Три роли Ирины Аксеновой. Хотя она не актриса

Любовь Агеева

19 декабря 2024 года

С 30 октября  в гостиной Дома-музея Василия Аксенова работает выставка художника Ирины Аксёновой «И вновь благодарю».  

Она посвятила ее 40-летию памяти своего отца —Александра Аксёнова, педагога Казанского авиационного техникума, любимца студентов и, как говорит Ирина Александровна, «просто исключительного Человека».

Это уже не первая выставка Ирины Аксёновой. Но в Казани ее больше знают как архитектора-реставратора и директора Дома-музея Василия Аксенова. И только изредка она предстает в третьей своей роли.

Ирина Александровна АКСЁНОВА — заслуженный деятель искусств РТ, архитектор реставратор высшей категории, член Союза архитекторов РФ, Союза художников Татарстана. Окончила среднюю художественную школу им. Иогансона (1976, Ленинград), Ленинградский государственный институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина (1982).

По её проектам в Казани отреставри­рованы десятки памятников, в том числе Театр оперы и балета имени Мусы Джалиля, Петропавловский собор, главное здание Казанской мэрии, Братский корпус Спасо-Преображенского монастыря Казанского Кремля, Дом Фукса, Дом Ремезо­вой (консульство Казахстана) и многие другие объекты культурного наследия.

Доцент Казанского государственного архитектурного строительного университета. Создатель и директор Дома-музея Василия Аксёнова (с 2009 г.).

Вот какой отзыв «ВКонтакте» оставила о церемонии открытия выставки «И вновь благодарю» известный казанский поэт Наиля Ахунова:

«30 октября состоялось открытие выставки замечательных акварельных и пастельных работ Ирины Аксеновой, художника и архитектора, бессменного директора Дома-музея Аксенова.

На вернисаже друзья и соратники сказали немало добрых слов в адрес Ирины Александровны. В продолжение всего вечера звучали воспоминания, посвящения, поздравления, стихи Татьяны Лярсон и Нури Бурнаша, музыка Баха и Шуберта в «живом» исполнении, а также прекрасный вокал Эльмиры Галеевой.

Я тоже поздравила виновницу торжества от имени нашего ЛитО с новой выставкой «И вновь благодарю». А ее вклад в культуру, архитектуру и историю нашего города очень весом.

Кстати, многие наши встречи и фестивали мы проводили здесь, в том числе и фестиваль имени В. Тушновой.

Еще раз от души поздравляем! Фото Наили Ахуновой. 30.10.24. Казань».

Фото на память

В том, что Ирина Александровна ощущает себя художником, по ее словам, нет ничего особенного.

— Каждый хороший архитектор должен уметь рисовать. Как каждый хороший хирург должен уметь владеть рукой, архитектор должен хорошо владеть карандашом. И его этому учат. Просто кто-то рисует лучше, кто-то хуже, кто-то этим увлекается, кто-то — очень увлекается, а кто-то просто формально подходит, в рамках учебного процесса. Все люди разные.

А я с детства была этим одержима. Правда, думала о профессии медика. Но училась в детской художественной школе. И мои педагоги убедили меня и моих родителей в том, что я должна идти дальше в этом направлении. Мне предложили поехать в Ленинград, в среднюю художественную школу имени Иогансона при Институте имени И.Е. Репина (сейчас Академия худо­жеств).

Подобных школ в СССР было все­го три: в Москве, при Суриковском институте, в Ленинграде и Риге. Конкурс был многоступенчатый — отбирали со всего Союза и даже из соцстран. Работы сначала рассматривали дистанционно, потом приглашали на очный тур.

В школе учились со всех концов страны, даже из Комсомольска-на- Амуре, из Болгарии, Румынии… Мы жили в интернате. Это другая история — школа жизни без родителей.

Выставка Ирины Аксеновой работает в родных стенах. Дом-музей она создавала по поручению самого Василия Аксенова. И хотя не получилось сохранить деревянное строение, в котором он в детстве жил, Ирина Александровна сделала и в новых стенах удивительно теплый и душевный мир, как написала в журнале «Казань» Айсылу Мирханова — «пристанище нечуждых творчеству людей и многие годы собирает неравно­душных к тому что шестидесятники называли «ро­скошью человеческого общения» — свободе, литера­туре и джазу».

Очень советую прочитать беседу Айсылу с Ириной Александровной, она многое объясняет в характере Аксеновой. Узнаете много подробностей о том, что влияло на выбор профессии и ее интересы, как сложилась ее жизнь.

