2013) и др., а также множество обучающих изданий.
Переводчик с английского и татарского. Сочинил немало песен для взрослых и детей – как тех, где моему перу принадлежат и текст, и музыка, так и написанных в соавторстве (с композиторами Гр. Гладковым, А. Лукьяновым, Л. Любовским, В. Харисовым и др.). Есть у меня и песни на стихи других поэтов, от В. Ходасевича и У. де ла Мэра до казанцев Сергея Малышева и Людмилы Улановой.
Первый авторский альбом, «Лунатики», появился в 2004 году. Около полусотни песенных текстов вошли наряду со стихами и переводами в единственную мою на данный момент поэтическую книгу для взрослых читателей – «Оловянный, деревянный и стеклянный» (2009).
Как драматург пишу преимущественно пьесы-сказки («Новая история Трёх Поросят», «Сквозь цветное стекло», «Алмазная гора», «Цветик-семицветик» (ремейк волшебной истории В.Катаева), «Сказка о пропавшей музыке» и др.). Пьесы поставлены в Татарском государственном театре кукол «Экият» («Сказка»), а также в Оренбурге, Бугульме, Астрахани, Томске и других городах России и ближнего зарубежья. По моим сценариям снимались сюжеты киножурнала «Ералаш».
Главного Учителя у меня не было. Хотя вообще-то я учился у многих людей. Когда-то, лет сорок назад, московский детский поэт Игорь Мазнин подсказал мне одно прилагательное для стихотворной строчки – и я до сих пор ему благодарен, не только за это словечко, но и за урок точности, без коей профессиональный литератор немыслим.
А вот человека, без которого я определенно бы не стал на писательскую стезю, я назвать могу. Это казанский журналист и поэт Евгений Кириллович, мой друг и сосед по школьной парте. Мне было четырнадцать, Жене пятнадцать. Каждый день после уроков мы, прежде чем пойти по домам, едва ли не часами стояли на углу Бутлерова и Толстого, у памятника хирургу Вишневскому, и разговаривали...
Что я считаю главным достижением в своей жизни? Мою семью. Но ведь речь идет о профессии? Думаю, что я сочинил немало хороших текстов, прежде всего стихотворных.
Хотел бы ты вернуться в прошлое и что-то поменять в своей жизни? В самом общем смысле – да, конечно. Но смотря что.
Из интервью детскому интернет-журналу «Жёлтая гусеница»
– Что Вы любите?
– Детские книжки, если они здорово написаны и нарисованы, пинг-понг и кулинарию.
– Что Вы не любите?
– Ненужные вещи в доме, чёрный кофе с лимоном; и снобов, то есть зазнаек.
– О чем Вы мечтали в детстве?
– Стать геологом или артистом. Артистом в каком-то смысле стал: я довольно часто выступаю для ребят и для взрослых.
– Ваши любимые книги в детстве и сейчас?
– В детстве их было очень много. Обожал «Приключения Калле Блюмквиста» Астрид Линдгрен и «Похищение в Тютюрлистане» Войтеха Жукровского. А сегодня – детские стихи, например, Шела Силверстейна или Григория Кружкова.
– Быть детским писателем – это…
– Писать для детей – как сражаться арнорским кинжалом (помните «Властелина колец»?); это очень маленький меч, размером с ножик. Но такой острый, что им можно поразить назгула. А можно и просто вырезать игрушку.
Борис Вайнер
ОЛОВЯННЫЙ, ДЕРЕВЯННЫЙ И СТЕКЛЯННЫЙ
(песенка)
Три словечка, что, как водится в природе,
Ничего ещё не значили вчера,
Прилетели вдруг совсем не по погоде,
Словно бабочки с осеннего двора:
«Оловянный, деревянный и стеклянный» -
Белым мелом на оранжевой стене...
И негаданно, а может, и нежданно
Догадался я, что это – обо мне.
Разве я не попадал, солдатик стойкий,
Между двух на поражение огней?
Разве я не говорил себе: «Не ойкай -
Верно, другу и врагу ещё больней»?
Разве рядом с ненаглядной и желанной,
На которую похожей не найти,
Я не таял, человечек оловянный,
От любви – и от печали впереди?
Разве лодочку теченьем не крутило
И не вынесло неведомо куда?
Разве денежку, как юный Буратино,
Не закапывал я в землю никогда?
Разве я, дитя неверное чулана,
Где засовы да паучья злая сеть,
Не боялся, человечек деревянный,
Как полешко неприметное сгореть?
Ясным вечером на перевале горном
Разве сам я не просвечивал насквозь?
Лампой матовой при столике игорном
Разве мне потом бывать не довелось?
Разве карта припасённая не бита?
Разве всё на небесах не решено
И судьба моя смешная не разбита,
Словно мячиком нечаянным окно?
Оловянный, деревянный и стеклянный,
Я по жизни, как по острову, кружу
И, как будто на знакомую поляну,
К старой школе раз за разом выхожу,
Где мальчишка хрестоматию читает,
И над стриженою чёлкою его
Три словечка, легкокрылые, летают –
И пока ещё не значат ничего.
Не ходи за мной
Вместе нам не быть,
Не ходи за мной –
Шёлковая нить
За стальной иглой.
Мне остался шаг
В этот мрак ночной.
Я тебе не враг –
Не ходи за мной.
Не гляди в ответ
Плача и любя –
Я лишь пыльный след
Самого себя.
Мне не в радость день
И не в радость ночь,
Я всего лишь тень,
Чья дорога – прочь.
Был я гром-гроза –
Стал в коленях дрожь,
Был я взгляд в глаза –
Стал я в спину нож.
Мне дорога – прочь,
Мне судьба – пропасть
Там, где зло не впрок,
А добро не в масть,
Где не видно звёзд,
Где ищи-свищи,
А на тыщу вёрст
Ни одной души –
Только волчий вой,
Только вороньё...
Не ходи за мной –
Это не твоё.
Вместе нам не быть,
Не ходи за мной –
Шёлковая нить
За стальной иглой.
Мне остался шаг
В этот мрак ночной,
Я тебе не враг –
Не ходи за мной.
В ОКЕАНЕ
В океане -
Тьма напастей,
И одна другой
Зубастей.
Каждый, кто
Имеет пасть,
Норовит на вас
Напасть.
Если вы и сами -
С пастью,
Можно справиться
С напастью.
Если маленькая
Пасть -
Можно запросто
Пропасть.
Если вы
Совсем без пасти -
Лучше нА берег
Вылазьте!