Мне казалось, что я многое знаю об Ирине Аксёновой, но оказалось, что это не так. Увы, не было такой возможности — посидеть вместе, не спеша поговорить, пораспрашивать. Всё — бегом, по делу.  Чаще встречаемся на каких-то мероприятиях в ее музее или в других местах. Бывали у нас и совместные проекты, но в это время встречи тоже на бегу. В Доме-музее Василия Аксенова проходили презентации печатного альманаха «Казанских историй» о редакции «Вечерней Казани», двухтомника сочинений Елены Чернобровкиной в стиле фентези. Очень здесь подходящая для этого атмосфера. А не так давно я презентовала здесь свою новую книгу о «казанском феномене».

О музее Аксенова, которому уже 15 лет, надо говорить отдельно. Это особый мир, в котором ты почти не чувствуешь стремительный бег времени, а порой время просто замирает, унося нас в прошлое, когда мы были молоды, когда все любили стихи и было стыдно не читать книги.

Позаимствую из интервью Айслу Мирхановой некоторые подробности о жизни Аксеновой после Ленинграда. Скорее всего, она бы осталась после окончания учебы в этом городе, ее уже пригласили в «Ленгражданпроект». Но после смерти отца она не могла оставить маму одну и вернулась в Казань. Собственно, это случилось чуть раньше — она проходила здесь преддипломную проектную практику. Выбра­ла для диплома проект «Сви­яжск. Туристический комплекс».

— Мне не хотелось строить его на самом острове. Туристический комплекс, по моему представле­нию, должен был размещаться на противоположном, правом бе­регу, между Петропавловской и Введенской слободами. Я собра­ла всяческие материалы, сделала дипломный проект и через год защитилась.

Наверное, если бы ей удалось реализовать свой проект, у острова могла быть другая судьба.

— Мне хоте­лось как-то помочь оживить этот остров. Не трогая его, оберегая.

Когда пришлось окунуться в реставрацию, изучая её с научной стороны, я пришла к выводу, что больше всего раз­рушений было не столько после 1917-го, сколько в 1930-е годы. Казань и Свияжск — тому прямые свидетели. Остров ведь весь в ку­полах был — сколько было храмов приходских, пять монастырей. А в 1930-е годы репрессии косну­лись не только людей, но и архи­тектуры. Многие гуру профессии пытались сохранить памятники, и их тоже ликвидировали.

Для преображения острова-града был выбран другой вариант, который мало подошел островитянам, зато очень нравится туристам.

В Та­тарской специальной научно-ре­ставрационной производственной мастерской, куда Аксенова устроилась, на нее возложили ответственность за сохранность острова со всеми уцелевшими сокровищами, и кро­ме того — за Зилантов, Раифский и Седмиозёрский монастыри. Мастерская тогда находилась в бывшем Благовещенском соборе. В будущем она сюда вернулась уже как автор проекта реставрации.

В годы перестройки и позднее, в 90-е, было не до реставра­ции объектов культурного наследия. И в это время Ирина Аксенова стала больше рисовать, чтобы  «как-то спасаться графикой и живописью».  

Наиболее плодотворным периодом своего творчества как архитектора-реставратора она считает подготов­ку к тысячелетнему юбилею Казани. Юбилей, можно сказать, спас много памятников старины — суконные про­изводственные корпуса, Братский корпус в Кремле, позже Сергиевскую церковь на Япеева, 2, бывший Хлебный базар на Проф­союзной…

Мы не раз встречались с Ириной Александровной по реставрационным делам. Например, она всё сделала, чтобы спасти от уничтожения хотя бы несущие стены бывшей гостиницы «Казань» на улице Баумана (в прошлом —номера «Казанское подворье»). Если бы не она, они бы точно однажды обрушились — и кто бы сказал, что не было для этого причин?

В ноябре 2013 года я откликнулась на просьбу известных казанских краеведов защитить старинную церковь Космы и Дамиана и колокольню Петропавловского комплекса, поставив свою подпись под письмом Президенту Татарстана Рустаму Минниханову. Потом внимательно наблюдала за развитием событий. Тогда шел спор между руководством КФУ и активистами местного отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

Мои коллеги — журналисты предъявляли серьезные обвинения властям, которые, по их мнению, уже многие годы ничего не делают, чтобы спасти дом Михляева (или Микляева) – Дряблова и старинную церковь рядом с ним, и руководству Казанского федерального университета, которое начало строительные работы рядом с бывшим храмом. Не зная всей полноты информации, делали крутые выводы…

И основания для них были. Достаточно вспомнить, с какими трудностями реставрировались Дом Фукса на улице Московской, Дом Горталовых на Япеева, где изначально планировалось открыть музей Льва Толстого, с какой легкостью были снесены старинные здания, связанные с Габдуллой Тукаем, Велимиром Хлебниковым, с каким равнодушием наблюдали власти, как разрушались кирпичный дом в бывшей Марусовке, в котором недолгое время жил Алеша Пешков, будущий Максим Горький, бывшая гостиница Дворянского собрания на улице Рахматуллина, связанная со многими важными гостями Казани (кстати, они до сих пор в руинированном состоянии).

Но у властей были заботы не только о памятниках старины. У руководства университета тоже были свои резоны — Институт геологии и нефтегазовых технологий очень нуждался в новом учебно-лабораторном корпусе.

Дискуссия о том, быть или не быть новому корпусу, расколол даже ряды членов ТРО ВООПИиК. Местами она напоминала скандал. Чтобы разобраться в ситуации, я пригласила в третейские судьи Ирину Аксенову, и мы с ней побывали на месте, встретились с директором института, профессором Данисом Нургалиевым. Она убедительно объяснила ему, что церковь представляет ценность как один из ярких образцов гражданской архитектуры своего времени. К тому же место это намоленное, а алтарь для верующего остается алтарем даже в разрушенном здании. Понимание этого помогло директору института понять непримиримую позицию оппонентов.

Данис Карлович оказался не только знающим специалистом в области геологии и знатоком истории Кремлевского холма, но и человеком, заинтересованным в сохранении памятников культуры. Был найден компромисс. Директор института, в ту пору проректор КФУ, пообещал, что будут приняты все меры, чтобы не только не разрушить, но и сохранить церковь Космы и Дамиана, и все обещания были выполнены.

Ирина Александровна мне очень помогла тогда разобраться в ситуации. В таких спорных случаях часто не хватает специальных знаний. В «Казанских историях» вышло три моих материала на эту тему: Планы КФУ раскололи Общество охраны памятников Татарстана; Между Сциллой прошлого и Харибдой настоящего; Между Сциллой настоящего и Харибдой прошлого.

Честно признаюсь, я совсем не знала Ирину Александровну как художника.  Ее первая персональная выставка проходила в Музее А.М. Горького в 1983 году, когда его директором была Альфия Амировна Тутаева. Рецензия в «Вечерке» вышла на всю четвертую страницу. Нынешняя выставка уже седьмая.

Ирина Александровна рассказала, что увлечение живописью порой соприкасается с ее служебными обязанностями:

— Когда в нашем музее стали проходить литературные фестивали, я очень увлекалась портретом. И мне они удавались, откровенно признаться. Несколько работ с выставки, на которой я показывала только портреты, исчезли!  

На одном из Хлебниковских фестивалей их организатор Лиля Газизова, увидев мои зарисовки, предложила сделать их обязательной составляющей частью фестиваля. Я рисовала портреты присутствующих и фрагменты из произведений, о которых мы говорили.

И по сей день рисую портреты, могу вам показать.  Но только в телефоне. На этой выставке портретов нет.

Портреты я посмотрела, и это еще больше укрепило мои впечатления после знакомства с выставкой. В живописи я полный профан, но, изучив последнюю экспозицию Ирины Александровны, где представлены в основном работы в технике пастели и акварели, я, кажется, поняла главное: у ее картин, какими бы они не были по жанру, пейзаж, натюрморт, портрет или какая-то вольная композиция, есть общее — это выраженное красками впечатление. И не реальное отражение увиденного, и не логическая абстракция, и не буйство фантазии, которое порой понять трудно. Это мир, явленный в минуту, когда вокруг нет ничего плохого — только красота, рождающая в душе покой и умиротворение. Как сказала сама Ирина Александровна, это сродни медитации. Хороший лекарь, когда плохое настроения.

Когда я спросила ее, как она умудряется сочетать столько разных занятий — занимается реставрационными проектами, руководит музеем, преподает, она ответила неожиданно:

— Если я не буду рисовать, я не смогу быть очень занятой.

И я ее очень понимала в эту минуту.

Фото Розы Садриевой